скачать книгу бесплатно
– Я и сейчас молодая, – оборвала его Долорес и повернулась к дочери: – Одевайся. Ты опоздаешь в школу.
– Да, мама.
Мавр все еще стоял и смотрел на нее. Взяв его за руку, женщина кокетливо сказала:
– Пойдем в постель, querido. Мы еще не закончили.
– Обожди, – ответил Мавр, продолжая смотреть на Грасиелу.
Мавр поселился у них. Каждый день, возвращаясь домой из школы, Грасиела молилась, чтобы он ушел. По непонятным причинам он внушал ей какой-то страх. Он всегда был с ней вежлив, никогда ничего не позволял себе по отношению к ней, однако одной мысли о нем было достаточно, чтобы привести ее в дрожь.
Его отношение к матери было несколько иным. Большую часть времени Мавр проводил во флигеле за бутылкой. Он забирал у Долорес все заработанные ею деньги. Часто ночью Грасиела слышала, как он бил мать, и утром Долорес появлялась с синяком под глазом или с рассеченной губой.
– Зачем он тебе нужен, мама? – спрашивала Грасиела.
– Тебе не понять, – угрюмо отвечала мать. – Он настоящий мужчина, не такой коротышка, как другие. И он знает, что нужно женщине. – Затем, кокетливо поправив рукой волосы, она добавляла: – Кроме того, он безумно меня любит.
Грасиела не верила этому. Она знала, что Мавр просто пользуется ее матерью, но не осмеливалась возражать. Она слишком боялась гнева матери, потому что, когда Долорес Пиньеро выходила из себя, ею овладевало нечто вроде безумия. Она как-то гонялась за Грасиелой с кухонным ножом лишь из-за того, что девочка осмелилась приготовить чай для одного из «дядей».
Ранним воскресным утром Грасиела стала собираться в церковь. Мать ушла еще раньше, отнести готовые платья. Когда Грасиела скинула с себя ночную рубашку, занавеска отодвинулась и появился Мавр. Он был голый.
– Где твоя мать, красавица?
– Мама ушла рано. Ей надо разнести заказы.
Мавр разглядывал обнаженное тело Грасиелы.
– Ты и впрямь красавица, – ласково сказал он.
Грасиела почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она знала, что ей следовало делать. Ей надо было прикрыть свою наготу, надеть блузку, юбку и уйти. Но она стояла и не могла сдвинуться с места. Она смотрела, как его мужская плоть начала увеличиваться и расти прямо на ее глазах. Она слышала, как в ее ушах звучат голоса: «Быстрее… глубже!»
Она чувствовала, что чуть не падает в обморок.
– Ты еще совсем ребенок, – хрипло сказал Мавр. – Одевайся и уходи.
Неожиданно для себя Грасиела пошла. Пошла к нему. Протянув руки, она обняла его за талию и ощутила его напряженное тело.
– Нет, – простонала она. – Я не ребенок.
Последовавшая за этим боль была ни с чем не сравнима. Она была мучительной, невыносимой и вместе с тем пьянящей, прекрасной. Крепко обхватив Мавра обеими руками, она кричала в экстазе, испытывая оргазм за оргазмом. «Так вот что это за тайна», – думала Грасиела. Как чудесно было узнать наконец тайну мироздания, стать частью самой жизни, узнать радость настоящую и вечную!
– Чем это вы здесь занимаетесь? – раздался визг Долорес Пиньеро, и в ту же секунду все словно замерло, застыло во времени. Она стояла возле кровати, глядя на свою дочь и Мавра.
Онемевшая от ужаса Грасиела посмотрела на мать. В глазах Долорес была безумная ярость.
– Ах ты сука! – взвизгнула она. – Ты мерзкая тварь!
– Мама, прошу тебя…
Схватив тяжелую железную пепельницу, стоявшую возле кровати, Долорес с силой ударила ею дочь по голове. Это было последним, что помнила Грасиела.
Она очнулась в больнице в большой светлой палате, где стояло две дюжины кроватей и все были заняты. Взад и вперед сновали санитарки.
Голова Грасиелы раскалывалась от мучительной боли. Стоило ей пошевелиться – и боль огнем разливалась по всему телу. Она лежала, слушая крики и стоны других пациентов.
Вечером к ее кровати подошел молодой врач. Ему было немногим больше тридцати, но он выглядел постаревшим от усталости.
– Вот мы и проснулись, – сказал он.
– Где я? – Ей было больно говорить.
– Ты в благотворительной палате провинциальной больницы в Авиле. Тебя привезли к нам вчера. Ты была в жутком состоянии. Нам пришлось зашивать тебе лоб, – продолжал врач. – Наш главный хирург решил наложить тебе швы сам. Он сказал, ты слишком красива, чтобы ходить со шрамами.
«Он ошибается, – подумала Грасиела. – Шрам останется на всю жизнь».
На следующий день Грасиелу навестил отец Перес. Санитарка подвинула стул к койке. Священник посмотрел на бледную прекрасную девочку, и его сердце сжалось. Жуткое происшествие с ней вызвало скандал в Лас-Навас-дель-Маркес, но ничего уже нельзя было изменить. Долорес Пиньеро заявила в полиции, что ее дочь упала и разбила себе голову.
– Тебе лучше, дитя мое? – спросил отец Перес.
Грасиела кивнула, от этого движения у нее тут же застучало в голове.
