скачать книгу бесплатно
Нас нужно было не только прокормить, но и одеть, хотя бы старших: сестёр Тасю, Лизу и брата. Им нужно было учиться в школе, а это дополнительные расходы на тетради, ручки, чернила, учебники, портфель. Тогда ручки были перовые, пёрышки часто ломались. Кроме того, чтобы писать, нужно было носить с собой чернильницу. В неё наливали чернила и окунали в неё перо ручки. Всё можно было купить на рынке. Но стоило оно немалые деньги. Так, стоимость учебника равнялась стоимости одной буханки хлеба на рынке.
Вскоре старшая сестра Тася стала учиться на телеграфистку, а потом работать на телеграфе. Нам стало легче, но ненамного. Мать продолжала «работать» на рынке. Однажды получилось так, что в качестве гонца к матери пришёл я. Было уже сухо. Дорогу к матери я знал, ходил к ней раньше с кем-то из старших. Получив от матери мешок с охапкой дров и какую-то крупу, скорее всего кукурузную, мне нужно было всё это дотащить до дома.
Мать взвалила мне мешок на плечи, и я, шатаясь, пошёл домой. Отойдя от рынка, я свернул в переулок, который мне надо было пройти, затем повернуть налево, а там ещё метров сто, и будет дом бабы Пули. Но в начале переулка мешок с дровами сполз с моего плеча на землю. Как я ни пытался его поднять, мне этого сделать не удалось. Я потащил мешок волоком по земле, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть. Боялся, что мешок протрётся и дрова выпадут. Поэтому тащил его по земле медленно, не торопясь.
Я бросил мешок метрах в двадцати от нашей калитки и пошёл звать кого-нибудь из домашних на помощь. Брат был дома, пришёл из школы и делал уроки. Он притащил мешок, и всё пошло своим чередом, затопили печь и стали варить мамалыгу. Потом я гордился тем, что тоже участвовал в общих усилиях семьи выжить в те трудные времена.
Летом выходил на улицу, где знакомился с такими же босоногими пацанами, как и я. Мы собирались стайкой, чтобы как-нибудь провести время и немного отвлечься от голода. Много пили воды, и от этого животы у нас были надутые, ходили пузатые. Солнце палило вовсю, и мы собирались кучкой в тени под чьим-то забором. Иногда кто-то приносил для игры лапту и чилику.
Чилика – это маленькая прямоугольная палочка длиной с ладонь, оструганная на конус с обоих её концов. Её клали в кон – это квадрат один на один метр, начерченный на земле. Играющий на кону ударял лаптой по концу чилики, она подскакивала в это время, в полёте ведущий ударял лаптой по ней так, чтобы она улетела как можно дальше от кона. А играющий в поле должен вернуть её в кон.
Полевой должен вернуть её обратно в кон от места её падения. Если он в кон не попадал, то ведущий снова ударял по ней, пытаясь отбросить её подальше от кона. Иногда ведущему отбросить чилику не удавалось, тогда полевой легко забрасывал её в кон и становился ведущим. Такую игру я потом не встречал нигде, путешествуя по стране.
Потом мы играли ещё в «айданы» – это такие косточки бараньи, или в «пристенок». В пристенок стали играть тогда, когда у нас стали появляться деньги – мелочь.
Мы подросли, стали собирать и сдавать пустые бутылки или стеклянные банки. Они стоили дорого. Летом, в сезон овощей и фруктов, их скупали с охотой, так как все делали запасы на зиму. Найдя бутылку, её тут же сдавали, получали деньги и тратили их либо на игру, либо покупали на них конфеты или стакан семечек.
Летом с ребятами играли на дороге в футбол. Вместо мяча кто-то приносил металлическую банку, и её «пинали» ногами вместо мяча, пытаясь завести в ворота.
Однажды во время какой-то игры мы услышали со всех сторон за заборами крики и непонятный шум. Все побежали по домам. Я тоже побежал домой и увидел, как все, кто находился дома, прислонившись к стенке, на которой висела чёрная бумажная тарелка, слушали, о чём она хрипела.
