скачать книгу бесплатно
В середине шестидесятых годов прошлого века Венгеровским, который был лидером харьковского «Буревестника», заинтересовались в Луганске, и вопрос о его переходе в местную «Звезду» решал, что случалось в исключительных случаях, тогдашний первый секретарь обкома КПСС, большой поклонник спорта Владимир Шевченко. Договорившись о зарплате, партийный меценат спросил, какие еще есть пожелания. Игрок попросил квартиру («будет»), четырехкомнатную («будет»), в центре города («будет»), автомобиль («будет»), не «Москвич», а «Волгу» («будет»), и непременно черную («пошел вон!»). Аудиенция закончилась. Переход не состоялся.
Для юных читателей объясню, что по тем временам, когда иномарок на советских дорогах не было вовсе, на черных «Волгах» ездили исключительные партийные и хозяйственные руководители в областных центрах. В столице же власть предержащие передвигались на «Чайках» или ЗиЛах…
Так, до конца своей игровой карьеры, талантливый игрок по тем временам оставался в Харькове. Потом пробовал себя на тренерской работе. А вообще завершать выступление за сборную в двадцать восемь лет – рановато, согласитесь. И хотя имя харьковчанина называлось всегда в числе лучших игроков чемпионата страны, тренеры сборной, повторяю, более не приглашали его даже на сборы. А ведь он вполне мог поехать и на Игры в Мехико в 1968-м, и даже в Мюнхен в 1972-м…
* * *
«Волейбольный поединок длится до финального свистка судьи, и пока он не прозвучал, пока последнее очко не разыграно,?– всегда есть шанс выйти победителем»,?– эта фраза Венгеровского игрока, а позднее тренера стала девизом всей его жизни в большом спорте. И я взял ее на вооружение и перенимал его опыт.
Познакомились мы в Белгороде в середине семидесятых годов. Юрий Наумович к этому времени успел поработать с различными командами, но надолго нигде не задерживался. Он оказался в моем родном городе по приглашению ректора Белгородского государственного технологического института строительных материалов Вилена Алексеевича Ивахнюка, кстати, бывшего волейболиста, во времена своей учебы в Харькове выходившего на площадку вместе с Венгеровским.
Ивахнюк вдруг загорелся идеей создать институтскую волейбольную команду, которая смогла бы конкурировать с другими вузовскими коллективами в стране. А поскольку у ректора были далеко идущие планы, он пригласил тренировать студенческий коллектив, в который на первых порах влились все волейболисты, выступавшие за сборную Белгородской области, не кого-нибудь, а своего старого знакомого, к тому же олимпийского чемпиона и заслуженного мастера спорта.
Именитый спортсмен тут же всерьез взял быка за рога, как, кстати, делал это всегда. Он устроил «смотрины» для всех мало-мальски проявивших себя в нашей игре белгородских игроков в спортивном зале завода «Сокол». И вскоре отобрал необходимую дюжину. Задача формулировалась четко: через два года войти в первую лигу чемпионата СССР, еще через два – в высшую.
Среди прочих отозвался на призыв Венгеровского и я. Оказался примерно двадцать пятым среди тех, кому хотелось заниматься под началом мэтра. А мы считали его именно таковым.
Я сразу понял, что он искал не только игроков хоть какого-то, по меркам того времени, приличного уровня, но и своих единомышленников, которые были готовы пойти за ним в огонь и в воду, преодолевать любые преграды. Наверное, почувствовав мое состояние и желание пусть не играть, но хотя бы помогать ему во всем, тренер оставил меня вместе с остальными «избранными». Понятно, что совсем не волейбольный по своим физическим данным, я в состав не проходил, но помогал новому тренеру чем только мог, выполнял любую работу. И во все глаза смотрел, что делает знаменитый в недавнем прошлом волейболист, «в рот ему заглядывал», ловил каждое слово, каждый жест.
* * *
С приходом Венгеровского в белгородскую студенческую команду отношение к волейболу в городе начало приобретать профессиональные черты. Вообще сегодня даже трудно представить, как проходили наши первые занятия: в центре институтского спортзала тренируется волейбольная команда, а вокруг по периметру бегают до двухсот студентов, идут академические занятия, разминаются представители других видов спорта. Условия были жуткими.
Разумеется, это не нравилось Юрию Наумовичу, ведь он попытался с самого начала все поставить на профессиональные рельсы: добивался талонов на питание для игроков, попытался убедить институтское руководство, что зал надо разделить, что команду надо одеть в нормальную форму, что, наконец, играть надо не отечественными мячами со шнуровкой, а нипельными чешской фирмы «Gala». Которые, к слову, достать было практически невозможно, даже имея связи в Москве. Да, еще важно было добыть кроссовки, которые начала выпускать только-только построенная в канун Олимпиады-80 известной фирмой «Адидас» фабрика.
Для игроков в то время было в диковинку все, что предлагал новый тренер: регулярные тренировки по два раза в день, в общей сложности пять-шесть часов с понедельника по пятницу плюс одно занятие в субботу. К таким нагрузкам надо было привыкнуть, но тренер убеждал, что только благодаря именно такому серьезному отношению к делу возможно добиться поставленных целей. И игроки терпели и четко выполняли тренерские задания.
