скачать книгу бесплатно
– Да вот, известное дело,… молодухи жениха делят,… да всё никак не поделят… – потешаясь, отвечают люди.
– Ох, как интересно,… и кого же это вы делите, девицы-красавицы?… – лучезарно усмехаясь свой белозубой улыбкой, ехидно спрашивает у подружек Феофан.
– Да как это кого делим!?… Да ты что Феофанушка, шутишь что ли!?… Тебя и делим!… А ну говори, с кем из нас ты вчера был!?… С ней, или со мной!?… – опять наперебой загомонили подружки.
– Ха-ха-ха!… Ну, вы меня и рассмешили,… да разве ж я могу с кем-нибудь из вас быть!?… да вы что ума лишились!?… вы на себя-то посмотрите!… Вы девки деревенские, лавочницы,… а я красавец городской, не чета вам!… Видать, вы накануне пирогов с грибами объелись, вот вам и приснилась всякая небывальщина!… ха-ха-ха!… – поднял на смех подружек Феофан, да в отказную головой машет. Народ от его слов хохочет, заливается, на Аграфену с Марфушей пальцами тычет. Но и они не сдаются.
– Ну, нет!… Ничего нам не привиделось!… вон у меня свидетель есть!… Мой родственник, двоюродный брат, бакалейщик, видел, как ты вчера за мной в лавку заходил!… Так что не отопрёшься теперь!… – кричит Аграфена, и кулаками воздух сотрясает. А Феофан ей в ответ.
– Ну и что,… подумаешь, в лавку заходил,… это ещё ни о чём не говорит!… Я много где бываю,… всего разного покупаю,… может и к вам заходил,… так что ерунда всё это,… ха-ха-ха… – усмехаясь, отрицает он, и тут уж Марфушка возмутилась, молчать не стала.
– Ха-ха,… а от меня ты не отвертишься!… Ты вчера тут на всю округу соловьём заливался, меня соблазнял,… все тебя слышали!… А потом ты меня на руках в сад отнёс,… люди нас видели,… а вернее, человек один,… он надёжный свидетель, так что теперь ты мой!… и крыть тебе нечем!… ха-ха!… – воскликнула она, но Феофан опять в отказ.
– Ух, ты чего удумала!… на руках тебя носить!… Ну, уж нет, такую толстушку даже я не удержу,… да и соловьём я уже давно не пою,… навет всё!… А вот что за человек нас в саду якобы видел, вот это интересно!?… Ну-ка расскажи?… – вновь усмехаясь, спросил он.
– Как какой человек!?… а сторож-то в саду!?… Уж он-то наверняка нас ночью видел, ведь он там караулит и не мог нас не заметить,… светила Луна, мерцали звёзды,… было достаточно светло… – мигом нашлась, что ответить Марфуша.
– А вот мы у него и спросим,… с кем это вы, подруженьки, вчера обе в саду развлекались,… с кем угодно, но только не со мной!… Идёмте к нему, и сразу узнаем!… – неожиданно предложил сам Феофан, и уже было собрался идти, как вдруг из толпы голос раздаётся.
– А чего ко мне идти-то,… вот он я, садовый сторож, здесь стою!… Услышал, на площади народ гомонит, толпа собралась,… ну я и пришёл, посмотреть, в чём дело,… а тут вона что!… Подружки спорят, с кем они вчера в саду вечер коротали,… а я их обоих видел, и они с одним и тем же ухажёром были,… сначала вон та была, племянница бакалейщика,… а потом эта, дочь галантерейщика!… На обоих насмотрелся,… они обе там амурным делам предавались… – важно так говорит сторож, и хитро ухмыляясь, усы подкручивает.
– Хм,… это хорошо,… это ты нам прояснил, молодец!… Видел ты их обоих, но вот с кем, ты так и не сказал,… ну и кто же с ними был-то?… – эдак настойчиво переспрашивает его Феофан.
– Да как кто!?… Чёрт с ними был!… Я ещё удивился,… подумал, померещилось с перепою!… Сначала эта с ним под яблоньку шасть,… а у него всё, как положено; и ноги с копытцами, и лохматый весь, и хвост стручком, и рожки на голове торчком,… а уж как красив подлец, и в расшитый кафтан одет!… Ох, и модник, чисто франт!… А потом видел его уже с этой,… он её на руках приволок,… и тоже под яблоньку её бултых, да и пристроил!… Ух, и ночка выдалась,… я только креститься успевал,… как-никак нечистая сила в саду завелась,… думал, кого ещё чёрт принесёт,… но, слава Богу, обошлось,… более уж ничего не случилось… – разведя руками, заключил сторож. А народ как про чёрта от него услышал, так сразу расходиться стал, не жаловали в городке нечистую силу-то, побаивались. Зато Феофан ржёт, заливается.
– Так вы, кумушки, обе с чёртом дело имели, а на меня всё свалить хотели, да не вышло!… Ха-ха-ха,… вот вам наука,… не разевай роток, на не принадлежащий тебе кусок!… Не по зубам я вам!… Ну, вас к чертям,… ха-ха-ха!… – высмеял он подруг и дальше пошёл. Сторож за ним увязался. А Марфушка с Аграфеной стоят, и уж слова друг дружке сказать боятся, ведь кто знает, а может им и вправду нечистая сила голову морочила. Теперь девонькам не до Феофана, уж так получилось, что он вроде как и ни при чём, и теперь уже о них на весь город недобрая слава пойдёт, «чёртовыми невестами» назовут. Ох, и испугались они, да по домам разбежались.
Ну и поделом им, нечего такими неразборчивыми быть, с первым подвернувшимся негодяем под яблоньку ходить. Хотя секрет их ославления очень даже прост. Оказывается, Феофан накануне сам лично подкупил садового сторожа. Посулил ему досыта горилки за его враньё, вот и весь разговор. Но зато, какой эффект. Да уж без подкупа в тёмных и гадких делишках невозможно обойтись. Однако Феофан и на этом всё никак не успокоится, ему ещё покуражиться хочется, свой план по совращению девиц продолжать собирается, ведь он-то сухим из воды вышел, его-то репутация незапятнанна.
