Пуансон

Ух, ты, ах ты, все мы – космонавты!

(Патриотическая песня).

Пролог

Иной раз, переворачивая страницу, забываюсь и, послюнявив указательный палец, пачкаю его в буквах. Впрочем, не чернильные шалости умиляли до глубины души, беспокойство доставляла тройка собеседников – пара прозаических вопросов да наглец ответ. Но и эта пустая болтовня имела одну замечательную сторону – выпадала из рук в черном переплете тетрадь, приходил долгожданный сон, а вырванные местами листы обретали утерянный смысл.

Время пришло, и исполнилось одно из немногих отличающихся постоянностью желаний. Распахнулись глаза – не это ли зовется удачей? Возможно, следует поразмышлять на данную тему, коль появилась свободная минутка. Столь ли осознана и постоянна навеянная природой потребность, дана ли от рождения и сохранится ли после смерти.

Эпизод 1

Вот, вот она – ошибка! Не имело смысла оглядываться по сторонам, через спинку кровати аккуратно перекинут будничный костюм, разношенный чужими плечами, причем не единожды. При этом пришитые кем-то пуговицы и амбразуры под них подкупали строгой параллельностью. Что-то таинственное ютилось в матерчатом образе, жалось, комкалось, казалось родным и одновременно с этим отталкивало, пугало. Неизбежность взаимной необходимости незримо стояла между нами, мной и костюмом, и подумать, какая разница, позволит ли данный фасон исполнить аттитюд круазе. Ясно одно, что на текущем этапе он – форменный незнакомец, равно как и кровать, числится за мной.

Одержимый крамольной думой, я потянулся, скрипнул сеткой пружин под ватным матрацем, свесив ноги, нащупал пальцами тапочки, примерил костюм и пошел. Вдруг стало жаль, что тапки в неравном бою с лентяйством безвременно утратили задники. И так, размышляя на заданную тему, согласно правилам местного этикета, я, словно вагончик детской железной дороги, совершив предусмотренный круг почета по длинному и узкому, как загородный перрон, коридору, прибыл в депо и отцепился. Местом же для коллективных встреч служил коричневый уголок.

Речь командира, стоявшего возле окна, за ржавой решеткой которого располагалась планета Пуансон, энтузиазма не вызывала. Уныния добавляли детали черно-белого витража, сотворенного заботами престарелой пыли. Из каждой щели облезшей рамы тянуло скукой, но это вовсе не так, если оглядеться.

Волосяной покров на голове, произраставшей на тонкой, напрочь лишенной кадыка шее, отсутствовал полностью. Не прилегающие плотно уши, деликатный, но далеко не европейский нос и большие голубые глаза придавали атипичному слушателю сказочный вид. Звали внимательного – Зеро. По материнской линии, в качестве племянника командира, тот уверенно завершал генетические выкрутасы аккредитованного здесь, на пилюле, семейства.

Ради дотошности несколько слов и о чертах представителя старшего поколения – сутулая фигура, едва не достигающие колен узловатые руки и грубо вырубленное из скалы квадратное лицо. Перечисленное с лихвой выдавало в нем баловня судьбы. Кадастр, так он именовался, слыл человеком излишней пунктуальности и отличался постоянством, характерным для банного листа. В остальном же Кадастр, ни дать ни взять, чистой воды посланник и наш командир.

Я присел на краю дивана, обитого коричневым в трещину дерматином. Сразу и не скажешь, но именно этот, развалюха и ревностный хранитель округлых вмятин, дал уголку столь редкое название. В большинстве аналогичных мест преобладал сугубо красный цвет, а вот посещали ли подобные мероприятия посланники? Вопрос, который не имеет ответа или он тщательно замаскирован. Видите ли, есть на белом свете одна нехитрая вещица – компас. Крутишь, вертишь его, а стрелка ни с места, сравнить с чьим-либо ее упрямство – тождеств нет, осел рядом с ней – дилетант.

Неожиданно командир сурово насупил редеющие брови и, гневно пошевелив увесистыми складками лба, замолк. Причина внезапно навалившейся тишины объяснялась играючи – в дверном проеме возникла Ню.

Для физиологии новоприбывшей, скрывающейся под легкой материей наспех наброшенного халата, вывести из равновесия носителя противоположного пола – дело привычки. Энергично вильнув тем, о чем в приличном рассказе не принято упоминать точными словами, девушка заняла свободную вмятину рядом со мной и одарила самовлюбленным взглядом все вокруг, включая синим маслом крашенные стены.