Когда же выезжали на сборы в Борисовку, в спортивно-оздоровительный институтский лагерь, Наумыч проводил даже по три тренировки в день. Начиналось все с зарядки – из-за измороси трава по утрам была еще белой, будто запорошенной снегом. Но мастер своего дела первым при этом нырял в воду, а мы, глядя на тренера, не имели права показать свою слабость и следовали за ним.
Да Юрий Наумович не ограничивался только тренировками. Он постоянно рассказывал своим воспитанникам, что происходит в волейбольном мире, как выступают сильнейшие сборные, как играют известные отечественные и зарубежные мастера. Задавал домашние задания, требовал ответов. И это тоже дисциплинировало подопечных.
Причем у команды постепенно появился свой стиль игры, который сегодня, к сожалению, забыт,?– скоростные действия на сетке с множеством комбинаций: «марита», «козел», «взлет сзади и спереди», «крест», «обратный крест», «волна»… И все это требовалось исполнять как можно быстрее. Отрабатывались взаимодействия связующего с игроками до автоматизма. Все эти тактические схемы-стрелы висели у каждого над кроватью в общежитии, где нам выделили целую секцию из пяти комнат. Таким образом, он, Юрий Наумович, буквально лепил игроков – других-то не было, пришлось ориентироваться только на тех, кто был под рукой.
* * *
Я действительно от и до прошел «университеты Венгеровского». Впрочем, достаточно быстро понял, что большим волейболистом, даже при всем старании и отдаче, мне не стать. Но и к волейболу, во многом благодаря учителю, прикипел основательно. Тогда-то и закралась мысль стать по теперешним меркам менеджером. В то время подобного слова даже в лексиконе не существовало – администратор, начальник команды, так было точнее. И в итоге я оказался тем самым связующим звеном, которое соединяло ректора «Технолога», как и по сей день в Белгороде называют теперь уже университет, и главного тренера команды. Потому что напрямую они общаться не могли.
Сам однажды был свидетелем весьма показательного случая. Тренер сразу после тренировки, в пропитанной потом майке, с вытянутыми в коленках тренировочных штанах, зашел в приемную к ректору, бросил секретарше: «Мне срочно надо к Вилену Алексеевичу!» – и прямиком в кабинет. Несчастная женщина, как Матросов на амбразуру, кинулась наперерез с возгласом:
«К нему нельзя, у него Ученый совет заседает, профессора, преподаватели!» «Сколько их там, профессоров этих?» – ничуть не смущаясь, наступал Наумыч. «Восемь»,?– услышал в ответ.
«Их – восемь, а я – один олимпийский чемпион». И вперед – в кабинет. А там разыгралась уникальная сцена, когда маэстро на полу стал демонстрировать ректору на глазах у изумленных членов Ученого совета какие-то игровые действия.
Что же до особых условий, различных благ, которые требовал для себя Венгеровский, то это было больше для самоутверждения. Потому что он таки ушел из жизни ни с чем. На утренней тренировке, прямо на площадке, в пятой зоне… На моих глазах все произошло…
К сожалению, наше общество так устроено, что большая его часть просто не способна осознать, что это за звание – олимпийский чемпион, не понимает, что эти люди сделали для страны, для ее имиджа, славы, наконец. Что к этим уникальным личностям надо подходить с пониманием, иногда даже прощать мелкие прегрешения и с определенной долей скепсиса относиться к большим запросам, но по возможности их удовлетворять.
По Белгороду Юрий Наумович не разъезжал на черной «Волге» и квартиру большую не имел. Правда, привередничал, выбирая жилье. Как-то зашли в новый дом, который он выбрал, а в одной из комнат в углу труба-стояк: «Нет, эта квартира мне не подойдет, предлагайте другую!» Вот такой он был – и ничего с этим нельзя было поделать.
* * *
Главное, результаты действительно пришли – количество и в самом деле переросло в качество: всего за какие-то несколько месяцев стоических тренировок а-ля Венгеровский «Технолог» смог занять второе место в Кубке Центрального совета ДСО «Буревестник».
Мы три года подряд соревновались с такими по тем временам знаменитыми студенческими коллективами, как МВТУ и одесский «Политехник». Мне больше всего запомнилась какая-то принципиальная встреча в нашем зале с одесситами, за которых в то время играли Владимир Полтавский, Виктор Алешин, другие. А в зале не было ни трибун, ни балконов. Так зрители усаживались прямо на полу вокруг площадки еще за четыре часа до начала матча.
Для провинциального Белгорода встреча с одной из команд высшей лиги была событием необычайным. Да и сам волейбол белгородцы еще только-только открывали для себя, знакомились с этой удивительной игрой. Помню, уступили мы тогда в пяти партиях…
Фаната волейбола, Юрия Наумовича, все еще тянуло на площадку, несмотря на солидный возраст. Потому после родного Харькова он соглашался выступать в качестве играющего тренера за ростовский СКА и за куйбышевский «Автомобилист», даже отправился ради возможности играть на далекую Камчатку, где создали волейбольную команду «Спартак». Она, правда, просуществовала недолго. Тогда Юрий Наумович решил переквалифицироваться в таксисты. Он, кстати, какое-то время поработал водителем не только в Петропавловске-Камчатском, но и в родном Харькове. Не от хорошей жизни, понятное дело, материальная сторона всегда за этим стояла.
