скачать книгу бесплатно
Через полторы недели его траванут газом, и он все будет рассказывать в госпитале, что немцы делают газ из обычной горчицы и что мы тоже можем так же делать. В себя так и не пришел до конца, хотя прожил после своей войны, на которой пробыл полгода, еще сорок лет кашля, язв и загулов в ноябре.
Второй мой дед и участник Первой мировой, не верил, что его повезут на поезде, потому что поезда – они ведь для тех, кто платит. А бесплатно зачем его возить? Поэтому, наверное, его никуда не повезут, а он пойдет до Германии бесплатно и пешком. Учительница показала ему, где Германия, а где его село Пиченгуши (примерно, конечно, – карта была с полушариями, без размена на Пиченгуши). Прадед был парень смышленый и понял, что воевать ему совсем не придется. Пока он дотопает себе до Германии…
Но добрые хозяева поездов бесплатно подбросили деда до мест его будущей славы. А потом другие добродушные хозяева поездов даже повозили его по Германии. В лагере для военнопленных дед понравился ожидавшим его прибытия соотечественникам, сообщив, что тут, в Саксонии, сосны такие же, как в Пиченгушах, только шишки падают строго вниз и лежат ровно, а в Пиченгушах скатываются и лежат кучами.
Обоим участникам войны был двадцать один год. Один так и не стал футболистом, а стал глухим бухгалтером. Второй стал главным архитектором миллионного города и построил на месте кладбища городской цирк.
Сто лет назад – в этот самый день – третьего моего деда ранили в Бельгии. Под Ипром.
На собрании всех остальных увечных Гиллиландов дед особенно упирал на то, что ранили его «недалеко от дома» – всего-то в ста тридцати восьми милях от Лондона. В этом обстоятельстве дед видел какой-то особый оттенок. Остальных-то перекалечило черт-те где. Кого в Африке, кого в Бирме. А его «на пороге».
Когда дед вернулся в строй, его бросили на рытье подземных галерей под немецкие позиции. В галереях дед таскал взрывчатку и переживал.
Натаскали взрывчатки дед и подобные ему пареньки 500 000 кг. Рвануло под немцами так, что неподалеку, в Лондоне, тряхнуло на Даунинг-стрит. Город-побратим Ипра – Семипалатинск.
А рвануло не все. Последний раз взорвались остатки взрывчатого добра в 1955 году. Еще одна яма на 300 кг, говорят, ждет своего часа.
Брат деда остался в Бельгии навсегда. Как и еще четырнадцать Гиллиландов.
Прадед жены
Прадед моей жены, мобилизованный русским командованием Степан Бойко-Жиленко, решил перейти на сторону противника и пополз сдаваться австрийцам в плен. В разгар русского наступления на Лемберг.
Потом его как-то озарило. И он совершил интеллектуальный прорыв, вложив в него не только всю мощь интеллекта своего и своих предков, но и потенциал всех своих потомков до седьмого колена.
Он переоделся в австрийскую форму, позаимствованную у убитого, и сдался в плен. Русским. Отмахав за ночь верст двадцать вдоль линии фронта.
Оказался одним из первых среди тысяч вражеских бойцов, добровольно перешедших в стан войска православного.
Потом явление это стало массовым, но Степан Жиленко уже был в Пензе.
Танцы
Мое отношение к танцам определено традициями моей семьи.
Как известно многим, Гиллиланды не занимаются сексом стоя или под музыку, опасаясь, что все это может перейти, не дай боже, в танец. Раньше, конечно, всяко бывало, но церкви стали строже, и пришлось нам принять окончательное решение.
Я люблю плясать. Одиноко. Хищно, как это мне свойственно, и размашисто, как это свойственно и мне, и округе, в которой я сейчас испытываю счастье в разных доступных видах.
Предки
Многие люди, знающие меня, что называется, лично, всякий раз уверенно предполагают, что мой сметающий бастионы жизненный пыл и огонь в поступках достались мне по наследству от моих дальневосточных предков. А моя некоторая жизненная сметка и баснословная экономность в проявлении истинных чувств – они от шотландцев.
