Когда шумел небесный океан

Светлана Шемена

Когда шумел небесный океан

В начале

В такие дни окна закрывались плотно, на всевозможные замки и засовы. Хлоп. Ставни на кухне. Хлоп. Хлоп. Ставни в гостиной. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Ставни на втором этаже. Хлоп! И так пока каждое окно не будет заперто наглухо, крепко-накрепко. По поселку сразу же разносился сигнал тревоги – били в огромный медный колокол. Бум! Бум! Бум! Ему, будто эхом, вторил второй, третий, четвертый. Колокола звонили во всех частях Северного острова. «Домой!», – звали они. «Скорее в укрытие!», – предостерегали их голоса. Обычно люди бросали все, совершенно все, и со всех ног бежали в укрытие. Минует опасность, и потом сможешь поднять, что бросил, и продолжить дело. Ни минуты на раздумья. Горький опыт научил, что медлить никак нельзя. Те, кто не успевал, добраться до дома, укрывались под высокими деревьями (если повезет оказаться в лесу), рыли ямы в песке или искали заранее приготовленные егерские землянки. Главное не быть на виду. А если спрятался хорошо, оставалось лишь ждать.

Ожидание давалось многим сложнее всего. Даже не ожидание, а неопределенность. Сколько именно ждать? Час? Два? До следующего вечера? А что если не запасся едой или питьевой водой? Хотя последнее случалось крайне редко, все обитатели острова строили себе хранилища, подвалы и погреба. Продукты сюда и так забрасывали не часто, а еще погодные условия, бури, шторма и вот это… Народ старался закупаться заранее и вдоволь, да и вообще не горевать. Опасность, но не конец света же! Семьи собирались в круг, зажигали свечи и шепотом рассказывали друг другу истории, страшные и веселые, грустные и со счастливым концом. Опасность не была вечной, она всегда проходила.

– Кира! Кому сказано, закрывай окна! – Бабушка кричала очень громко и явно ни капельки не шутила.

– Я закрыла!

– Хлопка не было, не обманывай. Мигом! – Из комнаты раздался «хлоп». – И ставни! – Еще один хлопок. – Как маленькая, ей-богу, говоришь, говоришь, будто в сухую землю слова уходят.

– Я просто хотела посмотреть, одним глазком. Разок.

– Разок посмотришь – как раз с одним глазком и будешь до конца жизни ходить. Это не игрушки. Не развлечение. Выключай везде свет и садись рядом со мной.

Девочка послушно нажала на все кнопки и приземлилась в большое кресло в гостиной.

– Папы еще нет, а мы дверь закрыли.

– Не пропадет, переждет в лаборатории, значит. Все с ним будет в порядке.

– Можешь позвонить и точно узнать, что он там, чтобы не волноваться?

Женщина глубоко вздохнула и направилась на кухню к телефонной трубке на стене, на острове работала только внутренняя связь, до материка не дозвониться. Кира выглянула и убедилась, что бабушка точно зашла за угол. Сейчас или никогда! Девочка на цыпочках пробралась к окну и достала из карману перочинный ножик. Она просунула лезвие между досок, но щель оказалась слишком мала, нужно еще расширить. Кира аккуратно срезала несколько щепок и снова попыталась посмотреть в отверстие. Ничего. Эх, в другой раз она отковыряет еще немного, и может тогда…

– Да, он в лаборатории застрял, у папы все хорошо.

Кира пулей шмыгнула на кресло и спрятала нож глубоко в карман. Подарок отца. Крайне полезная на острове вещь – тут и сам нож, разумеется, и отвертка, и щипчики, и куча других инструментов. Бабушка не одобряла подобные подарки для девочек, но и отбирать не стала.

– Началось, – одними губами прошептала Кира.

Ветер усилился, он завывал волком, рычал как медведь и будто острыми когтями водил по крыше, пытаясь сорвать черепицу. Но жители острова боялись вовсе не ветра. Рыбаки и за сотни лет до этого знали, как с ним совладать и мирно жить. Все боялись того, что ветер приносил с собой.

Однажды Кире все же удалось прошмыгнуть наружу. Было ей года три или четыре, и именно такими стали ее самые первые в жизни воспоминания. Мама с папой, как и полагалось, закрыли все окна и сели с книжками у камина. Ничего особенного, они подобное уже десятки раз видели. А вот Кира залезла на табурет, отодвинула щеколду и выбежала во двор. Их дом стоял на небольшом холме, буквально в пятидесяти метрах от моря, на пляж можно было даже в пижаме ходить, как они часто и делали. Девочка бежала со всех ног! Сейчас, точно сейчас! В любую минуту. Сейчас. Она уселась на сырой песок и не мигая смотрела на чёрное небо. Огни большого города на материке до острова не добивали, не засвечивали, и звезды здесь всегда были яркими, блестящими, словно рассыпанные золотые монетки.

