скачать книгу бесплатно
Она взяла меня в руки, заглянула в глаза и удивленно так произнесла:
– Это ты сам сказал? Неужели ты понимаешь, о чем говоришь?
– А чего тут непонятного? Для нас, крыс, это не пустые слова. Есть вещи поважнее положения в обществе. Возможно, тебе не с кем здесь поговорить об этом.
Зря я это сказал. Она напряглась, и я подумал, что она снова заплачет. Но нет – не заплакала, а, напротив, тихо рассмеялась.
– Да ты философ!
– Не думай, что я тупой и неграмотный. Я знаю, кто такие философы.
– И кто же это?
– Ну, они вечно бормочут себе под нос всякий вздор, полагая, что словами можно все объяснить.
– Я сама себе не верю! Неужели я разговариваю с крысой о смысле жизни?! – она просто зашлась от смеха.
– Возможно, ты что-то повредила в моей голове. Я никогда не чувствовал себя таким умным.
Я был рад, что смог отвлечь ее от грустных мыслей.
– Нет. Я же вижу, что ты размышлял над этим. Всегда заметно, когда повторяют чужие мысли. Когда не чувствуют смысла. Просто произносят слова.
– Мой дед называет пустые разговоры «катать камни в жестянке».
– Точно. Здорово, что я услышала тебя, – она осторожно коснулась рукой моей лапы, – там, за панелью. И ты не убежал. Остался со мной.
Зэя замолчала, и я почувствовал, как она прислушивается ко мне. Она неожиданно улыбнулась:
– Ты Зор! Прости, я услышала твои мысли.
– А ты Зэя. Хотя я вначале назвал тебя Паутинкой.
– Паутинкой? Почему?
– Ну ты такая тоненькая, почти просвечиваешь. Как паутинка. Мы своим часто даем прозвища. Они иногда лучше подходят, чем имена. Это ведь не обидно. Моего командира Зига мы называем Летающая табуретка, потому что он очень мускулистый, как будто квадратный, – я посмотрел на Зэю: вдруг она обиделась. – Или тебе не нравится?
– Паутинка, – произнесла она тихо, как бы пробуя на вкус свое новое имя. – Нет. Оно мне нравится. Спасибо.
– Знаешь, я до сих пор считал вас высшими существами. Думал, вы можете все, ваш мир прекрасен и в нем царит гармония. Но сейчас вижу, что у вас проблем не меньше, чем у нас. Ты можешь мне рассказать, кто такие хранители и почему этот прыщ назвал вас смертными? Я сразу понял, что тебе это не понравилось. Тебя просто передернуло.
– Да, пожалуй. С нами происходят страшные вещи. Но не торопи меня. Дай собраться с мыслями.
Она коснулась стены. Свечение стало уменьшаться. Мы оказались в полной темноте.
– Наш дом – у самой границы города. Эта стена – часть купола. Там, за ней, океан. Свет солнца не проникает туда. Я люблю сидеть здесь в темноте и думать о разном. Мой дед, Синг, когда хотел сосредоточиться, делал так же, – Зэя тихо вздохнула. – Он ушел в купол. Растворился в нем. Его заставили. Иногда я думаю: «Вдруг он оттуда смотрит на меня? Вдруг он не исчез вовсе? Просто стал другим». Так хочется верить!
Мы сели на пол. Я коснулся стены. Она была теплой и податливой. Казалось, можно пройти сквозь нее. Мои глаза постепенно привыкли, и в призрачной глубине ночи я увидел огонек. Затем другой. Вскоре я мог различить сотни светящихся существ.
– Они там, за толщей стены. Даже на такой глубине есть жизнь.
Паутинка взяла в руку мою лапу. Я понял: ей необходимо знать, что она не одна, что есть кто-то рядом.
– Из чего сделан купол?
– Он живой.
– Ничего себе! Мы что, внутри живого пузыря?
– Да. И эо связаны с ним. Не знаю, как объяснить тебе. Он чувствует, чего мы хотим. Вот смотри.
Стена вдруг зажглась ровным тихим светом.
– Я попросила… Нет, не попросила. Просто захотела, чтобы стало светлее. Понимаешь?
– Он слышит вас. Так же как вы слышите друг друга. Он один из вас!
– Да. Близко. Он тоже эо. Большой и сильный. Но это не все.
Она встала и прижала ладонь к стене. Сначала ничего особенного я не заметил. Прижала и прижала. Но через некоторое время мне показалось, что ее рука стала полупрозрачной. Вскоре ее лицо, другая рука и босые ноги зажглись тихим светом, и сквозь них в колеблющемся мареве стала видна комната позади Паутинки.
– Ты видишь? Я стала частью купола. Мы не просто соединились. Мы теперь одно целое. Я чувствую его и могу раствориться в нем. Он чувствует меня и готов помочь. Смотри!
