banner banner banner
Восьмой цвет Радуги
Восьмой цвет Радуги
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Восьмой цвет Радуги

скачать книгу бесплатно


– А вас, Ветров, я попрошу остаться. – Шеф поманил меня пузатой бутылкой Абсолюта. – Ненадолго.

В тот вечер мы сильно нажрались. О чем-то спорили, над чем-то смеялись, что-то вспоминали. Ураган алкогольных испарений начисто выдул из памяти малейшие намеки на содержание разговора. Впрочем, такие беседы не предназначены для запоминания, их главная прелесть – в полной бесполезности. Они пусты, бессмысленны, поэтому позволяют расслабиться. Единственное, что я помнил довольно отчетливо, это предложение перейти на «ты» и приглашение пройтись по девочкам. В тот момент я уже пребывал в состоянии осознанного покоя, поэтому девочки у меня ассоциировались максимум с врачами скорой помощи.

Больше о той пьянке тет-а-тет мы не вспоминали, ее сменили множество других, веселых и многолюдных, но обращение на «ты», когда оставались наедине, сохранилось.

– Этот парень нахватался верхов, научился красиво излагать, но за ним ничего нет, пустой внутри, и толку от него не будет. – Я старался найти более весомые аргументы, но ничего путного не попадалось. Точкой отсчета являлся сам златокудрый оратор, а о нем я знал слишком мало.

Бочкарев не реагировал на мои слова, похоже, он все еще пребывал в прострации. В принципе, на его месте я бы тоже не выдержал. Сегодняшний психологический тренинг наверняка поколеблет нашу веру в возможность справляться с подбором кадров без помощи квалифицированных специалистов. Надо же, три таких типажа нагрянули одновременно. Все-таки день сегодня необычный. Магнитные бури? Солнечная активность?

– Солнца нам не хватает. – Неожиданно уловил Геннадий мои мысли. – И воздуха. Слушай, ты сможешь сам поработать над текущим номером? – Просительные нотки в голосе шефа растрогали меня. – Мне нужно в деревню съездить, дело одно есть. – Помедлив мгновение, он добавил: – личное.

Неужели женщина? – подумал я и тут же отмел этот вариант. Не стал бы он просить меня о чем-то, если бы речь шла просто о женщине. Я слишком хорошо знал шефа. Он вообще не любил просить, особенно у подчиненных. При этом всегда недвусмысленно давал понять, чего бы ему хотелось, поэтому проблем не возникало.

– Конечно, справлюсь. – Протянул я без энтузиазма. Ответственность есть ответственность. Мы с ней ходим по разным дорожкам. Я всего лишь журналист, творческая натура, так сказать. И живу тоже творчески, во всяком случае, так это называют мои коллеги. От порыва к порыву, от запоя к запою. С женщинами вообще чехарда творилась, даже имена путал, пока не женился. Мысли о жене, постепенно, но неуклонно превращавшейся в медузу Горгону, привели непосредственно к мыслям о дочери и отозвались в сердце такой мукой, что она, видимо, отразилась на моем лице.

– Прости, если тебе это доставляет такие неудобства. – Очевидно, Геннадий Владимирович заметил мою гримасу и трактовал по-своему. – Давай я попрошу Ивана.

Иван работал ответственным секретарем, так что именно ему по статусу полагалось замещать главного редактора. Официального зама у нас не было, как и некоторых других абсолютно бесполезных должностей.

Вариант с Иваном выглядел куда более предпочтительным, но не в такой ситуации. Ведь шеф попросил именно меня, наверное, имел на то определенные основания.

– Да что ты, я готов. Нет проблем. – Немедленно реабилитировался я. – Это у меня зубы прихватило. – Для достоверности я потер правую щеку.

– Ну, вот и славно. Сейчас Оля быстренько напечатает приказ, а я через пять дней вернусь. Если будут спрашивать те, кому ответить полагается, говори, что я на книжной ярмарке во Франкфурте, Львове или еще где-нибудь за пределами России.

– Хорошо. – Мне осталось только пожать плечами. – Так как быть с этим Сергеем?

– Сергеем? – Рассеянно переспросил Геннадий, и неожиданно опять улыбнулся. Той же самой раздражающей меня улыбкой. – Молодец, что напомнил. Объясни ему, как у нас все работает, только сильно не дави, а то сломается. Парень молодой, нам он еще пригодится.