Сейчас. В любой момент. Кира там много об этом слышала! Быть маленьким совсем нечестно. Совсем. Тебе рассказывают всякие интересные истории: о приключениях, волшебстве и странных созданиях, а потом сразу же добавляют, что это мол опасно, запрещено и вообще держись подальше. Нечестно! Но сегодня она…

– Кира! – Йоханн поднял малышку одной рукой, как пушинку. Обычно ей это нравилось, но тут она сразу же разрыдалась в голос. – Скорей домой, ты зачем убежала? Нельзя так делать. Когда звенят колокола, нужно закрывать окна и двери и оставаться внутри. Поняла меня?

В ответ девочка лишь безутешно плакала. Все она понимала. Она прекрасно понимала, что снова ничего не увидит, что приключения останутся снаружи, а она снова проведет весь вечер взаперти. Ужасно нечестно.

Несколькими годами позднее была и вторая попытка. Кира продержалась на улице целых двадцать минут, прежде чем отец перекинул ее через плечо и отнес в дом. Тогда же ее впервые наказали – мама бы просто заставила мыть посуду месяц и вытирать пыль со шкафов, но Йоханн придерживался иных методов. Он наказывал «по старинке», для этих целей на гвоздике всегда висел его моряцкий ремень. Бабушка и так постоянно называла Киру непоседой, но после того случая она действительно не могла пару дней сидеть. Кира никогда не обижалась на родителей, работа у них такая – быть скучными и нудными. Обижалась она тот факт, что никак нельзя скорее вырасти! Взрослым всегда доставалось все веселье. Мама проводила какие-то физические эксперименты с лазерами и странными жидкостями, а папа мастерил механизмы для лодок и постоянно плавал по морю.

– Нечестно! Вы с мамой постоянно рискуете, а мне влетает, если палец порежу! – Бунтовать с ее родителями было бессмысленно, но Кира не переставала пытаться.

– Мы взрослые, мы сами такую работу выбрали. – Спокойно и вкрадчиво объяснял Йоханн уже в, должно быть, миллионный раз. – Мы долго учились, практиковались и знаем правила безопасности.

– Но…

– Меньше спорь с отцом и больше учись, тогда сможешь заниматься чем-то важным в жизни, а не шишки по развалинам собирать. На тебе шрамов и царапин целая коллекция, а шрамы девочек, как правило, не украшают. – Елена хитро улыбнулась и потрепала дочь по волосам.

– А меня будут украшать, – недовольно буркнула девочка себе под нос. – Я своих царапин вообще не стесняюсь!

– Моя хорошая, их и не нужно стесняться. – Мама обняла Киру за плечи. – Просто если можно не влезать в опасный переплет, то лучше не влезать, понимаешь?

И они обе понимали, что Кира не понимает.

Тик-так. Тик-так. Часы на стене надоедливо тикали и трещали. Что толку знать время, если непонятно, когда оно закончится? Бабушка снова с головой ушла в свои научные журналы. Она надевала круглые очки с большими стеклами и водила пальцем по строчкам. Помятые, выцветшие, местами рваные, они лежали стопками на тумбе и столике, выкидывать журналы было запрещено. Лишь однажды бабушка согласилась отдать несколько пожелтевших экземпляров на растопку печи, а потом об этом жалела.

– Папа скоро вернется?

– Сразу, как только все закончится.

– А когда все закончится? – Не унималась Кира.

– Все закончится, когда закончится.

– Я думала, у учёных более точные данные…

– Так и есть, но не всегда. – Бабушка послюнявила палец и перевернула страницу. – Чтобы собрать точные данные, нужны эксперименты, а для проведения экспериментов нужно время. Если хочешь стать ученой, нужно уметь ждать.

– Можно пойти в свою комнату?

– Можно сидеть у меня на виду и читать книгу, не такое уж и сложное задание, правда ведь? – Бабушкина голова снова скрылась за глянцевой обложкой с изображением каких-то ярко-синих бабочек.

Колокола на улице больше не звенели. Началось. Началось…

Кира встала с дивана, чтобы размять ноги и потянуться.

– Куда собралась?

