скачать книгу бесплатно
– Чего молчишь?
– Я…
– Да горбатого он тебе лепит, ты что, не видишь? – сказал Саша, спрыгивая во тьму тоннеля. – Он такой же чеченец, как и я.
– Обманываешь? – Сергей наклонился над коляской.
– Извини… не был я в ней, в Чечне этой… извини…
– Эх ты! – Сергей вдохнул воздух и некоторое время стоял молча, не в силах произнести ни слова. Негодование душило его.
– Сволочь ты, вот ты кто! Спекулируешь, значит! Люди там жизни свои положили, а ты деньги шибаешь под это дело! Ах ты…
– Я…
– Да если бы ты не на коляске ездил, я бы вмазал тебе… чтобы тебе Москва Чечнёй показалась, сволочь!
– Прости…
– А где же тебе ноги… оторвало? – спросила Лида, чтобы немного разрядить обстановку. – Почему ты без ног?
– Да с пацанами… по дури… на электричках катались… Вот я и упал… неудачно.
Толик сидел на своей помятой инвалидной коляске и размазывал слёзы по щекам.
– Эх! – сказал Сергей и спрыгнул во тьму.
А Толик всё плакал, плакал. Всхлипывал.
– Да ты бы лучше так и говорил, когда просишь, – неожиданно сказала Лида. Неожиданно, потому что до этого она почти всё время молчала. Или сама плакала.
– Да я как-то боялся…
– Правда – она всегда лучше. – Лида подошла к Толику и вдруг погладила его по голове. – Может, тебе бы и подали больше. Люди бы пожалели тебя, как мальчишку-дурака. А то все в герои метят. Даже нищие…
– Это точно. Мы боимся правды, – поддержала её Наталья Сергеевна. – Чтобы говорить правду или жить по правде, надо большую смелость иметь.
– Кому она нужна, ваша правда? – фыркнула Света. – Там, где нам хорошо – там и правда. Где выгоднее – там и правда!
– Это до поры до времени, девочка.
– На мой век хватит!
– А ты-то знаешь, сколько его, твоего веку? Может, он уже заканчивается, твой век? А? И ты хочешь вот так, без правды, и закончить его? И какая тебе выгода может быть здесь, где мы все… равны? Равны пред этим тоннелем, как перед Богом.
– Ни, – встряла тёща. – Ни, нэ равни.
– Пока не равны. Пока беременным на кружку чистой воды больше, – сказала Галя.
– А, это… – Наталья Сергеевна поправила платок. – Так эта привилегия, девушки, быстро закончится… А что, Толик, нельзя тебе так жить, чтоб не побираться по вагонам? А?
– А как? Я из деревни. Из-под Рязани. Мать одна. Хорошо, что добрые люди надоумили сюда приехать. Пристроили… – всхлипнул Толик. – Я матери собираю… откладываю понемногу… хочу поехать матери денег отвезти…
– И что, на всю жизнь… так? По вагонам милостыню просить? Пока молод – ещё ничего. А дальше? – спросила Лида.
– Дальше…
– А будет ли оно, дальше-то? – Наталья Сергеевна вздохнула. – Как в Евангелии сказано: «В чём застану, в том и судить буду». Вот и застал. Всех нас так… Каждого. И меня, и тебя, и его. И этого вот страдальца. – Наталья Сергеевна показала рукой на Антона. Потом тихо сказала:
– А где теперь те люди, что ехали в предпоследнем вагоне? Да и в остальных вагонах…
– Их тоже… застали уже… – ответила Лида.
Наталья Сергеевна опустила руку и погладила Антона по спутанным вихрам. Впрочем, этого никто не заметил.
А если и заметил, что с того?
– Как там в остальных вагонах – не знаю, а этот ваш «страдалец» сам виноват, – сказала Света. – Нечего было колоться. Курил бы себе потихоньку. И кайф, и привыкания нет.
– Есть привыкание. Это ложь, что привыкания нет. А насчёт вины, так мы все сами виноваты. Какую жизнь мы жили, какую успели прожить. Его грех явный, всем виден. А наши грехи скрытно в нас сидят. И, может быть, они не меньше, чем у него.
– Ну это вы загнули!
– Не загнула, а так оно и есть. Не оправдается перед Богом ни один живущий.
– Это почему?
– А потому, что мы не чувствуем своих грехов. Кажется нам, что мы высоко поднимаемся, а на самом деле – не видим, как катимся в пропасть. Врём, ненавидим друг друга. Жадные, злые, блудные. А потом ещё врём сами себе, что всё у нас в порядке. И гордимся своим враньём. Я уж про пьянство да про наркоманию и не говорю.
– И что делать? – спросил Толик.
– Покаяться надо… В том хотя бы, в чём совесть укоряет. Во вранье. В ненависти, в злости. У кого что больше болит. В блуде, например. Ну и прожить, сколько нам осталось… по-божески прожить.
– Это как?
– Как? Да хоть без вранья, милый… без вранья…
– Надоели ваши проповеди! – отмахнулась Света. – Кому какое дело, как я живу? На себя сначала посмотрите, а потом читайте проповеди! Сами небось…
Она не успела договорить.
34
Дёрнулись двери, и мужчины начали возвращаться, помогая друг другу залезть в вагон. Запахло табачным дымом. Последним втащили бомжа, он мелкими шажками проследовал к своему углу вагона и там затих.
Мужчины снова стучали камнями по обломкам тоннеля. Но результат оставался тем же.
Никакого результата.
Затем в тоннель начали спускаться женщины. Потихоньку, с помощью мужчин. Фонарик взяла Наталья Сергеевна.
– Идите направо, – сказал Василич. – Слева вода подтекает.