Я смирился. Капитулировал. С позором сдал свои штандарты на милость победителю. Но с другой стороны, неожиданный отъезд главного давал мне в руки немалые козыри. Если парень будет хорохориться, я его просто выгоню. А Геннадию, когда вернется, что-нибудь совру. Если, разумеется, он вспомнит о вновь принятом на работу литредакторе. Выглядит шеф так, будто он вообще плохо ориентируется в пространстве и во времени.

– Ты бы за руль не садился. – Осторожно намекнул я. – Пробки. – Главное, чтобы он ничего не заподозрил и не обиделся. Но шеф и не собирался.

– Никакого руля, никаких машин. Сашка довезет до вокзала, а потом чистый воздух, свежий хлеб, река и… – Он чуть не сказал «бабушка», но решил не раскрывать последние карты…, – и отдых.

Через десять минут приказ был напечатан, подписан и заверен печатью. Излишние церемонии, достаточно было слова шефа, и никто бы не сомневался. К тому же со всеми коллегами у меня установились отличные взаимоотношения, но порядок есть порядок.

Выбегая, шеф нос к носу столкнулся с нашим штатным фотографом Виктором Шулепиным.

– Геннадий Владимирович, – затянул он своим удивительно заунывным голосом, – вот вы опять куда-то убегаете, а фотографии с меня требовать будете. Задержитесь на пять минут, пока все на месте.

– Какие фотографии? – Положительно, шеф сегодня не был похож на себя. А с утра он казался вполне адекватным. Еще один сгорел на работе…

– Общая фотография сотрудников для юбилейного номера. – Фотограф продолжал ныть, а я вспомнил, что через один у нас выходит пятидесятый номер журнала, который мы хотим оторжествить и отметить юбилей с помпой. А это означает грандиозную попойку с коллегами из других глянцевых и бумажных изданий, которые, растворяя с утра аспирин, чиркнут заметку о нашем празднике во вверенных им средствах массовой информации. Такая себе реклама, и отказываться нельзя. Мы всегда участвовали в значимых мероприятиях друзей, так что справедливо ожидали такого же отношения с их стороны. Одним словом, круговая медийная порука.

– Сейчас вы уедете, а без вас нельзя. Потом вы приедете, Ветрова не будет, потом Кислый куда-то сбежит или Иван, ищи – свищи, а номер не за горами. – Фотограф разве что не плакал. Как-то само собой установилось правило, что раз уж он должен фотографировать, то и за организацию процесса отвечает тоже он. Дополнительная ответственность только укрепляла его имидж страдальца, который Виктор придумал для себя сам и тихо получал от этого удовольствие. Но надо было еще и работать, вовремя хватая нужных людей за грудки и выстраивая их в ряд. Получалось у Шулепина неважно, поэтому он продолжал канючить, что рано или поздно срабатывало. Сработало и сейчас.

– Хорошо. – Согласился Главный. – Пять минут на общий сбор. Сфотографируемся у меня в кабинете на фоне флага.

Российский флаг на стене прямо за креслом Бочкарева был не просто данью моде. Геннадий Владимирович действительно любил свое государство и его символику. Он не понимал людей, для которых патриотизм сродни чему-то ругательному.

Наш офис состоит из двух просторных трехкомнатных квартир, где кухни оборудованы под рабочие помещения, что делает их четырехкомнатными. Все более-менее постоянные работники были на месте. Что касается «летучих» корреспондентов и авторов рубрик, в основном работающих дома, застать и тех и других вместе было Шулепину не под силу, даже если из его глаз прольются слезы из чистого золота, а от завываний полопаются стекла.

Мы выстроились на фоне флага в два ряда. В центре шеф, я справа, а слева Макс Дзержинский. Кроме нас дизайнер Саша Красавин, технический директор Виталик Осипов, ответственный секретарь Иван Живых, помощник главного бухгалтера Мариша Конева, ведущий рубрики культура и духовность Толя Бельченко, корреспондент рубрики «власть» Роман Кислый, руководитель отдела подписки и реализации Алла Петровна и секретарша Оля.

Женщины суетливо поправляли одежду, мужчины пытались привести в порядок прически. Затем по команде фотографа мы натянули на лица дружелюбные улыбки. Все было готово.

– Снимаю. – Проныл Шулепин.

– Стоп. – Геннадий неожиданно прервал процесс. – А ты чего не идешь? – обратился он к «Есенину», ожидающему в коридоре.

– Да что вы, причем тут я? – Попробовал отнекиваться Сергей.

– Как это причем, новый сотрудник, заодно покажем тебя всем. – Шеф вышел, поколебав общий строй. – Прошу любить и жаловать, Сергей Радуга, наш новый литературный редактор. Очень перспективный и коммуникабельный парень, надеюсь, вы все сработаетесь.