7
А тем временем все прочие девицы городка, оставшиеся не у дел после яркого шествия Феофана по главной улице, продолжали о нём грезить. И дочка городничего, и племянница возничего, и даже кума ризничего, все они, плюс ещё много-много прочих дев, по-прежнему ходили под впечатлением увиденного. Феофан прямо так и стоял у них перед глазами. Весь такой красивый, статный, разодетый, опрятный, силы необъятной, и конечно мужественный, словно вороной жеребец. А им, провинциальным клушам, только такого и подавай. У них при виде его аж слюнки текли.
Ну а Феофан, прекрасно об этом зная, и не думает прекращать по улицам вышагивать да по площадям фланировать. После утреннего скандала с подружками-дурнушками и часа не прошло, а он уже снова на охоту выбрался, новых жертв ищет. Идёт и по разные стороны свои колдовские взоры бросает. А юных дев от них аж озноб пробирает. Уж что-что, а напустить амурного тумана Феофан умел. И вскоре ясно стало, что дочь городничего, Фёкла, определённо созрела для бурного романа.
Уж она и улыбается Феофану, и глазки ему строит, подмигивает, и ножкой кокетливо подёргивает. Знаки подаёт, дескать, я на всё согласна только возьми меня с собой, хоть до первого кустика, хоть до яблоньки или ёлочки какой. И наверняка Феофан взял бы её, и повторил всё то, что он проделал с предыдущими девицами, притом не один раз и не только с ней, а ещё и многими другими молодухами городка, но тут случилось такое, что смешало все его планы.
Вдруг нежданно-негаданно на площадь, вдоль да по улочке, вышла юная девушка, стройней которой повеса Феофан отродясь не видывал. Идёт несуетливо, осанка прямая, непринуждённо ножку ставит, вышагивает изящно, аки балерина, да на вывески торговых лавок поглядывает, вроде как ищет что-то. Взгляд у неё устремлённый, никого вокруг себя не замечает, на Феофана ноль внимания, будто и нет его.
А лицо-то у девицы, красоты необыкновенной; не белил на нём, ни румян. Вся внешность натуральная, естественная, глаза огромные, взор открытый, выразительный, пронзительный. Хотя рот и нос не большие, простые, но зато аккуратно ухожены и гармонично на лице расположены. Волосы русые, пышные, серебром отливают, и тугую косу красотой наполняют. Сарафан на ней ситцевый, слегка распашен и ручной вышивкой украшен. На ногах у неё не туфли лаковые, а лапоточки плетёные, лыковой тесьмой окаймлённые. А оттого и походка летящая, всех с ума сводящая.
В общем, не девица, а сказка. Таких красавиц в столицах не встретишь, они только тут, на природе водятся. Истинное очарование. Ну и понятное дело Феофан от её ангельского вида враз осоловел, словно во хмелю очутился. В голове у него всё поплыло, смешалось, и он уж ничего и никого кроме этой загадочной незнакомки видеть не хочет. А та так мимо него и прошла, профланировала, не приметила его, а лишь возле галантерейной лавки остановилась, название прочла да вовнутрь зашла.
И вот тут-то Феофана, словно из ушата холодной водой окатило, он в себя пришёл. Но пока ещё не до конца, уж так ему девица в душу запала, и не отпускает. Любовь с ним случилась, и притом большая. Двадцать лет ходил никого не любил, даже колдовской амулет от любви на груди носил, да лишь репутацию зрелым женщинам крушил, а тут на тебе, раз, и влюбился. Устряпался, будто кот в квашню попал, и выбраться уже не получается, потому как такая любовь, только раз в жизни случается.
Впрочем, дело известное, история знает немало примеров, когда на самого отчаянного ловеласа неодолимая страсть нападает. Вон, взять хотя бы гусар, женщин у них прям с хоровод бывает, в очередь выстраиваются, а потом бац, и внезапно одна юная дева всё сердце любовью заполняет. И уж нет прежнего гуляки, а на свет появляется примерный семьянин. Хотя в данном случае дело совсем иное, ведь Феофан далеко не гусар, скорее он чёрту сродни, или того хуже, бесу. А оттого, он, как только томление к юной особе ощутил, так сразу весь переменился. Теперь уж она его цель, и тут уж не до дочки городничего или племянницы возничего, вообще не до кого дела нет.
Он в сторону прочих девиц лишь недовольно фыркнул, оскалился, гримасу состроил, дескать, полно мне с вами в игрушки играть, опостылели вы мне все. Рукой наотмашь вскинул, будто канат оборвал, и мигом к галантерейной лавке шагнул. Встал возле неё, а вовнутрь не заходит, не решается. А как же иначе, ведь там Марфа, дочь галантерейщика, с покупателями общается, его увидит, сразу скандал поднимет, а ему сейчас этого не надо. Хватает и недовольных взглядов от дочки городничего. Уж та на него так злобно смотрит, что оторопь берёт, будто он от неё прямо из-под винца сбежал. У неё теперь к нему вместо обожания ненависть вспыхнула.
И в этом тоже нет ничего удивительного, такое тоже очень часто бывает. И девушка мстить обидчику начинает; за поруганные надежды, за несбывшиеся мечты, за необоснованные посулы, да мало ли за что ещё, да за всё подряд. Но Феофану, грубо говоря, наплевать на все эти россказни дочки городничего, он ныне в юную селянку без памяти влюбился. Хотя сам ещё толком знать не знает, кто она такая, и откуда пришла. Притом самое обидное, мимо него прошла и даже не заметила, словно он пустое место. Ну как тут ретивое не взыграет, конечно, Феофана это сильно задело.
А тем временем прекрасная селянка все свои приобретения в галантерейной лавке сделала и наружу вышла, да сразу в обратную дорогу направилась, только сейчас у неё в корзинке покупок прибавилось. А Феофан за ней кинулся. Да идёт крадучись, чтоб никто не узрел, куда он путь держит. Виду не подаёт, что за девицей слежку ведёт. Так и шагает, за ней наблюдает. Уже и площадь прошли, и на малую улочку перешли, а он по-прежнему украдкой ступает, осторожно шаг равняет. Вот уж и до околицы дошли, и тут девица, как обернётся да как сердито закричит.
