скачать книгу бесплатно
Женщина открыла дверь и вышла в коридор. Следом за ней – дедуля и мой новый знакомый, которому я вчера так некстати ляпнула ненужную фразу о его прооперированном лице. Повернув замок, я принялась одеваться. Затем свернула постель и положила ее вниз. Наклонившись за упавшей расческой, я увидела небольшую спортивную сумку, аккуратно задвинутую в небольшое пространство под нижней полкой. Вне всякого сомнения, эта сумка принадлежала «боксеру». Дедулины котомка и тележка стояли под столом, а вещи женщины находились на моей стороне. Мне захотелось открыть ее и посмотреть, что там внутри.
Интересно, что может возить человек, по неизвестным причинам изменивший внешность? Дурацкое любопытство взяло верх. Я быстро открыла молнию и на минуту замерла. В сумке лежал самый что ни на есть настоящий автомат Калашникова, АКСМ, я не могла ошибиться. Точно такой же я видела по телевизору в «Дорожном патруле». Его конфисковали у какого-то криминального авторитета. Я провела рукой по стволу и почувствовала, как по телу пробежала мелкая дрожь. Рядом с автоматом лежала вязаная черная шапочка. Я достала ее из сумки и потеряла дар речи. В шапочке были ровно три отверстия: два для глаз и одно для рта, ее можно натянуть до самой шеи. Надев шапочку, я подошла к зеркалу. На меня смотрел какой-то ниндзя. Взяв автомат, я приложила его к груди. В таком обмундировании можно брать любой банк или уж, на худой конец, обменный пункт. Неожиданно в дверь постучали, и я чуть не грохнулась в обморок. Нет, мое любопытство точно подведет меня под монастырь! Я положила шапочку на место, пристроила автомат, закрыла сумку и задвинула ее в угол. Затем трясущимися руками открыла дверь.
– Скоро Москва, – улыбнулся дедуля и сел у окна.
Я взяла полотенце и пошла умываться.
– Девушка, скоро станция. Давайте быстрее. Мне уже пора туалеты закрывать. Долго спите, – бросила мне вслед проводница.
– Я мигом, – буркнула я и ускорила шаг.
«Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – стучало у меня в голове. – Вот и тебе оторвут, если узнают, что ты лазила в сумку».
Через пять минут я вышла из туалета. Вдруг кто-то больно схватил меня за руку и потащил в тамбур. Я попыталась закричать, но мой рот закрыла потная мужская ладонь. Как и следовало ожидать, это был мой новый знакомый. Он прижал меня к стене и достал из кармана что-то острое и блестящее. До меня дошло, что это пика. Острая, блестящая, заточенная пика. Именно такой пикой закололи не так давно моего отца, закололи ударом в сердце… Незнакомец приставил пику к моей груди и слегка надавил. Я почувствовала неприятный укол и жалобно посмотрела на этого сумасшедшего.
– Мне больно, – прошептала я.
– Сейчас тебе будет еще больнее. Ты зачем, сучка, лазила в мою сумку? Тебя кто-то подослал? Ты что вынюхиваешь?
– Я не лазила в твою сумку, – соврала я, особо не надеясь на то, что он мне поверит.
«Боксер» ослабил хватку, но не отпустил.
– Я не лазила в твою сумку, – повторила я и почувствовала, как по щекам ручьем потекли слезы.
– Не ври, тварь! Я всегда над замком завязываю тонкую ниточку, чтобы потом было видно, вскрывали сумку или нет. Когда дергаешь за молнию, ниточка рвется. Невооруженным глазом ее никто не разглядит. Когда я зашел в купе, то почти сразу обнаружил, что она порвана. Ты лазила в мою сумку! Откуда ты знаешь про пластическую операцию? Ты первая, от кого я это услышал.
– Мой отец был пластическим хирургом. Он делал такие операции.
– Ты не ответила на мой вопрос: зачем лазила в мою сумку?