– Радуга, ну надо же! – Я с плохо скрываемым недовольством наблюдал за тем, как златовласого выскочку шеф пристраивает прямо между собой и Максом Дзержинским, габариты которого едва позволили нам попасть в кадр, да еще и при этом по-отечески обнимает нас обоих. Меня, проверенного бойца, и непонятного литредактора с задатками монаха бенедиктинца или философа из школы киников.

– Теперь все? – Затянул Шулепин. – Улыбаемся и пробуем не моргнуть.

Вспышка тут же заставила всех моргнуть, но фотограф успел снять, как надо. – Еще одну на всякий случай.

Внимательно рассмотрев получившееся фото на мониторе цифровой камеры, Шулепин, видимо, остался доволен. По крайней мере, не разрыдался, что само по себе утешало любую сострадательную душу, коих у нас в коллективе насчитывалось немного, но их самоотверженность с лихвой компенсировала малое количество.

Сотрудники разошлись по рабочим местам. «Есенин», на которого я обратил особое внимание, уже общался с помощником главного бухгалтера Мариной Коневой и главным духовным лидером офиса Толей Бельченко.

Проходя мимо него, я негромко бросил нейтральное:

– Я провожу шефа, а потом пообщаемся. – Звучало безобидно, но в равной степени могло расцениваться как скрытая угроза. Пусть понервничает. Или он думает, что вся редакция в одночасье разомлеет от его пламенных речей? Ничего подобного, работать надо.

Ураган по имени «спешащий Геннадий Владимирович» едва не снес меня в коридоре. Водитель Саша уже спустился прогревать служебную Вольво, так что процесс принятия мной власти осуществлялся прямо в эти секунды. Нельзя сказать, чтобы я был в восторге, но и неприятно мне тоже не было.

Проводив Геннадия Владимировича, который тепло обнял меня на прощание и протянул продолговатую коробочку со словами «это тебе, подарок, спасибо, что выручил». Я покрутил в руках подарочный Паркер, выкурил традиционную сигарету, всегда тонкую, но не облегченную, и отправился командовать.

***

Марина

Когда она поняла, что осталась одна, Марине Коневой едва исполнилось восемнадцать лет. Ее одиночество не было тотальным: мать, отчим, сестра, а теперь еще и дочь. Маленькая Галя родилась в тот день, когда ее отец, Маринин односельчанин, выпил на радостях по случаю пополнения в семье и затеял пьяную драку с поножовщиной. Такие события в деревне не редкость, нечто вроде разминки, своеобразный вариант рефлексии. Опасный, конечно, и адреналин качает литрами, но разве можно стать настоящим мужчиной, так и не пройдясь по лезвию бритвы? Не зависая над черной бездной обрыва, не мча со скоростью сто восемьдесят километров в час по мокрой трассе на друговом мотоцикле? Леха испытал все это, он был рисковым парнем. Однажды вместе с ним рискнула и Марина. Но выпить шампанского через девять месяцев молодым так и не пришлось. Вместо него была лишь горькая водка без тоста и серый хлеб.

В драке Леху жалели, хотя он и лез на рожон. Его старались успокоить, вырубить, но мягко, без последствий. Ничего не вышло, парень словно с цепи сорвался. Он как будто искал смерти. Искал в тот день, когда сам подарил миру жизнь.

Возможно, он просто испугался ответственности. Или задумал спрятаться в омуте буйного веселья от страха перед будущим. Неопределенным, голодным и нищим. Где кроме него и Марины появлялся еще один человечек, о котором надо заботиться. Трудно заботиться о ком-то, когда тебе всего восемнадцать, и ты не в состоянии позаботиться даже о себе самом.

«Мы в ответе за тех, кого приручили», – пытались учить в сельской школе, но о тех, «кого родили», ничего не говорилось. Леха знал это точно, хотя и бросил ходить на бесполезные занятия еще в пятом классе.

А потом он умер. Напоролся на острые вилы, и сразу отдал Богу душу. Без мучений. По крайней мере, так говорят очевидцы. А Марине мучения еще предстояли.

Она поклялась, что будет обходить мужчин десятой дорогой. Поклялась торжественно, глядя на образа. И как все торжественные клятвы, эта продержалось недолго. В селе появился он, Валера.

Высокий парень из столицы приехал навестить дальнюю родню. Поговаривали, что мать специально сослала его на время, чтобы дать почувствовать, какова жизнь в глубинке.