Однажды он и из меня хотел сделать таксиста или кого-то наподобие. Дело в том, что в студенческие годы я ездил на грузовичке ГАЗ-51, когда мы свой институт строили,?– я рассказывал уже, как мы одновременно учились и строили новый корпус родного вуза. Но с тех пор несколько лет прошло.
А тут ректор Вилен Алексеевич выделил команде целый автобус – ПАЗик. Это было уже что-то. Транспорт-то у нас свой появился, а о том, кто будет автобусом управлять, речь даже не заходила – такой должности в заштатной команде, понятное дело, быть не могло. «Вот на автобусе на свой сбор в Сочи и поедете,?– напутствовал Ивахнюк.?– А водителя ищите и договаривайтесь с ним сами». Мы, кстати, к тому времени несколько лет подряд проводили сборы в Сочи.
Искать, понятно, никого не стали. Первым сел на водительское место сам Юрий Наумович. Проехал недолго, несколько десятков километров. А потом мне говорит:
«Давай, садись за руль!» Я, разумеется, ни в какую: «Да я в жизни за рулем автобуса не ездил. А тут людей везти». В ответ безапелляционный приказ: «Садись, я сказал!», да еще и «красным» словом приукрасил свою речь. Ослушаться я не смел – действительно сел и поехал. А еще и кашу варил, и мячи качал, и заменял тренера, когда он вдруг исчезал на несколько дней (я еще расскажу об этом). Чего мне только делать не приходилось.
* * *
Волейбол не отпускал Наумыча, игра, мяч тянули на площадку. Уже я был главным тренером «Аграрника», как тогда называлась команда, а он все еще выходил на площадку. И страшно возмущался, когда я его менял на кого-то из ребят помоложе. Он всегда считал, что был и остается самым сильным игроком. И – не поверите! – в пятьдесят шесть лет Венгеровский получил приз лучшего игрока международного турнира в Нюрнберге, выступая в качестве играющего тренера самобытного по тем временам харьковского клуба «Спецэлеватормельмаш». Еще через год он привел свою команду к победе на европейской Маккабиаде в Амстердаме вместе с партнерами по сборной России, которые годились ему в сыновья. Он мне тысячу раз говорил, что хочет попасть в Книгу рекордов Гиннеса, чтобы я готовил соответствующие документы: ни один игрок в волейболе не играет в возрасте пятидесяти шести лет. Не в ветеранской команде, а в самой настоящей.
Как-то в порыве откровения Наумыч признался мне: «Я к тебе долго присматривался. Мне было интересно, как ты себя поведешь в той или иной обстановке. Пьешь ты или не пьешь? Сможешь руководить людьми или нет? В конце концов понял, что ты из тех, кто переживает за дело и умеет верно анализировать ситуацию». И учитель начал делиться со мной своими секретами, как дедушка-сапожник передает внучку только ему известное умение тачать сапоги. Но всегда подчеркивал и, как показала жизнь, не зря: я тебе рассказываю о нюансах игры в волейбол, об отдельных секретах, а ты их никогда и никому не рассказывай.
Когда же я, наслушавшись постоянных упреков от спортивных чиновников, работающих в сфере спорта высших достижений в Белгородской области (правда, и большого спорта тогда почти не было, за исключением Юрия Куценко, серебряного призера Олимпийских игр 1980 года, и мастера спорта международного класса по пулевой стрельбе, первой чемпионки мира среди белгородских спортсменов – Галины Жариковой), о том, как я могу руководить командой, не имея ни спортивного, ни педагогического образования, решил получить еще один диплом, мой учитель был недоволен этим решением. Он, кстати, всегда был категорически против, чтобы и ребята учились самым серьезным образом и получали отличные оценки на экзаменах, получали высшее образование: «Мне важно, чтобы игрок полностью отдавался волейболу, а учеба – его личное дело».
* * *
Да, Юрий Наумович жил исключительно волейболом и, словно надев шоры, кроме игры и всего, что с ней было связано, ничего другого вокруг не видел. Из-за этого все изменения в стране и в мире проходили как бы минуя его, реальная жизнь тренера не интересовала, из-за чего он многого так и не познал, но был очень умным и грамотным. Так, до конца жизни Венгеровский оставался человеком инфантильным, во многом зависимым от обстоятельств и окружения. Этим, и только этим объясняю его недуг, причем страшный: он был человеком пьющим, сказал бы, даже запойным. Причем, если хоть немного алкоголя попадало в его организм, он не мог сдержаться, остановиться, пропадал на несколько дней, а то и больше, не раз уезжал из Белгорода. И вся работа команды на это время останавливалась. Тогда-то мне и приходилось заменять тренера. Я понимал, что через несколько дней его верну, что сойдет пьяная пелена с глаз и он вновь будет вести тренировочный процесс. Но чтобы команда продолжала работать, требовалось ею руководить и без внезапно «захворавшего» тренера.
