banner banner banner
Мятеж «Сторожевого». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина (Собрание сочинений)
Мятеж «Сторожевого». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина (Собрание сочинений)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Мятеж «Сторожевого». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина (Собрание сочинений)

скачать книгу бесплатно

Последнюю фразу Саблин крепко запомнил, а потом, когда решил поступать в академию, ловко напомнил Сизову, что тот, дескать, сам выразил желание отправить его на учебу. Добрый Федор Яковлевич только покивал головой, что, мол, действительно было дело, обещал…»

Как можно прокомментировать вышеизложенные абзацы биографии нашего героя? Что и говорить, Саблин в своем репертуаре. Он снова строчит письма. Но если раньше он учил, как надо воспитывать курсантов, о чем следует говорить руководителям государства с высокой трибуны, как осуществлять культурную революцию в стране, то теперь мысль его ушла намного дальше. Теперь Саблин всерьез решил заняться развитием политической мысли у личного состава. Разумеется, как и обычно, задумав очередной бред, Саблин тут же отправляет очередное поучительное письмо в Москву. На этот раз он осчастливил своими изысками политическое управление ВМФ. Но там, как и обычно, подло промолчали.

Зададимся вопросом, а почему Саблин вдруг ни с того ни с сего начал в 1961 году строчить письма в политическое управление ВМФ адмиралу Гришанову? У помощника командира батареи 130-мм орудий, что, нет своих служебных дел, или он к этому времени уже в совершенстве познал профессию корабельного артиллериста, и ему уже больше нечего было делать, кроме как помочь в делах и корабельному замполиту? А может, это стучало сердце истинного коммуниста, радевшего и болевшего за любой недостаток, попавший в поле его зрения? И почем вдруг сразу писать именно в Москву, и именно адмиралу Гришанову? Не лучше ли было для начала показать личным примером, как надо готовить и проводить политические занятия с матросами? Пригласить для этого к себе на занятия и сослуживцев, и начальников. Посмотрите, мол, как надо работать, и впредь делайте так же! Почему бы не выступить по данному вопросу на партсобрании или на партактиве? Почему бы не поговорить на эту тему с опытными политработниками – замкомбригом, начальником политотдела дивизии, наконец, даже с начальником политуправления Северным флотом? Почему сразу надо строчить бумагу на плохую организацию политзанятий в Москву?

Для меня ответ на этот вопрос предельно ясен. Дело в том, что Саблин писал вовсе не письмо, он писал донос, так как не мог не понимать, что ответной реакцией ПУ ВМФ на его послание будет не формальный ответ писавшему, а проверка данного соединения по поднятому в письме вопросу. Саблин просигналил в лучших традициях борцов за «правду», и Москва не могла не отреагировать на этот сигнал. Сетования же Саблина на то, что он так и не получил личного ответного письма от адмирала Гришанова, несерьезны. С чего бы это трехзвездному адмиралу вступать в переписку с каким-то лейтенантом? Этого Саблин тоже не мог не понимать. На самом деле никакого ответа от Гришанова он и не ждал, ибо цель доноса была совсем иной. Политзанятия были лишь поводом для личного обращения. Дело в том, что к этому времени служебные пути бывших однокашников Гришанова- младшего и Саблина разошлись. Последний прекрасно понимал, что он выпал из поля зрения Гришанова-папы, а значит, не может рассчитывать на его покровительство. Рассчитывать на поддержку отца он тоже не мог, тот к этому времени уже пребывал в глубокой отставке. В сложившейся ситуации надо было как-то напомнить старшему Гришанову о себе. Вот, мол, я сын вашего старого друга и однокашник вашего сына, не раз у вас пивший и евший, прозябаю ныне всеми позабытый и прошу поддержки! К тому же я принципиален и очень люблю политические занятия, а потому был бы не прочь, если бы вы забрали меня от осточертевших пушек в замполиты.

Но все вышло иначе. Москва на сигнал все же прореагировала, но не так, как рассчитывал Саблин. Кому надо, «за формальное проведение политзанятий» внушение сделали, при этом посчитав излишним информировать об этом какого-то лейтенанта. Гришанов то ли не понял, какой именно Саблин взывал к нему из северных снегов, или просто сделал вид, что не понял. Мало ли детей его старых сослуживцев служит на флотах, всем им составлять протекцию никаких сил не хватит!

А потому, когда впоследствии на одном из допросов Саблин со злостью заявил, что он целых 14 лет (!) ждал ответа на свое принципиальное письмо, но так его не дождался, он лукавил. Не умного московского дядю, который в момент выправит положение с политзанятиями, ждал Саблин, а изменения своей собственной судьбы. Но Гришанов в тот раз отмолчался, и Саблин остался тянуть лямку артиллерийского лейтенанта. Этого долгого и напрасного ожидания и невнимания к своей особе, несмотря на все их весьма хорошие последующие отношения, Саблин старшему Гришанову не простил до самой смерти.

