скачать книгу бесплатно
– А как же страстная и пылкая любовь? Вы же вьетесь друг возле друга с третьего или даже со второго года обучения? Два года назад попросились в один регион дежурить, на что я понимающе согласился, не имея ничего против ваших отношений. И теперь ты вдруг не рад ее видеть? Разве такое возможно? Это ведь Сорса?
Дункан раскинул руки в стороны, словно недоумевая тоже.
– Со своей стороны я всегда рад видеть ее безмерно, а вот она… – молодой мирянин опустил руки и понизил голос, – а она меня… Вот же черт…
Дункан растерянно приложил ладонь ко лбу и круглыми глазами посмотрел на Фримэна.
– Даже представить не могу, как она меня встретит… Ох, некрасиво же мы с ней разминулись в последний раз…
– Ну вот и помиритесь, – добродушно усмехнулся Фримэн, наблюдаяза интересными превращениями налице Дункана. – Хоть здесь не беги от себя. Я ведь знаю – ты ее любишь.
– Я многое люблю, – фыркнул в ответ Дункан.
Фримэн еще несколько минут слушал невнятное ворчание Дункана, периодически вздыхающего и шмыгающего носом. Ночь к этому времени уже успела полноправно вступить в оставленные днем владения, а они зависли посреди темного пространства засыпающей природы. Свежий воздух наполнился густым треском цикад. Мерный цокот лошадиных копыт успокаивал и укачивал душу старого наставника, словно колыбельная матери. Фримэн наполнил легкие живительной прохладой и почувствовал, что спать будет весьма сладко, как нечасто бывало за последнее время. Единственное – ему не хотелось бы снова ночевать под деревом, поэтому он спросил Дункана:
– Ты же хорошо знаешь эти места. Не помнишь – где здесь ближайший постоялый двор? Мне в замке ни крошки хлеба не дали, а ты как? Покушал, пока меня ждал?
Дункан провел рукой по животу и, кашлянув, хрипло ответил:
– Как же, стоял полдня у ворот, как позорный столб, вас ждал. Сказали же, что в любой момент можете вернуться. Тоже желудок сводит… Не переживайте, этой ночью спим не на еловой куче. Таверна будет через пару километров.
– Заедем, – довольным тоном произнес Фримэн, а затем добавил уже строго: – Только на этот раз без драки и спиртного.
– Буду смирным, как любовник в шкафу, – нагловато ухмыльнулся Дункан. – Может, на сегодня хватит меня воспитывать? Не маленький уже.
Фримэн улыбнулся в темноте.
– Не сомневаюсь, что аналогия взята из жизненного опыта. Не хватит, Дункан, пока еще нет. Спасибо бы сказал, что тобой вообще хоть кто-то интересуется.
Своевременно вступившие на сцену лунные лучи позволили разглядеть, как Дункан многозначительно повел бровью и стрельнул повеселевшими глазами.
– Я обаятельный, вот вы меня и любите…
Они поскакали дальше, навстречу вкусной еде, какой-никакой постели и спокойному сну…
Глава 2
Север
Склоны Пограничного хребта
ДЖЕР
На улице вовсю выл пронизывающий ветер, задувая редкие снежинки под полог шатра. Они тут же таяли, попадая в нагретый очагом воздух. Шли первые летние деньки, но на севере смена времен года мало что меняла. Вездесущий снег просто уступал место промозглой и твердой, как камень, земле и, уже не столь густо, продолжал порхать по пустым и почти безжизненным равнинам.
Стараясь не думать о наскучивших белых просторах, Джер утонул в мягких оленьих шкурах у выложенной камнями печи, расположенной в центральной части объемного шатра. Этот шатер был самым большим в округе, потому как принадлежал важнейшему в племени человеку – вождю по имени Угвалд Черный, который одновременно приходился Джеру отцом. Можно сразу догадаться, какое количество надежд было возложено на молодого наследника и насколько его жизнь отличалась от беззаботного существования сверстников. Также можно было с уверенностью предположить, что такой статус не должен был обойтись без сильной зависти со стороны окружения. В случае Джера как первая догадка, так и второе предположение были абсолютно верны. Поскольку с самого раннего детства ему приходилось весьма нелегко, а многочисленные придирки от лица вождя действительно сопровождались косыми взглядами завистливых ровесников.