Минутой позже воротившееся к Кадастру самообладание позволило возобновить прерванный инструктаж, вот только оттопыренные уши к нему уже не вернулись. Тот, кому они принадлежали, не прекращая ерзать пальцем по ноздре, в упор разглядывал коленки медработника.

«Господи, – подумал я, – он положительно не богат умом, но поскольку богатство есть дело наживное, судьба, позволь ему жить долго».

Я и сам отвлекся от речи командира, отдавшись молчаливой задумчивости, сквозь пелену которой наблюдал неторопливую, словно в парке аттракционов, карусель фирменных костюмов, те катались на шаркающих по полу ногах. Одни праздно отдыхающие держали руки сложенными за спиной, будто виртуозы велосипедисты, другие, напротив, бодро размахивали рукавами, иногда задевая встречный поток, но, несмотря на это, круговерть не сопровождалась перепалкой.

– Пойдем, вон наш стол, – обратился ко мне молодой человек в одеянии пилота, – ты разве забыл?

Обращение Иона вернуло абсолютно не к моей реальности, но отчасти он действительно прав: в собственных глазах я – наблюдатель, а в иных, как ни печально, уже посланник. В конечном счете этим объяснялось многое, и даже та довольно прохладная реакция на мое появление в уголке цвета дерматина. Я для собравшихся – свой.

За столом ни о чем существенном не говорили, да и временем процедура жестко ограничена. Каждый замкнулся на чем-то личном. Кто-то думал о предстоящей ночной посадке, кто-то о завтрашней пробной вылазке на поверхность планеты. Не исключено, что некоторые размышляли о вещах иного нрава, а кое-кто и вовсе не утруждался мыслью или делал выводы о неудобстве есть рыбу ложкой.

Сдав посуду в мойку, мы опять собрались у дивана.

– Товарищи, – Кадастр кашлянул в кулак, – народу у нас, сами знаете, того, мало, значит. Пора готовиться, того. Дык не подкачайте…

Уже более двух часов я находился в состоянии непрерывной борьбы со сном. Силы таяли, противник побеждал, и лишь одно утешало – что доставшаяся победа славы ему не принесет.

Эпизод 2

Автоматика, погасившая габаритные огни за окном пилюли, легендарного межзвездного корабля, оказалась на удивление трезва. Светало. Приведя себя в порядок, причесав пальцами голову и умыв лицо единственно доступной холодной водой, я вышел в коридор, где заметил, как Кадастр с грозным видом царствующей рептилии приближался к рубке управления, и проследовал за ним.

Численный состав, исключая первого пилота, находился в сборе. Командир посланцев деловито глянул на плакат с наглядной агитацией, убедился, что прав, и повелел произвести анализ внешней атмосферы. Возможно, приказ исполнился бы с большей расторопностью, но сказывалась острая нехватка персонала с необходимым уровнем доступа. Ситуацию исправил прибывший Ажан, распахнувший форточку настежь. Чувство легкого головокружения несколько озадачило, но вскоре отступило и дыхание выровнялось. Данный факт переодел надежду в уверенность, и побочное действие также выглядело прилично, аппетит за завтраком держался молодцом.

Подготовка к выходу на поверхность планеты Пуансон началась. Стать первыми, согласно брошенному жребию, выпало мне и Иону. Казалось, вот он – подарок провидения, но нет же.

– Дык ить, безопасность, необходимо втроем, – произнес материализовавшийся перед нами Кадастр, с отцовской нежностью выуживая из-за спины обладателя сильно развитых ушей.

– Но ведь «Малыш»…

– Никаких, – резко одернув Иона, командир дал понять: жребий есть удел равноправных.

Вполне возможно, что он имел в виду нечто иное, но кто его поймет, когда он так категоричен и краток – протеже присоединился к нам.

* * *

Впереди гордо вышагивал член экспедиции, напевающий бой барабана неопределенного марша. Исполнитель бодрящих звуков постоянно спотыкался оттого, что не смотрел под ноги, и настоящим порядочно пылил. Следом в легкой серой дымке практически блуждали Ион и «Малыш». Замыкать же шествие поручено мне. В вялом течении времени, потраченном на эксклюзивный бросок, где единственная радость – смена обстановки, наступила долгожданная пауза. Примерно в пятидесяти метрах от пилюли, что равно почти семнадцати растянутым друг за другом трехметровым рулеткам, нас поджидал сюрприз.