У Валеры была одна беда: он не хотел работать. Сам парень бедой это не считал: ему вполне сносно жилось при матери и отце, получающих приличную пенсию, зачем же тратить собственные силы на что-то несущественное, когда можно лежать на диване и копить энергию. Копить для чего-то великого, хотя бы для любви.

Энергия ему пригодились, потому что влюбился Валера без памяти. Марина, еще не успевшая зализать свежие раны, держалась с необычайным упорством. Хотя соблазн был велик. Мать с отчимом убеждали, что такое счастье, как Валерик, да еще и с московской пропиской с неба больше не упадет. И нужно брать парня в оборот, пока он не передумал. Практичные сельчане сразу сообразили: если Валера вырвется на свободу и в Москве поделится своими намерениями с родителями, больше они его не увидят. И вместе с некрасивым, но воспитанным парнем, исчезнет всякая надежда на облегчение тяжкой ноши в виде старшей дочери с ребенком. А тут еще младшая подрастает.

Так или иначе, Марина сдалась, а затем капитулировал и Валерик. Паспорт был при нем, а в сельсовете с выполнением обрядов не тянули, особенно, когда родные невесты принесли за услугу полпоросенка и пятилитровую бутыль самогона.

В Москву Валерий Филиппов приехал уже не один, а с семьей. Чего это стоило его родителям, трудно даже описать. Но хуже всего пришлось самой Марине. Пятимесячный ребенок постоянно болел, капризничал, а помощи не было ни от вновь обретенных свекра со свекровью, ни от мужа, который, насытившись первыми неделями неутомимой любви, снова впал в диванный анабиоз.

Уже тогда Марина поняла, что ее единственный шанс выжить в большом городе – это работа. Работа с достаточным уровнем заработной платы и перспективами карьерного роста. А заодно и шансами встретить того единственного, кем так и не стали ни легкомысленно ушедший Леха, ни регулярно впадающий в оцепенение Валерик.

Судьба занесла ее в «Откровенный разговор» после трех кратковременных и неудачных попыток закрепиться на одном из мест работы.

В первый раз она нарвалась на откровенный лохотрон. После месяца бесплатной стажировки, где каторгу в качестве курьеров отбывали вместе с ней пять других девчат, им сообщили, что кампания сворачивает свою деятельность, так что их должности подпадают под сокращение. Впрочем, это не мешало предприимчивым дельцам на следующий же день дать новое объявление: «В связи с расширением сферы деятельности международной корпорации требуются десять молодых сотрудников для постоянной работы. Опыт работы и образование значения не имеют. Зарплата высокая». Ни один уважающий себя москвич на подобную неприкрытую аферу никогда бы не клюнул, но расчет то делался на приезжих. Они, если что, и в милицию не сунутся, у всех регистрация просрочена, да и вообще, пусть радуются, что опыт на халяву получили.

На следующем месте деньги, хотя и небольшие, платили честно и вовремя. Но работа продавцом в круглосуточном гастрономе для молодой мамы с маленьким ребенком – не лучший вариант. Особенно, когда ребенок все время находится во враждебном окружении, а на Валерика нет никакой надежды.

Ей пришлось со слезами уйти из гастронома, к которому Марина начала понемногу привыкать. Благо, к тому времени она уже вошла в касту счастливых обладателей московской прописки, так что смогла встать на учет на биржу труда и за счет государства отучиться на бухгалтерских курсах. Учили молодежь скверно, но сертификат какой-никакой, а выдали.

С этой верительной грамотой Марина Филиппова промыкалась около месяца, пока не устроилась в полиграфическую фирму «Полицвет», где ее непосредственным начальником стала Людмила Васильевна Безрукова.

Сработались они здорово. Молодая Марина бегала по инстанциям и налоговым управлениям, а Людмила Васильевна грамотно подводила баланс и составляла отчеты. Вот только дела у «Полицвета» шли с каждым днем все хуже. Фирма не выдерживала конкуренции с мощными, хорошо отлаженными бизнес – машинами. Ее попросту выдавливали из рынка.

Первой обеспокоилась более опытная и обросшая связями Людмила Васильевна. Она и была инициатором перехода сладкой бухгалтерской парочки в начинающее, но перспективное глянцевое издание «Откровенный разговор».