Она приблизилась к стене. Ее рука ушла внутрь и исчезла. Паутинка придвинулась еще. Половина ее тела погрузилась внутрь купола и как будто растворилась в нем.
– Если я войду туда с головой, то не смогу вернуться обратно. Я исчезну. Никто не знает, что становится с эо, когда он уходит в купол. Остается ли он самим собой, продолжает ли мыслить или теряет индивидуальность, исчезает совсем? Никто еще не возвращался оттуда.
Она замерла, словно ожидая, что я скажу.
– Не могла бы ты вернуться? – Я осторожно потянул ее за одежду. – Не хотел бы я сейчас расстаться с тобой. Все-таки я тебя уже узнал немного.
Она усмехнулась и вышла из стены. Ее тело стало приобретать прежний вид. Наконец, ладошка с тихим звуком, похожим на детский поцелуй, отделилась от светящейся поверхности.
– А меня он также может проглотить? – Я на всякий случай отодвинулся от стены.
– Думаю, нет. Ты чужой. Он может вобрать в себя, обволакивая, любой предмет. Вероятно, ты останешься инородным включением в его теле. Сохранишь свою индивидуальность. Останешься ли живым – не знаю.
– Ничего себе! Мы все живем в гигантском мыслящем пузыре! И он любит подзакусить нами. Мне надо переварить все это. Слишком много впечатлений для маленького крысиного мозга.
– Мы для него не еда, – Зэя мягко улыбнулась. – Он получает энергию извне. Но именно способность слиться с куполом – это то, что разделило эо. Хранители не могут общаться с Протто. Он не слышит их. Они не могут раствориться в нем. Это можем делать только мы, мэоти, – Зэя задумалась и продолжила: – Это длинная история о том, как мы потеряли наше счастье. Я устала и не смогу тебе сейчас рассказать ее. Но раньше мы все были другими. У нас не существовало каст. Не было хранителей и смертных. Мы были как единое целое и были счастливы.
Паутинка положила руку мне на загривок. Я как будто проник внутрь ее сознания, ощутил ее растерянность и боль. Понял, что для нее важно.
– Чувствуешь? Не совсем, но примерно так. Нет различий, нет границ. Мы все были одним эо. Понимаешь? Так было. Теперь все по-другому.
Она убрала руку, но ощущение, что мы связаны, у меня осталось. Оно теплилось где-то в глубине моего сознания, отзывалось ноющим теплом в сердце.
Паутинка тоже почувствовала это. Она легла на пол и прижалась лбом к моей голове. Но крыса есть крыса. Не могу я долго пребывать в состоянии возвышенной эйфории. Нелепая, неуместная мысль всплыла в мозгу: «Хорошо, что нас вчера обработали жидкостью от блох». Она отстранилась. Я думал – обидится. Но нет. Села и усмехнулась:
– Вы, крысы, все такие?
– Наверное. Не сердись. Мы разные. Но я понял. Не думай, что я бесчувственный. Я действительно понял.
– Я знаю. Ты другой, но что-то в тебе есть от эо. Тех эо, какими мы были когда-то, – она помолчала и печально вздохнула: – Так не хватает деда! Мне надо рассказать тебе про него, про отца и мать. Это важно. Но силы мои ушли.
– Отдохни. Я побуду с тобой. У нас говорят: «Утро вечера мудренее».
Она растянулась на полу и мгновенно уснула, удерживая мою лапу в руке. Я перестал слышать ее. Наступила тишина. В полной темноте за стеной купола светились огоньки существ из океанских глубин. Сон свалился и на меня всей тяжестью воды, что была над нами.
Утро
Мы проспали несколько часов и проснулись одновременно. Нас разбудил голос Лео.
– Зэя, я могу войти? Мне надо поговорить с тобой до завтрака.
Поверхность купола зажглась слабым ровным светом. На внутренней стене появился радужный овал, сквозь который вошел отец Паутинки.
– Хочу поговорить с тобой, – повторил он и остановился у входа, словно не решаясь пройти. Помолчал. Наконец напряженно произнес: – Прости меня. Мною движет страх, – слова давались ему с трудом.
– Не говори так, па. Я помню, каким ты был. Ты не мог стать другим. Мой дед доверял тебе во всем. Ты не предал его. Не рассказал этим… – Зэя мотнула головой, как бы указывая в сторону хранителей.
– Страх парализует меня. Я должен защитить семью. А я…
Он замолчал. Я видел, как тяжело ему.
– Нет, па. Ты ведь знаешь, что хранители сами трясутся от страха. Они пыжатся, изображая уверенность, но им не скрыть того, что шепчет их внутреннее сознание. Они цепляются за свою жалкую жизнь, за возможность командовать. Отравляют все вокруг ядом бессмысленных слов.