Зеро затормозил на долгой букве «У», присел и вытянул руку с пальцем в лихорадке, указывающим чуть левее от истинного направления. Правее вряд ли у пальца и получилось бы, так как он не увлекался практиками йоги.

Возле каменной кучи, или кучи камней, как кому благозвучнее, дремали кошки, довольно обычные, рыжая и серая, первая представлялась толще или все дело в шерсти. На этом кошачья обычность и заканчивалась. Факты – вещь консервативная, перед нами не кто иные, как инопланетяне, коренное население Пуансона. Попытка наладить контакт получила право на жизнь.

Робот «Малыш», предусмотрительно спрятав отражатель за спину, двинулся вперед, хорошо, что не сказал: «Шагайте след в след», а то сходство стало бы потрясающим, забыл только с чем.

Учуяв приближающегося робота, аборигены расправили крылья и, совершив вираж над нашими весьма впечатленными головами, исчезли. Одновременно с кошачьим пренебрежением в динамиках шлема засипел тот, кто имел на это полное право: – Ребятки, будьте осторожны, как бы чего бы, в оба глядите, а то эти, как их, я за вас отвечаю…

Вообразив плечо старшего товарища, группа восстановила искривленный ранее строевой порядок и продолжила путь. Едва успели обогнуть злополучную кучу, как опять наткнулись на кошек. На этот раз крылатых числилось пятеро, да и окраска их шерсти выглядела богаче.

Ныне проповедь о братстве миров читали я и Ион. Все шло по согласованному плану, но лишь до тех пор, пока из-за охватившего нас волнения не обеднел источник словарного запаса и вместо нескольких слов, совершенно пустяковых по смыслу, мы не воспользовались жестами, впрочем, вполне приличными. Безусловно, если бы подготовка к экспедиции проходила в более упорядоченном режиме, имей члены экипажа возможность осмысленно собраться, покидая дом, а ведь некоторым и такой оказии не предоставили, ситуация могла бы сложиться иначе. Увы, результаты усилий устремились к нулю. Искра взаимопонимания, начавшая тлеть в зеленых глазах собеседников, потухла, и крылья набирающих высоту оппонентов похоронили начатое дело, варварски развеяв возмущенные людские голоса по ветру.

Экспедиция возвращалась. Вдруг робот неблагозвучно закашлял, чихнул, оттолкнул чуть не потерявшего равновесие, с трудом завершившего фуэте Зеро и побежал без оглядки. И, видимо, не просто так. Спринтеру, если позволите, сегодня не везло. С каждым шагом он сбавлял темп и терял в весе, а заодно и в росте. Секунда – и он упал, а когда поднялся, робота уже не стало, хотя мы продолжали достаточно четко видеть «Малыша», не прибегая к оптике сложенных биноклем кистей рук.

Зеро, тут же изменив балетной привычке, будто невзначай брякнулся оземь, самостоятельно, без посторонней помощи. Поведение как первого, так и второго персонажей, здесь речь о «Малыше» и Зеро, трудно назвать пустяком, поэтому и назовем несвоевременным, прибавившим нетрудовых забот Иону, мне же достался бесхозный инвентарь. Подобрав отражатели и разместив черенками на плече, я успешно воссоединился с группой.

Шум и удивленные возгласы разбудили Ню. Томно взглянув на вернувшихся членов инопланетной вылазки, сестра милосердия погладила рукой бедро и, притворно стесняясь, прикрылась полой халата. С ванилью вместо помады, осведомилась: раненых нет?

– Всех это, того, на изучение по очереди… – Кадастр на мгновение смолк. – Роботом мы с первым пилотом того, ну это, займемся, значит…

Ион обернулся волчком, да и я, получив хитрую, быстро таявшую на языке таблетку, не задержался. Нас потянуло ко сну.

Тем временем, усадив отпрыска главенствующей фамилии в кресло, Ню достала необходимые медицинские инструменты. Тот же испуганно разинул рот, выставляя напоказ два ряда первоклассных зубов, правда, недоукомплектованных, тех четырех, что растут последними или, если больше нравится – крайними, оказались изъятыми из его ДНК. Не нужны они вцепившемуся в подлокотники и часто дышавшему человеку, не нужны, и что тут поделаешь.