К тому же я знал, куда он обычно исчезает и где его искать в подобной ситуации: в Лозовеньках, неподалеку от Харькова, где на одной из спортивных баз за ним была закреплена комнатушка в какой-то халупе.
Не берусь осуждать своего учителя, да я и не вправе давать какие-то оценки. Но все эти срывы происходили, судя по всему, из-за неразделенной любви. Вообще мне кажется, что женщина, с которой он жил в последнее время вплоть до внезапной кончины, была не его человеком. Ее влияние на Наумыча было колоссальным, и при желании она могла бы остановить все его закидоны. Вместо этого она разделяла с ним застолье.
Мне было больно и обидно. Особенно когда видел своего кумира лежащим почти в беспамятстве на серых нестираных простынях в сырой комнатенке с плесенью под потолком и немытыми тарелками.
Я несколько раз забирал его, сажал в машину и возвращал в Белгород. А эта пьяная женщина каждый раз ехала за ним. Мне кажется, любви там не было, хотя у пары и родился сын Игорек. Причем мы им дали квартиру в Белгороде, где они жили до смерти Венгеровского. Недавно, рассказывали, бывшая жена Юрия Наумовича перебралась обратно в Харьков, и ее дальнейшая судьба мне не известна. Вот первая жена Наумыча – Тамара Поликарповна, была совсем другой: красивая женщина, умная, талантливая художница, родила ему двоих детей: сына и дочь. Она недавно тоже ушла из жизни… Старший сын – Алик Венгеровский – был волейболистом, гражданином Австралии, в последнее время работал в нашем клубе, тоже, к сожалению, рано ушел из жизни. Дочь Наталья со своей дочерью Станиславой живет в Харькове и работает в системе высшего образования.
* * *
Окончательно Венгеровский по моему настоянию вернулся в Белгород, когда название «Белогорье» с различными приставками и без оных стало уже известным брендом в волейбольном мире, когда были завоеваны первые награды. Я не мог спать спокойно, зная, что человек, который вывел меня на большую волейбольную дорогу, находится не у дел.
И игроки относились к Наумычу с огромным уважением. Да и как можно было иначе относиться к этому человеку, если он все про каждого знал, исключительно для того, чтобы ничто не мешало парню отдаваться волейболу полностью. А не дай бог тренировка проходила на воздухе даже не при минусовой температуре, а где-то в районе ноля градусов, так он лично проверял, чтобы все волейболисты надели кальсоны с начесом. Специалист волейбола все это связывал с функциональной деятельностью игрока. Сегодня так об игроках не заботятся. Во всяком случае, мне о подобных примерах слышать не приходилось.
Между прочим, именно Венгеровский подсказал, в каком месте должна находиться база команды. Именно он настоял, чтобы там обязательно оборудовали тренировочный зал. А поскольку выделенная площадка была ограничена по длине, ширине и, самое главное, высоте, пришлось копать двенадцатиметровую яму, чтобы арена более-менее соответствовала необходимым стандартам современного волейбола. Мы с ним буквально жили на этой базе.
Когда в декабре 1997 года меня выбрали главным тренером сборной России, я взял в помощники своего учителя и очень этим горжусь. Хотя возражающих было много. Но я отвечал за результат и настоял, чтобы он не просто числился в моих помощниках, а помогал реально. Тогда ведь еще не было у нас никаких статистиков с компьютерами, скаутов, которые просматривали матчи других команд в параллельных городах, и прочего столь необходимого в сегодняшней работе с любой командой вспомогательного персонала.
Вместе мы поехали на чемпионат мира в Японию в ноябре 1998 года. Присутствие его на скамейке запасных меня стимулировало, хотя в установки на матчи он не встревал – у нас была такая договоренность. А вот накануне очередной встречи еженощно мы спорили между собой до хрипоты, что-то обязательно доказывая друг другу. Мнения наши временами расходились, но ближе к утру все-таки приходили к какому-то консенсусу.
До этого мы тем же самым занимались не раз в моей квартире, мелом на паркете «разрисовывали» все важнейшие матчи клуба, решая, как играть против той или иной команды.
* * *
В моем доме Юрий Наумович был своим человеком. Ведь моя семья создавалась на его глазах, и рождение дочерей Наумыч приветствовал. У него был своеобразный лексикон в общении с моими домочадцами: женой и девочками. «Ух, Янка, какая у тебя морда красивая!» – типичное выражение его в общении с моей старшей дочерью. Но ему все прощалось. Потому что это была уникальная личность, не похожая ни на кого.
Мне удалось это доказать на всех уровнях. Так что теперь в Белгороде есть улица и переулок Венгеровского, улица Волейбольная, и мемориальная доска в честь него открыта в институте, где он начинал свою работу в нашем городе.