Итак, авантюра с адмиралом Гришановым не сработала, что же делать дальше? Сразу же разочаровавшись в возможности «вызывать политические мысли у личного состава» (интересно, какие именно?). Саблин решил обратиться к более масштабным проектам. На этот раз он замыслил одним махом очистить партию от всех плохих людей. Себя при этом он явно считал человеком хорошим. Что и говорить, кругозор Саблина с курсантских времен заметно вырос. Если раньше он строчил подметные письма о чванстве мальчиков-нахимовцев, то теперь обвинил в том же самом чванстве уже всю КПСС. И сразу новое письмо, но уже сразу в ЦК. Пусть узнают, какой борец за революционную чистоту имеется на Северном флоте. В ЦК письмо получили, прочитали, почесали затылки и, как мы знаем, позвонили в Мурманский обком, мол, завелся там у вас один идиот, образумьте его. Вместе с Саблиным вызвали в Мурманский обком его командира корабля и начальника политического отдела. Оба от неутомимого артиллериста были, мягко говоря, не в восторге. Своих дел невпроворот, а тут еще какой-то лейтенант с мировыми прожектами лезет, лучше бы службой занимался. В обкоме Саблина пытались образумить, но он начал лезть в бутылку и хамить. По словам Саблина, его взбесило, что его принял не первый секретарь обкома и что тот не уяснил позиций саблинского трактата. Контр-адмирал Лосиков пишет об обратном. Затем от Саблина многие отвернулись. Но он уже вошел в роль пророка местного масштаба и напросился в секретари партийной организации корабля. Почему выбрали именно его? Ну кому помимо своих собственных служебных обязанностей хочется проводить собрания, писать протоколы и собирать партвзносы? Саблин напросился, за него и проголосовали. Но даже этих ребят, которые выбрали Саблина в секретари партячейки, он все равно напоследок пнул ногой, обозвав в своих воспоминаниях трусами. Почти так же, как ранее припечатал и своих земляков из Горького…

А в октябре 1963 года «Сведущий» был переведён на Черноморский флот, где вошел в состав 11-й бригады эсминцев 30-й дивизии надводных кораблей. В Севастополе «Сведущий» особенно не застаивается. В 1964 году корабль участвовал в учениях по противолодочной подготовке; в следующем году – снова на учениях.

Ну а как Саблин выполнял свои первые офицерские обязанности, прибыв в декабре 1963 года на Черноморский флот? К сожалению, молодому офицеру было не до корабельной службы: ему не давали покоя «более важные проблемы». Об этом в своей автобиографии он рассказывает с предельным откровением. Одна из таких насущных проблем – смена корабельной специальности.

Генерал-майор Борискин в своей статье «Лицедеи» по этому поводу вполне справедливо пишет: «Как большинство амбициозных и эгоистичных людей, Саблин с недоброй завистью оценивал чужой труд. Ему казалось, что хлеб политработника намного легче, чем тот, который предстоит добывать ему. В этом мнении он утвердился после того, как действительно столкнулся с трудностями – не эфемерными, а настоящими. С первых же месяцев лейтенантской службы Саблин мучается своей “тяжелой корабельной участью”, строит планы о смене тяжелых “серых” будней корабельного артиллериста на “райское ничегонеделание” политработника. В одной из “программных” речей он довольно подробно рассказывает о своих “метаниях”. В ней меркантильные цели проглядывают довольно явственно…» Да и вправду, какая уж тут корабельная служба, если все мысли – лишь забота о личных делах?

Самому Саблину на Черноморском флоте не нравилось. У него и на Севере не слишком складывалась карьера, а на Черноморском флоте пробиться наверх было еще сложнее, уж слишком большая конкуренция. Ощутимой была и разница в окладах, ведь на Севере имелись существенные надбавки, которые отсутствовали на юге. К тому же в Севастополе традиционно плохо обстоял и квартирный вопрос, а ведь у Саблина была уже семья. Приходилось снимать углы, и на это уходила львиная доля небольшой черноморской зарплаты.