– Ты чего это, бесстыдник, за мной следишь!… Полагал, я тебя не замечу!?… Идешь, глаз не отводишь!… Сразу предупреждаю,… коль, что недоброе затеял, так брось, даже и не думай!… Я ведь за себя и постоять могу!… – сурово глядя на Феофана, предупредила она, и из корзинки, из-под покупок, ножик достаёт, дескать, смотри, что у меня есть. А Феофан всё равно не отступает.
– Да ты что!?… ничего худого я не задумал!… Просто ты мне понравилась,… вот я и пошёл за тобой,… никогда тебя в нашем городке не видел,… ну и решил узнать, откуда ты такая взялась,… вот и всё… – отвечает он ей чуть смешливо.
– Хм,… это только тебе так кажется, что ты меня не видел,… на самом деле ты просто не замечал меня,… ведь в городке-то я много раз бывала,… да и тебя неоднократно видала!… Знаю, что ты за фрукт,… коммерсанта Нифонта сынок,… про тебя много всякого говорят,… мол, ты с женщинами плохо обходишься,… вред им от тебя, для них только одни страдания, семьи разоряешь!… Так что держись-ка ты от меня подальше, не то не помилую,… так резану, что голова с плеч слетит!… – вновь сердито упредила девица, а Феофан опять не отстаёт.
– Это ты правильно говоришь,… по молодости я с многими женщинами знаком был,… а юных дев, вроде тебя, и не замечал!… А тут вот решил поменяться,… и вдруг тебя увидел, словно вмиг прозрел!… Поразила ты меня своей необыкновенной красотой!… Кто ты и откуда?… скажи!… А я клянусь, зла тебе не причиню,… лишь добрую службу сослужу… – жалостливо так говорит, и руку в знак примирения притягивает.
– Ну, нет!… Мне твоей службы не надо, мне она ни к чему,… без неё жила и дальше проживу!… Есть уже у меня одна забота, и это мой отец, он здешний лесник,… мы с ним в лесу живём,… и никто нам не нужен!… Плохо только, приболел он,… с медведем неосторожно встретился,… тот ему сильно руку разодрал да ногу поранил,… зашивать надо!… Вот я в галантерейную лавку за суровыми нитками и ходила,… у нас-то дома простые, а они не годятся,… пришлось идти, а так бы век тебе меня не видать,… да и мне тебя!… И не ходи ты за мной, недосуг с тобой разговоры говорить,… отец ждёт,… лечить его надо… – окончательно отвергнув все ухаживания Феофана, дерзко ответила девушка и, быстро развернувшись, поспешила прочь из городка.
Феофан не решился идти за ней, ведь она ему ясно дала понять, что ей сейчас не до него. Но главное он всё же узнал, теперь для него не секрет, что она дочь лесничего, притом лесничего раннего медведем, а значит слабого, немощного, который не в состоянии постоять за себя и за дочь. И это обстоятельство весьма радовало и ободряло Феофана, настраивая его на коварный лад.
Теперь оставалось только навести справки об этом лесничем, кто он, и где там в лесу живёт. Где именно находится его сторожка или дом, и как зовут его дочь. Ведь, в конце-то концов, Феофан действительно влюбился в эту юную своенравную и дерзкую красавицу. Но ему даже его изысканный наряд не помог соблазнить её, у них совершенно противоположные интересы и вкусы, и для Феофана это большая загадка. Вот он первым делом и направился к своему отцу, тот человек опытный, всех и всё в округе знает, и на счёт лесника просветит.
8
Заходит Феофан домой и прямо с порога к отцу в кабинет направляется.
– Ох, что сейчас со мной произошло!… Я такого ещё никогда не испытывал!… Все твои колдовские заклятия и мистические заговоры по сравнению с этим просто ерунда!… Ни одна нечистая сила не даст мне такого подъёма чувств и восторга, что я сейчас испытал!… В общем, не буду морочить тебе голову, я влюбился!… Увидел её, и у меня внутри всё перевернулось!… у меня там пожар!… я просто горю желанием завладеть этой девушкой!… Хочу, чтоб она принадлежала только мне!… – восторженно завосклицал он, на что отец спокойно ответил.
– Ну, так и завладей,… тебе же это не впервой,… у тебя для этого всё есть,… твоя хитрость, твоя колдовская харизма, твой оккультный опыт, позволяют тебе это сделать!… Ты тоже внуши ей любовь,… делов-то,… и я даже догадываюсь, кто она,… наверняка дочка городничего,… думаю, ты просто захотел с ним породниться и тем самым подмять под себя весь городок. Ну что же, похвальное желание,… замечательное дело,… тебе непременно надо этим заняться… – несколько назидательно отозвался он. Однако Феофан тут же возразил ему.
– О нет!… отец, ты неправ!… Всё это мелочи по сравнению с той кого я сегодня встретил!… И эта беспросветно глупая дочка городничего, и сам этот примитивный городничий,… всё это ничто!… А та девушка она просто божественна!… Она, словно соткана из солнечного света!… в ней столько свежести и чистоты,… столько обаяния и естественной красоты!… У меня такое чувство, что в неё вложилась сама матушка природа!… Она ангельски обворожительна,… и она дочка лесничего!… – восхищённо подбирая эпитеты, заключил Феофан, отчего его отец чуть не поперхнулся сливовой наливкой, которую так приятно поглощал.
– Что-о-о-о!?… – завопил он, – она дочь лесничего, этого здоровенного бугая, коего я знавал ещё лет этак двадцать тому назад!… Да он уже тогда был огромным и упрямым,… не давал мне с друзьями охотиться, где мы хотели,… не пускал нас в лес пошалить, покуролесить!… Помню, я даже натравливал на него волков,… разумеется, тайно и колдовскими наветами,… но что там дальше стало, я не припомню; то ли он перебил тех волков, то ли они сбежали от него!… Мне некогда было это уточнять, я тогда уехал в столицу,… меня звали более важные дела,… возраст, пришла пора собирать для себя солидный капитал, а без него никуда!… Что было потом, тебе известно,… там, в столице, я встретил твою матушку,… у нас родился ты,… затем пришлось оставить её,… она мешала моим делам, хотела разоблачить меня!… Но я вовремя выдал её замуж за того проворовавшегося чиновника, и их обоих сослали в Сибирь!… Впрочем, что мне тебе всё это в сотый раз пересказывать, ты и так всё знаешь!… В общем, я с этим лесником давно знаком,… даже дочь его видел,… они как-то однажды вместе заезжали в городок,… она сирота, мать у неё при родах померла,… а зовут её, по-моему, Настасья, или просто Настя, как-то так!… И да, ты прав, есть в её внешности что-то первозданное, светлое, лесное, лучистое,… но я никогда не подумал бы, что она тебя так заинтересует!… – откровенно подивился выбору сына Нифонт.