Его не стало всего через несколько дней после возвращения из Японии с чемпионата мира – 4 декабря 1998 года. Похоронили его на центральной аллее еврейского кладбища в Харькове. И раньше мы всей командой по окончании сезона ездили туда. И я как бы отчитывался перед учителем о сделанном, об одержанных победах. Но сегодня разве туда доедешь? Но я верю, что когда-нибудь и в Харькове, на его родине, появится улица памяти замечательного игрока и тренера Юрия Наумовича Венгеровского.
В зоне турбулентности
В конце 2016 года мы отмечали сорокалетие нашего клуба. Если все эти десятилетия твоя жизнь была связана с «Белогорьем», в такие моменты вспоминаешь все наиболее значимые события, переживаешь о годах поиска истины и огромного счастья от одержанных побед, о людях, которые бок о бок с тобой собирали по кирпичику ныне известное не только в стране – в Европе и в мире – здание.
Сегодня, когда произносят «Белгород», то непременно подразумевают волейбол. Наш вид спорта стал неотъемлемой частью социально-экономической жизни области. А четверть века назад об этом можно было только мечтать. Хотя мой учитель Юрий Наумович Венгеровский не раз повторял, что придет время, когда мы будем на каждую игру надевать модные костюмы и рубашки с галстуком, а зрители будут приходить на волейбольные матчи в красивейший дворец спорта даже в смокингах с бабочками. Я тогда ему поддакивал, но верил с трудом.
Сегодня за билетами на матчи нашего клуба выстраиваются очереди, и пятитысячный зал переживающего даже уже не вторую, а третью или четвертую молодость старенького «Космоса» почти всегда бывает заполнен вне зависимости от того, с кем встречается «Белогорье» – с фаворитом из Казани или аутсайдером из Оренбурга.
На Белгородчине волейбол не просто полюбили, наш вид спорта стал культовым. К нам приходят на спортивный спектакль, который мало чем отличается от реальной театральной постановки. Только в театре, в мюзикле, в балете все происходит по заранее написанному сценарию и после десятков, а то и сотен репетиций, а актеры выходят на сцену с зазубренными ролями. В спорте же – в волейболе, в частности,?– исполнители тоже выходят на арену после многочисленных тренировок, только до первого судейского свистка никто не знает, что произойдет дальше и как сложится матч-спектакль. Потому что игрокам-актерам приходится постоянно импровизировать, ведь соперник по другую сторону сетки также серьезно изучил все твои сильные и слабые стороны и готов ответить своими заготовками.
Вот тут на передний план-авансцену выходит тренер-режиссер, от знаний и умения которого сориентироваться в непростой обстановке зависит, уйдут ли болельщики-зрители волейбольного спектакля в хорошем настроении либо станут, может быть, не в открытую, а про себя оценивать увиденное нехорошими словами. Я не раз слышал в свой адрес и в адрес игроков очень нелицеприятные слова, нацеленные прежде всего на меня, тренера, то бишь режиссера, не сумевшего подготовить своих игроков-актеров, если постановка не удалась и команда проиграла.
Тут читатель вправе улыбнуться и даже не поверить мне на слово, но после успешных матчей «Белогорья» производительность труда на предприятиях области повышается, у коров увеличиваются надои молока, а преступность сокращается. Это вовсе не шутка и не штамп, а данные совершенно конкретных людей и руководителей этих предприятий, силовых подразделений, которые всегда были нашими болельщиками. Они в общении между собой на волейболе, точнее после игры, да если еще команда выиграла матч, во время чаепития так часто говорили.
* * *
Восьмидесятые годы оказались этакими волнообразными. Команда, используя очень красноречивую авиационную терминологию, попала в зону турбулентности. После отъезда Венгеровского, который в очередной раз на что-то (или на кого-то) обиделся, непросто было найти ему замену.
Какое-то время во главе «Технолога» встал Федор Новицкий, внешне импозантный и привлекательный. Каждые две минуты смотрелся в зеркало, поправлял прическу. Вот только как тренер ничего из себя не представлял и надолго в команде не задержался. Пробовали себя в должности главного и Валерий Шевригин, и Анатолий Дрозд, и Иван Андриенко. Менялся и состав – одни игроки уходили, другие приходили, ротация была большой, надолго никто не задерживался.
Команда участвовала в чемпионате РСФСР, но места занимала в середине первого десятка. Зато в Кубке Центрального совета ДСО «Буревестник» 1977 года – вновь второе. Были и кратковременные взлеты. В 1979-м белгородский клуб добрался до второй республиканской ступеньки на турнире в Куйбышеве. Мы завоевали право сыграть в переигровке за выход в первую лигу чемпионата СССР.
Соревнования в волжском городе проходили в начале лета, а переигровка состоялась спустя пару месяцев, ближе к осени, в Каменске-Шахтинском Ростовской области. Среди участников, кроме нас, были очень сильные коллективы из Волгограда, Ростова и Новосибирска.