Самого Джера, однако, ни капли не прельщало положение будущего главы племени и даже богатые возможности, идущие с этим званием в ногу, никак не волновали его сердце. В то же время не являлась ему в мечтах и простая жизнь обычного воина, какими уже успели стать погодки юного наследника. Отчего так получилось, Джер не знал, но упорно искал истину в книгах с тех пор, как мать обучила его чтению. Это умение, кстати, тоже не прибавляло молодому северянину уважения среди грубоватых соплеменников, равно как и бесило отца. Все же Джер с книгами не расставался, и тут надо отдать должное всем окружающим людям. Поскольку внутреннее противостояние тому образу жизни, который они навязывали, научило его спокойно поступать по-своему. Поэтому и в данную секунду Джер сидел в шатре и держал в руках книгу, вместо того чтобы скакать по заснеженным пустошам, загоняя оленей в компании отца и других охотников.
Он прислонился к каменному дымоходу, целиком погрузившись в сложное повествование и надеясь выудить из него то, что не удалось постичь в предыдущие разы. Стараться определенно стоило, потому как автор книги Циарий Пабс обещал передать в своих записях нечто большее, чем привычные взгляды на жизнь. На пожелтевшей бумаге шла речь о древнем ордене мирных воинов, который, по слухам, уже практически исчез в современном мире. Состоящие в нем люди, как описывал автор, весьма отличались от всех виденных им ранее и каждый из них обладал некой привлекательной индивидуальностью. Объединяющим фактором мирных воинов, опять же со слов Циария Пабса, служило практически полное отсутствие колебаний в любых ситуациях. Вот только причины столь поразительной стойкости и уникальности мирян то ли не до конца смог передать сам автор, то ли не мог ухватить Джер. Поскольку при всем описанном очаровании этих людей самого северянина книга не приближала к ним ни на грош. Возможно, дело было в отсутствии последних страниц в экземпляре, лежащем в руках Джера, возможно, в чем-то ином. Только вот общей сути это не меняло, и ответы на личные вопросы читателю не приходили.
– Знать бы толком, что меня вообще интересует… – подумал Джер, оторвавшись на мгновение от страниц, а затем снова закинул свой взгляд, словно удочку, в густые дебри размышлений Пабса.
Огонь уютно потрескивал за спиной, настраивая на спокойный лад и помогая читать. За стенами шатра стояла практически полная тишина, а немногочисленные звуки жизнедеятельности услужливо скрадывал ветер. Полог из меховых шкур вдруг приоткрылся, пахнуло холодом, вслед за которым вошла укутанная в меха красивая женщина среднего возраста.
– Привет, мам, – негромко произнес Джер, тут же оторвав глаза от книги. – Ну как там? Потеплело хоть чуть-чуть?
Джер частенько волновался за мать, плохо приспособленную к суровому северному климату. Будучи уроженкой извечного врага племен – государства под названием Ковисс, к тому же южной его части, она так и не привыкла к северу. Ей хватало совсем немного побыть на холоде – и простуда не заставляла себя ждать. Поэтому погода и ее изменения издавна были их излюбленной темой.
– Привет, Джери, – прозвучал мягкий мамин голос. – Да, вроде бы…
Ответив сыну, женщина сняла с себя объемный балахон из все тех же оленьих шкур, а затем скользнула взглядом по обложке книги, которую он держал в руках.
– Опять трактат о мирных воинах? – улыбнулась она. – Продолжая в том же духе, ты скоро будешь цитировать Пабса наизусть.
– Да все пытаюсь вникнуть… – тяжело выдохнул Джер и закрыл книгу.
Запоминать страницу ему было не нужно, поскольку он и правда уже свободно ориентировался в содержании трактата. Мама присела рядом и принялась неторопливо поглаживать его по спине.
– Все ищешь, ищешь, а сам-то знаешь, что ищешь? – задумчиво произнесла женщина, глядя в огонь.