«Боксер» напряг руку, и пика проколола мою блузку. Я с ужасом посмотрела на него и прошептала:
– Я никому не скажу…
– О чем?
– Я никому не скажу, что видела в твоей сумке, честное слово. Я клянусь.
– Я не верю словам. Я верю только в одном случае: когда человек мертв.
Я хотела закричать, но «боксер» опять закрыл мне рот. Глаза его были безумны.
– Я ненавижу женщин, – прошептал он. – За то, что они ужасно любопытные. Твари. Я бы с радостью выколол этой пикой тебе глаза, чтобы ты никогда больше не увидела то, что ты не должна видеть. То, что тебя не касается.
Неожиданно дверь тамбура открылась, и рядом с нами остановились двое милиционеров. Я поняла, что спасена, и хотела закричать. «Боксер», моментально сориентировавшись, неуловимым движением спрятал пику в карман, прижал меня к стене и поцеловал в губы. Я не могла издать ни звука.
– Предъявите ваши документики, – произнес один из милиционеров, который по возрасту годился «боксеру» в сыновья.
«Боксер» на секунду оторвался от моих губ и быстро произнес:
– Командир, не вовремя ты со своими документами. Видишь, я с любимой прощаюсь, через несколько минут станция. Ты мне обламываешь последние минуты счастья. Ее сейчас муж встретит, и всё, а мне опять полгода следующей совместной поездки на курорт ждать.
Я хотела возразить, но тут же почувствовала весьма ощутимый укол. Все понятно: если я скажу хоть слово, этот ненормальный засадит мне пику в бок, даже не размышляя о том, что будет дальше. Я жалобно посмотрела на молоденьких ментов в надежде, что они все-таки проверят документы у моего «ухажера», но этот сумасшедший еще сильнее прижал меня к стене и стал терзать мои губы с такой силой, что я почувствовала вкус крови. Если так будет продолжаться, то через несколько секунд я просто потеряю сознание.
– Да ладно, Паша, пусть люди попрощаются, – улыбнулся один из ментов и покраснел до кончиков ушей, глядя на то, как «боксер» внаглую лапает меня за грудь.
– Любовь в документах не нуждается, – развел руками второй. – Счастливого продолжения отношений. Извините за причиненные неудобства и беспокойство, – засмеялся он и направился вместе с товарищем в другой вагон.
– Будь здоров, командир! – крикнул «боксер», свирепо посмотрев на меня.
В эту же секунду дверь снова открылась, и на пороге появилась проводница. В руках ее был веник, а во взгляде читались презрение и злость.
– Хватит тут обжиматься, как дети малые! – заголосила она. – Что, мест больше нет! Только мусор от вас. Приехали – Москва! Снимайте гостиницу и там обжимайтесь, а мне мести надо. Бессовестные!
Чудом собрав все силы, я наконец оттолкнула «боксера». Проводница выронила веник из рук и закричала мне вслед такое, что ей позавидовал бы самый изощренный матерщинник.
Поезд остановился, и пассажиры потянулись к выходу. Я заскочила в купе, схватила сумку и опрометью выскочила на перрон. «Боксера» не было видно. С его габаритами в узком коридоре, битком набитом людьми, особо не развернешься. Может, успею уйти?
На привокзальной площади я впрыгнула в такси и, задыхаясь, прокричала шоферу:
– Быстрее!
– Куда и сколько? – безразлично спросил он.
– В центр!
– Сколько?
– А сколько тебе надо? – занервничала я, оглядываясь по сторонам. Увидев «боксера», я не задумываясь, выпалила: – Тысячу, тысячу! Ты только дави на газ. Понял? Где у тебя педаль газа? Включай мотор и дави!
«Боксер» увидел такси и, ухмыльнувшись, направился в нашу сторону. Я стукнула шофера по плечу, и он наконец, очнувшись, завел мотор.
Когда машина тронулась, я с облегчением вздохнула и даже нашла в себе силы помахать грозившему мне вслед кулаком бандиту.