Но за те несколько недель состав «Технолога» претерпел существенные изменения: троих ведущих игроков призвали в армию. Как ни пыталось руководство вуза, ничего поделать не могло, даже о небольшой отсрочке договориться не получилось. Так что мы вряд ли могли рассчитывать на то, чтобы подняться классом выше и сыграть уже в чемпионате Союза. Потому что за столь короткое время да еще при отсутствии хотя бы элементарных стимулов – социальных или финансовых – найти достойную замену в лице уже готовых выступать на таком уровне игроков не удалось. Своя же детско-юношеская школа, из которой мы и должны были черпать резервы, хоть и существовала, но больше формально, и подготовка молодежи в городе велась хаотично, перспективных молодых игроков там не готовили, да и на юношеских соревнованиях команды школы разных возрастов высоких мест не занимали.
Пришлось играть в ослабленном составе. Потому что тягаться с серьезными конкурентами, каждый из которых ставил задачи непременно выиграть соревнование и завоевать единственную путевку в первую лигу чемпионата СССР, мы были не готовы. Победителем тогда вышел новосибирский «Север», который возглавлял Борис Перлов, а в составе выступали некоторые хорошо известные волейболисты одесского «Политехника»: Павлюк, Алехин, Полтавский, связующий Филиштинский и многие другие. Как они там оказались – одному богу известно. Это если эмоционально. А если прозаически, Борис Перлов был тогда играющим главным тренером новосибирской команды, сам неплохо играл и пригласил с собой этих и других игроков из одесского «Политехника». Но более странным представлялось, как их могли допустить к участию в турнире за команду из совсем другого региона.
В решающем матче сибиряки, усиленные украинскими «легионерами», в пяти партиях обыграли команду Ростова, главным тренером которой был Александр Дьяченко – «Шура танкист», так его звали волейболисты, очень по тому времени хороший связующий. Он долгое время выступал за «Локомотив» из Харькова, поэтому я его знал хорошо. Кстати, на этом пасующем небольшого по волейбольным меркам роста держалась долгое время вся харьковская команда.
Для ростовчан поражение стало тяжелым ударом. Можете себе представить, если в захолустный районный центр – а это не ближний свет, километров двести от Ростова, если не больше,?– на волейбол приехало все областное руководство во главе с первым секретарем обкома КПСС. Мне жалко было смотреть на стоявшего в дверях во время финала Сергея Ивановича Гаврилова, замечательного человека, занимавшего тогда пост государственного тренера по волейболу в Спорткомитете РСФСР. Багровое лицо спортивного чиновника доказывало, что все происходившее оказалось для него неприятным сюрпризом: ростовчане и брали себе переходный турнир, чтобы застолбить за собой место в союзном чемпионате. А тут такое…
Кстати, с этой, может быть, и не самой честной победы и началось постепенное восхождение волейбольной команды в миллионном Новосибирске, которое спустя три десятка лет завершилось победой в Лиге чемпионов Старого Света. Вот какая у нас страна огромная, разместившаяся на двух континентах,?– клуб, базирующийся в центре северной части Азии, стал лучшим в Европе! Подобное возможно только в нашей великой России…
Мы же уезжали домой несолоно хлебавши. Но для команды, которая находилась в «детском возрасте и только-только училась ходить и складывать буквы в слоги», соревнование в Каменске-Шахтинском стало замечательным уроком во всех отношениях.
В начале 1980 года мы вынуждены были пригласить другого тренера. Пришлось обращаться в Федерацию волейбола РСФСР. Так в Белгороде оказался Владимир Афанасьевич Переверзев, известный волейбольный судья из Костромы.
Вначале он приехал в Белгород на переговоры, которые проводили ректор института Вилен Алексеевич Ивахнюк и Евгений Григорьевич Самойлов, председатель областного спорткомитета. И только после этого Переверзев был утвержден на должность главного тренера обычной областной студенческой команды.
Нам было приятно, что уже переехавший в Белгород специалист в какой-то момент был вызван в Москву в качестве арбитра, который должен был обслуживать Олимпийские игры. Не в качестве первого или второго судьи – это право на всех такого рода больших соревнованиях доверяют иностранным арбитрам и только одному-двум из страны-организатора. Но все национальные рефери, даже опытные и имевшие международную категорию, обслуживали олимпийские и мировые турниры в качестве флаговых. Это был большой знаковый момент для Белгорода. Вообще должен заметить, что стать мастером спорта в нашем виде спорта, да, в принципе, и в любом игровом, тогда было архисложно. Требования всесоюзной классификации выполнялись неукоснительно.
Да и судейскую всесоюзную категорию, я уж не говорю о международной, нужно было зарабатывать не кровью, конечно, но потом наверняка. Я бы даже сказал, что сто потов требовалось пролить, облетать всю страну и отсудить больше сотни матчей различного уровня, чтобы доказать свою состоятельность как арбитра. Так что Владимир Афанасьевич достойно представлял нашу область и страну на Играх в Москве.
По возвращении тренер много рассказывал об обстановке в зале и за его пределами, о выдающихся мастерах со всего мира, которые, несмотря на бойкот отдельных стран, приехали в Москву и показали классный волейбол. Вообще Переверзев оказался и отличным специалистом своего дела, прекрасно разбиравшимся в волейболе, хотя звезд с неба не хватал. И ко всему человек оказался замечательный. Тренировки у него были интересными, и игроки трудились с удовольствием.