– Ну же, дурачок, не бойся, – и Ню, взяв в руку шприц, склонилась к больному.

Из полурасстегнутого халата вынырнула грудь. Обследуемый от удовольствия зарделся, приятно ошеломленный азартной выходкой столь интимной части женского тела. Он даже заулыбался немного заигрывающе, что совершенно несопоставимо с семейным имиджем. И пока Ню выполняла необходимые процедуры, пальцем левой руки нажимал на пуговку ее соска, сопровождая игру радостным похохатыванием.

Закончив, Ню отложила шприц и, стоя перед пациентом, освободила оставшиеся петлицы от пуговиц. Халат, получив вольную, мягко соскользнул, прикрыв обиженные сроком эксплуатации туфельки хозяйки.

Голубоглазый впервые в жизни, находясь в неистовом восторге, созерцал полностью обнаженную плоть. Отметим, «полностью» – здесь не пустое слово, так как и собственное-то тело он видел лишь частично и только под присмотром персонала. Радость Зеро вышла столь беспредельной, что он даже слюни пустил от удовольствия. Очевидно, это – инстинкт, потому как этим герой и ограничился. Ночью бедняга неспокойно спал и чаще обычного вертелся в постели, снилось ему, будто он в треуголке прохаживается по Аничкову мосту, что в Санкт-Петербурге.

В тот же промежуток суток, но совершенно в другом помещении вершилось настоящее. А именно – попытка осмыслить перевоплощение «Малыша» в кота, вкупе с неказистыми меховыми крыльями и хитрой мордой в придачу. Столь замысловатое событие повлекло за собой целый ряд вопросов как строго антинаучного, так и фантастического характера.

– Дык ить?..

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – «Малыш» вильнул хвостом.

– Дык ить?

– Что с тобой произошло? – спросил Ажан.

– Не знаю, – «Малыш» почесал лапой за ухом.

– Дык ить?

– Можешь ли ты летать?

– Да.

– Дык ить?

– Как ты себя чувствуешь?

Примечание: На этом месте мне, противнику синего языка, стало жалко грифель химического карандаша, но текст, представленный выше, имеется в открытом доступе.

На следующее утро почти в неизмененном составе первопроходцы отправилась по ранее намеченному маршруту. Из ряда вон не наблюдалось: камни, пыль, кошки. Результаты миссии, будь они неладны, застыли на том же уровне, ничего другого не оставалось, как убираться восвояси. Я, руководствуясь приказом, пусть и вчерашним, замыкал шествие, когда внезапно почувствовал некое неудобство при ходьбе.

Словно повинуясь мысленному зову, обернулся Ион. В его глазищах искрилось граничащее с безумием удивление, да и лицо парня в целом придерживалось аналогичного мнения: – Смотрите, смотрите!!!

Позади наблюдались лишь присущие планете пейзажи, но едва тень сомнения достигла горизонта, я испуганно ощупал облачение, сложив руки за спиной в замок. С чем граничило мое изумление, когда между лопаток на скафандре отыскались побеги прорастающих крыльев, я не стал ни у кого уточнять.

Финальный участок пути отличался от стартового лишь темпом передвижения, и это несмотря на затруднения, сопутствовавшие появлению дополнительных элементов на моей экипировке, на стороне коих в качестве группы поддержки выступал сам господин Зеро. Лично для него оставшиеся члены команды непрерывно выверяли правильное направление движения ботинком и азбукой «Морзе». Та часть тела Зеро, куда периодически поступали верные координаты, тоже не отличалась снисходительностью и капризничала, нарушая наше с таким трудом открывшееся, хоть и второе, но все же дыхание.

Мужественно преодолев возведенные обстоятельствами баррикады, мы ворвались в шлюз пилюли. Будучи внутри, я стащил скафандр и без особых хлопот убедился, что цел и невредим. На душе отлегло, поток теплого спокойствия, рожденный сознанием человека, пригладив нервные окончания, достиг ногтей. Волосы, аплодировавшие чуду стоя, расселись по местам.

Кадастр после прибытия группы незамедлительно отправил в изолятор всех без исключения. Решение покончить с дальнейшим распространением опасной и неизвестной доселе инфекции выглядело убедительно. Исполнителем дерзновенного проекта назначалась жрица храма медицины, соответственно, и неограниченная власть, касающаяся нашей тройки, переходила в ее нежные руки.