– Орешь как резаная, – возмущался шофер. – Если ты мне такие деньги платишь, то это еще не значит, что ты имеешь право вести себя, как тебе заблагорассудится. Я привык, чтобы клиенты обращались со мной вежливо.
– Вежливость не покупается за деньги, – назидательно произнесла я, откинувшись на спинку. – Я же не виновата, что ты такой медлительный. Запомни, хороший водитель всегда держит ногу на педали газа. Это на тот случай, если клиент хорошо платит и вдобавок во всему сильно торопится.
– Что случилось? – спросил шофер, но я не сочла нужным продолжать разговор и отвернулась. В конце концов, я плачу, а значит, и заказываю музыку.
– У тебя кровь на блузке, – услышала я голос шофера.
– Что?
– У тебя кровь с правой стороны.
Я опустила глаза и с ужасом посмотрела на блузку.
Она была запачкана кровью. На лбу выступил холодный пот. Не обращая внимания на водителя, я быстро расстегнула пуговицы. Все-таки этот ненормальный поранил меня своей чертовой пикой. Чуть ниже правой груди виднелся еле заметный порез, из которого тоненькой струйкой сочилась кровь.
– Вот черт, – растерянно прошептала я.
Шофер полез в бардачок, достал аптечку и протянул мне.
– Там есть вата и бинт. За твою тысячу могу оказать бесплатные медицинские услуги.
– Спасибо, без тебя обойдусь.
Я достала пузырек с зеленкой, смочила кусочек ваты и приложила к больному месту. Грудь сильно защипало, перед глазами поплыло. Мне захотелось закричать, но я стойко перенесла адскую боль и вернула аптечку водителю.
Глава 4
Открыв дверь квартиры, я вошла в прихожую и блаженно вздохнула. Девчонок не было. Скорее всего, они на репетиции, разучивают какой-нибудь номер или готовят к выпуску новую концертную программу. Бросив дорожную сумку в угол, я сняла испачканную кровью блузку и отнесла ее в ванную. Сняв лифчик, подошла к зеркалу, осторожно отлепила пластырь и выкинула пропитанную зеленкой вату. Кажется, все обошлось. Такая маленькая царапинка заживет очень быстро.
Накинув легкий халатик, я открыла холодильник и обнаружила там бутылку бренди. Отлично, это то, что мне надо! Налив полный бокал, я с удовольствием выпила. Вот уж никогда не любила эту квартиру! Наверное, потому, что мы живем здесь втроем: я, Каролина и Тамарка. Каждый вечер мы танцуем голыми на сцене стриптиз-бара. Мы не проститутки, потому что не спим с мужчинами, а просто показываем им свои сиськи. Естественно, за деньги. Платят нам зажравшиеся новые русские, в зубах которых застревают остатки осетрины, а толстая жирная кожа покрыта потом.
Я никогда не стыдилась своей работы. Более того, я с удовольствием прихожу в стриптиз-бар. В нем сногсшибательный интерьер, проектор с киноэкраном, приличная цветомузыка и прочие прибамбасы, позволяющие на полную катушку отдохнуть тем, у кого есть баксы.
Перед выходом на сцену мне не приходится ютиться в тесной гримерке – хозяин расщедрился и выделил нам роскошную комнату, которой хватило бы на десятерых. У меня на столике дорогая косметика, оплаченная заведением. Я могу пить дорогой виски, охлажденный цветным фруктовым льдом, и есть вкусные маслины.
Я знаю, что девицы, танцующие в театрах, открыто презирают нас. Мол, они настоящие артистки, люди искусства, а мы – никто. Я всегда плевала на их мнение. Подумаешь, балерины! Вкалывать до седьмого пота за три копейки? Нет уж, это не по мне! Я ценю красивую жизнь, ради нее я готова пожертвовать многим. Кстати, Макс этого так и не понял. Ну и дурак, сам виноват, что его пристрелили на пикнике.