Все же наоборот! Мой родитель, например, во время обучения на военно-морского моряка, на «кабинетных учениях» так удачно командовал своим условным корветом, что около часа успешно маневрировал и палил из всех орудий, находясь уже не просто на суше, а в семи морских милях от линии прибоя. Зная характер родителя моего, можно предположить, что при этом он еще мысленно вешал гроздьями несимпатичных ему лично членов экипажа и выбросил за борт корабельного священника.
Ирландцы
Еду в аэропорт для встречи ирландской составляющей моей крошечной семьи.
Восемь человек прилетает. Не замечу даже. А с учетом завтрашнего праздника – и забуду скоро.
В чем прелесть ирландской родни: никого больше приглашать не нужно. Все поют, пляшут, устраивают соревнования, сами себе полиция, сами пожарные, сами сбегают и принесут, а потом прибегут другие ирландцы, и тут точно пожарные понадобятся.
Я назначил себя семейным медиком. Заодно и судебным экспертом себя назначил. Разница для нашей семьи неуловима. И тратиться особо не нужно.
Сестра вон картошку везет – семь кило. Особую картошку, из огорода бабушки, которую звали Дженни Тодд. Эта наша общая в каком-то смысле бабушка прославилась тем, что сорок девять лет каждую неделю приходила на железнодорожный вокзал в Глазго, чтобы убежать из дома своего постылого. Начала двадцатилетней, а завязала с этим делом, когда вокзал снесли: на новый ей было неудобно ездить. В перерывах между попытками еженедельного побега бабушка умудрилась нарожать восемь детей и похоронить трех мужей. Так что, думаю, семейная легенда немного врет и несколько недель бабушка Тодд на вокзал все же не являлась.
Вот племенную картошку этой бабушки сестра мне и везет. Мне осталось только вскрыть пять-шесть банок фасоли и метнуть их на стол. Ну, может, вилок еще. Основная трата – алкоголь. Но на это есть другие гости. Во мне часто просыпается в последнее время папенька мой. А кто жаднее самого жадного немца? Щедрый шотландец! Поэтому собой доволен.
Изюминкой приезжающих, даже не изюминкой, а куском таким здоровенным счастья, считаю я прибытие своего племянника.
На пальцах объясняю. Сестра Кейт замужем за ирландцем, а у того девять братьев и сестра. А у каждого брата минимум по пять детей, и те дети уже крепенькие такие производители и продолжают стремящуюся в бездну лавину моих родственников. Из этой бездны и является мне мой племянник двоюродный, который внял молитвам экологов и принял сан. Отсохшая ветвь фамильного древа, как я надеюсь. Из нее я сооружу себе мостик в Царствие Небесное. Неплохо иметь своего агента в загадочном мире Ватикана.
У меня и в РПЦ есть разветвленная агентура. Сокурсники по большей части. Когда три таких сокурсника приехали ко мне в уездную резиденцию, соседи мои сначала очень обрадовались и стали выкрикивать, подпрыгивая за забором, что давно их ждали по мою душу и очень рады тому, что сейчас меня сволокут на Соловки, в подземную православную тюрьму, потому как дальше терпеть меня никаких сил нет.
Но когда мы с батюшками стали прыгать с трамплина в бассейн и играть в ночной баскетбол при свете фар, соседи попритихли за забором своим. И это еще легко отделались.
Есть ли у меня для комплекта нечужие люди в мире пряного иудаизма? А как же! Плюс я сам в синагоге работал: подметал по пятницам молельное помещение. Должно пойти в праведный зачет.
Индуизм… Пока не разработан.
Ислам. Мысленно согласен со всеми постулатами. Я бы ужесточил кое-какие моменты, но кто ж меня спрашивает?
Шаманизм: регулярно.
Пока духовно обустроен, короче говоря.
Русскому языка
Шотландская сестра учит русский язык. Зачем-то это ей понадобилось.