Та, как всегда, блистала по части новаторства. К анализам, предоставленным нами в полном объеме выданных банок, представитель от медицины отнеслась прохладно, скорее с легким пренебрежением, отдав предпочтение проверке одного-единственного вида возможной патологии, используя бесхитростный метод, широко легендарный и не нуждающийся в описании. Только на Зеро Ню не стала тратить время впустую, отсутствием памяти девушка не страдала.

* * *

После детальных замеров и визуальных наблюдений «Малыша» командиром и первым пилотом родилась смелая версия – виновной в изменениях облика сначала робота, а затем и моего скафандра следует признать атмосферу Пуансона. Произошедшее, по глубокому разумению исследователей, исходило из того, что в воздухе Земли, заполняющем пилюлю, подобные изменения не зафиксированы.

Командир находился в мрачном и одновременно растерянном состоянии, даже хуже, впервые после сорока пяти, вступив во взрослую жизнь, он встретился лицом к лицу с тупиком. Инструкции словно сговорились, и заговор, ими осуществленный, не сулил совместной значимости ничего веселого, а самым обидным для Кадастра виделось то, что бунтарей он знал наизусть. Помнил всякую морщинку на листах брошюр и каждый замятый уголок бумаги, не раз и не два бережно им прилизанный. Не помогало. Скопив остатки отваги, он переключился на следующую догму, и она, слава Богу, оказалась чудотворной. Главная для экипажа истина – не потерять веру в руководство, как важнейшая доля в составе материнского молока. Кадастр исподлобья осмотрел собрание, точно впервые видел:

– Дык чаво, мальчики, делать-то будем?

Предложений и дополнений не поступало, телеграф языков молчал.

Зеро безмятежно ковырял в носу, поочередно меняя пальцы, руки, ноздри, и смотрел на всех с улыбкой оптимиста. Ню почему-то надулась и, заправив прядь волос за ухо, опустилась в кресло. Ион, заложив руки за спину, монотонно покачивался взад-вперед, имитируя маятник от ходиков. Ажан напоминал сам себя в лучшие годы.

Время пилюли успокоилось, словно кончился в пружине завод.

Едва вошедший и разделивший с нами пространство помещения робот мурлыкнул и сообщил: мы находимся в брюхе гигантского кота, определил я это без особых усилий по половым признакам животного, – и засмеялся собственной шутке.

Остальные начинаний не поддержали.

Примечание: Череда событий, последовавших за наблюдением «Малыша», перечислялась на вырванных тетрадных листах, и не пристало повествование разбавлять отсебятиной. Увиденные же роботом половые признаки не что иное, как колеса.

* * *

– Не стоит все превращать в бедлам, – объявил Ион, – твоя затея достойна Зеро!

– Но, но, – уставным тоном промямлил Кадастр, – у кого это… ну это… предложения?

И как ни странно, они последовали, и что совсем не ожидаемо, от «Малыша»: – Вас должен интересовать полет как таковой, а не работоспособность пилюли, к тому же…

Робота, как не трудно догадаться, уже не слушали, за дело взялись профессионалы. Межзвездный челнок, сначала раскачиваясь, а затем медленно отрываясь от грунта, взлетел. Лебединый полет убаюкивал, словно экипаж находился в колыбели, по-детски влюбленным в няню. Столь великолепное чувство прервала внезапная морская болезнь, поразившая Ню, полеты временно прекратили.

– Дык ладно, – вздохнул Кадастр с облегчением, – с этим вроде все, дык ить, надо того, работать, значить. Вы тут этого… в общем, ясно, а я схожу документацию, стало быть, просмотрю, – сделав два многообещающих щелчка пальцами, вышел, волоча за собой племянничка.

Я молча любовался обутыми тапочками. Маятник Ион, встав со стула, подрос до похожего на тот, что когда-то болтался под куполом Исаакиевского собора. Тишину попросил удалиться Ажан:

– Вы помните версию об исчезновении пилюли предыдущей экспедиции? – как-то робко, словно сомневаясь в чем-то, начал он. – Попытку связать произошедшее с зелеными глазами?

