скачать книгу бесплатно
– Мама, ты уже поставила тарелку с дымком?
– С каким дымком?
– Ну, чтобы я мог хоботком достать!
Гоша выпрямил перед собой руки, потом неуверенно прижал ладони к лицу и тронул собственный нос.
– Ой, а почему он такой маленький?..
– Кто маленький? – улыбнулась мама.
– Ну как кто! Мой хобо… Я что, не слонёнок разве?
– Ещё какой слонёнок! – рассмеялась мама, вынимая из кровати четырёхлетнее розовое сокровище. – Вот только носик у тебя сегодня бледный. Не заболел ли?
Малыш вывернулся из маминых рук, встал на четвереньки и, покачивая животиком, направился к двери.
– Мама, идём скорей в зоопарк! Я же настоящий слонёнок!
Зимовка-жизнь
Грязный мартовский сугроб горбился под жаркими лучами весеннего солнца. Из-под его подтаявшего основания сочилась мутная талая влага. Она собиралась в крохотные водяные дорожки, те сливались в ручейки и весело бежали прочь, журча и посверкивая на перекатах, пока не исчезали в фиолетовой глубине единственной во дворе канализационной решётки. «Как неприлично!» – вздыхал сугроб, разглядывая мокрый асфальт. Это был воспитанный сугроб, и несмотря на горечь расставания с миром, до последней снежинки заботился о красоте и благополучии двора. Он стыдился собственного бессилия и того, что не в силах забрать ручейки обратно. «Как нехорошо, – сокрушался сугроб, – разве я виноват, что из-за меня детская площадка превратилась в грязную лужу?..»
Арбатский дворик был его маленькой страной, и он любил её. Любил не потому, что не видел других дворовых стран и континентов, но потому что родился здесь. А уж сколько солнц и детских улыбок пришлось на его долгую зимовку-жизнь – не сосчитать!
* * *
…Конец декабря выдался снежный. Каждое утро дворник Семён разгребал двор и занесённые снегом дорожки. Тогда-то и навалил он огромный сугроб возле песочницы. Думал перебросать его следующим днём на газоны, но детвора решила по-своему: «обкатала» сугроб, и получилась классная горка. Так снеговик начал общественное служение.
Резвые выдались в ту зиму детишки. Всякий день напролёт карабкались, падали кубарем, скатывались! А с ними и сугробу веселье: одного спустит благополучно, другого подбросит вверх и в снежок определит под общий хохот.
Да, детишки были резвые, но разные. К примеру, один мальчик строит снеговика, катает шары, бегает домой то за угольками для глаз, то за морковкой для носа. А другой мальчик отсиживается в стороне и ждёт. Как только первый доделает снеговика и водрузит старенькое ведро поверх законченной пирамиды, тот, второй выбегает из засады, разваливает белоснежное чудо и с победным криком прячется на соседских дворах. «Нет, – размышлял сугроб, – из того, второго, строитель не получится. Разве что революционер какой или бандит».
Сугроб не мог знать, кто такие революционеры и почему они разрушают то, что создали другие. Но кто такие бандиты, он знал хорошо. Однажды на его глазах два взрослых парня отняли у женщины сумочку. Женщина потом долго сидела на скамейке и горько плакала, повторяя: «Бандиты, бандиты!..» На другой день мужчина спортивного вида привёл парней, укравших сумочку. «Они?» – спросил он женщину и хорошенько встряхнул обоих. «Они, – подтвердила женщина, принимая из рук мужчины пропажу, – вы отпустите их, им же больно». Мужчина разжал кулаки. Один из хулиганов бросился бежать, оборачиваясь и крича непристойные ругательства, а другой подошёл к женщине и, хлюпая носом, попросил простить его. Мужчина в растерянности смотрел то на парня, убегающего прочь, то на воришку, вытирающего рукавом слёзы. А женщина сказала: «Выходит, наш дворик – гора Голгофа! Надо же…». Что значит «гора Голгофа», сугроб не понял, но запомнил главное: есть такие места, где проявляется в человеке и хорошее, и плохое. И что это особенные места…
Наступила весна. Сугроб таял и с грустью оглядывал двор, где прошла вся его жизнь. Последние талые кусочки старых друзей, декабрьских сугробов, убегали прочь, подхваченные ручейками мартовской зажоры[1 - Зажора – первая весенняя вода, ещё не видимая под снегом.].