– А вот, видишь ли, заинтересовала!… и не просто так, а я прямо-таки голову от неё потерял!… Не могу ничего с собой поделать,… никакие заговоры не помогают,… глаза закрою, а она прямо передо мной стоит,… в мозгу отпечаталась,… в мыслях поселилась!… А ведь она меня чуть ножиком не зарезала,… грозилась!… ну и дерзкая!… Я к ней знакомиться кинулся, а она на меня нож достала, мол, не подходи, отпор дам!… Ох, какая смелая, такой девицы я ещё не встречал!… – опять заохал Феофан.
– Вот как,… даже с ножом на тебя бросалась!… Поосторожней с ней, а то и вправду голову потеряешь,… с такой девицей надо ухо востро держать,… они там с отцом в лесу живут, у них законы другие,… зарежет и глазом не моргнёт!… Тем более, кто знает, с какими силами они там дружат,… может им сам леший помогает, или кикимора болотная,… бес их ведает!… Ведь они там, в лесу, тоже все колдуны и друиды!… Так что может твои чары на неё и не подействуют!… – услышав про нож, вдруг обеспокоенно завосклицал Нифонт.
– А мне всё одно, пусть хоть и зарежет,… тянет меня к ней со страшной силой!… Ах, Настенька, милая ты моя,… никому кроме меня не достанешься!… Она говорила, её отца медведь ранил, болен он ныне, слаб,… вот мне как раз сейчас и самое время завладеть ей,… не устоит она супротив моих любовных чар,… а будет артачиться, так силой возьму!… Нет у неё иного выхода, как только моей стать!… Мне бы лишь точно знать, где её искать,… где они там, в лесу живут?… Ты мне только направление подскажи, а дальше я уж сам найду!… Соберусь и пойду,… нет мне покою без неё,… пока ей не завладею, спать не буду!… – категорично заявил отцу Феофан.
– Ну что ж,… зная тебя, могу сказать лишь одно,… отговаривать тебя бесполезно,… уж если ты чего решил, то сотворишь обязательно!… А потому удерживать тебя не стану,… иди, они живут в верстах десяти от излучены реки,… по берегу пойдёшь и найдёшь,… там недалеко сторожка есть,… избушка небольшая, но приметная,… сразу узнаешь!… Но учти, если сейчас напрямки через лес по тропкам идти, то наверняка заблудишься, заплутаешь,… так что рекой, берегом отправляйся!… Однако перед этим я на тебя заклятье наложу, чтоб ты при любом стечении обстоятельств, при любом ранении, даже если тебя ножом проткнут, живой оставался!… Чтоб любой порез или рана вмиг затягивалась и заживала,… это для тебя сейчас самое необходимое,… а то мало ли что,… вон, как она на тебя с ножом-то бросалась… – строго заявил Нифонт и тут же, не тратя зря времени, начал над Феофаном обряд проводить.
Опоил его каким-то зельем, смазал ему всё тело какой-то мазью; не то ведьминым жиром, не то чёртовой слюной, в общем, чем-то связанным с нечистой силой, и заклятье стал читать. А как всё прочёл, обряд провёл, так быстро проводил сына, и спать улёгся, устал, уж больно много сил на заговор потратил. Да и поздно уже было, ночь на дворе. Луна светит, звёзды мерцают, но Феофану они самое то, в подмогу. Хотя все его мысли сейчас лишь на недоброе дело нацелены, плохое он задумал, нехорошее. Решил, во что бы то ни стало, этой ночью овладеть Настенькой. Любовь его только ещё озлобленней и жесточе сделала. И он покрался чёрной тенью к своей цели.
9
Однако справедливости ради надо заметить, что этой ночью не только у Феофана возникли злые намерения. Едва он вышел из дома и направился к реке, как тут же от ближайшего закоулка отделилась другая чёрная тень и двинулась уже за ним следом, в том же направлении. Такого поворота событий было трудно ожидать, но это состоявшийся факт, за Феофаном началась слежка. Впрочем, он был сейчас настолько поглощён своими мыслями, что даже ничего не заметил.
Пройдя строго тем путём, о котором ему говорил отец, Феофан, спустя всего час был уже на месте. Избушку лесника он нашёл быстро. В окне горел слабый свет. Настя с вечера ухаживала за отцом; зашивала ему рваные раны нанесённые медведем, делала обезболивающий компресс, и, не гася на ночь светильника, осталась дежурить у постели. Именно этот огонёк от светильника и заметил Феофан. Заглянув в оконце он сходу оценил обстановку и наметил план действий. Но не столь радикальный, как хотел ранее сгоряча, а более мягкий. Решил действовать не грубо с наскока, а коварно и с хитростью.
Быстро весь извалялся в листве из лесной подстилки, местами извозился в грязи и смоле, отчего сразу приобрёл жалкий вид. А острый нож, который он захватил на тот случай, если Настя будет сопротивляться, припрятал подальше за пазуху. Изобразил на лице страдальческую гримасу, припал на одно колено, скрючился весь, и постучал в дверь. Тем временем его место у оконца заняла шествующая за ним от городка чёрная тень. А спустя ещё несколько секунд дверь осторожно отворилась и на пороге со свечой в руке показалась Настя.
– Кто здесь?… – освещая пространство перед собой, тихо спросила она.
– Это я,… Феофан,… твой недавний знакомец,… не послушался я тебя,… тайком увязался за тобой, да упустил из вида и заблудился!… Плутал по лесу, пока совсем не стемнело,… а потом каким-то чудом вышел на огонёк из вашего окошка,… заглянул, а там ты!… Прости ты меня, непослушного,… уж я и так наказан,… избился весь, исколотился, пока в лесу плутал!… Пусти в дом хоть на минутку, отдохнуть, согреться,… водицы испить, и поведать тебе о своей любви,… прости,… измучился, сил нет!… Дай возможность повинится, всё рассказать,… не серчай, не откажи,… может, я тебе ещё и пригожусь… – жалостливо так, но однозначно лживо, попросил Феофан, и это не подействовало на Настю.