Из автобиографии Саблина: «Позже корабль перешел в Севастополь на ремонт. Случай с неудачным письмом для меня все более и более наталкивал на мысль, что КПСС – это только фиктивная мера, которая в создавшихся условиях ни к чему не приведет. Но что же тоща делать? Я просто не представлял. Снова начал много читать Ленина, Маркса, Энгельса. Итак, я от культурной революции, от мысли о чистке партии перебрался к мысли изменения государственного аппарата Но что и как в нем менять, не мог ответить, не хватало знаний. Большое впечатление на меня оказала работа “Государство и революция” Ленина. Многие вопросы из этой работы обходятся в нашей действительности стороной, не затрагиваются они. Я понял, как далеко мы ушли от принципов Парижской коммуны, к которым призывал Ленин. В этот момент мысли у меня клокотали в голове, и все искал я причин, почему так, а не иначе у нас складываются отношения в стране. В это время я уже предсказывал, что Хрущев повторит культ Сталина и что неизбежно он должен будет тоже уйти с политической арены. Что-то, я чувствую, надо было делать, но не хватало знаний. Забивали меня цитатами и давали понять, что серый я в вопросах политики. Пишу в Ленинградский университет с просьбой разрешить учиться если не заочно, то экстерном. Дали отказ, экстерном, говорят, нельзя, а заочно не положено по приказу Министра обороны. Остается один выход – это Военно-политическая академия. Пишу туда. Это было в шестьдесят четвертом году. Присылают правила приема. Оказывается, надо с должности капитан-лейтенанта и надо два года прослужить в этой должности. В Севастополе такие должности не валяются, и надо минимум ждать два года. Созревает решение – все-таки поступить в академию. Решение серьезное, сложное… Но тем не менее решение принято».

Саблин пишет несколько рапортов о переводе на Северный флот, и его просьба в конце концов была удовлетворена. Старший лейтенант возвращается на Северный флот.

Что касается «Сведущего», то судьба его будет вполне счастливой. Впоследствии эсминец отличится во время боевых проводок наших судов в Средиземном море во время египетско-израильской войны 1973 года. Да и вообще походы в Средиземное море станут для него едва ли не ежегодными. Только в 1992 году почти сорокалетний «Сведущий» будет выведен из боевого состава флота и отправлен для резки на металл. Я сам хорошо еще помню, ожидающий своей очереди умереть под автогеном, его сиротливый полузатонувший корпус в Инкермане…

Итак, в 1965 году командир «Сведущего» капитан 2-го ранга Малаховский подписал перевод Саблина с корабля в распоряжение командующего Северным флотом.

А спустя месяц Саблин получает назначение помощником командира на корабль противолодочной обороны проекта 159 ПЛК-25 130-й бригады 2-й дивизии кораблей ПЛО Северного флота под командой капитана 3-го ранга Хохлова.

Год спустя в ВМФ СССР вводится новая классификация кораблей, и ПЛК-25 получает новое наименование, отныне он становиться СКР-33. Корабль по- прежнему входил в 130-ю бригаду 2-й противолодочной дивизии, и командовал кораблем все тот же капитан 3-го ранга Хохлов. И на сторожевике следующее звание капитан-лейтенанта Саблин опять получает с задержкой – 8.5.1966 года приказом командующего Северным флотом № 320.

На СКР-33 Саблин задержался надолго – почти на четыре года.

Из автобиографии Саблина: «Пишу рапорт о переводе на Север. Переводят, предлагают должность помощника командира на СКР – на сторожевой корабль. При назначении предупреждаю комбрига капитана 1-го ранга Крылова, что через два года – по положению, как я сказал, два года служить в должности, – что через два года буду уходить в Политическую академию. Он воспринял это как шутку и легко согласился. Два года, с 1966 по 1968, были очень тяжелыми для меня, т. к. должность помощника была самая сложная, нервная, ответственная. Служить надо было хорошо, чтобы пустили в академию. Политику пришлось оставить на второй план. Собирал только интересные факты, обличающие нашу действительность, и читал классиков марксизма-ленинизма».

В академию Саблина с СКР-33 отправлял все тот же капитан 3-го ранга Хохлов. Что касается самого корабля, то СКР-33 надолго переживет служившего на нем Саблина. В 1980 году уже далеко не новый сторожевик пройдет основательную модернизацию и прослужит верой и правдой на Северном флоте еще полтора десятка лет до 1995 года, когда будет порезан «на иголки».

Бывший главнокомандующий ВМФ адмирал Масорин был в свое время дружен с командиром СКР-33 Хохловым. По словам Масорина, тот крайне негативно отзывался о своем помощнике, рассказывал, что тот тяготился должностью помощника командира и, откровенно манкируя своими служебными обязанностями, предпочитал проводить рабочее время в каюте за чтением трудов Ленина. Только избавившись от Саблина и получив вместо него нормального помощника, Хохлов облегченно вздохнул.

Для самого же Саблина началась новая глава его жизни.

Глава третья

Тайна поступления в академию

Согласно биографии Саблина, в 1969 году с должности помощника командира сторожевого корабля он поступил в Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. Казалось бы, ну и что, ну служил, ну поступил!

Людям, далеким от реалий службы политработников ВМФ 70—80-х годов XX века, совершенно не понять, что за этими двумя строками о поступлении в академию кроется определенная тайна, которую Саблин не пожелал открыть даже на следствии.

Переводы строевых офицеров в политработники практиковалась в бытность начальником Главного Политического управления СА и ВМФ Ф.И. Голикова с 1958 по 1962 год. Когда же в 1962 году эту должность занял A.A. Епишев, количество таких переводов значительно сократилось, особенно с 1967 года после открытия сети видовых военно-политических училищ.