«Ну вот и всё», – выдохнул наш герой, наблюдая, как в полусфере неба кружатся белые кристаллические снежинки и тихо падают на заснеженную землю. «Как хорошо! – подумал он, исчезая. – Я в раю!»
АРТАМОНОВА Ирина
Ёлочка-Крошечка
Осенью птички кормились – клевали зрелые еловые шишки, попадавшие с елей, дружное семейство которых росло рядом с поляной. Они были разные. Над всеми возвышалась могучая старая ель, вокруг неё росли молодые ёлки, на которых только недавно стали созревать шишки, и множество совсем юных ёлочек разного возраста и роста. Птички наелись и улетели. К лапке одной из них прилипло еловое зёрнышко. Зёрнышку не понравилось летать, оно оттолкнулось от птичьей лапки, полетело вниз и легло на листик. Подул ветерок, листик закачался, зёрнышко упало на землю и закатилось в маленькую трещину. Там было тепло, уютно и темно. Зёрнышко закрыло глазки и крепко уснуло. Оно не знало, что вскоре похолодало, трава завяла, и её прикрыли толстым одеялом опавшую листву листья, а сверху Дед Мороз всё закутал снежной шубой
Зёрнышко проснулось от тепла. Снег уже весь растаял, и солнышко согрело лиственное одеяло. Зёрнышко почувствовало, что с ним что-то происходит – стали расти корешки и пить тёплый, сладкий сок земли, а из макушки потянулся вверх, к свету, тоненький росточек. Было страшно, но интересно. Наконец, росток, проколов слой прошлогодних листьев, выглянул наружу. Там было так светло и красиво.
– Мама! – сказал росточек высокой травинке.
– Какая я тебе мама, только позавчера сама выглянула из земли – сказала травинка – твои родственники, смотри, вон на краю поляны стоят, там и мама твоя, и сестрички, и даже бабушка!
Росточек посмотрел вокруг, но ничего не увидел, кроме голубого неба и травинок вокруг.
Шло время. Днём светило тёплое солнышко. Короткие ночи были временами тёмными с яркими звёздочками на небе, которые, казалось, лукаво подмигивали. Порой на небе светила луна. Она бывала разной – сначала, как тоненький серпик, который постепенно толстел и превращался в довольно яркий (ну, конечно, не такой как солнышко!) круг, начинал худеть и опять превращался в серпик. Потом приходили опять тёмные ночи. Порой с неба капала вода, не видно было ни солнышка, ни луны. Корешки маленького росточка всё глубже уходили в землю, ветвились и приносили росточку всё больше сладкого сока земли. Появились маленькие боковые веточки с тонкими зелёными иголочками.
Однажды кто-то наклонился, раздвинул густую траву и сказал:
– Ой! Какая крошечная, хорошенькая ёлочка здесь растёт.
– Значит, я – Ёлочка! – обрадовался росточек.
Постепенно дни становились короче, а ночи – длиннее и длиннее. Однажды подул сильный ветер и на траву стали падать жёлтые листочки, стало холодно.
– Мама, бабушка! Мне страшно! – громко закричала Ёлочка-Крошечка, и вдруг, откуда-то сверху, услышала ответ:
– Не бойся, Ёлочка-Крошечка, моя маленькая внученька, всё хорошо. Просто, кончилось лето, и пришла осень. Так каждый год бывает. Скоро придёт зима и всё засыплет снегом. Ты закрой глазки и усни. Под снегом тепло. Весной снег растает, ты проснёшься, обрадуешься теплу и начнёшь опять расти.
Так оно всё и вышло…
Прошло несколько лет, Ёлочка-Крошечка подросла, стала выше окружающих её травинок и увидела, что на полянке она не одна – несколько её ровесниц-сестрёнок тоже выглянули из травки, и радостно улыбаются ей и окружающему их прекрасному миру. А совсем рядом – большое семейство ёлок: их старшие сестрички, тётушки и мамочки. И над всеми возвышается высокая Ель-бабушка – добрая и мудрая.
