скачать книгу бесплатно
Он был прав, и мне хотелось бы воспользоваться преимуществами его аргументов и засунуть их в задницу Вона.
Работа ассистента была ударом по моему самолюбию, но все же победой в целом. Еще полгода глупых игр разума Вона меня не убьют. Несмотря на всю свою игру во власть, Вон никогда не причинял мне физической боли.
Во всяком случае, пока.
В Англии, однако, он был бы никем, как и я. Нет, хуже, чем я. Потому что у меня все еще был престиж почти выпускницы Карлайла – я училась последний год в средней школе в Калифорнии – и мой отец владел этой чертовой школой.
К тому же Поуп будет там работать рядом со мной. Позоря так называемую гениальную работу Вона.
Правила были бы другими.
Я бы боролась с ним сильнее.
Он всего лишь мальчик.
Не бог, а мальчик.
И я уже не та девочка, которая дрожит под одеялом своей матери.
Я заставила его истекать кровью, это и произошло, ведь он всего лишь человек.
Теперь. Теперь я могу заставить его сломаться.
– Я подумаю об этом. – Я помассировала виски. Мысли о сестре совершенно вылетели из головы, а она, вероятно, внизу наполняла новое ведро слезами. Я эгоистично сосредоточилась на своей собственной драме и совсем забыла о ее разбитом сердце.
– Это все, о чем я прошу. – Папа сжал мои плечи.
Я пошла прямо в комнату Поппи, но ее там не было. Я остановилась, услышав, как они с папой болтают и едят на кухне. Это звучало как приятная беседа о колледже, в который она подала заявление и поступила, будучи еще дома, – Лондонской школе экономики. Она казалась взволнованной и исполненной надежды. Я просто хотела, чтобы она не притворялась, а была действительно счастлива.
Схватив полароидную фотографию Найта с ее тумбочки, я взяла маркер и быстро нарисовала мошонку с морщинами и волосами на его точеном с ямочкой подбородке, добавила замысловатые усы и подрисовала ему монобровь, написав на фотографии под его лицом:
«Держись подальше от обогревателя, Коул. Пластик плавится».
Я сунула фото ей под подушку и пошла в свою комнату, медленно приближаясь к окну, планируя закрыть ставни и свернуться калачиком в постели с песней «I Started Something I Couldn’t Finish» в наушниках и интересным фэнтези. А потом я заметила грузовик Вона, припаркованный перед окном.
Что он все еще здесь делает?
Он дважды мигнул фарами, заставив меня прищуриться и поднять руку, чтобы заслониться от света. Чувствуя, как прилив гнева возвращается в мой желудок, я натянула ботинки и побежала вниз, распахнув входную дверь, собираясь поздравить его со стажировкой, плюнув ему в лицо. Я так и не переступила порог.
Я проехалась по чему-то скользкому и протухшему. Воняло так, будто всеми подмышками в округе сразу, но у меня не осталось возможности подумать об этом, когда я нырнула головой вперед прямо в белый пластиковый пакет.
Он оставил у моей двери гнилую кучу мусора, и я упала прямо в нее. Свалившись на мешок с мусором, я сняла желтый листочек для записей со своей щеки и нахмурилась, когда прочитала послание на нем.
«Для твоего будущего проекта. – В.»
Это было все, что мне нужно, чтобы превратить жизнь Вона в ад, в который он превратил мою.
Он думал, что выиграл войну.
Но стажировка была всего лишь битвой.
Он поднимет белый флаг.
Прямо перед тем, как я сожгу его.
Глава 5
Вон
Самый тихий человек в комнате и одновременно самый опасный.
Я научился этому с юных лет, наблюдая за своим отцом. Люди толпились вокруг него, как бездомные щенки, хлопая языками, стремясь угодить. Я тоже стал немногословным человеком. Это не гребаный вызов, если можно так выразиться. Слова ничего для меня не значили. У них не было ни формы, ни веса, ни цены. Вы не могли бы вылепить их в своих руках, измерить на весах, приложить к ним стамеску, вырезать их до совершенства. В моем списке способов самовыражения скульптура была номером один, минет номером два, а разговоры удобно расположились где-то внизу между дымовыми сигналами и танцами для вызова дождя.
Мой отец не был силен в словах, нет, но его действия говорили о многом. Он сокрушил своих деловых противников железным кулаком, не моргнув глазом и не забеспокоившись.
Он миллион раз показывал моей матери, что любит ее, посадив на заднем дворе розовый сад с цветущей вишней.
Вытатуировав ее имя на своем сердце.