В конце 60-х годов руководством СССР было принято решение об усилении партийно-политической работы в Вооруженных силах и укреплении института политработников. В силу постановления ЦК КПСС от 21 января 1967 г. «О мерах по улучшению партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте» была создана сеть видовых военнополитических училищ, в том числе и мое родное Киевское высшее военноморское политическое училище.

Но когда еще училища начнут поставлять флоту выпускников-лейтенантов! Поэтому одновременно с открытием политических училищ некоторое время практиковалось и пополнение рядов флотских политработников за счет офицеров других специальностей, проявивших склонность к воспитательному делу. Склонных к воспитательной работе офицеров рекомендовали к выдвижению на соответствующие должности политические отделы соединений. При этом таких офицеров вначале направляли на краткосрочные курсы, затем они назначались на низовые должности заместителей командиров подразделений по политической части, и только прослужив на этих должностях несколько лет и положительно себя зарекомендовав, они могли писать рапорты на поступление в военнополитическую академию. Таков был установленный и обязательный для всех порядок, но только не для Саблина.

Из автобиографии Саблина: «Наступил 1968 год. Пишу рапорт в академию. Комбриг капитан 1-го ранга Крылов пишет, что отказать, лучше использовать по строевой должности, по командной линии. Вызывали все начальники вплоть до начальника отдела кадров флага, предлагали хорошие должности, рисовали красивое будущее, удивленно разводили руками на мои вежливые отрицательные отказы. Вынужден был обратиться к члену военного совета за помощью, но он мне по телефону сказал, что пусть начальники решают. Пришлось писать письмо Гришанову. Вызвали в отдел кадров, долго пытали, что это я надумал менять профессию, но поверили, что люблю партийно-политическую работу. Документы ушли в академию, но через месяц сообщают, что отказ. Лечу в Москву, на два дня отпросился, беседую с начальником отдела кадров академии. Он отводит глаза в сторону, пытается доказать мне, что достаточно одного высшего образования. Начальник факультета адмирал Вырелкин меня обнадеживает, лети спокойно, говорит, домой, я все улажу. По дороге в отпуск заезжаю в академию, и адмирал мне спокойненько сообщает, что документы уже поздно подписывать. Начальник военно-политической академии сказал приезжать на следующий год. Он, конечно… Ему трудно представил», что год на корабле служить в должности помощника сложно и тяжело. И что еще один год потерян. Я скрипел зубами, но был бессилен. Пришлось еще год мучиться.

Только потом, случайно, в отделе кадров я узнал, что виновником отказа был начальник отдела кадров политуправления СФ капитан 1-го ранга Зайцев, т. е. бывший начпо, с которым мы ездили в Мурманск. Так спустя пять лет я ощутил партийную демократию в действии на себе.

На следующий год, в 1969 году, мне дали наконец “добро” поступать в академию. Но не на педагогический факультет, как я просил, а на военноморской. Это было плохо, но выхода другого не было. Но даже на этом препятствия на моем пути в академию не закончились!»

Прокомментируем этот отрывок автобиографии нашего героя. Во-первых, политработники Северного флота, а с их подачи и кадровики В ПА, всеми силами не давали «добро» Саблину на поступление. Во главе этой своеобразной «антисаблинской» группировки стоял его бывший начальник политотдела капитан 1-го ранга Зайцев, как никто другой знавший гнилое нутро своего бывшего подчиненного. Именно он объяснил, кто такой Саблин, начальнику политуправления Северного флота, именно он вышел на связь с кадровиком академии и начальником военно-морского факультета. Не зря Саблин, узнав о роли Зайцева в своем непоступлении, не скрывает своей ненависти к нему. Еще бы, Зайцев был одним из немногих, кто раскусил Саблина, а потому был для него особо опасен.

Совершенно потрясающе звучит и следующая фраза: «…Служить в должности помощника сложно и тяжело. И что еще один год потерян. Я скрипел зубами, но был бессилен. Пришлось еще год мучиться».

Как говорят психологи, сколько ни старайся обмануть окружающих, все равно рано или поздно проговоришься. Так произошло в данном случае и с Саблиным. Фраза, сказанная им, потрясающая по своему цинизму. В ней весь Саблин. Да, служба корабельная не проста, а должность помощника командира особенно. Но ведь тебя никто на эту должность силком не гнал, ты сам на нее напросился! Но, как оказывается, вовсе не для того чтобы честно служить и заниматься повседневными корабельными делами, а чтобы за счет этой должности решать свои тайные дела. Слова Саблина о службе помощником командира корабля полностью подтверждают сказанное о его службе командиром сторожевика Хохловым. Из фразы Саблина абсолютно ясно, что службой на корабле в данной должности он не то что тяготится, он ее истово ненавидит! Он не служит по призванию и по совести, как все остальные офицеры, а, проклиная все на свете, просто отбывает номер в ожидании решения своих проблем. Как говорит сам Саблин, он не служит, а мучается, а когда решение его вопроса сдвигается на год, и вовсе скрежещет зубами. Увы, пока Саблин бессилен, но если бы у него была в тот момент и сила и власть, уж он-то показал бы своим врагам, у кого они встали на дороге!