– Я знаю. Твой дед смог бы разобраться. Он нашел бы способ все исправить. Но его нет с нами. Где нам искать защиты? У нас не осталось друзей.
Паутинка замерла. И я вдруг понял, что сейчас она сделает то, чего делать не следует. Я ее уже хорошо узнал. Она отошла в сторону, чтобы отец смог увидеть меня.
– Знаешь, па, у меня теперь есть друг!
– Зэя! Это просто крыса! Она не может быть твоим другом! Она примитивна! У нее, вероятно, даже отсутствует способность к абстракции.
– Ты так думаешь, па? Ты, ученый, знающий о живом мире все? А вот скажи мне, па, кто такие философы?
Паутинка умолкла, но по ее внутреннему напряжению я понял, что сейчас она взорвется от смеха.
– Ну ты же знаешь, моя хорошая, как я отношусь к нашим философам.
– Конечно, па. Просто скажи, что ты о них думаешь.
– Я естествоиспытатель. Ты ведь знаешь.
– Да, па! Просто скажи!
– Ну ладно, ладно. Не понимаю, зачем тебе это. Я считаю, что философами себя называют эо, которые вечно бормочут себе под нос всякий вздор, полагая, что словами можно все объяснить.
Она просто рухнула от хохота на пол. Я думал, сломается. Отец стоял в недоумении и улыбался. Похоже, давно не видел дочь в таком состоянии.
– Бормочут… – она просто не могла говорить от смеха, – вздор… объяснить словами!..
– Да что я такого смешного сказал? – отец улыбнулся, заражаясь настроением дочери.
Та села и вдруг икнула. Раз, потом еще.
– Па, принеси, пожалуйста, попить. Я пока настрою экран.
Отец вышел. Паутинка, всхлипывая и икая, подползла на коленках к стене и достала из складок одежды коробочку. В ней оказались разноцветные прямоугольные пластинки величиной с половину ее ладошки. Между собой мы, крысы, называли их магическими картами. Она села рядом со стеной и разложила пластинки перед собой.
– Они магические? – спросил я.
Нас всегда интересовали эти таинственные предметы. Мы часто видели, как эо раскладывают их перед собой и как при этом меняется мир вокруг них.
– Можно и так сказать. Хотя никакой магии здесь нет. Каждая из них – это кусочек купола. Он настроен на определенную частоту Протто и помогает нам общаться с ним.
Зэя положила одну из карт себе на ладонь. Та стала прозрачной и растворилась в ее руке. Я подумал: «Они могут сливаться с куполом, и купол может сливаться с ними. Это как доверие. Оно должно быть взаимным. Наверное, в этом их сила».
На поверхности стены появился черный прямоугольник, и я увидел в нем нас с Зэей. Но это было не отражение. Там она держала меня в руках перед своим лицом. Отец вскоре вернулся с прозрачным сосудом. В нем плескалась хрустально-голубая жидкость. В дверях за ним стояла Рэя. Паутинка отхлебнула и помахала матери, приглашая. Та вошла, и все они встали напротив черного пятна, на котором застыло наше изображение.
– Ма, ты ведь знаешь папино высказывание про наших философов?
– Конечно, детка.
– Мозговой сигнал очень слабый, но я поймала и усилила его.
Паутинка сделала плавный круговой жест рукой, и картинка ожила. Крыса на экране произнесла: «Не думай, что я тупой и неграмотный. Я знаю, кто такие философы». – «И кто же это?» – «Ну, они вечно бормочут себе под нос всякий вздор, полагая, что словами можно все объяснить».
Что тут началось! Мать взглянула на отца и прыснула от смеха. Паутинка лежала на полу и тихо стонала. Я думал, Лео обидится. Ведь жена и дочь смеялись сейчас над ним. Крыса, которую он считал примитивной, повторила его высокомерное высказывание! Но Лео неожиданно сам рассмеялся. Значит, было в нем то, что мой дед называл «умным сердцем».
Я стоял рядом и ждал, пока они успокоятся. Первым пришел в себя Лео. Я никак не мог привыкнуть к тому, как быстро они переключаются от настроения к настроению. Он обратился к дочери:
– Помоги нам с мамой поймать его частоту. Я хочу поговорить с ним.
Лео вдруг стал серьезным. Паутинка коснулась головы отца, затем матери.
– Спрашивайте. Он с нами со вчерашнего вечера.
– Он слышал все, о чем мы говорили в гостиной? – смутился Лео.
– Да, па.
Бледное лицо отца порозовело. Неприятно осознавать, что свидетель твоего позора в состоянии оценить его глубину.
– Как тебя зовут свои?
– Зорго.