– Ищу, – согласился Джер, запустив пятерню в длинные темные волосы, схожие оттенком с материными. – Глупо это прозвучит, но меня уже давно интересует вопрос – кто я? Стоило всего лишь раз задать этот вопрос себе всерьез, и я с ужасом понял: ответа найти не могу. Отвечаю – сын вождя, но это почему-то не удовлетворяет меня. Говорю себе – я человек, но и этот ответ не внушает мне спокойствия. Кроме того, я не вижу к чему стремиться, а то, что мне внушает отец, не способно занять меня целиком. Всегда и везде преследуют эти мысли: кто я и куда мне идти? Судя по написанному в этой книге – ответы на эти вопросы знают в храме мирных воинов. Только вот я читаю ее уже в четвертый раз и не могу отыскать в ней ничего, что бы заполнило ноющую пустоту в сердце… Все больше создается впечатление, что Циарий Пабс сам многого не понял, поэтому так мудрено все закрутил…
Женщина подняла ладонь выше и нежно провела ею по голове сына, а ее лицо преисполнилось любящего сочувствия.
– Уже двадцать второй год пошел тебе. Твои сверстники вовсю участвуют в походах, делят добычу, находят себе пару. А ты отдалился от всех, словно сыч, только машешь мечом да читаешь. Умнее тебя уже, наверное, нет никого во всех племенах, а толку?
Джер поморщился на слова матери, очень здорово напоминавшие частые речи отца с разницей лишь в грубости формы.
– Прости, мам, я знаю – ты не любишь об этом говорить, но… – осторожно ответил северянин, заглядывая в материнские глаза. – Но ты попала сюда не по своей воле. Отец захватил тебя во время одного из налетов на Ковисс. Поэтому я не верю, что тебе по душе тот образ жизни, какой здесь все привыкли вести. А что касается пары… Наших девушек не интересует ничего, кроме шрамов, полученных в схватках…
В этот момент Джер скривил лицо, изображая жесткий голос отца:
– …С «хилыми и коварными южанами». Да побрякушек, сорванных с ковисских женщин. Не думай, я пытался отыскать среди них ту, которая была бы мне близка. Однако не нашел никого, с кем можно хотя бы нормально поговорить…
Мать покачала головой и потянула Джера на себя, положив его голову к себе на колени. Северянин закрыл глаза. Ставшие привычными сомнения немного отступили перед чуткой теплотой материнских ладоней.
– Мудреный глупыш ты мой… – прерывисто выдохнув, печальным голосом заговорила мать. – Я не имею в виду, что твои соплеменники правильно живут и не поощряю тебя поступать точно так же, как они. Я лишь хочу донести до тебя, что они действуют, живут, дышат полной грудью. А ты все сидишь, все ищешь. Волнуюсь я за тебя, Джери, лучшие годы ведь проходят… Пора тебе хоть как-то действовать, пусть, может быть, и наломать поначалу дров.
Слегка успокоившись у матери на коленях, Джер произнес с закрытыми глазами:
– Я просто хочу, чтобы вот здесь было хорошо, – он положил себе на грудь мамину руку и замер.
В эту секунду Джер вдруг почувствовал прохладное дуновение и инстинктивно дернулся, бросая взгляд на приоткрывшийся полог.
– Пропустил охоту, чтобы на коленях у маменьки полежать? – раздался грубый голос Угвалда Черного, чей темный силуэт высветился на фоне входа в шатер, – Я все больше сомневаюсь, бабу ты родила или мужика.
Джер быстро поднял голову с колен матери и сел, почувствовав при этом едкую обиду, нанесенную жестокими словами отца.
– Все высиживаешь над книгами? – громыхнул вождь, скидывая перевязь с закрепленным на ней двуручным топором. – Надо под тебя яйца положить, хоть так толк будет.
Его мясистое красное с мороза лицо, заросшее неаккуратной щетиной, расплылось злорадной ухмылкой. Темные глаза Угвалда некоторое время посмеялись над Джером, а после обратились к его матери.
– А ты че сидишь?
Этого хватило, чтобы женщина торопливо поднялась на ноги и молча принялась помогать отцу раздеться. Джер в это время недовольно уставился на пляшущие язычки пламени, медленно закипая от злости.