Как и любой тренер, Переверзев был человек амбициозный и стремился со своей командой занимать как можно более высокие места в студенческой лиге Российской Федерации. Но мне хотелось, чтобы вы поняли: речь шла о любительском волейболе, несмотря на профессиональный подход к тренировочному процессу. Именно поэтому, в конце концов, проработав неполных два года и не видя перспективы создать подлинно профессиональный клуб, в 1982 году Владимир Афанасьевич уволился. И это при том, что перевез в Белгород семью, где ему предоставили квартиру в профессорско-преподавательском доме. В общем, Переверзев уехал.
Тут надо вернуться на пару лет назад, когда он только появился в Белгороде. На тот момент я работал в спортклубе Белгородского технологического института, и на мне, естественно, лежали все организационные вопросы, имеющие отношение к команде. Разумеется, они были напрямую связаны с учебно-тренировочным процессом, потому что речь шла о выбивании самого удобного времени для занятий волейболистов: спортивный зал-то был один, а факультетов и секций много. Так что приходилось изворачиваться, договариваться, убеждать представителей других видов спорта, что нам важнее заниматься именно в данное конкретное время. Чаще получалось, и ребятам было грех жаловаться – удавалось создавать по тем меркам комфортные условия для тренировок. Когда был свободен, я помогал Переверзеву тренировать, учился у него, как губка, впитывал все детали взаимоотношений с игроками. В конце концов он начал мне доверять, сам подсказывал, что надо делать в той или иной ситуации.
В какой-то момент я увлекся судейством и добился на этом поприще немалых успехов – получил Всесоюзную категорию. Начинал со студенческих соревнований республиканского уровня, позже всесоюзного. Затем мне доверили обслуживать матчи команд первой лиги чемпионата СССР. И международные встречи приходилось судить, правда, в основном товарищеские, когда к нам приезжали различные команды из Польши, США, Иордании, Алжира.
Позже, уже в российские времена, сопровождал в качестве арбитра во время поездок сборную уже современной России, когда ее возглавлял Виктор Радин. У Всероссийской федерации волейбола были серьезные финансовые проблемы, даже для выездов национальных команд на международные турниры в канун главных стартов каждого года. Старался чем мог помогать – находил спонсоров и средства для поездок, когда по условиям соревнований в составе делегации должен быть судья.
От подобных выездов я получал двойную пользу. С одной стороны, имел серьезную судейскую практику, потому что подобных турниров было немало. С другой, внимательно наблюдал за работой и все запоминал, как проводит занятия в то время один из ведущих отечественных тренеров, наблюдал за тренировками зарубежных соперников российских команд. Через какое-то время, прослушав всесоюзный еще судейский семинар, получил республиканскую категорию. Позже на таких же курсах в Киеве сдал экзамен вместе с и сегодня хорошо известными арбитрами и в ноябре 1991 года получил всесоюзную категорию. И на этом поприще достаточно быстро стал уважаемым рефери за четкость, строгость и неподкупность, что нередко случалось в судейском сообществе. Отсудил на вышке больше ста матчей высокого уровня, обслуживал международные соревнования в Швейцарии, Японии, работал на финальных матчах с участием сборных США, Кубы и даже получил приз «Лучшему судье». Тем самым я еще глубже познавал большой волейбол, и это мне, конечно, в дальнейшем очень пригодилось.
Более плотно я начал всерьез заниматься тренерской работой, когда команда оказалась бесхозной и в белгородском волейболе образовался вакуум. Как раз закончили институт ведущие игроки Виктор Дудко, Геннадий Трофимов, Сергей Петрук, Александр Зуйченко. Понятно, что еще молодым и способным ребятам, ставшим дипломированными специалистами, нужно было определяться в жизни. Существовала дилемма: продолжать серьезные занятия волейболом с совершенно неясной перспективой и возможностью для клуба стать в конце концов профессиональным или выбирать гражданскую профессию, полученную в институте. Взвесив все, большинство предпочли пойти работать по специальности, полученной в вузе. В то время я в команде остался практически один.
Посоветовавшись с Юрием Слоновым, который был председателем областной федерации волейбола, я услышал: «Вариантов приглашать иногородних тренеров пока никаких нет, берись за это дело ты», то есть – я. А тут еще произошли перемены в руководстве института…
Я понял, что теперь надеяться на приглашенного специалиста не имело смысла – на тех условиях, какие сложились в «переходные» восьмидесятые, вряд ли кто из серьезных иногородних тренеров мог согласиться перебраться в Белгород. В итоге при поддержке областного спорткомитета мне предложили должность главного тренера. Но все происходило настолько скоропалительно, что у меня даже не было времени тщательно все продумать, проанализировать возникшую ситуацию. С 1982 года я начал руководить студенческой волейбольной командой. И даже предположить не мог в то время, что из этого вузовского волейбольного коллектива сможет вырасти мощный профессиональный клуб, который со временем заявит о себе в стране, в Европе и мире.