Что касается мечты Саблина о поступлении на педагогический факультет военно-политической академии, то начальники Саблина совершенно правильно поступили, не пустив его туда.

По словам Саблина, бесчисленные недруги воздвигали перед ним различные препоны. Начальство словно предчувствует, что перед ним будущий «государственный лидер» и «народный вождь», а потому делает все возможное и невозможное, чтобы любой ценой не пускать Саблина в политику. Кроме запретов и отговорок, нет избытка в лестных предложениях, хитрые начальники не скупятся в обещаниях гладкой и быстрой карьеры, если Саблин продолжит службу по командирской линии и перестанет заниматься политикой. «Вызывали все начальники, – горделиво сообщает он, – вплоть до начальника отдела кадров флота».

О том, что такие претензии появились у него именно в тот период, можно понять из письма Саблина родителям, датированного 10 октября 1975 года. В нем он писал, что прошедшие десять лет прошли в мучительных поисках «справедливости и общественной свободы… т. к. постоянно приходилось сдерживать свое возмущение существующими порядками и отказываться от волнующих теоретических споров, чтобы добиться нынешнего положения, позволяющего выступить более или менее эффективно, то есть с позиций силы и экстремизма».

Непонятно только одно: если и впрямь воздвигались намеренно всевозможные препоны, то почему Саблину тогда столь легко предоставили возможность выехать в Москву, непосредственно в академию, чтобы решать там свои вопросы?

* * *

В отличие от общего управления кадров Министерства обороны, политработники имели свои собственные кадровое органы, вплоть до Главного политического управления. Это была своя «кухня», куда обычные кадровики не лезли. В иерархии «политработницких» должностей была своя строгая иерархия. Так, нельзя было стать замполитом корабля 1-го ранга (атомная подводная лодка, ракетная подводная лодка, крейсер), не побывав в должности замполита корабля 2-го ранга (дизельная торпедная подводная лодка, эсминец). В свою очередь нельзя было стать замполитом корабля 2-го ранга, не пройдя должность замполита корабля 3-го ранга (малый ракетный корабль, малый противолодочный корабль, морской тральщик). Помимо этого политработнику желательно было пройти и какую-нибудь из должностей в политотделе соединения кораблей (оргинструктором, пропагандистом или хотя бы помощником по комсомольской работе). Для карьерного роста также было желательно послужить и где-нибудь вдалеке от цивилизации – на Севере, на Дальнем Востоке или на Камчатке. Все это учитывалось при назначениях на вышестоящую должность.

Особым камнем преткновения на карьерной лестнице являлась Военнополитическая академия имени В.И. Ленина. Только обучение в ней в большинстве случаев открывало дорогу на корабли 1-го ранга, и являлось обязательным условием для будущего назначения политработника на должность начальника политического отдела соединения кораблей.

Однако поступить в академию было весьма непросто. И дело было даже не в конкретных знаниях абитуриента и в показаниях медкомиссии. Писать рапорт о желании поступать в академию, получить на него «добро» высшего начальства, получить вызов для сдачи вступительных экзаменов можно было лишь с так называемых «академических должностей», т. е. с должностей, которые входили в особый перечень – это были должности не ниже замполитов кораблей 2-п> ранга или замполитов дивизионов кораблей 3-го ранга. Помимо этого, весьма строгое ограничение было и по возрасту. Но и это не все! Желающий учиться в академии политработник должен был послужить на своей «академической должности» не менее двух лет и иметь отличные показатели в вопросах боевой и политической подготовке, а также в дисциплине среди своих подчиненных, не говоря уже о каких-либо происшествиях.

Каждый год все флоты получали разнарядки для поступления в академию, число которых было весьма ограниченно. После этого на флотах начинался отборочный конкурс: у кого из претендентов лучше прохождение службы, у кого лучшие результаты профессиональной деятельности. При этом все вышеназванные узаконенные положения выполнялись весьма строго, и обойти их было чрезвычайно сложно, так как за этим зорко следили «свои» кадровики.

Так что поступление в военно-политическую академию было делом достаточно сложным и хлопотливым, и добиться разрешения на поступление было весьма непросто даже для положительно зарекомендовавших себя на партийно-политическом поприще флотских политработников.