Я подозрительно спрашивал несколько раз: мол, зачем, Кейт? Мой виртуозный английский обеспечивает нам именно тот уровень доверительности и простоты, который нужен. Не больший и не меньший! Если мы начнем понимать друг друга лучше – все! Начнутся выяснения отношений, поверь, рефлексия сплошная начнется, парадоксы, и по итогу окончательный кошмар может случиться. Начнем поверять друг другу сердечные тайны, например. Выбалтывать наболевшее. Да мало ли дров наломать можно будет при переходе на свободный и могучий русский?! Тут русский слог, там родное междометье, глагол тот-другой, глядишь, а в комнате уже Достоевский сидит и иконописно смотрит на нас! Не уследишь, поверь!
Но сестра русский учит. Когда приехала ко мне в первый раз, после своей авантюры в Кении, не боялась ничего! Думала, что ее опыт проживания по соседству с черноглазыми красавцами-скотопасами поможет и тут.
Ха!
Поперлась однажды в магазин. Ну, как в магазин? В пырок какой-то зашла. Тип пырка известен: «Второе дыхание», в нем собираются утренние покойники, чтобы освежиться, войти во второй круг штопорка. И вот Кейт моя, говорю, заходит в сии чарующие чертоги, что-то там покупает, к кассе идет, ей кассирша что-то там втирает, Кейт не понимает ни слова, ей в спину дышат крученым в семь оборотов перегаром страждущие, которых она задерживает и мучает. Кейт спрашивает у синеглазки на кассе: «Ду ю спик инглиш?» А вдруг? В Кении канало.
Синеглазка, выслушав вопрос про ду ю спик инглиш, отвечает воинственно:
– Нет!
«Нет!» – было первым русским словом, которое Кейт выучила и произносила всякий раз с восторгом. Мол, как это прекрасно и восхитительно абсурдно! Как в «Монти Пайтон»! Ду ю спик инглиш? Niet!
Потом Кейт у меня заблудилась. И искала дорогу ко мне, спрашивая у прохожих, где находится ПЕКТОПА. Прохожие шарахались, конечно. Не каждый поймет, где находится ПЕКТОПА, не каждый сможет объяснить. Тем более еллоу ПЕКТОПА! Не просто, а еллоу!
ПЕКТОПА – это слово РЕСТОРАН, прочтенное латинскими буквами. Висит на первом этаже гостиницы «Европа», что рядом с моим домом.
В этот раз Кейт открыла для себя новую красоту. Говорит она по-русски уже довольно быстро, что совсем не облегчает моего понимания ее высказываний. Утром услышал в телефоне:
– Джон! А я купыла… сейчас, да, сейчас… сейчас, я купыла языки, момент… о! Языки от палача! И есчо купыла сосидж… ски… от палача! И много красный сок от палача!..
«От Палыча», «От Палыча» она купила языки, сосидж и много красный сок.
Рейнджеры
Не так давно показывал сестрам и племянницам (время от времени появляющимся в этой книге под аморфным, хоть и теплым определением «родственницы») русскую живопись. И понял внезапно, как это увлекательно. И даже полезно.
Смотрим на репродукцию васнецовских «Богатырей». Что может сказать русский человек об этой картине? Мощь там, удаль, гроза, ай, урзы мои, ай мурзы мои, буду Кыев-город жечь-губить, вот тебе, Калин-царь, от Илюшеньки гостинчик, все на стены, кто с мечом и пр. И это нормально. Есть такие банальности, которые нормальные, здравые.
Вот я это, собственно, и излагаю, упирая на время создания картины, специфику стиля «рюсс»…
– А как их зовут? – спрашивает племянница Дженни, нашедшая свое счастье в работе полицейского эксперта.
Сухо откашлявшись, знакомлю эксперта Дженни с героями полотна. Вспомнил даже, что у богатыря Алеши папу звали поп Семен.
Вот тут-то Дженни в меня и вкогтилась. Кивает на Алешу Поповича и спрашивает-утверждает: «Арамис?!»
Как опытный игрок в развивающие настольные игры, даже бровью не повел. Перевел разговор в другую плоскость. Сам же украдкой посматривал на Атоса Никитича и Портоса Муромца.
Не успел обрадоваться своей ловкости, как удар воспоследовал со стороны сестрицы Кейт:
– А что они делают?
– Охраняют границу, – отвечаю, протирая значок на лацкане.
