скачать книгу бесплатно
Малыши быстро затихли, преданно заглядывая мне в глаза.
– Дружите с хорошими, добрыми людьми. Надейтесь только на себя. Учитесь всему. Вы очень хорошие. Я вас всех люблю.
Больше я не могла говорить и побежала к тете Маше и бабе Мавре, которые стояли около грузовика. Они сжали меня своими теплыми руками и стали целовать в макушку. Баба Мавра забормотала сквозь слезы:
– Господи, помоги сиротке, наставь ее на путь разума, не обойди ее благостью своей всемогущей… Да святится имя твое. Аминь!..
Подошел шофер и потянул меня за руку.
– Я никогда не забуду вас! – крикнула я им, захлебываясь слезами.
И вскочила в грузовик.
Директриса что-то говорила, напутствуя моих друзей. Я не слушала. Я могла бы пересилить себя, сказать ей хорошие слова, если бы знала, что они помогут малышам, которые остаются здесь. Но понимала, что «бессмысленно долбить осклизлый камень словами доброты. Искры не получишь». Так говорила баба Мавра.
Мальчики тоже залезли в кузов машины.
– Прощай детдом! – крикнула я под шум мотора. Сомкнулись деревья, скрыв от глаз привычные силуэты, как будто зеленой ширмой отделили старую жизнь от новой.
На вокзале нас посадили в вагон. Окошками нам служили щели между досками. Сидели на полу, застеленном грязной соломой. Детей набралось много. Видно, собрали из разных детдомов. На перроне толпился народ с сумками, мешками, чемоданами. Мы слышали, как они говорили о нас:
– Детдомовских перевозят как скот – в грузовых вагонах. Ироды!
Я высунула свою любопытную рожицу из двери. Какая-то женщина, увидев меня, почему-то перекрестилась и сказала: «О, Господи!» И, оставив свои мешки, стала бросать мне яблоки. Целую корзину перекидала. Я отстранялась от летящих яблок, чтобы они все попадали в вагон. Ребята их тут же подхватывали. А женщина кричала:
– Девочка, девочка, поймай хоть одно!
Поезд тронулся. Мы облепили все «окна», чтобы увидеть новый мир, который открывался перед нами гудком паровоза. Замелькали поля, села, городки, меловые горы, речки, мосты. Щемящее чувство, вызванное необъятными просторами, охватило меня. Это был восторг, смешанный со страхом неизвестности…
Теплый ветер дул в лицо. Я прижимала к груди спрятанную под рубашкой пилотку – память о Витьке – моем детдомовском «солнышке».
КНИГА ВТОРАЯ -
УРОКИ НА СКАМЕЙКЕ
Не любви, – доброты жду я…
НОВЫЙ ДЕТДОМ
Едем в неуютном поезде день и ночь. А утром нас пересадили в товарный вагон, до половины наполненный морскими ракушками. Мы купаемся в них, закапываемся по шею, выбираем самые красивые и прячем по карманам. За играми время летит незаметно.
Я гляжу в небо и представляю море круглым, как тарелка. А вокруг – остроконечные горы, высоким забором отделяющие море от остального мира. Вдоль берега белые, как летние облака дома, окруженные садами и цветочными клумбами. И пускают туда через золотые ворота самых добрых, умных и смелых людей… Я улыбаюсь своим мыслям. Шуршание ракушек, гомон ребят, стук колес уносят меня в дальние страны моих фантазий.
После больших остановок нас становится все меньше и меньше. Пришла и моя очередь покинуть интересный вагон.
Снаружи новый детдом не произвел на меня приятного впечатления. Здание в пять этажей показалось серым, скучным. После наших едва видных из-за деревьев сараев эту громадину я назвала казармой.
В новом детдоме меня встретили весело. Увидев узел с одеждой, сравнили с цыганкой и повели в баню. Когда я разделась, няня подошла к моим вещам. Я схватила Витину пилотку, плащ, который мне сшила на прощанье баба Мавра, прижала их к себе и зверьком глянула на женщину в белом халате:
– Не отдам! Это память.
– Не бойся, никто их не возьмет. Я прослежу. Завяжи все в рубашку и повесь вон на тот крючок, в жарочном шкафу. С инфекцией боремся. Понимаешь? А когда помоешься, сама возьмешь из шкафа.
Я успокоилась.
За приоткрытой дверью услышала тихое бормотанье:
– Странная девочка. Господи, да кому такое тряпье нужно?