– Ну, нет,… не пущу я тебя в дом,… не верю я тебе,… притворяешься ты,… вон какие у тебя злые искорки в глазах блестят!… Уж много я о тебе наслышана,… о коварстве твоём,… оставайся здесь подле двери,… а воды я тебе дам,… да и тёплое одеяло принесу, чтоб под утро совсем не замёрз,… но в дом ни шагу… – словно чуя неладное, отказала ему Настя. И вдруг из глубины комнаты раздался голос отца.
– Не торопись отказывать, Настенька,… может он и вправду в беду попал,… и ему, как и мне, помощь нужна,… у любого человека должен быть шанс на исправление… – подавляя боль, вступился он за Феофана.
– Эх, отец,… добрая ты душа,… я же тебе уже говорила, как он себя сегодня вёл, когда за мной шёл,… крался, как матёрый волк,… преследовал,… сразу видно, что-то недоброе затеял, иначе бы открыто знакомился!… А ты его жалеешь,… э-хе-хе,… ну, ладно уж,… не могу же я тебя ослушаться,… впущу его,… но только ни слова о любви,… не хочу ничего подобного слышать!… Попьёт воды и сразу, молча, ложится к печке отдыхать!… Ну, может, ещё горячего чая ему сделаю… – послушавшись отца, запустила в дом Феофана Настя. А тому только этого и надо. Он бочком-бочком да как гадкая змея вполз в комнату, и тут же в уголок у печки присел. Ждёт, когда Настенька ему воды подаст.
Меж тем отец продолжил рассуждать о том, что любого человека можно исправить и добрые поступки всегда окупаются. Ему было легче переносить боль, разговаривая с внезапным собеседником. Феофан, слушая его, живо взялся поддакивать. А спустя всего пару минут он уже совсем близко придвинулся к отцовской кровати. Настя дала Феофану воды, кинула ему тёплое одеяло, и теперь он, словно домашний пёс подле своего хозяина очень удобно пристроился у его ног. Согрелся, притулился к спинке кровати, и по-прежнему продолжал поддакивать искренним рассуждениям больного.
Так прошло ещё с десяток минут. Разговор лился рекой. Но вскоре усталость от столь философских рассуждений сделала своё дело, отец утомлённо закрыл глаза и уснул, а вернее забылся крепким сном. Настя осталась один на один с Феофаном. И вот тут-то он решил действовать уже радикально. Резким, сильным, ловким рывком, Феофан, словно коршун на жертву, накинулся на Настю со спины. Левой рукой он зажал ей рот, а правой мигом достал из-за пазухи свой нож и приставил его к Настиному горлу.
– А ну тихо, ни звука,… молчи и не дёргайся, не то враз прикончу и тебя, и твоего отца,… проткну ему сердце, а над тобой ещё и поглумлюсь!… Как видишь, теперь я, вооружён и опасен,… не только ты умеешь с ножом обращаться,… и правильно ты не поверила мне,… почуяла подвох,… не жалобиться я к тебе пришёл, а завоевать тебя!… Ненавижу, когда мне отказывают,… смирись девчонка, твоя судьба решена,… этой ночью ты станешь моей,… уж я от тебя не отступлюсь!… Отныне ты моя добыча, и никто не помешает мне овладеть тобой, в этом деле мне равных нет!… В амурных делах я сущий дьявол!… Сказал, люблю, и точка… – несколько пространно и растянуто протараторил он на ухо Насте, и эта растянутость сыграла свою роль.
Настенька успела сориентироваться и прейти в себя от столь внезапного нападения. Она, воспитанная отцом в лесу, оказалась готова ко всяким неожиданностям, а потому зазря сопротивляться не стала и тоже схитрила; изобразила испуганную овечку и покорно повиновалась напору Феофана. А он потихоньку, так чтоб не разбудить отца, стащил Настю к себе на пол, и не отводя ножа от её горла начал готовится к исполнению амурного обряда, того самого, что проделал он ранее с другими девицами. Уж так ему не терпелось овладеть Настей.
Однако Настя была далеко не согласна с ним, а оттого едва он стащил с себя штаны и буквально на миг ослабил свою хватку, она резко перешла в атаку. Перехватила нож, заломила Феофану руку, и одновременно вдарила коленом по его оголённому причинному месту. Такому приёму её обучил отец ещё в самом детстве. Феофан же от того взвыл так, что в избушке заходили ходуном вековые брёвна. Настя, пользуясь этой паузой, вскочила на ноги и отпрянула в тёмную часть комнаты, куда не доставал свет от свечи. Разумеется, тут же проснулся отец. Бедняга спросонья не мог понять, в чём дело.
А тем временем Феофан очухался и тоже вскочил на ноги. В его руке по-прежнему блестел нож, ведь Настенька лишь отвела его от себя, а выбить не успела. Феофан обвёл комнату злым взглядом, однако Насти не заметил, она затаилась в тени. Ещё бы секунда и Феофан непременно кинулся бы на отца, его смерть от ножа была бы мгновенной. Но тут из тёмного угла вдруг показалось дуло ружья, при этом точно направленное в грудь Феофана.
– Ещё шаг и я застрелю тебя на месте… – следом за дулом послышался уверенный голос Насти.
– Тихо-тихо, не шали,… всё-всё, я понял свою ошибку,… с тобой нельзя по грубому,… и правильно твой папаша говорил, что меня исправит только доброта… – мигом оценив ситуацию, вновь лживо залепетал Феофан.
– Ну, хватит тут лить елей!… это тебе уже не поможет!… А ну пошёл вон,… не то точно пристрелю, не помилую… – уже более сердито осекла его Настя, и даже для острастки ногой топнула. Отчего Феофан вздрогнул и попятился назад к двери, притом прямо как был, со спущенными штанами. Одно мгновение и он, споткнувшись о порог, уже кубарем катился прочь от избушки.