– Это говорит о том, что в России всегда была подвижная граница! Что Россия всегда готова к расширению! Эти рыцари превращают своим присутствием бордер во фронтир!
Удивительные приключения шотландцев в России
Закончилась моя дикая шотландская декада. Хотя я даже не надеялся. И последние два дня провел в полной уверенности, что часы остановились.
Только что запихнул в самолет всю свою шотландскую родню. Когда родня, не успевшая отдохнуть после круиза на теплоходе «Т.Д.», путая паспорта и чемоданы, пела таможенникам песни, я, поддерживаемый сочувствующими аэропортовскими служителями, хлопал и подпевал. И даже пытался двигать ногами со свойственной мне самонадеянностью.
На сцену прощания прибежали посмотреть пассажиры с рейса в Душанбе. Часть таджикских зрителей содержалась в наручниках по причине суровой депортации. Так что слезы расставания и кандальный звон присутствовали. Подобное сочетание для меня привычное. Как и для таджиков, впрочем.
Таких каникул не было у меня давно. Только я, конечно, не все помню. Помню, что на пароходе подрался с какими-то зловещими личностями. Связываю этот очевидно мудрый поступок с внезапно охватившей меня хромотой. Помню вступление нашей делегации с развернутыми знаменами под барабанный бой в казанский Кремль. Надеюсь, там уже начали восстановительные работы. Выяснилось, что я довольно бойко разговариваю на сладкозвучном татарском языке. Хотя никогда его не учил. Но татарской свадьбе, которую мы совершенно случайно поздравили, все очень понравилось. Жених указал милиции противоположное направление нашего бегства, что характеризует его с положительной стороны.
В городе Костроме прошел удачный вторник. Или понедельник. Про Валаам даже не спрашивайте. Это было тоже здорово. Особенно когда мы потеряли в папоротниках одного из племянников, кинулись его искать и вышли из папоротников, лишившись уже и второго племянника. Решили вновь окунуться в манящее колдовство папоротниковых зарослей, на этот раз крепко держась за руки всей семьей. Поэтому и в яму с водой попадали не все сразу, а медленно скользя по глине по очереди.
По случаю нашего отбытия на Валааме объявили благодарственный крестный ход. Я бы на месте властей и благоначалия еще бы щедро обработал святой водой, распыляемой с вертолетов, всю островную поверхность.
Я потом еще постараюсь вспомнить последствия еженощных дискотек в псевдорусском стиле. Или, скорее всего, постараюсь как можно надежнее упрятать их в мое бездонное кипящее подсознание.
Абердин
Как говорил мой шотландский папа? «Шотландцы занимаются сексом серьезно, но без убежденности в своей правоте. Поэтому все дети и маньяки из Абердина».
К Абердину у папы были особые чувства. Стрип-клуб в Абердине, по словам папы, это когда пять старых алкашей синхронно приседают в килтах на липкой пивной стойке. А элитный стрип-клуб в Абердине? Это шесть старых алкашей и вдова седьмого.
Альпийский воздух не будит чувств, так скажу. На ужин ел суп, например.
Семейные профессии
Когда у меня спрашивают, чем занимаются мои родственники, я теряюсь. Начинаю краснеть, перебирать заскорузлыми пальцами край фартука, комкая нарисованные на нем ананасы.
Страшный вопрос.
Например, моя старшая сестра промышленно производит виски. Традиция эта в нашей семье давняя. Не менее давняя семейная традиция в этой сфере – регулярно прогорать с характерным запахом дымного торфа.
Причина постоянных разорений, преследующих нас с незапамятных времен, проста: соблазн технических нововведений. Гиллиланды так причудливо устроены, что не могут пройти мимо любой технической новинки. Появляется новинка какая-нибудь, а мы тут как тут, буровим ее горящим взглядом и тащим к себе, взрыкивая в ночи тяжелым хищным взрыком. Женщины бегут впереди, освещая дорогу трещащими факелами, а мужики, значит, катят нечто по дымной пустоши. Дети (а этих у нас традиционно до черта) по следам проворно подбирают хворост и пока еще неумело заметают следы.