Так началось мое восхождение на волейбольную вершину как главного тренера и как руководителя клуба – приходилось совмещать эти должности с самого начала. Все продолжается и по сей день. Я отвечал за подготовку команды, ее комплектование, материальное состояние, за тренировочный процесс, да вообще за все. Мало кто верил, что у меня получится, потому и отношение к команде на рубеже 80–90-х годов со стороны властных структур Белгородской области было, мягко говоря, прохладным. А проще сказать – никаким.
Но это меня еще больше заводило: я с детства был воспитан так, что, если брался за что-то новое, пусть даже кажущееся в итоге нереальным, недостижимым, все равно обязан был делать все хорошо. Или вообще не ввязываться в новое дело, если не видел конкретной перспективы.
Вот и пришлось брать бразды правления командой в свои руки.
* * *
Убеждение, что волейбол городу нужен, пришло в 1983 году, когда в Белгороде проходил один из туров чемпионата СССР, который, по нашей настоятельной просьбе и после выдачи ряда гарантий на отличное проведение соревнований Всесоюзной волейбольной федерации с выполнением всех условий, нам доверили провести. Подобные «выездные» турниры Всесоюзная волейбольная федерация проводила время от времени – для популяризации нашего вида спорта в городах, где волейбол знали в большей степени понаслышке. И мне, назначенному заместителем главного судьи этого соревнования, нужно было прежде всего подготовить площадку. Ведь наш Дворец спорта, по сути, был сооружен, как типовая ледовая арена.
Дабы не ударить в грязь лицом, пришлось всем миром сооружать настил из досок-сороковок с помощью обыкновенных молотков и гвоздей и класть его прямо на лед. А еще договариваться с троллейбусным парком, чтобы к полуночи подгоняли к Дворцу спорта несколько десятков «рогатых», как часто до сих пор называют троллейбусы, и развозить по домам болельщиков, которые не уходили из зала до последнего свистка судьи завершающего игровой день матча. А как болели белгородцы – зал ходуном ходил!
Тогда, именно тогда я понял, что этот вид спорта будто бы придуман для нас, белгородцев, что наша область создана для того, чтобы иметь свою волейбольную команду высокого класса, которой можно было гордиться и которая с годами завоюет все существующие национальные, европейские и мировые призы и награды. Наша игра должна была стать той притягательной силой для жителей, которая навсегда завладеет их умами и душами, они влюбятся в волейбол и станут составной частью команды. Потому что без всенародной поддержки нам бы не выжить на первых порах, а впоследствии не одержать таких знаковых побед.
В какой-то момент в середине восьмидесятых в Белгород ненадолго вернулся в тренерский штаб Венгеровский. И вновь все вокруг зашевелилось, задвигалось. Юрий Наумович вновь поставил несбыточную, как казалось, задачу – выйти в высшую лигу чемпионата СССР. Поэтому мы сделали ставку не на молодых и перспективных игроков, а на приезжих «зубров», которые, как нам казалось, были способны вывести команду из затянувшегося кризиса.
Работы у меня прибавилось – надо было все начинать несколько по-иному: прислушиваться к мнению учителя, пристраивать приезжих волейболистов на «работу». Да-да, не удивляйтесь. Вовсе не случайно я взял слово «работа» в кавычки. Ведь в те годы профессионалов в спорте в советской стране быть не могло, а понятие «профессионал» считалось самым что ни на есть негативным, нарицательным, таким же, как «империалист», «банкир» или «миллионер». Помните, у Высоцкого в песне про хоккеистов: «Профессионалам по разным каналам то много, то мало на банковский счет. А наши ребята за ту же зарплату уже пятикратно выходят вперед…»
Поэтому волейболисты, как и представители всех других видов спорта, были оформлены в лучшем случае инструкторами физкультуры, а чаще всего числились крановщиками, сантехниками, гардеробщиками…
Команда вновь заиграла, вновь выиграла российские студенческие соревнования, была второй на всесоюзной арене. Правда, возрождение продолжалось недолго, потому что Юрий Наумович вновь «подался на вольные хлеба», и созданный тогда нами новый коллектив тоже развалился. Я ездил за ним, уговаривал вернуться и опять продолжить ту работу, которая могла позволить создать команду, о которой мы оба мечтали. Но в тот раз никакие уговоры с моей стороны не подействовали на учителя – он был непреклонен.
* * *
Я прекрасно понимал, что лепить команду нам самим, с помощью только ректора «Технолога», влюбленного в волейбол, и группы таких, как я, энтузиастов,?– дело безнадежное. Важна была поддержка, хотя бы моральная, областного руководства. О материальной даже и не мечтал. Но добраться до самого верха мне в те годы было очень непросто. Кто я был? Для первого секретаря обкома КПСС Алексея Филипповича Пономарева – никто, один из жителей Белгорода. Чем я мог похвастаться? Команды, как таковой, не было, побед даже на республиканском уровне – кот наплакал. А то, что я – судья всесоюзной категории по волейболу, для областного руководителя не имело никакого значения.
Тем более Алексей Филиппович же был в фаворе, его ценили в Москве на Старой площади, где квартировал Центральный комитет партии, он стал Героем Социалистического Труда за успехи в сельском хозяйстве. Белгородская область всегда считалась аграрной, урожай собирали высокий по тем временам.