Работа на новом месте Марине понравилась, даже увлекла. Конечно, не все получалось и навыки, приобретенные на курсах, абсолютно не соответствовали требованиям современного бухгалтерского дела. Но Людмила Васильевна не ругалась. Наоборот, главный бухгалтер старалась быстрее натаскать помощницу, научив ее практической стороне дела, столь непохожей на теорию. У самой Безруковой тоже росла дочь, но ее бухгалтерская наука не интересовала. Дочь в этом году заканчивала факультет парикмахерского искусства при Университете культуры, поэтому к цифрам относилась с прохладцей.

Разумеется, работая с таким большим количеством мужчин, Марине регулярно приходилось выслушивать свою порцию комплиментов, замечать недвусмысленные намеки и мягко отказываться от приглашений «сходить куда-нибудь вечерком». Все-таки работать и так приходилось допоздна, а дома ждали голодные муж, свекр и свекровь. Да еще маленькая дочь – единственная радость, которую из садика зачастую тоже приходилось забирать Марине, отпрашиваясь с работы.

Валера же, напротив, «сходить куда-нибудь вечерком» не предлагал. Он все так же философствовал на диване, изредка вставая, чтобы переключить на телевизоре каналы, так как пульт дистанционного управления вышел из строя, а нести его в мастерскую и платить деньги никто из Филипповых не хотел.

Была и другая беда, муж пристрастился к креветкам, которые Марина однажды с дуру принесла домой, еще работая в гастрономе.

Не наркотики, слава Богу, и здоровью не вредят, зато семейный бюджет подрывают столь же основательно.

Короче говоря, в довесок к бухгалтерской службе Марине пришлось взять работу уборщицы. Лишние сто пятьдесят долларов за двести с небольшим квадратных метров серьезно выручали, и, устройся нерадивый супруг хотя бы охранником, они смогли бы даже откладывать.

Но у Валеры на сей счет было особое мнение. Он все также не очень понимал потребность в собственном трудоустройстве. В конце концов, денег худо-бедно хватает, и не для того он, коренной москвич, женился на провинциалке, да еще и с ребенком, чтобы теперь ради них прожигать молодые годы на заводе или в дурацкой конторе.

Марина боролась, как могла, а потом сдалась. Теперь постоянные задержки на работе мало ее волновали, наоборот, хотелось лишний раз приехать домой попозже, чтобы не встречаться в коридоре со свекрами, и желательно застать мужа спящим. Секс с Валериком никогда не доставлял ей удовольствия, превращаясь в обычное отбывание супружеской повинности.

А потом начался роман с Ветровым, короткий, но достаточно бурный. Никаких далеко идущих перспектив у него быть не могло: он женат, она замужем, у обоих по ребенку.

Причем подтолкнул Марину к измене ни кто иной, как сам супруг-обломовец.

Дело было так: у друга Ветрова Саши Бровкина случился день рождения, который решили праздновать в тесном кругу: именинник, Денис и курьер «Откровенного разговора» Игорь Ларич. Без женского общества было скучно, поэтому Ветров пригласил на сабантуй Марину и ее подругу Татьяну, которая жила по соседству с семьей Валерика и успела сдружиться с его молодой женой.

Отпраздновали восхитительно: катались на катере по Москве реке, танцевали, пили коньяк и веселились. Закончилось тем, что полностью женская компания, расположившаяся напротив, решила забрать с собой пьяного в стельку именинника, не желающего оказывать ни малейшего сопротивления. Ветров с Ларичем уже решили перепоручить друга женскому взводу, но потом, приглядевшись к девицам повнимательнее, пошли на попятную. Дело в том, что самая маленькая из великолепной восьмерки была выше метра семидесяти, а самая легкая весила за шестьдесят.

– Деня, это же гренадерши. – Пьяно шептал Игорь Ларич. – Они ж его до смерти… – Далее в ход пошли такие изысканные выражения, живописующие гипотетические мучения Бровкина, что Ветров тоже переосмыслил ситуацию.

В это время от группы гренадерш отделилась их лидер, самая маленькая и при этом самая широкая, поправила на голове белую мужскую кепку, какие часто носят подростки, и решительно потянула Ларича на себя.

– А ты не хочешь поехать с нами, красавчик?

Ларич решительно замотал головой и попытался избавиться от цепких объятий, но сделать это оказалось не легче, чем вырваться из плотно сжатых тисков.

Гренадерша схватила несчастного курьера за отворот рубахи и резко рванула вниз. Рубашка враз выплюнула ряд пуговиц и распахнулась, словно хищная птица, обнажая торс Игорька. После этого он уже не пытался защищать Бровкина, но Ветров не сдавался.