В 1988 году с должности заместителя командира 488-го дивизиона тральщиков Балтийского флота я поступил именно на педагогический факультет военно-политической академии, который успешно закончил в 1991 году. Поступать туда было очень сложно, так как факультет считался в академии самым престижным, ибо его выпускники направлялись на должности преподавателей в военные училища. Учились при этом мы все вместе – и моряки, и летчики, и ракетчики, и общевойсковики, и десантники. Но распределялись все в училища своего профиля. На момент поступления в академию я уже прослужил на «академической» должности капитана 3-го ранга три года, имел медаль «За боевые заслуги» и написанный исторический роман «Чесма». Но желающих поступать в академию, и особенно на педфак, тоже хватало. При этом на весь Балтийский флот была заявка всего лишь на одного абитуриента. Поэтому шансов попасть на педфак у меня было немного. Помогло то, что именно в том году мы взяли приз Главнокомандующего по противоминной подготовке, а дивизион уже второй год объявлялся «отличным».

Думаю, что и в 1969 году на Северном флоте было немало достойных офицеров, желавших поступить на педагогический факультет и соответственно себя проявивших. О Саблине ничего этого сказать было нельзя. Если он и был чем-то известен на Северном флоте, то исключительно своими письмами и кляузами.

* * *

Что же мы видим в случае с Валерием Михайловичем Саблиным? А видим мы, на первый взгляд, совершенно невероятную картину! Заурядный помощник сторожевого корабля 3-го ранга Северного флота вдруг ни с того ни с сего изъявляет желание учиться в военно-политической академии. Сразу возникает два вопроса. Во-первых, на каком основании он вообще мог объявлять о своем желании учиться в академии, тогда как должность помощника корабля 3-го ранга никогда не являлась академической даже для поступления в военно-морскую академию? Чтобы поступить в военноморскую академию (что было бы естественно для пошедшего служить по командной линии Саблина), он должен был стать командиром сторожевого корабля 3-го ранга, а еще лучше начальником штаба соответствующего дивизиона. Во-вторых, о каком поступлении в академию могла идти речь, когда Саблин не закончил даже командирских классов?

Но интрига еще круче – Саблин не желает идти в военно-морскую академию, а желает слушать лекции в академии военно-политической! И это – не прослужив ни одного дня политработником на корабле, не говоря уже о прохождении необходимой служебной лестницы, о которой мы уже говорили выше. Просто взял и возжелал!

Может быть, у Саблина были какие-то на это основания: особые заслуги, совершенные подвиги, или, наконец, боевые награды? Листая личное дело, убеждаешься, что ничего такого не было и в помине – обычный заурядный офицер со стандартными заурядными служебными характеристиками. Да и помощником Саблин был, прямо скажем, никудышным, так как даже не сдал на допуск к самостоятельному управлению кораблем, а, следовательно, полноценным помощником командиру так и не стал. Вообще-то на подготовку помощника (или старшего помощника на кораблях 1-го и 2-го ранга) к сдаче на допуск командования кораблям обычно отводится год. Если офицер за это время не сдал зачеты, можно ставить вопрос о его профнепригодности. К таким помощникам (или старшим помощникам) окружающие офицеры относятся с презрением. Что же касается командиров кораблей, то те стараются от этого «балласта» под любым предлогом избавиться. Командиру нужен полноценный заместитель, а не пассажир! Что касается Саблина, то на должности помощника командира сторожевого корабля 3-го ранга он прослужил несколько лет, но на допуск к самостоятельному управлению кораблем так и не сдал. Это значит, что он абсолютно не состоялся как корабельный офицер и является тем самым «балластом», к которому с презрением относятся корабельные офицеры. Тут не то что об академии думать надо, а готовиться к снятию и переводу на должность «с меньшим объемом работы».

Какая может быть политическая академия, когда Саблин не имеет никакого представления о профессиональной политработе, когда он не соответствует предъявляемым требованиям по занимаемой должности, да саму эту должность исполняет спустя рукава? Так что по всем статьям выходил Саблину от ворот поворот.

Но вдруг происходит нечто небывалое, и на Саблина снисходит божья благодать. Минуя десятки опытных офицеров-полит-работников, мечтающих об академии, перст Господень неожиданно указывает именно на никому не известного помощника СКР-33. И чудо свершается! Именно ему, а не какому-нибудь лодочному замполиту приходит вызов в Москву. Вы верите в чудеса? Я нет!

Так что же произошло, что не имевший никаких прав и шансов на поступление в академию Саблин внезапно оказался в ее стенах? Помочь в этом деле мог только какой-то благодетель. При этом благодетель должен был обладать огромной властью и огромными связями. Кто же он, этот таинственный ангел-хранитель будущего мятежника? Чтобы попытаться его найти, давайте проанализируем ситуацию, в которой оказался Саблин.