Уставившись на нее взглядом, который говорил: «Я твой».
Чем меньше ты говорил, тем больше тебя боялись. Самый простой трюк в книге, и все же по какой-то причине мужчины были одержимы желанием что-то сказать.
Мне нечего было доказывать.
Я показал Эдгару Асталису работу, которая была выполнена примерно на двадцать процентов, представил ее совету директоров Карлайла и прошел стажировку, не вспотев.
Это было до неловкости легко. Так трогательно. Да, я манипулировал. Особенно Эдгаром и Гарри, который был мне должен солидную сумму. И да, если Ленора когда-нибудь узнает, она убьет меня, своего отца и дядю.
С другой стороны, я бы опередил ее в этом, как и в случае со стажировкой.
Все члены правления согласились, что мне понадобится целых шесть месяцев стажировки, чтобы завершить что-то столь сложное, как эта скульптура.
У меня было время.
У меня имелся план.
Я был готов привести все в движение и, наконец, насладиться сладким, острым вкусом свежей крови.
И, похоже, у меня также будет упрямый, дерзкий помощник, который будет терпеть меня – тот, за кем я смогу присматривать, чтобы убедиться, что мой секрет цел.
Дразнить ее кучей мусора было не самым лучшим моим решением, но сообщение попало в цель.
Милосердия в меню не было.
Она бы боролась за свое место рядом со мной. Всегда.
После того как Эдгар сообщил новость своей маленькой дочери, я объехал ее квартал, прокручивая диски, которые бессовестно взял из ее комнаты, когда ее там не было – Kinky Machine, The Stone Roses.
Пару часов спустя я припарковал свой разбитый грузовик рядом со своим мотоциклом – оба куплены на мои собственные деньги после летних напряженных работ в галереях – и заметил оранжевое сияние камина в нашей гостиной через окна от пола до потолка. Я провел рукой по своим пыльным волосам и выругался себе под нос.
У нас была компания.
Я ненавидел компанию.
Шагая ко входу, я увидел тень, слоняющуюся среди розовых кустов. Листья танцевали над выжженной солнцем землей. Я присел на корточки и тихо присвистнул.
Эмпедокл вышел из розовых кустов, выпячивая свою задницу в мою сторону, как Кардашьян. Я назвал своего слепого черного кота в честь греческого философа, который открыл, что мир – это сфера. Этот кот, как и философ, считал себя Богом. У него было невероятное чувство собственного достоинства, и он требовал, чтобы его гладили по крайней мере час в день – желание, которое по непонятной мне причине я исполнял.
Это был, безусловно, самый человеческий поступок в моей жизни, когда я буквально гладил киску. Эмп прошмыгнул мимо моего грязного ботинка. Я поднял его, потирая место за ухом. Он замурлыкал, как трактор.
– Ты уверен, что это хорошая идея для твоей слепой задницы бродить снаружи? В этих холмах полно койотов. – Я вошел в дом с ним на руках. Пинком распахнув дверь, я услышала сладкий смех моей матери, глубокий смешок моего отца и грубый мужской голос с английским акцентом, который я сразу узнал.
Ядовитая улыбка расплылась на моих губах.
Время рок-н-ролла, ублюдок.
Звенели стаканы, громоздилась посуда, из столовой доносилась тихая классическая музыка. Я оставил Эмпа на кухне, наполнил его миску влажным кормом и направился в столовую, мои ботинки глухо стучали по мраморному полу. Когда я появился в дверях, все перестали есть. Гарри первым промокнул уголок рта салфеткой.
Он встал, раскинув руки со своей сраной ухмылочкой.
– Я считаю, что мои поздравления уместны для моего любимого вундеркинда. – Он слегка поклонился мне.
Ничего не выражая, я вошел в комнату, сокращая расстояние между нами. Он попытался обнять меня, но я скользнул своей ладонью в его ладонь и сжал ее достаточно сильно, чтобы услышать, как хрустнули его тонкие кости.
Он вынул свою ладонь из моей и слегка помассировал ее.
Мама и папа встали. Я поцеловал маму в лоб. Папа хлопнул меня по спине.
– Гарри был в городе, навещал Эдгара и племянниц, – объяснила мама. – Я подумала, что было бы неплохо пригласить его на ужин. Я только что купила у него еще одну вещь. Я планирую поставить ее прямо перед твоей комнатой. Разве это не волнующе? – Она повернулась к нему и улыбнулась.
– Я, на хрен, с трудом сдерживаюсь, – сухо сказал я.