Женщины племен Пограничного хребта имели немного прав по сравнению с мужчинами, а с угнанными в плен южанками дело обстояло еще хуже. Многократно эта наболевшая тема вставала раздором между вождем и его наследником. Однако ругань ни к чему не приводила, кроме отчаянных маминых просьб не пытаться защитить ее и смиренно покориться положению вещей. В ответ молодому северянину приходилось лишь угрюмо кивать и проглатывать свою злобу. Поскольку он прекрасно видел, что именно ей приходится отдуваться за его действия каждый раз, когда она остается наедине с отцом. Об этом говорили неизменно возникающие синяки на мамином теле, ее затравленный и жалкий взгляд, а также дрожащий голос. Поэтому сейчас Джер сидел и молчал ради нее, не желая больше видеть подобное…
– Как же можно додуматься до таких несправедливых законов? – хаотично метались в голове его мысли. – Почему один должен быть выше другого?
Как бы больно не было Джеру это осознавать, в племенах отродясь не пахло равенством. Мерилом твоего положения всегда являлась лишь сила. О равенстве между людьми говорилось лишь в книге Циария Пабса, которая вдруг оказалась в цепких руках Угвалда Черного, а затем молниеносно отправилась в печь. Это небрежное дейст вие со стороны отца еще раз подчеркнуло, насколько далеко пролегала жизнь от написанного в трактате о мирных воинах, который стремительно занялся пожирающим пламенем.
– Хватит тебе читать эти писульки немощных южан, – откуда-то издалека, за вибрирующей стеной подавляемого Джером возмущения, прозвучал голос деспотичного борова, который по воле нелепого случая оказался его отцом.
Молодой северянин поднял на него налитые бескрайней обидой глаза, стена вдруг рассыпалась.
– Нет, – чужими губами жестко произнес Джер, затем нервно сглотнул и, решительно взметнувшись на ноги, стал одного роста с вождем.
– Что нет? – маленькие черные глазки мужчины тут же принялись сверлить его ненавистью. – Что нет?! Отвечай!
– Ты мне не отец, – еле сдерживая себя, медленно проговорил Джер.
Прошло несколько секунд, в течение которых вождь и его наследник ожесточенно дрались взглядами. Сквозь сжатые зубы Джер повторил сдавленным голосом:
– Ты мне не отец.
Угвалда Черного затрясло словно в лихорадке, он в гневе прокричал:
– Да как ты смеешь, ублюдок!
Вслед за брошенной фразой мгновенно последовал кулак, но удар не состоялся, разбившись о твердую руку Джера. Вождь вцепился в плечи молодого северянина, надеясь побороть его, но тот стоял крепко. Краем глаза Джер увидел, как мама судорожно прикрыла руками рот, выражая побелевшим лицом крайнюю степень ужаса. Поддавшись возникшему решению, он в ярости оттолкнул отца и, взяв мать за рукав, стрелой вылетел из шатра, другой рукой прихватив по пути свой меч.
– Сынок, сынок, успокойся! Извинись перед отцом, еще ведь не поздно! – молящим голосом упрашивала мать, пока Джер упорно тащил ее за собой.
– Уже давно было поздно, – подумал Джер, направляясь к длинному навесу, где были привязаны лошади.
– Ты мне тоже не сын! – прозвучал за спиной крик того, кто так и не заслужил называть себя «папа».
Увидевшие эту сцену соплеменники замерли, побросав свои дела, и напряженно принялись наблюдать за развязкой. Джер же не обращал внимание ни на кого и ни на что, потому что впервые за долгие годы его сердце перехлестывало разыгравшейся бурей.
– Вы только посмотрите на этого неблагодарного сопляка! – где-то на периферии звучали истошные крики вождя. – Да пусть катится ко всем чертям со своей мамашей! Я еще хотел сделать его своим наследником! Да никогда не стать тебе настоящим мужиком! А эта сука никогда не родит мне нормального сына! Так что пусть оба катятся! И слышишь, ты, ублюдок немощный! Только попробуй сюда вернуться! Я убью тебя собственными руками!