– Ну да, – примкнул к воспоминаниям Ион, – кое-какие данные у нас хранятся, но ты и сам понимаешь, смахивает на бред. Центр повсеместно объявил – у экипажа случился массовый галлюциноз.

– В донесении, – с нарастающими нотками раздражения продолжил первый пилот, – сообщалось о нападении зеленых глаз и уничтожении ими всего, что изготовлено из металла. – Закончив фразу, встал и ушел с таким видом, словно на него снизошла Божья благодать и ему теперь все дозволено.

Когда же мы узрели Ажана вернувшимся с мусорной корзиной из пластика в одной руке и алюминиевой поварешкой в другой, то сначала удивились, а мгновением позже решили, что он просто спятил. Бывает, при такой работе даже на пенсию раньше положено, но он-то вроде молод.

– Вот, – он сложил ношу на пол.

Мы, мягко сказано, перестали скучать.

– «Малыш» вынесет корзину из пилюли и поставит на камни, – посмотрел на нас, видимо, ища понимания, – потом свесит поварешку таким образом, чтобы один конец коснулся поверхности, тогда, просто уверен, должен появиться зеленый глаз или даже несколько, и, как только, уничтожая металл… – остальное Ажан показал взмахами рук.

Сочувствующие улыбки с губ наблюдателей испарились, лица сморщились подобно воздушным шарикам, наполовину растерявшим содержимое, будто внутри остались одни извилины. Предложенный первым пилотом план сомнений в успехе не предполагал. И хотя в душе не каждый из нас чувствовал себя естествоиспытателем, «Малыша» немедленно вызвали, ознакомили с порядком проведения предстоящего опыта и вручили необходимый инвентарь.

* * *

Мы подтвердили бы под присягой, да хоть на детекторе лжи, что после выполненных «Малышом» предписаний неизвестно откуда в научном эксперименте завелись зеленые глаза. Согласно предсказаниям Ажана, те по пропадающей ручке черпака проникли в корзину, где и угодили в ловушку.

Нехватка времени на оценку различного рода ситуаций не повлияла на процесс проведения мероприятия в целом, и, если забыть о материальном уроне, нанесенном экспедиции безвозвратной потерей кухонной утвари, оказавшейся, к несчастью, в единственном экземпляре, то однозначно – эксперимент удался. Однако идея с не девичьей памятью в группе мужчин неприемлема, и нанесенный урон ненавязчиво настораживал победителей сигнальным маячком расплаты.

О совокупности победы и неудачи доложить командиру я вызвался по собственной инициативе. Подойдя к каюте Кадастра, из-за двери которой доносился странный, до боли знакомый, но давно забытый звук, я остановился в нерешительности. С минуту соображая, как поступить, дал знать о себе, потопав ногами, а лишь затем вошел.

Родственники играли в домино.

Увидев меня на пороге, командир смутился и побелел: – Мы тут немного того, ну этого самого, так, чуть-чуть…

Стараясь сохранить спокойствие, я преднамеренно равнодушно доложил о зеленых глазах и удалился. Вернувшись к сотоварищам, не стал распространяться об увиденном и, бросив: – Кадастр, возможно, прибудет, – плюхнулся на диван.

* * *

Сетка псевдоплетения пластика корзины, стоявшей по центру комнаты, не препятствовала свободному надзору за парой пленников. Преодолевая невольное ощущение дискомфорта, я поднял импровизированную клетку, отметив, что жутковато выдерживать живой и пронизывающий взгляд инопланетных сущностей.

– Неужели вы разумны? – я легонько потряс самостийный контейнер с иномирянами, мысленно повторяя вопрос, заданный неизвестно кому, глаза лишь покачались из стороны в сторону.

Ион, внимательно наблюдавший за моими действиями, внес предложение от греха подальше глаза расселить.

Предварительно облачившись в скафандры, захватив мусорную корзину и несколько полиэтиленовых пакетов, мы перебрались в шлюз.

– Надо бы Кадастра подождать.

– Да брось ты, Ажан, что уж теперь, ни шагу без приказа, – второй пилот махнул рукой, поднося пакет к корзине, – Шрот, помоги.

Я медленно, с максимальной осторожностью, начал отодвигать крышку, и, как только щель позволила, корзина уподобилась циклопу. Второй сородич переместился в мешочек целлофана.

– Чую, зря мы занялись самодеятельностью. Пахнет… в общем, поздновато, – Ажан очень грустно покачал головой.