– Полиция хочет знать, что случилось. Не хотела бы ты рассказать мне что-нибудь?
Наступило долгое молчание.
– Я упала, – наконец сказала она.
Ему было тяжело смотреть в ее глаза.
– Понимаю.
Он испытывал невероятную душевную боль от того, что должен был сказать ей.
– Грасиела, я говорил с твоей матерью…
Грасиела все поняла.
– Мне нельзя возвращаться домой, да?
– Боюсь, что так. Мы еще поговорим об этом. – Отец Перес взял Грасиелу за руку: – Завтра я навещу тебя.
– Спасибо, падре.
Когда он ушел, Грасиела лежала и молилась: «Боже милостивый, дай мне умереть. Я не хочу жить».
Ей было некуда и не к кому идти. Она больше никогда не увидит свой дом. Никогда не увидит свою школу, знакомые лица учителей. Для нее ничего не осталось в этом мире.
Возле ее кровати остановилась санитарка:
– Тебе что-нибудь нужно?
Грасиела с отчаянием посмотрела на нее. Что можно было сказать?
На следующий день вновь появился тот же молодой врач.
– У меня хорошие новости, – сказал он несколько неуверенно. – У тебя уже все в порядке, и ты можешь выписываться. – Это было неправдой, правдой было то, что он добавил: – Нам нужно место в палате.
Она могла идти, но куда?
Часом позже пришел отец Перес, с ним был еще один священник.
– Это отец Беррендо, мой старый друг.
Грасиела посмотрела на худосочного священника.
– Падре.
«Он прав, – думал отец Беррендо. – Она прекрасна».
Отец Перес рассказал ему обо всем, что случилось с Грасиелой. Священник ожидал увидеть признаки влияния той среды, в которой жил ребенок: черствость, дерзость или стремление вызвать к себе жалость. Но ничего этого он не нашел в лице девочки.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось так трудно, – обратился к ней отец Беррендо.
За этими словами крылось нечто большее.
Отец Перес сказал:
– Грасиела, мне нужно возвращаться в Лас-Навас-дель-Маркес. Я оставляю тебя на попечение отца Беррендо.
Грасиелу охватила внезапная паника. Ей казалось, что обрывается последняя ниточка, связывавшая ее с домом.
– Не уходите, – взмолилась она.
Отец Перес взял ее руку в свою.
– Я знаю, что ты чувствуешь себя одинокой, – сказал он с теплотой в голосе. – Но это не так. Поверь мне, дитя мое, это не так.
К кровати подошла санитарка с узелком. Она протянула его Грасиеле:
– Вот твоя одежда. Тебе, к сожалению, надо идти.
Ее охватила еще большая паника.
– Сейчас?
Священники переглянулись.
– Почему бы тебе не одеться и не пойти со мной? – предложил отец Беррендо. – Мы сможем поговорить.
Через пятнадцать минут отец Беррендо и Грасиела вышли из двери больницы на теплый солнечный свет. Перед больницей был сад, в котором росли яркие красивые цветы, но Грасиела была настолько подавлена, что даже не замечала их.
Когда они сидели в его кабинете, отец Беррендо сказал:
– Отец Перес говорил, что тебе некуда идти.
Грасиела кивнула.
– Никаких родственников?
– Только… – Ей было трудно произнести это. – Только моя мама.
– Отец Перес говорил, что ты регулярно ходила в церковь в своем городе.
«В городе, который я никогда больше не увижу».
– Да.
Грасиела вспомнила о том, как по воскресеньям утром она ходила в церковь, как там было красиво во время службы, и о том, как она хотела поскорее встретиться с Иисусом и избавиться от страданий, причиняемых ей жизнью.
– Грасиела, не думала ли ты когда-нибудь о том, чтобы уйти в монастырь?
– Нет.
Она вздрогнула от одной мысли об этом.
– Здесь, в Авиле, есть один монастырь. Это цистерцианский монастырь. Там позаботились бы о тебе.
– Я… я не знаю. – Эта мысль пугала ее.
– Такая жизнь не для всех, – продолжал отец Беррендо. – Я должен тебя предупредить, что в этом монастыре самые строгие правила. Войдя туда и приняв монашество, ты тем самым даешь Господу обет никогда не покидать стен его обители.
Грасиела сидела, глядя в окно, и ее голова была полна противоречивых мыслей. Идея полностью удалиться от мира ужасала ее. «Все равно что отправиться в тюрьму». Но с другой стороны, что ей ждать от этого мира? Невыносимую боль и отчаяние. Она часто подумывала о самоубийстве. Это могло бы стать концом ее страданий.
– Ты сама должна решить, дитя мое, – сказал отец Беррендо. – Если хочешь, я познакомлю тебя с преподобной матерью-настоятельницей.
– Хорошо, – кивнула Грасиела.
Преподобная мать изучала лицо сидевшей перед ней девочки. Прошлой ночью впервые за много-много лет она услышала голос: «К тебе придет юное дитя. Защити его».
– Сколько тебе лет, моя милая?
– Четырнадцать.
«Достаточно большая». В IV веке папа римский издал указ, разрешающий постригаться в монахини девочкам с двенадцатилетнего возраста.
– Мне страшно, – сказала Грасиела преподобной матери Бетине.
«Мне страшно». Слова эхом отозвались в голове Бетины: «Мне страшно…»