– Жрать охота, – вздохнул Саша, когда женщины покинули помещение.
– Потерпи. Женщины вернутся, тогда с этим и разберёмся. Долго человек может без пищи прожить? А, доктор?
– Дней сорок, если пить. И если ещё… всякие факторы, в том числе и моральные.
– Да… если очень хочется жить, то можно терпеть, – заключил Павел.
– Как мы цепляемся за жизнь, когда чувствуем, что она… закончиться может, – медленно протянул доктор. – А вот когда живём, то так её ругаем, эту жизнь. И то нам не так, и это не так…
– Да… На войне совсем по-другому. Там смерть на каждом шагу. И всё лишнее как бы уходит в сторону. На своей шкуре испытал, – сказал Сергей.
– Это так, – поддержал Николай Васильевич. – На войне как на войне. Только нашему человеку обязательно надо войну, чтобы он не забывал, что он человек.
– То, что с нами произошло, покруче войны. – Макс подошёл к говорившим и сел на пол, откинув голову на лавку и вытянув ноги.
– Может, и покруче, – согласился Павел.
– Как знать, как знать, – вздохнул Николай Васильевич. – Где и рядом с кем придётся умирать – вот боевое братство. А у нас… Разве могли мы предположить, где и с кем рядом будем умирать? Так-то… Не знаю я тебя. Как я с тобой последнюю затяжку делить буду?
– Вы же не курите.
– Какая разница?
Николай Васильевич посмотрел на Макса, как будто и вправду что-то делил с ним. Долго так, протяжно посмотрел.
Макс опустил голову. Зато Василича поддержал Сергей:
– Да, последнюю затяжку делить – это не просто так. С этим, что ли, делить, который ноги на Чеченской войне потерял? Сволочь! – Сергей сплюнул в сторону инвалидного кресла.
– Прости, – почти прошептал Толик.
– Или, ёлки-палки, с этими… кавказской национальности? Да я в Чечне…
– Ты что-то разошёлся, Серёга, – попытался остановить Сергея Николай Васильевич.
– А какая у вас национальность, Алик? – спросил Павел.
– Азербайджанцы мы, – ответил Алик. – Мы не воевали в Чечне.
– Вы все не воевали! Утром не воевали, а ночью воевали! Как стемнеет, так автомат в руки – и неверных крошить! Так или нет? – Сергей потирал руки. Было такое впечатление, что у него чесались кулаки.
– Говори что хочешь! – Алик блеснул глазами.
– Да уж, тут последнюю затяжку делить сложно, – заключил доктор.
– А я вообще ни с кем не собираюсь ничего делить, – сказал Дмитрий Ильич. – Я и умирать не собираюсь. Я надеюсь, что нас спасут.
– Надежда умирает последней. – Николай Васильевич усмехнулся. – Последней – сразу после последней затяжки.
– Ну ладно, – не унимался Сергей, – в Чечне вы не воевали. А что вы делали, когда мы воевали в Чечне? Вы у нас тут, под самым носом… свою вели войну. Подлую войну, партизанскую. Захватили рынки, захватили магазины. Чиновников продажных подкупили, а непродажных убрали.
– Это точно, – вставил Николай Василич.
– Я вернулся – а всё уже захвачено. Город мой захвачен, вами захвачен. Куплен и поделён. Армянская группировка, азербайджанская группировка. Чеченская группировка, чёрт возьми! Что произошло, Василич? А? Я в Чечне воюю, а чеченская группировка покупает мою страну!
– Да… А молодых, дураков этих, тоже купили. Кого на секс, а кого и просто на иглу подсадили. Чтобы глаза их ничего не видели, а уши ничего не слышали, – сказал Василич.
– Кроме попсы, – усмехнулся Сергей.
– Скажите ещё, что нас купили на попсу, – возмутился Макс.
– И на попсу тоже. И на рэп, и на тяжёлый рок… и на прочее… Выше бери. На сникерс нас купили, – сказал доктор и обратился к Максу с вопросом: – А ты сам-то где учишься?
– В институте. Изучаю бизнес, – ответил Макс.
– Ну-ну, изучай. А если изучаешь, то не можешь не знать, что такое управление массовым сознанием. Что такое формирование мировоззрения, в конце концов, и как оно происходит, – как-то грустно сказал доктор.
– Я на втором курсе. Мы ещё такого не проходили.
– Не проходили… А что вы вообще проходили?! И почём нынче зачёты? Экзамены почём? А? Небось за бабки сессию сдаёте?
– Не всегда, но… Какие по пятьдесят баксов, а какие и за сто. А что?
– Ничего. Жалко вас, вот что…
– А они вообще так у нас живут, как будто в Чапаева играют, – заметил Василич.
– Это как же?
– А так. Вот есть люди, которые так живут, как будто играют в шахматы. Комбинации просчитывают, размышляют. Что плохо, что хорошо. Как поступить в том или ином случае.
– Ну!
– Не нукай мне, сынок. Не запрягал. Так вот. Есть такие люди, что живут – как в шашки играют. То за «фук» пропадают, то в дамки рвутся. А есть и такие, что всю жизнь «в Чапаева» режутся. Бац! Куда попал, там и вылетел! Куда все летят, туда и я лечу! Думать некогда.
– Я в Чапаева последний раз в летнем лагере играл, в седьмом классе, – вспомнил Макс.
– А мне кажется, что ты никак не перестанешь играть в него, сынок. Ты бы хоть того… хоть бы в шашки… ходы выучил.
– Они теперь в компьютер играют, – сказал Дмитрий Ильич.
Строго говоря, сказал невпопад. Но он был неглупым человеком и тут же поправился:
– Хотя сути дела это не меняет.