Я ужасно соскучилась по шикарному ярко-красному кружевному белью, которое надеваю перед выходом в зал. Мой лифчик делает грудь еще более эротичной, а трусики, едва прикрывающие лобок, выставляют напоказ упругие ягодицы. Что еще? Кружевные колготки и лаковые шортики на «молниях», которые я могу мгновенно сбросить, длинные лаковые сапоги. На голове у меня изящная шапочка, украшенная страусиными перьями.
Я обожаю танцевать в свете мощного прожектора, умело направленного рукой осветителя на мою тонкую, хрупкую фигурку, позавидовать которой может любая топ-модель. Я, как никакая другая, умею показывать красоту своего тела. Я не вижу зрителей, потому что они в темноте, но слышу тяжелое дыхание и чуть ли не кожей чувствую, как набухают ширинки от возбужденной плоти. Я скидываю шортики и подхожу к блестящему металлическому шесту, стоящему рядом с роялем. Мне нравится тереться о него лобком, гладить руками, прикасаться языком и ощущать, какой он холодный. Этот шест похож на мощный фаллос, затвердевший в моих руках. Я не стесняюсь быть откровенной в танце, и зрители всегда воспринимают это на ура.
Именно такой меня увидел Глеб. Однажды, когда я играла с шестом, демонстрируя залу свою аппетитную попку, он бросил на сцену роскошный букет алых роз. В тот вечер я впервые изменила мужу, хотя раньше не делала этого никогда.
Не буду скрывать, многие стриптизерши не отказываются от интима, если знают, что могут сорвать на этом дополнительные деньги, возможностей у них предостаточно. Взять, например, консумацию. Лично я ее ненавижу. Заключается она в том, что, по желанию гостя, девушка, оттанцевавшая свой номер, выходит в зал и подсаживается за столик. Она должна развлекать гостя, раскручивая его на дорогие коктейли и закуски. Иногда хозяин сам указывает нам, кого надо «взять на крючок». Оплата – определенный процент от суммы заказа. Постель – по желанию. Это хозяин не запрещает, но и не поощряет. В баре и так полно штатных путан. Отказаться от консумации нельзя: она входит в наши обязанности. Бывает и так, что особо ретивые клиенты склоняют нас к постели насильственными методами. Тогда мы обращаемся к охране, которая старается мирно урегулировать конфликт, предлагая воспользоваться услугами проституток. Девочки у нас что надо, поэтому проблем почти не возникает. Но пару раз я нарывалась и на таких, которые грозили отыметь меня после работы, поджидая у входа в автомобиле. Но и из этой ситуации есть выход. Как правило, мы пользуемся черным ходом, а на улице нас поджидает специально заказанное такси. Насколько я знаю, консумация есть почти во всех столичных клубах и стриптиз-барах. Ее нет только в больших ресторанах, где тоже показывают стриптиз. Там не нужно спускаться в зал и развлекать жирных мордоворотов. Отсюда и маленькие заработки. В ресторанах девушки получают почти в пять раз меньше, чем мы. Фактически они танцуют за мизер. Мы же получаем неплохие деньги, но они тут же испаряются после оплаты квартиры, питания, покупки спиртного, сигарет, приобретения приличных шмоток.
Я обожаю танцевать, когда в зале сидит Глеб. О своем визите он сообщает заранее, поэтому я тщательно готовлюсь к выходу. Чтобы поразить его, я беру у оркестрантов саксофон и вытворяю с ним такое! Зал пыхтит и взрывается аплодисментами, а я извиваюсь, сбрасывая с себя чисто символические предметы одежды.
Все свои танцы я придумываю сама. У нас нет хореографа. В стриптиз-барах такая должность не предусмотрена. Все держится на интуиции. Стриптизерша не сможет работать, если она не умеет фантазировать. Я сама себе и костюмер, и модельер, и швея, и гример, и хореограф. Нужно просто танцевать не для зала, а для себя. Тогда все получится.