Сказка про старый таз
Начинаю свой рассказ. Жил в семействе старый таз. Таз дружил с ведром и тряпкой. Было всё у них в порядке. Много лет стирали в нем, мыли ноги… Но, потом таз от старости потёк, прохудился. В уголок его сунули сначала, и тихонько, без скандала на помойку отнесли, а оттуда и на свалку на машине отвезли…
Долго плакал таз на свалке, ему было себя жалко. Много лет служил он людям. Что же с ним, калекой, будет. Но однажды, умный кто-то проявил свою заботу. Он рабочих пригласил и в машину загрузил много ржавого металла. Тазу как-то страшно стало. «И куда меня везут?» – думал он. Но тут в вагон всё, что было, погрузили и по рельсам покатили. Из вагона – прямо в печь! «И за что хотят нас сжечь?» Но железо не горит – только плавится. И расплавленный металл (Как вам нравится?) слили в формы, остудили, слитки тонко прокатили на большом прокатном стане. А потом, из новой стали штамповать стали тазы, вёдра, вилки и ножи…
Старый таз теперь стал новым – и блестящим, и здоровым!
Лесные духи
Листает время дни, как ветер календарь,
Забытый на скамье в саду в тени забора,
Спешит куда-то в неизвестность, вдаль,
То радостно, то грустно, то с задором…
Всё ждали зиму – затянулась осень…
Потом вдруг март, и оттепель, и новь,
А там Земля свой снежный саван сбросит
И заиграет молодая кровь.
Проснутся корни трав, кустов, деревьев,
Погонят в кроны сладкий сок земли,
И духи леса, знаю я, поверь мне,
На свой Совет слетятся в эти дни!
Они обсудят важные вопросы:
Чему, в какой момент теперь цвести,
Когда и где обильней будут росы,
С людьми – гостями – как себя вести?
Что надо сделать, чтобы люди стали
Добрее и сердечнее к Земле,
К лесам, лугам, полям, чтоб перестали
Уродовать природу и себе
Вредить тем самым. Как им объяснить,
Что очень неразумно сук рубить,
На коем держится здоровье их и счастье?
Зачем же накликать себе напасти?
С Природой-Матушкою следует дружить,
В согласии взаимном с нею жить…
Так каждою весной с любовью и тревогой
Лесные духи нам мостят дорогу
К сотрудничеству, миру, красоте.
Ну, что же мы всё бродим в темноте
Борьбы, корысти? Уж пора прозреть!
Нам стоит поумнеть и подобреть!
БЕКЛЕМЫШЕВ Алексей
«Пришел однажды лис к лисе»
Сказка для взрослых
«Смерть – величайший математик, ибо безошибочно решает все задачи»
Василий Ключевский
Действующие лица: Александр – мужчина 52 лет. Художник.
Алевтина – женщина 42 лет. Врач-психиатр.
Алексей – мужчина 42 лет. Муж Алевтины. Врач-кардиолог.
Наши дни. Ночь. Зима. Ночь настолько лунная, что в обычной московской квартире у Алевтины так светло, что кажется где-то все-таки горит свет. Алевтина спит. В квартире неизвестно откуда появляется Александр. Ему 52. Выглядит моложе своих лет или в ярком полумраке это только кажется. Он в солидном выходном костюме. Садится на краешек кровати Алевтины и долго смотрит на нее. Затем кладет руки на ее волосы и гладит их. Какое-то время она еще спит. Затем резко поворачивается и встает.
АЛЕВТИНА (испуганно) – Вы кто? Что вы здесь делаете?
АЛЕКСАНДР – Ты не узнаешь меня? Я Саша. Художник. Пятнадцать лет назад ты исчезла от меня.
АЛЕВТИНА (окончательно просыпаясь) – Саша? Как ты здесь оказался? Зачем? У меня сейчас муж с ночной придет. Немедленно уходи!
АЛЕКСАНДР – Ничего страшного. Он меня не увидит. Я пришел проститься.
АЛЕВТИНА – Мы уже простились пятнадцать лет назад!