– Никуда, бабуль. Чаю хочу, тебе сделать?

– Было бы прекрасно, завари, пожалуйста, в мою любимую чашку.

Маленькая, пухленькая, похожая на крохотную тыковку, бабушка пила только из нее. Бабушка привезла ее с большой земли, еще когда переехала на остров студенткой. Тонкий фарфор нигде не дал трещин, а вот позолоченная каемка немного поблекла и стерлась в тех местах, где чашку подносили к губам.

Чай на острове никто никогда не покупал – все делали сами, из трав, что росли в лесу. Мята, чабрец, шиповник, липа, бадьян и зизифора. Кира бросила несколько щепоток в заварник и залила горячей водой, не кипящей, так ее учили. Ой! Тоненькая струйка пролилась мимо и прямо на руку. Не привыкать, она постоянно обо что-нибудь обжигалась. Но травяной чай всегда поднимал настроение: зимой он напоминал о лугах, прогретых на солнце, а летом – об уютных вечерах у камина, осенью дарил тепло даже в самую слякотную погоду, а весной – предвкушение пробуждения природы. Сегодня чай был особенно хорошей идеей.

Кира с бабушкой болтали обо всем на свете, точнее Кира болтала, а бабушка причмокивала чаем и кивала в такт головой. Кира могла говорить часами даже тогда, когда у нее не было собеседника, как радио. Отец и дал ей такой прозвище – радио Кира, «никогда не умолкает». Вот и сейчас девочка щебетала обо всем на свете: о школьных уроках, об оценках, о друзьях и их оценках, о том, что Максу с Дианой купили щенка (именно купили, а не подобрали на улице), о книге, что она недавно прочла (весь сюжет непременно нужно было пересказать в мельчайших подробностях). Бабушка уже несколько минут не поднимала чашку и кивала все реже и реже, а Кира продолжала говорить, пока не услышала легкое посапывание. Неужели уснула? План сработал! От чая с мелиссой бабулю всегда клонила в сон.

Колокола не звонили. Тишина, лишь морской прибой. Но когда живешь на берегу, на шум волн перестаешь обращать внимание, его даже не замечаешь. Он константа, постоянная величина, ты замечаешь, что он был, только когда уезжаешь от моря далеко-далеко. Два раза в год родители всегда возили Киру на материк, чтобы та могла сдать экзамены и перейти в следующий класс. И первый раз девочке даже почудилось, что она оглохла! Громыхали машины, поезда и толпы людей, но без шума прибоя будто бы образовывался настоящий вакуум. Шуми не шуми, а эту пустоту невозможно заполнить ничем иным.

Колокола не звонили. Кира аккуратно подошла к дверям и надела кроссовки. Половицы скрипели. Что если проснется? Дверь вполне могла предательски лязгнуть несмазанной цепочкой. Была не была. Девочка глубоко вдохнула и мигом проскочила на улицу. Ночь снаружи была прозрачной и слегка морозной. Апрель. Земля пока не прогрелась, а в чаще наверняка еще лежал снег. Про свитер она не подумала, зато захватила свой фотоаппарат, внутри картриджа как раз осталось два или три снимка. Вот будет удача! Друзья обзавидуются! Остров погрузился во тьму, ни фонарика, ни окошка, ни костра. Лишь луна светила очень ярко и отбрасывала на воду длинный серебристый след.

Кира присела под скосом холма, чтобы ее не сразу было заметно с крыльца, и принялась ждать. На самом-то деле, она и не знала толком, чего именно ждет. Просто ждет. Может, родители просто раздули из мухи слона? Может, не такое это и приключение? Просто попугали зря, чтобы отвадить, а результат получили обратный. У ученых такое случается сплошь и рядом. Тишина. Кира медленно водила пальцем по мокрому песку, усеянному маленькими кратерами крабьих ходов. Очень тихо, даже слишком. Наверное, она бы все пропустила, если бы не уловила движение уголком глаза.

Камера осталась лежать на коленях. А девочка, будто под гипнозом, не могла ни моргнуть, ни оторвать взгляда от неба. Кажется, она даже забыла дышать. По коже тысячью муравьев забегали мурашки, а потом из глаз Киры полились слезы, она впервые в жизни не понимала, из-за чего плакала. Раньше ее расстраивали разбитые коленки, крапива и молоко с пенкой, не хочешь, а плакать станешь. Но сейчас…

Совершенно бесшумно, будто поглощая, а не издавая звук, по чернильному небу над островом проплывали медузы.