Всё! Война закончилась! Ура! Мы победили! Ура! И понеслась эта весть по всей улице. Кто-то выходил на улицу и кричал «Ура!..» Женщины обнимались, плакали, кричали ура. Все чувствовали облегчение, и казалось, что стало легче жить.
В последующие годы действительно пошло снижение цен на продуктовые и некоторые промышленные товары.
Происходило это ежегодно, весной люди с нетерпением этого ждали и радовались, что жизнь потихоньку налаживается.
Старшая сестра Тася написала письмо председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинину, чтобы он направил её, как комсомолку, на какую-нибудь важную стройку. И хотя в то время вся страна была одна гигантская стройка, была разрушена и выжжена половина европейской части нашей страны, но ей, видимо, хотелось вырваться из нашей нищеты и бесконечных забот. Ей исполнилось восемнадцать лет. Она получила паспорт гражданина СССР. И ей хотелось начать новую, свою, самостоятельную жизнь.
Через некоторое время ей из Москвы пришло письмо. Адрес на письме был написан каллиграфическим почерком тушью. Для нас это было невероятное событие! В письме за подписью М. И. Калинина предлагалось ей поехать в г. Кенигсберг (Калининград), так как городу требуется для восстановления много рабочих различных профессий. Ей предлагали подъёмные для переезда, и она поехала. Так нас осталось четверо детей, где старшей стала Лиза. Ей тогда было четырнадцать лет. И мы все были под её присмотром.
Лиза и Виктор тоже стали подрабатывать. Город был полностью разрушен. Иногда мы с ребятами катались на трамвае. Кольцо трамвая № 3 находилось рядом с нашим домом. Ездили без билетов от кольца до конца. Если выгоняли из вагона как зайца, то мы пересаживались на «колбасу» – сцепку позади вагона. Трамвай ехал по холмистому Будёновскому проспекту, и мы видели, что целые кварталы домов друг за другом слева и справа были разрушены. Часть их была разрушена, а часть полностью сожжена. Поэтому на восстановление города привлекали всех свободных жителей, в том числе и молодёжь.
Я подрос и стал помогать матери. В то время она стала продавать стеклянные банки. Она их где-то собирала и приносила домой. Мы их вместе мыли, а потом ехали с ней в ночь под воскресенье на базар в большую станицу под Ростовом. На этот базар приезжали селяне из соседних деревень продавать всякие товары. Мы приезжали туда ночью. Ехали «товарняком», на маленькой площадке между цистернами. На ней мы с матерью и мешком банок едва удерживались от качания, под грохот колёс борясь с сильным желанием уснуть.
Едва начинало светать, размещали свой товар на земле. Стелили кусок какой-то материи и раскладывали на нём свои банки донышком вверх, чтобы не запылились. Наш товар расходился очень быстро. И мы таким же товарняком возвращались обратно домой. Часть денег шла на заготовку банок, а часть – на наше пропитание.
Но и эта «малина» длилась недолго, так как нас стали «гонять». Трудно стало пробраться к поезду, а с рынка тоже нас стала прогонять милиция.
В мою память врезалась одна ночь. Меня разбудили Лиза и Виктор. Виктор держал в руках целую буханку ещё тёплого хлеба. Столько по карточкам нам не давали. Рядом с ним стояла сестра с бумажным кульком чего-то белого. Они наклонились ко мне со словами: «Бери, ломай хлеб и окунай его в кулёк с сахаром». Я смотрел на всё это и не мог понять – в чём дело?
– Да не бойся, ломай, ешь, КАРТОЧКИ ОТМЕНИЛИ!
Вскоре старший брат закончил седьмой класс и пошёл учиться в ремесленное училище. Вечером он возвращался домой, и его тоже надо было чем-то накормить. Не знаю почему, но жить стало чуть-чуть легче.
Потом я пошёл учиться в школу. Учился я плохо. Мне всё время хотелось есть. Тетрадей не хватало. Азбуку, потрёпанную, мне достали. Но учиться не хотелось. Хотелось есть. Утром в школе дежурный перед входом в класс проверял на чистоту руки и уши. Если они были грязные, то отправляли мыть руки в туалет. Со мной это происходило так часто, что меня прозвали «Родной брат поросёнка».