Считающийся сегодня самым признанным критиками художником-экспрессионистом в современном искусстве, Гарри Фэрхерст обычно продавал свои картины по 1,2 миллиона долларов за штуку. Неплохая подработка, учитывая его никчемную дневную работу в качестве члена правления и профессора в Подготовительной школе Карлайл. Мама, конечно, повесила бы все, что он сделал, включая его дерьмо, чтобы все могли посмотреть и полюбоваться. Его картины были разбросаны по всему нашему дому: прихожая, спальня моих родителей, столовая, две гостиные и даже подвал. Она также подарила некоторые из его картин.
Я не мог сбежать от этого ублюдка, независимо от континента. Его искусство преследовало меня.
– Это захватывающая картина, Вон. Я не могу дождаться, когда ты увидишь ее. – Гарри проявил скромность и смирение новоиспеченного рэпера. Если бы он мог физически отсосать свой собственный член, его рот всегда был бы полон.
– Это именно то, что нужно нашему дому. Еще картины Гарри Фэрхерста – о, и комнаты. – Я зевнул, проверяя время на своем телефоне. У нас было восемнадцать комнат. Занято было меньше половины. Эмп слонялся у моих ног, бросая на Гарри невидящий взгляд. Я снова поднял его, почесывая шею.
– Я иду в душ.
– Ты уже поел? Я подумала, что ты захочешь присоединиться к нам в гостиной и выпить немного портвейна? – Мама склонила голову набок и улыбнулась, каждая черточка на ее лице была полна надежды. – Только один бокал, ты ведь знаешь.
Я любил своих мать и отца.
Они были хорошими родителями. Они были в курсе всего, вдобавок ко всему прочему, и полностью поддерживали меня во всем, что я делал или к чему стремился. Моя мать даже не возражала против того, что я ненормальный. Она восприняла это спокойно, вероятно, потому, что привыкла к моему отцу, самому лорду МакКантсону.
У нас с папой было много общего.
Мы оба ненавидели этот мир.
Мы оба смотрели на жизнь сквозь затонированные смертью очки.
Но иногда мы притворялись другими, ради нее. Например, прямо сейчас я знал, что мой отец предпочел бы проткнуть собственную промежность ножницами, чем развлекать яркого, эгоцентричного Фэрхерста. Любовь заставляла тебя делать всякую хрень.
Я был рад, что никогда ею не заражусь.
– Один бокал, – подчеркнул я.
Папа снова хлопнул меня по спине, как бы говоря «спасибо», и мы все устроились у камина, притворяясь, что это не гребаная Калифорния и что это просто глупо – поджигать все, что не является сигаретой или шкафчиками Элис и Арабеллы, оскорбляющими сетчатку глаза. Гарри откинулся на спинку стула и прижал кончики пальцев друг к другу, уставившись на меня, оранжевое сияние пламени освещало его лицо, как полумесяц.
Наполовину ангел, наполовину дьявол.
По большей части дьявол, как и весь остальной мир.
С зачесанными назад волосами песочного цвета, высоким ростом и худощавым телосложением, он был похож на придурка-продавца – такого человека, которому вы не доверили бы рулон туалетной бумаги. Я смотрел на огонь, не обращая внимания на Грэхэма, нашего слугу, который вошел с серебряным подносом и подал каждому из нас портвейн.
– Спасибо, Грэхэм. Пожалуйста, отдохни остаток ночи. Я сама помою посуду. – Мама с теплой улыбкой сжала его руку.
Всегда так вежливо благодарит за помощь.
Между нами повисло неловкое молчание. Я поднес портвейн к губам, но пить не стал.
– Как тебе одинокая жизнь, Гарри? – Мама разрядила напряженность светской беседой.
Три года назад он женился на хорватском манекенщике, но брак пошел прахом после того, как тот изменил Гарри, забрал половину его имущества и сбежал со звездой подтанцовки у какой-то поп-звезды.
Гарри резко повернул голову в сторону мамы.
– О, знаешь. Играю на поле.
– Надеюсь, на этот раз с брачным контрактом в целости и сохранности, – пробормотал я.
Папа фыркнул. Мы обменялись усмешками вполголоса.
– Вон. – Мама усмехнулась.
– Ты не должна была этого слышать.
– Ты не должен был этого говорить.
Папа перестал проявлять какой-либо интерес к разговору и начал открыто отвечать на электронные письма на своем телефоне.
Гарри постучал пальцем по колену и поиграл галстуком.
– Ленора опустошена тем, что не прошла стажировку.