– Я ещё с вами не закончил!… я ещё вернусь!… – напоследок прокричал он кувыркаясь. На что Настя просто выстрелила в воздух. Эффект от выстрела был ошеломляющим. Феофан пулей выскочил на берег реки и помчался аки заяц от лисы, странно подпрыгивая и на ходу поправляя портки. А поправив задал такого стрекоча, что только пятки засверкали. Однако своего ножа из рук он так и не выпустил, ох и мерзавец. Настя же видя его паническое бегство, лишь рассмеялась, и, затворив за собой дверь, пошла вовнутрь, успокаивать бедного отца. Он пока так и не понял, от какой беды спасла его дочка.
В ту же самую секунду от оконца избушки отпрянула тёмная тень и торопливо удалилась вслед за убегающим Феофаном. Вновь началось его преследование той неведомой фигурой. Ну а далее события развивались весьма непредсказуемым и даже мистическим образом.
10
Светало. Брезжил рассвет. Уже практически наступило утро, когда в дверь дома Нифонта, не стучась, а открыв замки своим ключом, вошло тело Феофана. Да-да, это было именно оно, тело, потому как туловище без головы, назвать полностью человеком нельзя. У него всё было на месте: и руки, и ноги, и живот, и пупок, и даже штаны на ширинке застёгнуты, а вот головы на нём не было. Оттого и стоит его называть лишь телом, а не самим Феофаном.
Итак, тело Феофана неспешно зашло в дом, и также неспешно уселось на кухне на стуле, вроде как чаю попить собралось. Жуткое зрелище, надо отметить. Чертовщина какая-то. Это вам не мёртвый «всадник без головы» из романа Майн Рида, привязанный верёвками к лошади, а то настоящий, живой, самостоятельно ходящий субъект. Это просто ужас. А меж тем разбуженный шумом в прихожей, вышел из своей комнаты, позёвывая, сам хозяин дома, Нифонт.
– Феофан, это ты что ли!?… и где же тебя черти носили!?… шаришься до утра незнамо где!… – ещё не видя своего сына завосклицал он, направляясь в кухню. А там его ждал страшный сюрприз. Вместо сына он увидел за столом лишь его обезглавленное тело. Однако реакция Нифонта на это была более чем странная.
– Вот так дела,… всё-таки голову от любви ему снесло,… ну вот как сказал, так по его всё и вышло, «Ах, отец, я голову от любви потерял»,… и вот результат!… Ох, и дурной же его язык,… теперь вот ходи, ищи, где он её потерял!… Тьфу ты,… бестия амурная… – ругнулся он, ничуть не удивившись, и стал оглядывать место отсечения самой головы. А вот там, что поразительно, никакого кровавого следа или шрама не осталось, всё зажило, затянулось и лысо, словно колено торчит, а не обрубок шеи. Вот какая штука.
– Это хорошо, что всё затянулось, как я и наколдовал,… никакого ранения, сплошное сращение тканей!… Ну, вот забота, теперь его голову искать, и сращивать её ещё потом с телом,… а я не выспался, трудно, помощник нужен!… Да уж, чую, тут без полицмейстера не обойтись,… надо с ним идти к леснику, и официально требовать, пусть тот вернёт голову,… наверняка он её забрал,… ведь Феофан вечером к нему же направился,… к его дочке пошёл,… ну я ж предупреждал его, не связывайся с ней!… Э-хе-хе, не послушал меня,… ну да ладно, чего уж теперь говорить-то,… вот сейчас чайку попью и пойду полицмейстера на ноги поднимать… – как-то уж совсем нерасторопно пробурчал Нифонт и взялся чай на плите разогревать. Притом так обыденно, будто ничего и не случилось. Здесь рядом его сын без головы сидит, а он решил чаю попить.
Ну что тут поделать; у каждого своя реакция на такое происшествие, у простого родителя одна, а у колдуна-воителя связанного с нечистой силой, совсем другая. Меж тем прошло полчаса. За это время Нифонт попил чаю, умылся, оделся и наконец-то пошёл к полицмейстеру, благо тот жил неподалёку. Быстро разбудил его, сунул в руку банкноту крупного номинала, да рассказал, какое горе с его сыном случилось. Дескать, так и так, лесник злодей тому голову срубил да у себя дома её сохранил, а тело гулять отправил. Мол, тот лесник с лешим водится, и они вместе колдовским заклятьем балуются. Оттого сын без головы домой и пришёл.
Одним словом за взятку навёл на лесника напраслину. А полицмейстер, как банкноту в ладони ощутил, так, словно заново ожил. Вскочил, оделся, обулся и аж бегом, не жалея живота своего пышного, в участок помчался. Взял там, на подмогу, трёх обломов полицейских, соседского пса-ищейку, и, погрузившись со всей этой компанией в пролётку, понёсся по лесной дорожке к избушке лесника. Нифонт разумеется с ними. Правда, часть пути пришлось идти пешком, пролётка в зарослях застряла. Но всё же дошли, и сразу давай дверь пинками вышибать.
– Открывай, душегуб!… Отдавай голову!… Куда ты её подевал!?… – орут во всё горло, а собака их лает, заливается. Шуму понаделали, будто при пожаре. Ну, Настя дверь им и открыла, да в недоумении спрашивает.
– Какая ещё голова!?… Вы что, господа хорошие, с ума посходили, с утра пораньше двери ломаете!?… Мало того, что ночью нас сынок Нифонта Игнатьевича чуть не зарезал, так вы теперь ещё гурьбой пожаловали,… и сплошь полицейские… – узнав в нежданных визитёрах полицмейстера с Нифонтом, возмутилась она.
– Ага,… так значит, ты признаёшь, что мой сын здесь был!… А ну говори, куда его голову подевала!?… Он домой без неё заявился!… – сходу напустился на Настю Нифонт.
– Да что вы такое говорите!?… Да, он был здесь,… я и не скрываю этого,… прикинулся больным, раненым, попросился на постой!… У меня у самой отец больной, медведем раненый,… ну и пожалел он вашего сынка,… велел впустить его,… а тот посредь ночи на меня накинулся, мол, люблю,… только моей и будешь,… и нож к горлу приставил!… Да это он меня чуть головы не лишил, а не я его,… насилу от него отбилась,… только ружьё и помогло его прогнать!… Он вон, по бережку со спущенными штанами так от меня и сбежал!… Уж если что, то я бы не голову ему отхватила, а просто пристрелила,… так-то!… – вновь возмущённо откликнулась Настя. Отчего настроение у полицейских и Нифонта сразу сменилось.