После бани шла по бесконечно длинному коридору, по обе стороны которого выстроились одинаковые двери с номерами. Еще одно колено коридора – и поворот на широкую лестницу. Моя комната на пятом этаже. Она чистая, с большим окном. Шесть кроватей, шесть стульев, стол. На кроватях простыни и пододеяльники настоящие, белые. Одеяла розовые с синими полосками. Потрогала свое: мягкое, не колется. Матрац толстый, ватный. Стены комнаты до половины окрашены светло-зеленой краской, а выше – меловые. Шторы белые в цветочек. Красиво, как в больнице!
ЗАБЛУДИЛАСЬ
Подошло время обеда. Дети торопливым ручейком потекли в столовую. Я влилась в общий поток. Столовая оказалась огромной: стоя в дверях на цыпочках, я не увидела, где она заканчивается. На обед дали немного жидкого борща, две ложки картошки, размазанной по тарелке, половинку яйца, кусочек хлеба и компот. «В деревне скатертей не было, а кормили лучше», – подумала я. Поела, вылизала тарелку и вышла на крыльцо. Сквозь прутья железной ограды увидела, как по тротуару идут люди и едят вареную кукурузу. По ту забора стоит домашняя девочка. Я вежливо спросила:
– Скажи, пожалуйста, почему они едят на улице? У них нет дома или им некогда?
– Мода такая. Раньше семечки на улице грызли, а теперь кукурузу покупают и едят.
– Кукурузу покупают? Ее же в поле о-го-го сколько!
– Самим рвать нельзя. Это, значит, своровать, – объяснила домашняя.
– А собирать грибы в лесу – тоже воровать?
– Грибы можно. Их никто не сеял. А кукурузу сначала выращивают в поле, потом привозят в магазин и продают.
– А ты что-нибудь продавала?
Девочка скорчила недовольную гримасу:
– Этим бабушки и нищие занимаются по бедности.
– А если я захочу, то смогу заработать денег?
– Попробуй. Ваши бутылки и пузырьки в аптеку сдают. Все свалки облазили, – насмешливо хмыкнула девочка.
Меня задел ее пристальный, жалостливый взгляд и, резко повернувшись, я пошла в сторону двухэтажных домов.
Запах кукурузы щекотал ноздри. Сама, не замечая того, пошла за женщиной, у которой из сумки торчали золотистые кочаны. Руки сами собой потянулись к початкам, но я сцепила пальцы за спиной, рассуждая, словно уговаривая себя: «Дурочка! Ведь все равно не смогу украсть. Украду, а кто-то, значит, останется голодным. Меня хоть как-то накормили».
Женщина подошла к одноэтажному дому и открыла калитку. Навстречу ей выскочила девочка моего возраста и трое мальчиков постарше, одетые в рубашки на вырост. Ремни поддерживали широкие брюки, шитые на взрослых. У девочки длинные косички. Я машинально провела рукой по своему стриженому затылку. Дочка бросилась на шею матери, поцеловала и попросила кукурузину. Старшие занесли сумки в дом, а потом тоже сели на крыльцо.
– Устала сегодня, – сказала женщина, разминая плечи. – Пришлось задержаться на работе. Мастер попросил.
Старший сын принес матери попить, снял с нее туфли и надел мохнатые тапочки. Я остро почувствовала, что дети ждали маму. Не кукурузу, а маму. В груди защемило. Стало неловко, что подглядываю за чужим счастьем, вроде как ворую его. Но уйти не могла. Отступила за деревья, что росли у калитки, и оттуда смотрела на дружную семью.
Вдруг опомнилась. Я шла за женщиной и совсем не думала, куда иду! Огляделась: впереди – дома в два и три этажа. Они желтые, серые, розовые. Сзади – одноэтажные. Туда попробовала идти, сюда и поняла, что сама отыскать дорогу назад не смогу. Испугалась, но заставила себя преодолеть смущение и спросила у проходившей мимо женщины, где находится детдом.
– Какой? – уточнила она.
– Серый, пятиэтажный, – ответила я.
Женщина грустно усмехнулась и взяла меня за руку.
– Потерялась?
– Я шла, шла и…
– Давно здесь живешь?
– Первый день.
– А раньше где жила?
– В деревенском детдоме.
– Долго?
– Всегда.
– А где лучше?
– Не знаю. Этот внутри красивый, но здесь после обеда есть хочется.
– По-французски вас кормят…
– Я знаю: у французов мало еды, потому что у них тоже была война. А они какие? Как немцы или как русские? Они за нас или за немцев?