Я выхожу из бара в пять утра. Уставшая, выжатая как лимон, но все же довольная. Хотя бывает и так, что нервы сдают. В такие минуты я закрываюсь в гримерной и громко реву.
Мое настроение зависит от публики. Я не люблю выступать перед молокососами. У них красные глаза, садистский взгляд и проколотые вены. Их карманы набиты кокаином и таблетками «экстази». Если бы в наш бар впускали с оружием, то они бы перестреляли всех посетителей. Люди среднего возраста, даже крутые паханы, ведут себя прилично, но эти же напоминают настоящих скотов. Они заказывают дорогие коктейли и требуют секса. Понимая, что я всего лишь танцовщица, ругаются матом и обещают после работы открутить мне голову. Нередко дело доходит до скандала. Охрана удаляет молокососов из зала, а я боюсь потом встретиться с этими отморозками в темном переулке. Да, меня защищают, но только в рабочее время, а за вредность нам никто не платит…
…Неожиданно в двери щелкнул замок, и на пороге появилась Каролина. Она была ужасно бледна и расстроена. Не обращая на меня никакого внимания, Каролина, не разуваясь, прошла на кухню и открыла холодильник. Достав бутылку бренди, налила себе полный стакан, тут же осушила его и закурила длинную сигарету с ментолом. Опустившись на стул, она тупо уставилась в окно, стряхивая пепел прямо на пол. Я захлопнула входную дверь и села напротив.
– Каролина, привет. Ты что, не видишь, что ли, что я приехала?
– Вижу, не слепая, – безразлично ответила она, не отрывая взгляда от окна.
– К черту отпуск! Сил моих нет сидеть в этой деревне! Я решила приехать раньше времени и выйти на работу.
– Правильно сделала. Хозяин собирался позвонить тебе, чтобы ты немедленно вышла на работу. Иначе тебя уволят.
– Как это уволят?! – возмутилась я. – Я была в законном отпуске! Я три года пахала без отдыха. Сама знаешь!
– Еще столько же пахать будешь! На нашей работе отпуска не положены. А таких, как ты, полная Тверская тусуется, и каждая мечтает устроиться в какой-нибудь захолустный бар на окраине за жалкие гроши, а мы все-таки танцуем в центре и за приличные деньги. Тоже мне, профессионалка нашлась! Таких профессионалок хоть жопой ешь. Просто нам повезло немного больше, чем другим. Не забывай, что могут уволить в любой момент за малейшее опоздание, прогул или непослушание. В нашей профессии не бывает отпусков, болезней, плохого настроения и месячных. Даже в критические дни, когда низ живота ломит от боли, ты обязана вставить тампакс, надеть на лицо улыбку и выплясывать как ни в чем не бывало.
– Каролина, что за настрой? Раньше я от тебя таких высказываний не слышала… И вообще, какого черта ты сбрасываешь пепел на пол? Сегодня чья очередь убирать квартиру? Если моя, то я к твоему пеплу даже не притронусь! Что за свинство? Где Тамарка?
– В больнице.
– В больнице? Аборт?
– Нет. Она в реанимации. Ночью ей сделали две операции. Я только что от нее приехала.
– Что случилось? – Я нервно достала сигарету и закурила.
– Вечером, когда она исполняла свой номер, какой-то придурок плеснул на нее серной кислотой. Попал прямо в лицо. У нее больше нет лица, понимаешь?
– Не понимаю, – испуганно произнесла я.
– Серная кислота разъела ей лицо, шею, уши до мяса. Она потеряла зрение.
– Она будет жить?
– Будет. Только кому нужна такая жизнь?! Она будет слепой уродиной, понимаешь, уродиной?! Люди будут шарахаться в сторону при виде ее. Она теперь инвалид, Дашка, жалкий, никому не нужный инвалид.