Зачем, для чего нам это городское новшество? Куда мы его пристроим? Как будем объяснять в суде? Эти вопросы нас волнуют меньше всего. Основная тема – немедленно приспособить, пристукивая молотками или хренача разношенной обувью, тонкую новинку, научный какой-нибудь нюанс, к делу нашей жизни. Дело нашей жизни – это поиск пути для прекращения всяческой созидательной работы руками и в целом, и по досадным частностям. Мы всегда хотели одного: чтобы за нас работали послушные машины, химия и гипнотически обученные животные, раз соседи отказываются.
Технические новинки – они появляются регулярно. Регулярно же происходили у нас взрывы, пожары, обвалы грунта на семь метров вглубь, отравления парами и слив сырья. Примеров не счесть. Зачем мы догадались добавлять в пиво ацетат свинца? Или зачем изготовили трубы для перегонки виски из того же свинца? А триоксид мышьяка зачем брали в руки?.. Загадки, на которые только один ответ: тяга к знаниям и подсознательное желание оказаться в тихой тюрьме или на тропической каторге.
Сестра гонит свой продукт по японским технологиям, все пытается доказать соседям, что дело Гиллиландов живет, что роботы отлично справляются, что рано соседи «скорую помощь» отпустили с первой партией пострадавших.
Или вот старший брат мой. Он у нас очень хитрый. Он маскируется под эколога-энтузиаста и выращивает на наших скудных пажитях полбу, этот раритетный злак.
Многим название «полба» не очень знакомо. Так-то, в повседневной жизни, мы называем ее, посмеиваясь, гексаплоидной пшеницей, намекая на шесть наборов хромосом.
Зачем сейчас выращивать полбу?! Для кого?! Понятно, что кроме группы двинутых на здоровом питании балетмейстеров-задосуев никто в здравом уме не будет связываться с этой самой спельтой (еще одно название гексаплоидной пшеницы, как вы поняли). Но брат упорно выращивает это завезенное невесть откуда чудо и бродит в задумчивости между красноватых колосьев. Я видел сам – такое только у Брэдбери возможно, на Марсе, после третьей экспедиции. Или у Кинга. Я пока не выбрал, что страшнее. Вычитал брат мой у классика, притащил и теперь засевает беззащитные поля. Соседи, как и полагается, только глазами хлопают от предчувствий последствий. А последствия будут.
Или средняя наша сестра. Разводит в Австралии ядовитых жаб каких-то. Или не очень ядовитых, но жаб – совершенно точно. Целая плантация жаболовная. С жабодоильней и жабодавильней.
И самое страшное, что в этом славном ряду мое место не последнее. С мобильными установками по обжигу емкостей с мазуто-парафиновым следовым присутствием на базе систем MGM и сыроварением. Не последнее. Тут я вполне вписался в строй родственников.
– Лучше бы мы, – сказал я, обнимая родных на прощанье, – лучше бы мы мартышками обзавелись, ненасытными сластолюбицами. Разводили бы их у полярного круга, сами бы грелись, мартышек бы мучили, народ бы веселили с крепких промерзших буровых. Говорю, доходней было бы и не так стыдно, как сейчас.
Еще раз обнялись, и я покинул развалины.
Прадедушка
Вот по мне никак не скажешь, что я правнук человека, который пытался застрелиться перед пещерой с гиенами, только бы не продавать книги неграм.
Прадедушка у пещеры с гиенами одумался, переехал из Трансвааля в США и стал кондитером. Когда его через суд заставили продавать хлеб евреям, прадед ушел в светлую религию окончательно. Я некогда писал о нем и о моем любимом поступке прадеда – семикратном за рейс отлучении от церкви пассажиров и команды «Геральд оф фри энтрепрайз».
Среди высказываний прадеда, донесенных до меня сестрами, есть несколько, заставляющих втыкать в книжную полку до часу времени.
«Лучшая похвала – та, которая исходит от человека, которому ты не сделал ничего хорошего. А худшая похвала – это похвала от человека, которому ты не сделал ничего плохого».
Такими фразами и возможностью кулаком убить бычка мой прадедушка завоевывал паству.
Погиб санитаром в 1916 году, 17 сентября, под Ипром.
Итальянский поход Гиллиландов