Тогда я стал опаздывать на урок и просил учителя пустить меня в класс. Иногда за опоздание на урок меня ставили в угол. Тогда я стал частенько пропускать уроки. Однажды я сел у какого-то дома недалеко от школы и стал ждать, когда окончатся уроки. Я сидел с кислым лицом, думая о том, что за прогул могут вызвать в школу мать, и тогда мне может ещё достаться дома.
Через некоторое время прохожие стали бросать мне монетки. Тут я совсем перепугался, так как баба Пуля говорила нам, побираться – это большой грех! Она водила нас в церковь и учила некоторым заповедям: не ври, не укради, не плюй в открытое окно и т. д. Я пошёл домой, так как время подходило к концу уроков. И тут мне навстречу идёт дядя Миша. Какой-то родственник бабушки Пули.
– Ну что, Шурка, учишься? Учись, учись! А то будешь таким как я! – И он пошёл куда-то дальше. Я остался стоять, потрясённый встречей с ним и его словами. Его замечание произвело на меня большое впечатление. Потом я часто вспоминал его слова и задумывался над их смыслом. Они оказали большое влияние на моё поведение в будущей жизни.
С дядей Мишей я познакомился два года назад. Дядя Миша был племянником Бабы Пули.
Они компанией пришли вечером к бабушке Пуле с просьбой пожить у неё пару дней. Мы переселились полностью на кухню, а большая комната досталась им. Их было четверо: дядя Миша и ещё трое шумных ребят. Они закрывали дверь и галдели там как здоровые молодые мужики. Выпивали, кричали, слегка переругиваясь. Денег и продуктов у них было достаточно, но с нами они не делились. Вместо трёх дней они прожили у нас около недели.
Однажды они пришли к нам вечером с каким-то чемоданом и закрылись. Через некоторое время выбросили его нам и попросили мать разломать его и сжечь. Она как раз растапливала печь. Начав ломать чемодан, она обнаружила второе дно, заполненное пачками денег. От такого количества денег мы онемели, а мама пошла к ним и показала. Там тоже поначалу был шок, а потом, забрав у матери деньги, они куда-то ушли.
Пришли только на следующий день вечером. Мы не осуждали мать за такой поступок. Видимо, нищета нашего существования не предполагала каких-то незаслуженных благ. Поэтому весь этот случай прошёл для нас незамеченным эпизодом.
Как-то дядя Миша позвал меня с собой: «Пойдём с нами, прогуляемся». Я согласился, так как делать было совсем нечего. Мы жили недалеко от вокзала. Пришли в зал, народу много: толкотня, лежат, спят, бегают дети, много военных. Все с чемоданами, мешками, узлами, кричат, и вообще слышен постоянный гул толпы, мечущейся в ограниченном пространстве.
Лишь в центре зала небольшая свободная площадка, посреди которой стоит военный, а рядом с ним на полу стоит чемодан. Он засовывает в нагрудный карман какую-то бумажку, возможно, билет.
Дядя Миша, обращаясь ко мне, попросил:
– Иди, спроси у этого военного, который час?
Я, ничего не подозревая, подбегаю к нему и спрашиваю:
– Дядя, скажите, сколько сейчас время?
Вид у меня был ещё тот! Он сначала разглядывал меня, потом вытянул руку с красивыми часами и долго рассматривал их. Наконец он ответил мне. Я вернулся к дяде Мише, который быстрым шагом шёл на выход. А за моей спиной поднялся шум. Я повернулся и вижу, как мой военный крутится на месте и кричит:
– Где мой чемодан?!
Оказывается, пока я спрашивал у военного время, один из сотоварищей дяди Миши утащил его чемодан непростым способом. Он подошёл сзади и надел на его чемодан свой чехол в форме чемодана. Чехол имел вид большого чемодана, у которого не было дна, той стенки, которая напротив ручки. Но на краях были защёлки, которые позволяли надеть этот чехол на чужой, чуть поменьше чемодан и удерживать его в чехле.
Так это с военным и произошло, пока я спрашивал у него, сколько время. Один из приятелей дяди Миши надел чехол на чемодан военного и спокойно ушёл.