– Неужели нельзя сделать что-либо с внешностью? – произнесла я со слезами на глазах. – Ведь за границей делают прекрасные пластические операции. Если там из негра делают белого, то, значит, лицо можно восстановить, а повезет – так и зрение тоже.
– Зрение не восстановишь. У нее полностью сожжена сетчатка. Глаз больше нет, словно никогда не было. Там нечего восстанавливать. А насчет лица… Ты знаешь, сколько стоят такие операции? Не сотни долларов, а десятки тысяч. Это сумасшедшие деньги! Тем более что ей потребуется не одна операция, а несколько. Где она возьмет такие бабки? Не найдет!
– Это же производственная травма, полученная на рабочем месте! Пусть за лечение платит хозяин, ведь это он виноват в том, что какой-то недоумок смог пронести в бар кислоту.
– Ага, жди, заплатит он! Не дождешься! Знаешь, что он сделал после того, как это случилось?
– Что?
– Он вызвал «скорую» и тут же уволил Тамарку. В связи с тем, что она потеряла товарный вид. Он не дал ни копейки на ее лечение! Ни больничного, ни пособия, ничего! Просто взял и уволил. А потом он объявил конкурс на Тамаркино место, чтобы оно не пустовало. Ты бы видела, сколько девчонок пришло! Им до лампочки, что случилось с их предшественницей, потому что им нужны деньги. Претендентка уже отобрана. Сегодня вечером нам придется с ней познакомиться. А наша Тамарка, которая честно отработала на хозяина три года, лежит в реанимации, и ее даже никто не проведал! Она, конечно, выкарабкается и вернется на свою Украину, но уже слепой уродиной.
– Каролина, но это же бесчеловечно! По моим понятиям, если в баре произошел такой жуткий инцидент, то как минимум бар нужно временно закрыть, найти этого ненормального, обеспечить достойную охрану, ужесточить контроль при входе и заплатить за лечение нашей подруги.
– Ненормального и так нашли. Он обычный пациент психиатрической больницы, которого выписали домой. Этот сумасшедший чуть ли не ночевал в приемном покое в надежде попасть обратно, но его послали куда подальше, мол, он не буйный и может лечиться амбулаторно. А для него больница была как дом родной, ведь там друзья, койка и миска с супом, вот он и решил доказать медперсоналу, что он не такой спокойный, как они считают. Сел в метро, доехал до центра, зашел в первый попавшийся стриптиз-бар и плеснул в Тамарку кислотой. Был ее номер, а ведь перед этим выступала я, даже страшно подумать! Лучше бы он этому чертову педику-стриптизеру внешность испортил. В тюрьму этого чокнутого нельзя, потому что он состоит на учете, – только больница. Он туда с радостью отправился – добился того, что хотел, а у Тамарки трагедия на всю жизнь.
– Значит, нужно посадить тех, кто выпустил этого сумасшедшего на волю! Виновата администрация, больница, медперсонал, в конце концов!
– Они тоже ни при чем. Больница не резиновая. Сумасшедших много, коек мало, кормить их нечем, дотаций никаких нет. С них взятки гладки. Если копать глубже, то, сама понимаешь, в какое дерьмо вляпаешься. С государством разбираться глупо, оно само разберется с тобой, и намного быстрее, чем ты думаешь. Ты только представь, сколько таких сумасшедших бродит по улицам Москвы, страшно подумать! Я теперь танцевать боюсь – вдруг зайдет какой-нибудь ненормальный и плеснет в лицо чем-нибудь ядовитым. Тамарку жалко, красивая баба была. Самое главное, хваткая. За жизнь обеими руками цеплялась. За жизнь да за Москву.
Я встала, разлила бренди по рюмкам и посмотрела на Каролину. Та вытерла слезы и тяжело вздохнула:
– Много пить нельзя. Через пару часов нужно ехать на работу. Если хозяин учует запах спиртного, то выгонит к чертовой матери на улицу.
– Ты хочешь сказать, что мы сможем выступать в таком состоянии?