АЛЕКСАНДР – Простилась ты, а я не прощался. Ты испугалась это сделать в глаза и, если помнишь, написала мне об этом. Вот я и решил за тебя это сделать. То, на что не решилась ты. Проститься по-честному. В глаза.
АЛЕВТИНА – Что за бред? Почему именно сейчас и в моей квартире, ночью? И вообще, как ты узнал, где я живу и как попал сюда? Немедленно уходи!
АЛЕКСАНДР – Ты не совсем поняла меня. Я умер в Химкинской клинической больнице на Куркинском шоссе десять минут назад от острой сердечной недостаточности, и мне дали выбор, с кем я могу попрощаться, прежде чем растворюсь в вечности. Я выбрал тебя, Аля. Наверное, ты – лучшее мое воспоминание прошедшей жизни. Жену я видел еще вчера в палате, дочь была у меня позавчера, и я не хочу, чтобы она переживала, друзья ко мне приходили довольно часто, со всеми родными и близкими я много общался, а тебя не видел пятнадцать лет. И я выбрал тебя. У меня не так много времени. Ну, рассказывай, как ты? Как сложилась твоя жизнь?
Алевтина долго смотрит на Александра и молчит. Она в оцепенении. Затем она медленно встаёт и хочет включить свет.
АЛЕКСАНДР – Не включай, пожалуйста, свет. Так ты меня не увидишь, да и моим глазам больно от яркого света. Ты садись, не волнуйся, давай попьем чай и поговорим. Мне это очень важно.
АЛЕВТИНА – Это какой-то глупый сон?
АЛЕКСАНДР – Пускай будет так. Отныне, я буду для многих, кто меня знал, представителем Морфея. Или, возможно, наоборот. Морфей будет иногда приходить во снах в моем обличии. Он умеет абсолютно точно подражать голосу и стилю речи человека, которого изображает. Но мне бы не хотелось вдаваться в эту древнегреческую философию и поговорить о тебе. Как ты?
АЛЕВТИНА – Ты никогда не носил костюмы. Может, ты и есть не Саша, а Морфей, изображающий тебя и незнающий, что ты никогда не носил костюмы, во всяком случае, пятнадцать лет назад.
АЛЕКСАНДР – Мне приятно и ценно, что ты это помнишь. Это похоронный костюм. В нем меня похоронят.
АЛЕВТИНА – Тебя и переодеть уже успели? Ты же только десять минут назад умер.
АЛЕКСАНДР – Твое воображение опередило переодевание. Зачем тебе знать то, чего знать не нужно? Мне не идет этот костюм?
АЛЕВТИНА – Я тебя запомнила в классическом одеянии художника. Брюки все в красках, рубашка, застегнутая не на все пуговицы и неизменный французский шарф.
АЛЕКСАНДР – Ничего и не изменилось. Я так ходил, пока не лег в эту дурацкую больницу. И вообще я считаю, что хоронить нужно голым. Как там у Родена?
АЛЕВТИНА – Какого Родена?
АЛЕКСАНДР – Огюста. Нагим пришел. Вот и нагим нужно уходить. Столько дорогих костюмов переводят ежедневно. Тысячи. А зачем они мертвому нужны? Костюмы нужны живым! Я так считаю. Была бы моя воля, то с радостью бы лежал в гробу голым. И руки не на груди сложены, а на причинном месте. Прикрывающие его, как фиговый лист. Представь реакцию моих друзей, если бы они это увидели? Смеху было бы. Вот такие веселые похороны я бы хотел.
АЛЕВТИНА – Без шоу ты не можешь.
АЛЕКСАНДР – Могу. Поэтому не стал этим всем заниматься, а пришел к тебе.
АЛЕВТИНА – Спасибо.
АЛЕКСАНДР – Попьем чаю?
АЛЕВТИНА – Да, конечно.
АЛЕКСАНДР – Только прошу тебя, не включай свет.
АЛЕВТИНА – Хорошо.
Она идет на кухню и ставит на плиту чай. Возвращается. Садится напротив Александра, и оба смотрят друг другу в глаза. Тишина. Чайник закипает. Она разливает чай по чашкам и садится напротив Александра. Над ними как будто пролетел ворон.
АЛЕВТИНА – Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?
АЛЕКСАНДР – Эрл Грей?