Итак, поняв, что ни по своей специальности, ни по командирской линии ему никакой карьеры не сделать, Саблин решает попробовать свои силы на ниве политической работы. Это в начале 70-х годов можно было сделать, просто попросив вышестоящее командование о своей переаттестации, поменять ВУС и, затем окончив трехмесячные политические курсы для переаттестованных офицеров, получить первичную должность офицера- политработника. Однако амбициозного Саблина такой вариант не устраивает. Зачем ему прозябать на первичных политико-воспитательных должностях! Если уж делать карьеру, то так, чтобы сразу в дамки!

Думаю, что не открою большого секрета, если скажу, что ВСЕ поступающие в академии офицеры всеми силами ищут перед поступлением каких-то влиятельных людей, которые помогли бы им в этом поступлении помочь. Так было, так есть, и так будет всегда. В таком положении дел нет ничего плохого, так как зачастую (по крайней мере, в советское время) начальники искренне помогали своим наиболее талантливым и толковым подчиненным сделать хорошую офицерскую карьеру. Но история поступления в академию Саблина явно не тот случай.

Дело в том, что у семьи Саблиных имеется человек, в силах которого помочь Валерию Саблину в его мечте. Это бывший сослуживец старшего Саблина по службе в архангельском учебном отряде тогдашний начальник Политического управления ВМФ адмирал Гришанов, человек весьма и весьма влиятельный.

Адмирал Василий Максимович Гришанов был личностью неординарной и достаточно сложной. Время его политической власти над ВМФ составило целую эпоху. Конечно, мне сложно в целом оценить столь серьезную фигуру, но мои личные встречи с Гришановым, а также некоторые факты его биографии не вызывают особого уважения к нему.

В официальной биографии адмирала говорится, что он являлся участникам советско-финской и Великой Отечественной войн. Относительно участия Гришанова в финской войне в одном из изданий я встретил упоминание, что он был комиссаром отряда моряков-лыжников. Что касается участия Гришанова в Великой Отечественной войне, то всю войну он пробыл вначале комиссаром, а потом заместителем по политической части в кронштадтском, а затем в архангельских учебных отрядах. Конечно, учебные отряды выполняли в годы войны очень важную роль – готовили призывников к корабельной матросской службе, но все же это были самые что ни на есть тыловые части.

Ветераны ВМФ не раз рассказывали мне и об интригах Гришанова против Горшкова, о том, что Горшков крайне осторожно вел себя с начальником политуправления ВМФ.

Насколько вероятно, что именно Гришанов курировал Саблина в деле его поступления в академию? Вероятность эта достаточно велика. При этом помощь Гришанова могла состояться лишь после обращения к нему Саблина-старшего. И Саблин, судя по всему, решает использовать предоставленный ему свыше шанс, иначе он рискует снова остаться без академии, как и в прошлом году. Рассчитав в начале 1969 года время подачи заявления в академию, время, необходимое на все согласования и решение вопроса, он берет отпуск и спешит в Горький. Там он посвящает в свои планы отца. В том, что отец был готов помочь сыну, сомнений быть не может, кто же откажет в помощи любимому дитяти, продолжателю семейной флотской династии! По просьбе сына отец связывается со своим бывшим сослуживцем, напоминает о былой дружбе и излагает свою нижайшую просьбу. Мы не знаем, ездил ли Саблин-старший к Гришанову в Москву, звонил ли по телефону или писал письмо. Это не принципиально. Главное, что Гришанов вспомнил давнего друга и пообещал «поступить» отпрыска в академию, минуя все препоны. Еще находясь в Горьком, младший Саблин уже знает, что его дело в шляпе и всесильный Гришанов уже нажал на нужные педали, отдав соответствующие распоряжения начальнику политуправления Северного флота контр-адмиралу Сизову и начальнику военно-морского факультета политической академии…

Теперь задача Саблина лишь пройти медкомиссию и не получить двоек на вступительных экзаменах. Впрочем, на экзаменах его тоже будет страховать уже извещенный обо всем начальник факультета.

Судя по всему, в последние дни отпуска в Горьком Саблин пребывал в полной эйфории от неслыханной удачи и поэтому потерял бдительность. Это едва не вышло ему боком…

Интересная особенность, но у Саблина среди сослуживцев никогда не было друзей. Да, он поддерживал хорошие отношения с братьями, но на службе предпочитал всегда оставаться в одиночестве. Возможно, боялся, что в какой-нибудь момент, расслабившись, может случайно проболтаться о своих великих планах и будет разоблачен. Впрочем, в Горьком он нарушил свой принцип осторожного отношения к людям и едва за это не поплатился.