Это мне потом кто-то всё объяснил. А я догнал дядю Мишу и сказал, что там кто-то утащил у военного чемодан.
– Ладно, Шурка, иди домой! Скажи бабушке, что мы больше не придём! Иди! Иди! Дорогу найдёшь?
Я ответил «хорошо» и побежал домой.
Со временем мы забыли об этой компании, поэтому встреча с ним у школы была для меня потрясением.
Меня с трудом переводили из класса в класс, так что я еле дотянул до четвёртого класса. При этом некоторые предметы мне нравились, и я стал уже что-то соображать. Почему-то мне понравилось учить немецкий язык.
Учительница была старенькая и худенькая, с большой копной белых седых волос. Её в классе никто не слушал, все бегали по комнате, кричали и передразнивали её. Даже когда она что-то писала на доске, то кто-то тут же стирал написанное. Она же не обращала на всё это никакого внимания и продолжала урок. То есть кто хотел, тот её слушал. Мне она почему-то очень понравилась, и я старательно учил: «Дас Дах – крыша», «Ди Маппе – портфель», «Дас Хаус – дом»…
Но моя учёба в четвёртом классе оборвалась. Заболела мать, слегла и больше не встала. Это было в сорок восьмом году.
Дорога на о. Сахалин
Люся, я, Виктор и Лиза были в растерянности. Мы просто не знали, что делать. Я перестал ходить в школу.
Наши бабули, Куля и Пуля, и ещё какие-то соседи стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Что делать с детьми? Выяснилось, что наш отец после войны завербовался на три года по контракту и уехал на о. Сахалин. Ему дали телеграмму. Он отозвался. Выслал деньги на дорогу и попросил, чтобы нам помогли собраться и отправили нас к нему, на о. Сахалин, в г. Невельск.
Все обрадовались, но заохали. Так далеко! Как же дети поедут одни? Что делать? Чего и сколько нужно им в дорогу?
Купили четыре билета на поезд от Ростова-на-Дону до Владивостока. Подумали насчёт еды.
– По дороге ничего не купишь, – вещали бабушки. – Поэтому надо всё купить сейчас, но так, чтобы ничего не испортилось.
Поэтому набор продуктов был такой: шесть килограммов полукопчёной колбасы, четыре килограмма сахара, пара буханок хлеба и кусок сала. Из вещей – то, что было на нас, поэтому получился небольшой узелок с какими-то тряпками. А вот продуктовый мешок был тяжёлый. Баба Пуля принесла старый кошелёк, туда мы сложили свои документы и билеты.
Потом кто-то вспомнил, что нам нужно будет ещё плыть на пароходе и может всех укачать. Надо купить что-то кисленькое. Решили купить два больших граната. Всё. Деньги закончились. Сели «посидеть молча на дорожку». В общем, совет закончился тем, что повезла нас к отцу Лиза, ей было шестнадцать лет. Брату на тот момент было тринадцать лет, но вёл он себя как настоящий мужик и всё время помогал Лизе.
Нас посадили на поезд, попросили проводницу присмотреть за нами. Было это 31 октября 1948 года. У нас было четыре места в вагоне, но досталось только два. Лиза с Люсей, Виктор и я – обе пары на верхних полках. Почему? Для этого надо знать то время, тем более в Ростове! В вагон забирались все: и с билетами, и без билетов. Кто обещал проводнице заплатить в вагоне. Кто лез в вагон нахрапом так, что она боялась даже его остановить. Поэтому вагон был заполнен в полтора-два раза больше номинала. Все третьи полки были заняты безбилетниками, так что некуда было поместить вещи. Но мы были маленькие, тощие и легко помещались на верхних полках.
А самое главное – надо было держать, не выпуская из рук, свои вещи. Это отдельная тема. Когда нас провожали, то рассказывали, что в поездах воруют. Если окно в вагоне открыто, то могут крюком вытащить из вагона на ходу поезда чемодан или мешок. И другие страсти. Поэтому мы сидели (точнее, лежали) как мышки и держали свои узелки. В вагоне было жарко и душно, но нам было всё интересно. Едем впервые в пассажирском вагоне, неизвестно куда. Наверное, очень долго будем ехать.