Трясущимися от невероятно сильных чувств пальцами Джер торопливо отвязал лошадь, а затем вырвал тушу убитого оленя из рук подвернувшегося рядом мужчины. Тот даже не подумал спорить, осаженный диким взглядом, которым одарил его теперь уже бывший сын вождя. Джер сделал это, поскольку воспаленным умом рассудил, что килограммы свежего мяса весьма пригодятся на долгом пути.
Очень долгом пути… К себе.
– Сын! Да что ты делаешь?! – попыталась в очередной раз докричаться до него мать, которую он упрямо тащил за собой в белую пустошь одной рукой, а другой вел лошадь.
Сотни шатров с людьми, что так и остались чужими, оставались позади, впереди же раскинулась неприветливая белая пустошь.
– Тише, мама, – мягкои спокойно ответил Джер, наконец остановившись и обняв дрожащее от испуга тело матери. – Тише, моя родная, не плачь. Успокойся, так будет лучше. Просто я решил сломать наконец свои дрова…
* * *
Сомнение пусть станет первым твоим другом,
Опору не пытайся ты найти,
Сейчас окинь ты взглядом всю округу,
Остановись, замри, почувствуй изнутри…
Дыши, страх – это хорошо, это твой второй друг,
Ведь он напоминает нам о том,
Что ты живешь не в мыслях, ты – не мысль,
И ничего еще нельзя назвать концом.
Стих, написанный одним из кандидатов в мирные воины
Атана – столица Аэгории
МАКО
Широкая улица, которая являла собой позвоночник столицы Аэгории и пролегала от главного входа в город до самого Воздушного замка, только-только просыпалась. Название ей досталось столь же величественное, как и внешний облик проспекта, а именно – Линия Мира. Горожане постепенно выплывали на нее из многочисленных боковых ответвлений и вклинивались в пока еще жидкие ручейки точно таких же. Однако наблюдательный глаз без труда бы отметил, что скорость, с которой эти ручейки наливались силой, говорит о том, что уже через несколько минут здесь образуется сплошной бурлящий поток. Так происходило всегда по утрам, за исключением, пожалуй, выходных. Сегодня же была пятница, а значит от сонного спокойствия до бурной суеты оставалось совсем чуть-чуть.
Худой и высокий парень по имени Мако все это прекрасно знал, поэтому старался как можно быстрее дотолкать тележку с товаром до Главного базара. Стесняясь своего недюжинного роста, он сутулился и изредка бросал неуверенные взгляды на проходящих мимо людей, большую часть времениупираясь глазами в содержимое тележки. В ней не лежало ничего удивительного – всего лишь различные кожаные изделия, начиная от женских перчаток и заканчивая мужскими сапогами. Все эти вещи Мако знал уже наизусть, но все же смотреть на них приходилось. Поскольку каждый раз, когда его взгляд надолго отрывался от тележки, сзади звучал недовольный голос:
– Давай живее, слизняк худосочный, к вечеру так не дойдем.
Мако недовольно поморщился, коротко взглянув в сторону хозяина товара, однако проявить свое возмущение словесно побоялся.
– Ишь, еще глазья свои таращит, – громко свалилась на юношу очередная порция брани со стороны низкорослого тучного мужчины, противного как на взгляд, так и на голос. – Нанял тебя, недоноска, значит благодарен будь и топай давай. Поживее топай!
Мако топал, поскольку другого выбора у него в запасе не имелось. Из атанской Военной академии юношу с позором выгнали три месяца назад, и в этом не было ничего удивительного. Лишь каждому пятому среди множества молодых курсантов позволяли выучиться на младшего офицера аэгорской армии. Остальные ребята жестко отсеивались в ходе подготовки. На изнурительных тренировках и отработках тактических маневров, которыми нещадно потчевали юных кандидатов инструкторы, мгновенно становилось ясно – из кого будет толк, а кто не заслуживает дальнейшего внимания.