Незадолго до возвращения на флот Саблин встретился в Горьком со своим бывшим школьными одноклассником Сергеем Родионовым. Приятель только что вышел из тюрьмы, где «мотал» срок за кражу. Встретившись, бывшие одноклассники крепко выпили, а затем подвыпивший Саблин пустился в откровения, неосторожно поведав Родионову о своей лютой ненависти к советской власти и о наполеоновских планах государственного переворота, о том, что и в военно-политическую академию он хочет поступить лишь для того, чтобы научиться, как бы легче захватывать власть в стране. По признанию самого Саблина, пьяная беседа между дружками продолжалась более двух часов. Вначале Родионов молча слушал своего собеседника, а потом, пораженный коварством и подлостью бывшего одноклассника, вступил с ним в ожесточенный спор, защищая советскую власть и обзывая Саблина предателем Родины и изменником. Встреча едва не закончилась дракой, и бывшие дружки расстались врагами.

Но на этом дело не закончилось. Потрясенный признаниями Саблина, Родионов на следующий день написал подробное письмо в адрес политического управления Северного флота, где честно изложил суть разговора с Саблиным и просил принять к нему соответствующие меры, пока Саблин не наделал больших бед. Отдадим должное гражданской позиции бывшего зэка Родионова.

Письмо из Горького легло на стол тогдашнему члену Военного совета Северного флота контр-адмиралу Сизову. Ситуации, в которой оказался Сизов, не позавидуешь. Буквально несколько дней назад ему поступило указание самого Гришанова, в нарушение всех существующих правил, отпустить помощника командира СКР-33 поступать в военно-политическую академию, из чего следовало, что помощник этот офицер весьма не простой. А тут письмо, в котором черным по белому говорится, что помощник командира СКР-33 хочет поступать в академию только для того, чтобы потом произвести государственный переворот! Что в такой ситуации прикажете делать?

Если проявить принципиальность и не выполнить приказания Гришанова, то тот воспримет это как личную обиду, а ведь Сизов сам получил должность начальника политуправления благодаря протекции того же Гришанова, то есть сам ему многим обязан. А если все написанное в письме хотя бы в какой-то мере правда? И Сизов принимает поистине мудрое решение – гришановскому любимчику в поступлении не препятствовать, однако после окончания им академии обратно на свой флот уже не брать.

Пока же, по возвращении из отпуска, Саблин был немедленно вызван на ковер к Сизову.

Из рассказа самого Саблина: «Говоря о действительных целях моего поступления в академию, Родионов перестарался, написав наряду с тем, что я говорил ему в действительности, явно абсурдные, неумные и вымышленные обвинения, и мне не составило труда опровергнуть эти его утверждения и доказать Сизову необъективность и, более того, абсурдность написанного. Выслушав меня, Сизов, как я понял, поверил мне и сказал, чтобы я остерегался говорить с такими людьми, как Родионов, и пожелал мне успехов при поступлении в академию».

В словах Саблина сквозит явная гордость за то, что он так легко и просто обвел вокруг пальца самого члена Военного совета флота! Безусловно, при этом Саблин не забыл упомянуть, что его обвинитель только что вернулся из зоны, а потому из зависти к более успешному однокласснику и написал сей мерзкий пасквиль.

В своей автобиографии он описывает свою встречу с контр-адмиралом Сизовым несколько иначе: «…Вдруг за 12 дней до выезда в военнополитическую академию для сдачи экзаменов меня вызывает член военного совета Северного флота контр-адмирал Сизов и начинает пытать о целях поступления в академию, о моих взглядах на жизнь и т. д. Потом достает из ящика письмо и сообщает, что некий друг из Горького предупреждает, что Саблин не тот, за кого себя выдает, и что он якобы готовит государственный переворот. Была в этом письме и лестная для меня фраза, что, дескать, я очень настойчив в достижении цели. Письмо было написано очень грубо, зло, неубедительно. А кроме того, Родионов сам был с подмоченной репутацией, и поэтому поверили мне. Но мне кажется, поверили так, скрепя сердце. Так я попал в академию…»

Здесь Саблин менее категоричен, что ему удалось обмануть контр-адмирала Сизова. Он чувствует, что тот в душе не хотел направлять Саблина в академию, но в итоге все же отпускает. Уж не после ли звонка из Москвы?

Что же до освободившегося зэка Родионова, то он оказался в тысячу раз прозорливее всех саблинских начальников и особистов, совершенно четко и правильно сформулировав цель поступления Саблина в стены академии им. Ленина как подготовку к государственному перевороту. Время показало, что Родионов был совершенно прав в своих предположениях.

Что касается контр-адмирала Сизова, то назвать его вдумчивым и прозорливым начальником в данном случае трудно. Впрочем, кому мог больше верить контр-адмирал – неизвестному горьковскому зэку или молодому офицеру с преданным открытым взором, да к тому же еще сыну известному по былым годам командиру учебного отряда, а также человеку, вхожему в семью члена Военного совета ВМФ адмирала Гришанова?

Формально Сизов свою задачу выполнил – на письмо оперативно прореагировал, офицера на беседу к себе вызвал, да и внушение сделал, что с подозрительными лицами пить впредь не стоит. История с письмом Родионова послужила Саблину серьезным уроком, и более он таких промашек уже никогда не допускал.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)