– Хм,… сбежал, говоришь!… Ну, это может быть,… ведь ни крови Феофановой, ни его духа, тут у вас нет,… иначе бы собака сразу учуяла,… а значит, ты правду молвишь!… Смелая ты девица,… моему сыну противостоять мало бы кто отважился,… а ты вон как!… Говорил я ему, предупреждал, чтоб не совался,… а он не послушался, оттого и голову потерял,… но не ты её срубила!… Гляжу я на тебя, и понимаю, что справится с Феофаном, у тебя не хватило бы сил, ведь он здоровяк, тут мощь нужна,… а ты вон какая, стройная, тоненькая,… но боевая, молодец!… Ну да ладно,… вижу, не виновна ты,… иди уж, лечи своего отца… – рассудив, что причиной безголовости его сына надо искать в другом месте, заявил Нифонт, и резко вышел из избы. Полицейские с собакой конечно за ним последовали.
И тут вдруг пёс как взбесился; жадно повёл носом воздух, рванул к оконцу избушки, обнюхал его тщательно, мгновенно признал знакомый запах и резко бросился бежать вдоль берега реки. Естественно вся розыскная компания тут же пустилась следом. Так прямо и понеслись, не зная усталости и жалости к себе, бежали как подорванные. Запыхались, выбились из сил, но домчались-таки, аж до самой городской околицы, уж сюда их пёс вывел. И тут перед ними предстала страшная картина случившегося преступления; помятая трава, везде пятна крови и следы сумятицы. Полицмейстеру, многоопытному человеку в таких делах, сходу всё стало ясно.
– Вот здесь на вашего сынка и напали!… Была явная драка, повсюду признаки борьбы,… а вон и оторванная пуговка от кафтана,… точно вашему сыну принадлежала,… тут-то ему голову-то и отхватили!… А вот здесь его тело поднялось и само домой пошло,… вон, видны следы его хромовых сапог!… А вон ещё следы, и это уже от женских туфель,… но они никак не могут принадлежать дочери лесника, ведь та в лаптях ходит,… откуда ж у неё деньги на туфли-то!… А эти по следам видно, дорогие и с каблуками, притом весьма тяжёлые,… значит, их полнотелую хозяйку надо в городе искать… – хорошенько разглядев место преступления, уверенно заключил полицмейстер, и в ту же секунду пёс как по команде снова взял след.
Обнюхал отпечаток женской туфли и помчался дальше. Все естественно устремились за ним. Но бежали недолго, пёс несся быстро, а то место, куда он их привёл, поразило всех до бескрайности; это был дом городничего. Пёс лаял и рвался вовнутрь, словно сумасшедший, его неистовое рычание сходу стало будоражить всю округу. Делать нечего, пришлось вновь применить нестандартные методы проникновения в дом, проще говоря, вышибать в дверь. Особенно усердствовал Нифонт.
– Ломайте её!… Снесите к чертям!… Ради головы сына ничего не пожалею!… всех озолочу!… – кричал он, и полицейские повиновались. Вынесли дверь за две секунды. Пёс сразу ринулся вверх по широкой лестнице, ведущей на второй этаж в женские покои. Притом ринулся не абы куда, а прямиком в комнату дочки городничего. Все гурьбой бросились за ним. А там, в комнате, на туалетном столике, возле постели, покрытая кружевной салфеткой, стояла на гранитной подставке голова Феофана. Нифонт мгновенно сдёрнул с неё салфетку, и пред всеми тут же открылось лицо его сына с той неподражаемой, широкой, белозубой улыбкой, что он всегда имел на устах. Да-да, голова Феофана, невзирая на свою отдалённость от тела, весело улыбалась.
– Нет, ну вы посмотрите на него,… он и здесь смеётся!… Ну что за человек такой, ему голову отсекли, а он ржёт как лошадь!… Ох, Феофан-Феофан,… доулыбался-таки… – укоряюще воскликнул Нифонт, и взял голову сына в руки. Отчего тут же проснулась спящая рядом дочь городничего, Фёкла.
– А ну дай сюда!… он мой!… я его себе забрала!… Теперь он навсегда при мне будет,… нечего по другим девкам шастать,… я его вчера весь день выслеживала пока он по ним бегал,… аж к дочке лесничего совался!… Но я его выследила,… от меня не сбежишь,… что он, зря что ли, мне глазки строил, соблазнял да подмигивал?… я такого не упускаю!… теперь он навеки мой!… – вырвав у Нифонта из рук голову его сына, категорично заявила она и прижала её к своей груди. Тут и сказать-то нечего, диагноз нужен; не то девка ума лишилась, не то её любовь с ненавистью смешались да в порочную болезнь превратились, пока неизвестно.
Но одно ясно точно, это она вчера повсюду за Феофаном загадочной, чёрной тенью ходила-следила. А потом загнала его, как лиса зайца, на окраину леса, повалила, припёрла к землице сырой, да его же ножом ему же голову-то и отрезала, ведь она девка здоровая, под стать Феофану, силы ей не занимать, враз с ним справилась. А затем с собой домой голову его забрала, в качестве трофея. И пока трупного окоченения не наступило, выправила ему его неподражаемую улыбку, вот и весь сказ. Так он и простоял у неё до самого утра с улыбкой на лице, на столике под салфеткой, словно украшение какое-то. Кстати, нож Феофана тут же в комнате под матрацем у Фёклы нашли. В общем, её полностью разоблачили.
Однако дело это щепетильное, тут ведь не простая мещанка мелкий проступок учудила, а дочка самого городничего беды натворила, разница большая, подход особенный нужен. А что делать никто не знает, случай-то специфический. Ни сам городничий, прибежавший с домочадцами на шум, не знает, как поступить, ни полицмейстер с подчинёнными выхода из создавшегося положения не видят, ни даже матушка Фёклы слова сказать не может. Все в замешательстве. Но Нифонт хитрая его душа, изворотливый ум, быстро сообразил, как ему даже из всего этого выгоду извлечь.