Требовалось проявить лидерские качества, физическую выносливость, храбрость в спаррингах и тактическое видение, быстро ориентируясь на поле и выдавая четкие команды. Мако хватило всего лишь трех недель обучения, чтобы оказаться в кабинете главы Военной академии. Здесь полковник запаса по имени Гиммер донельзя прямой и грубой речью объяснил, что все вышеперечисленное у него напрочь отсутствует. Уже через пять минут после этого короткого и печального вердикта юноша оказался на улице, лишенный формы курсанта, денег к существованию, но имеющий за плечами целый мешок разбитых надежд.
У самого паренька насчет своей неудачи имелось совсем иное мнение, чем у пожилого полковника. Он понимал, что просто-напросто испугался проявить свои качества под давлением обстоятельств, причем испугался непростительным в собственных глазах образом. Последующие за отчислением три месяца Мако всеми силами старался не думать, как сильно он облажался. Однако получалось это у него настолько же хорошо, насколько блестящей состоялась его воинская карьера…
Впрочем, был еще вариант записаться в ряды пехотинцев регулярной армии Аэгории, а там постараться дослужиться сначала до десятника, а потом до сотника. Для того, кто с самого детства мечтал стать военным, идея должна была показаться заманчивой, но Мако нашел сразу две причины от нее отказаться. Во-первых, этих ребят, как ходили слухи, незамедлительно отправляли в самое пекло, едва возникал конфликт. Контракт подписывался на десять лет, и отвертеться от службы мог только погибший на поле боя. Выживали к окончанию этого срока, опять же по слухам, пятьсот-шестьсот человек из двухтысячного корпуса. Иными словами – неутешительная перспектива на долгое время лишиться свободы при большой вероятности потерять жизнь в погоне за крайне сомнительной возможностью получить офицерское звание. Мако рассудил по этому поводу, что палач во время казни чаще промахивается, чем из пехотинца таким образом выходит лейтенант. Тем более из такого пехотинца, каким бы стал он. В этом, кстати, состояла вторая причина – гораздо более незатейливая по своей сути, нежели первая. После провала в академии Мако перестал верить не только в детскую мечту, но и в себя. Его до глубины ужаленное провалом сердце теперь болезненно воспринимало все, что хоть отдаленно было связано с военной тематикой.
Возвратиться в объятия родного провинциального городка под названием Ирута он не мог при всем желании, так как не хватало денег на дорогу. Мигель – так звали хозяина кожевенной лавочки – оказался редким скупердяем, и выплачиваемого им еле-еле доставало на пропитание. Однако это было не самое главное – как такового практически не имелось самого желания вернуться. Мако даже представить себе не мог, как он посмотрит в мамины глаза. Ведь пошли псу под хвост все те мечты, которые юноша с самого раннего возраста разделял вместе с ней. Причем не только мечты, но и немалые деньги, что мама старательно копила на его обучение в академии. Винить в этом можно было только себя, больше просто некого.
Поэтому Мако и устроился на эту крайне неблагодарную работу в помощники к Мигелю, торговцу кожами и различными изделиями из них. Естественно, юноша постоянно крутил в голове мысли подыскать работу получше. Вот только покинуть кожевенную лавку в надежде найти более высокооплачиваемое и приятное занятие, в наше время означало риск. Рисковать же, когда внутри процветает неверие в собственные силы, было неподъемной задачей для Мако в его теперешнем состоянии.
Таким вот унылым образом все последние три месяца юноша болтался в этом мире, словно листик, оторванный от родного дерева собственных надежд и гонимый всеми ветрами. Он уже боялся заглядывать наперед, но все-таки надеялся на то, что какой-либо непредсказуемый случай изменит его положение к лучшему.
Тем временем впереди показался Главный базар – место, где можно было приобрести практически любой товар и где пекарь легко уживался по соседству с кузнецом. В этот ранний час людей здесь еще было немного. Рынок потихоньку оживал, будто огромное и неповоротливое чудовище, пока еще сонное, но готовое вот-вот проявить всю свою мощь.
Мако подкатил тележку к прилавку и принялся торопливо раскладывать товар. Мигель стоял рядом, лениво почесывая объемный живот, и придирчивым взглядом сопровождал каждое действие юноши, что ухудшило и без того не особо легкое душевное состояние.