После пятиминутных переговоров с восьмеркой амазонок, кампании удалось откупиться двумя бутылками водки, которые девушки обязались выпить за здоровье именинника.

Последнего быстро усадили в такси и отправили спать, пока гренадерши не передумали.

– Просто террористки, блин. – Возмущался осмелевший Ларич. – Взяли заложника и выкуп потребовали. Представляешь, сколько они так пузырей за вечер зарабатывают. Ящик, как минимум.

Ветров не отвечал. Он страстно целовался с Мариной, которую алкоголь окончательно лишил остатков здравого смысла.

Время подходило к полуночи. Разъезжаться не хотелось, но девушек ждали дома. Ветров с Ларичем, напротив, никуда не спешили. Жили он недалеко друг от друга. К тому же супруга политического обозревателя укатила вместе с дочерью в санаторий, так что возможность скандала с традиционным битьем посуды на сегодня исключалась.

Ребята уже попивали пиво у Ветровского подъезда, когда у Дениса зазвонил телефон.

Звонила Марина. Полупьяным-полузаплаканным голосом она сбивчиво сообщила, что муж отказался открывать двери и предложил ей отправиться туда, где она напилась. «Никого я не пущу», – ехидно сообщил он, покачивая пальцем. Ни мольбы, ни слезы не помогли. Валерик решил таким способом продемонстрировать, кто в доме хозяин. К тому же, чтобы открыть дверь ему пришлось подняться с дивана, так как родители уже спали. А этого Филиппов ветреной супруге простить не мог.

Тане, которую Ларич почему-то прозвал «Покемоншей» домой тоже не хотелось, родители не одобряли употребление спиртного, так что проще было предупредить их, будто она осталась ночевать у одной из подруг в Выхино, на окраине цивилизации. Короче, ночевать девушкам было негде, а вот мужского общества им захотелось с удвоенной силой.

Ветров и Ларич переглянулись. Судьба ночи была решена.

После этого Конева и Ветров уединялись периодически в офисе, когда выпадала свободная минутка. Роман из искрометного экспромта медленно превращался в некое подобие обязательной программы, которая начала постепенно угнетать обоих участников. Отношения медленно угасли, снова вернувшись в категорию «приятельски-деловых».

Нельзя сказать, чтобы в коллективе кто-то кроме Ларича точно знал об адюльтере. Но догадывались многие. К несчастью, в их число входил и Толик Бельченко, главный блюститель моральной чистоты и традиционных духовных ценностей. Такое плохо скрытое прелюбодеяние выбивало его из колеи само по себе. Но была и другая причина.

***

Анатолий

Толик Бельченко родился и вырос в небольшом военном городке под Москвой. Его родители готовили сыну судьбу военного. Стабильность и уважение: эти качества всегда ходили с советскими офицерами рука об руку. Отец Толика, вскоре погибший на одной из необъявленных войн между СССР и Штатами где-то в Африке, успел привить сыну любовь к дисциплине и чувство долга.

Скорее всего, из Бельченко получился бы превосходный солдат. Без искорки, но зато исполнительный и послушный, знаток Устава и апологет субординации. Но судьба распорядилась иначе. И не только с ним. Советский Союз перестал существовать. Сбережения доверчивых граждан, не умевших вкладывать деньги в оборот и запускать собственные бизнес процессы, превратились в голые бесплотные цифры. Цены поползли вверх, а зарплаты и пенсии вовсе перестали платить.

Анатолий бросил училище, когда до окончания оставался всего год. Парню нужна была работа, причем любая, смотреть на мучения матери он уже не мог.

Так и мыкался, то разгружая вагоны, то укладывая тротуарную плитку. И лишь по вечерам, когда городок засыпал, Бельченко погружался в мир, о котором мечтал. Мир книг. Справедливый, логичный, понятный, со своими морально-нравственными критериями, которые свято блюлись главными героями, а нарушителей рано или поздно ждало неминуемое возмездие.

– Сынок, тебе бы с девушкой какой познакомиться. – Причитала мать. – Время ведь идет.

– И куда я ее приведу? – Отвечал Анатолий вопросом на вопрос, оглядывая двухкомнатную хрущевку с ее изъеденными молью коврами и стареньким черно-белым телевизором. – Все девушки любят деньги. – Отрубил Бельченко. – Когда заработаю миллион, тогда и займусь поисками. И выберу ту, которая мне нравится, а не ту, которая согласится.

– Ой, сынок, – мать покачала головой, – смотри, чтобы тебя самого не нашли. Худо будет, если влюбишься и не будешь к этому готов.