– Ладно, хватит вам тут голову ломать, как поступать!… Я всё сам улажу,… только для этого надо свадьбу сыграть!… Уж, коли Фёкла его так любит, то пусть замуж за него и выходит!… Ну не так конечно, как он сейчас есть, без тела с одной головой,… одной-то головой долго не налюбуешься, амурных отношений захочется!… Так что голову я к его туловищу прилажу,… это дело мне под силу,… раз-два и приращу, на то и заговор верный знаю,… но вот только с его рассудком дело обстоит гораздо сложнее!… Ходить, говорить, кушать, пить и даже супружеский долг исполнять он, конечно, сможет,… а вот мыслить, как прежде, уже не получиться!… Скорей всего он так и останется непутёвым дуралеем,… будет постоянно улыбаться да лишь о любви толковать,… вот так-то… – рассудительно обозначил он будущее своего сына, на что Фёкла аж радостным смехом зашлась.
– Ха-ха-ха,… ах, счастье-то какое!… Ведь мне больше ничего от него и не надо!… Пусть только улыбается да о любви мне говорит!… А уж как с ним амурными делами заняться, я сама способ найду!… Лишь бы он рядышком был!… – вдохновлено пролепетала она и тут же отдала голову Феофана Нифонту, чтоб тот её быстрей к телу приделал. И то правда, пора всё на свои места ставить, ведь Фёкла девка здоровая, дородная, раз уж сумела Феофану голову оттяпать, то и сумеет найти способ, как с ним с приращенной головой счастливо прожить.
Денег у них с Феофаном навалом, куры не клюют. От родителей наследство переходящее; ведь и у городничего полны закрома, и у Нифонта богатства девать некуда, на сто жизней вперёд хватит. Так что пусть их детишки забавляются, в свои амурные игрушки играют. Что собственно в последствие и произошло. Приладил Нифонт голову сына на место, и тот мигом Фёклу полюбил, вот только увидел, слюнку пустил, и сразу по уши влюбился. А та и счастлива сверх всякой меры. Потом и свадьбу сыграли. Жизнь у них райская началась. Они лишь в амурном блаженстве томятся, как сыр в масле катаются, друг дружкой наслаждаются.
И даже детишки у них пошли. Правда, такие же лодыри, как и их родители, никакой работы знать не хотят, кроме как свои прихоти утолять. Бездельники, одним словом. Так вот и продолжился род коммерсанта колдуна-проходимца и чинуши городничего-мздоимца. Более того, судя по нынешнему положению дел, этот род, так до сих пор и продолжается. Прошёл, проскользнул через все перипетии времён и здравствует поныне. Посмотришь на сегодняшних нуворишей-чиновников, и всякое сомнение сразу отпадет; вот они «Феофаны», «Нифонты» да «городничие», здесь, никуда не делись, живут, будто у них нет ни головы, ни сердца, ни души.
Но хоть одно хорошо, после всех тех событий в городке N-ске девок уже более никто не совращал, все они жили прилично, чувствовали себя отлично, особо не тужили, и замуж удачно повыходили. Да и Настенька, дочка лесничего, тоже вскоре встретила своего избранника-суженого; отважный молодец и такой же лесничий, как и её отец. Тот кстати успешно вылечился, поправился и ещё долго лесу служил. Впрочем, и Настенька со своим возлюбленным супругом также немалую лепту в лесное хозяйство внесли. Жили они честно, на совесть, трудились в радость, на здоровье не жаловались, тяжких забот не испытали, любовь им во всём помогала, оттого и счастливы были, чего вам всем и желаю…
Конец
Сказка о середняке Филимоне и его внезапных злоключениях
1
Лет эдак сто тому назад, а может и больше, жил в одном небольшом селе на малоросской земле некий мужичок-середнячок. А то, что он был середнячком, проявлялось во всём; носил обувь среднего размера, ни мала, ни велика; комплекцией тоже не выделялся, ни тонок, ни широк; да и возрастом был ни молод, ни стар, средний, лет тридцати. Притом и имя имел тоже не слишком выразительное, средненькое – Филимон, несложное, легко-произносимое, но в то же время, нечасто встречающееся. Вкруг-то всё больше Георгии да Иваны, а Филимон, он один на всё село.
Разумеется, и хозяйство у него было середняцкое; невыдающийся домишко, сараюшка с краю, такой же посевной надел, да огородишко для овощных дел. Коровка, кобылка, телега к ней, пара поросей, десяток курей и гусей, это тоже всё имелось и тоже всё такое средненькое. И даже жена у Филимона средненькая была, как раз ему под стать; не красотка, но и не уродина; ни худа, но и не толста, среднего телосложения, впрочем, как и роста. Зато работящая. Одним словом всё у Филимона было среднее. Хотя вот детей у него вообще не было, как-то пока не сложилось. Но Филимон с женой по этому поводу особо не печалились, ходили в церковь, молились Богу и уповали на небеса.
– Ничего, придёт время и у нас дитятки появятся,… а сейчас значится рано… – так рассуждали они и жили тихо, спокойно, своей середняцкой жизнью. Растили урожай, делали на зиму запасы, излишки отвозили в город на ярмарку продавать. Затем готовились к зиме, зимовали, потом весну встречали, сеяли-пахали, и снова всё по кругу шло. И так из года в год. И всё бы ничего, но вот однажды вышел с ними престранный случай, который изменил весь порядок их неторопливой и размеренной жизни.
2
Пришла очередная осень. Филимон с женой собрали новый урожай, сделали заготовки на зиму, а излишки, как это у них заведено, решили отвезти в город на ярмарку, распродать. Ну что ж, дело привычное, ничего необычного. Филимон запряг кобылку, снарядил телегу, усадил на неё жену, да помолясь отправились они в дорогу. Тут тоже ничего, из ряда вон выходящего, не произошло. Дорога знакомая, проверенная, кобылка резвая, быстро до ярмарки домчала-донесла. Приехали, разгрузились, на прилавок всё выставили, и давай торговать, покупателя зазывать.
А товар-то у них свежий, качество отменное, всё своё доморощенное; сметана густая, жирная, молоко-масло первостатейное. Куры, яйца, хлеб ржаной, овощи, зелень разная, всё превосходное. Деревенским ароматом пышет, полями-лугами дышит. Аппетит нагоняет, сил добавляет. У покупателей аж слюнки ручьём текут. Ну и вполне понятно, что уже к обеду Филимон с женой совершенно расторговались. Ничего не осталось. Зато кошелёк деньгами полон. Тут-то Филимон и расплылся от удовольствия.