– Ты вопросы хоть по одному задавай. Французы?.. Они – за себя, – проговорила спутница и усмехнулась.
– Разве так бывает? Они плохие как немцы или хорошие как мы?
– Разные они. А ты дотошная не в меру. Подрастешь – все и узнаешь.
– Немцы не могут быть хорошие. Они фрицы! – не унималась я.
– Ладно, ладно. Пусть будет по-твоему, – улыбнулась женщина.
Тут мы подошли к узорной металлической ограде.
– Твой детдом?
– Наверное.
– Тебя проводить до крыльца?
– Нет! – вскрикнула я испуганно. – Может, не заметят, что я долго гуляла.
– Боишься наказания?
– В деревенском детдоме нам за все доставалось.
– А тут?
– Не знаю. Я по привычке испугалась.
– Тогда торопись. Счастья тебе.
– Большое спасибо. Вы – хорошая тетя.
И я проскользнула во двор.
ПОРЯДОК
С девочками познакомилась быстро. Я не воображаю, ни перед кем не заискиваю, держусь со всеми запросто. С желанием выполняю любые поручения, потому что сама не люблю, когда другие отлынивают. Обязанности надо выполнять. Это я давно уяснила, еще до школы. Мыть полы в комнате и драить кирпичом в коридоре и холле нетрудно. Воду ношу из огромного бассейна, облицованного коричневыми камнями. Тащу треть ведра, а если с кем-либо вдвоем, то половину. С дорожками сложнее. Не хватает сил их поднять. Я придумала скатывать каждую дорожку с обеих сторон в два рулона. Развешу на штакетнике, вытряхну каждую половину, сверну и прошу старших ребят отнести или хотя бы взвалить мне на плечи. Самое сложное – поднять и взвалить. Дети всегда помогают.
Мне нравится, что жизнь здесь построена разумно. Существует естественный порядок. Нянь нет. За чистотой следят сами дети. Никто не опекает, не лезет по мелочам. Воспитателей почти не видим. Мелькнет какая-то женщина и пропала. Иногда мужчина по коридору пройдет. Кто-то белье на койках сменит, пока гуляем. Взрослые сами по себе, мы сами по себе. Некого бояться.
Но в первые дни я все время ожидала чего-то страшного, не верила тишине, особенно, когда просыпалась утром. С удивлением встречала спокойный вечер. Теперь привыкла, не жду плохого. Удивительная легкость в теле. Безмятежное состояние души. Здорово! Разве может быть жизнь лучше? Вспомнились слова практикантки Гали: «В детстве ребенок должен открывать только радость, а не задумываться над взрослыми жизненными проблемами». На сердце сразу потеплело.
Ночью, как бывало и раньше, лежа в постели, оцениваю прошедший день, мысленно разговариваю с Витьком, сообщаю ему, что происходило со мной, советуюсь и тихонечко вздыхаю: «Где ты сейчас? Как живется в твоем новом детдоме? Здесь хорошо, только тоскливо без тебя. Пусть Бог даст тебе много счастья…»
Незаметно засыпаю.
ОБМАН
Сидим на хозяйственном дворе позади корпуса и на металлических терках превращаем куски мела в порошок для побелки. Сначала у меня не получалось. Сдирала кожу на пальцах и по привычке зализывала ранки. А потом придумала, как закрепить терку, чтобы не «прыгала», и дело наладилось. Теперь с удовольствием смотрю, как белый порошок мягкими слоями ложится на тряпку.
Вдруг между кусков мела что-то блеснуло. Раскопала. Настоящая денежка в двадцать копеек! Оглянулась по сторонам и быстренько – ее за щеку.
Несколько дней играла с монеткой, а потом спросила у второклассниц, что вкусненького можно за нее купить? Оказалось, этих денег хватит только на четыре конверта с марками.
Одна из девочек тут же сообщила, что любимая бабушка давно ждет от нее письмо. Сказала и переглянулась с подружкой. Глаза ее хитро сузились. Я заподозрила обман, но особого значения этому факту не придала. Не поверила своему наблюдению. Может, на самом деле ждет? Я протянула монету девочке и сказала: «Порадуй бабушку».
Перед сном зашла в уборную. Вдруг слышу через дверь:
– Откуда у тебя деньги?
– Новенькая дала.
– Так и поверила! Отняла?
– Да нет, она дурочка. Добренькая. Ей стало жалко мою бабушку, которая все плачет и плачет, не получая от меня писем.
– У тебя же нет бабушки.
– Зато денежка есть. Завтра конфет куплю.
