скачать книгу бесплатно
Дорога мертвых
Ирина Владимировна Щеглова
Большинство подростков хотят чем-то выделяться из толпы. Но у Маши Потемкиной с недавних пор появилась другая мечта: она очень хочет стать обыкновенной, такой же, как все. Ведь ее сны превращаются в кошмары: по ночам Машу преследуют неприкаянные души умерших людей. Что им нужно от несчастной девчонки? Почему именно ей выпало каждое утро просыпаться в холодном поту и бояться засыпать каждый вечер? Маша должна разобраться в том, что с ней происходит, пока не стало слишком поздно…
Ирина Щеглова
Дорога мертвых
Глава 1
Зов мертвеца
Мой двоюродный брат Егор – человек, конечно, хороший, но уж очень он ко мне снисходительно относится. Строит из себя взрослого, а на меня смотрит как на малявку неразумную. Когда я была маленькая и мы вместе гостили у деда и бабушки, его заставляли за мной присматривать. Наверное, его это доставало. Зачем в компании пацанов маленькая девочка? Они все время хотели от меня отделаться, а я бегала за ними хвостиком. Конечно, у меня были подружки, но тянуло-то в компанию брата.
Правда, со временем я от них отстала, у меня появились свои интересы. Но отношение Егора ко мне не изменилось.
Лето выдалось страшно жарким. В городе вообще, наверное, невыносимо. Вот мы и отсиживались у бабушки, изнывая от жары и безделья.
По вечерам Егор пропадал, а днем, от скуки, донимал меня разговорами.
– Слышала? Ночью дед опять приходил…
Дедушка умер несколько лет назад, но в семье бытует мнение, что он «не ушел» и часто навещает бабушку. Я не люблю эти разговоры, они меня пугают. Егор об этом знает.
– Я не спал, слышал шаги, а потом у бабушки в комнате свет появился.
– Егор, не гони! – взмолилась я. – Ничего ты не слышал. И зачем бабушке включать свет? Покойники этого не любят.
Егор ухмыльнулся:
– Это был не электрический свет, а такой, знаешь, бледный, мертвенный…
– Перестань, пожалуйста! Нехорошо так говорить!
– Почему? – искренне удивился Егор.
– Потому что это наш дедушка. И ты ничего не понимаешь!
– Я не понимаю?!
– Ты!
На самом деле я тоже иногда слышала, как глухо стукала входная дверь, хотя точно знала, что она закрыта на ночь. Долетал до меня и скрип половиц, и негромкий разговор, доносившийся из бабушкиной комнаты. Но утром я убеждала себя, что все это мне приснилось. Просто расстроенное воображение.
– А ты знаешь, – не унимался Егор, – когда дед умер, икону из дома вынесли, тут так принято, а ночью кто-то пришел и поставил ее на место.
– Егор!
– Да чего ты орешь?! Боишься? – он уже откровенно потешался надо мной.
– Ты сам боишься! – Я чуть не плакала.
А он серьезно так добавил:
– В одном ты права: мы ничего не знаем… Никто ничего не знает. Вот, живет себе человек, и все вроде понятно, мы его видим, общаемся, любим… а потом – хоп, деревянный ящик, а в нем что-то, совсем не похожее на того человека. Кукла какая-то сломанная… а человек-то где? Куда подевался?
Он рассуждал, а мне приходилось слушать, хотя очень хотелось заткнуть уши.
– Вот так поневоле начинаешь верить в загробную жизнь. Насчет рая и ада не знаю, но что-то такое есть, какой-то другой мир.
От его слов становилось холодно, несмотря на жару.
Я убегала из сада в дом, но там меня начинали преследовать видения: в углах сгущались тени, слышались тихие голоса, как будто кто-то окликал меня и просил о чем-то. Я зажимала уши и бросалась ничком на диван, чтоб не видеть, не слышать, не бояться.
– Маша, в магазин не сходишь? – будничным голосом спрашивала бабушка, и страхи отступали, прятались. Я брала сумку и шла по пыльным, изнывающим от зноя улицам, злилась на Егора и успокаивала себя.
А на другой день все повторялось.
– Прикинь, мне снился мертвец, – сообщал неугомонный братец. – Желтый такой, страшный, лезет из могилы и угрожает: «Погоди! Я до тебя все равно доберусь!» Как думаешь, к чему?
– К перемене погоды, – огрызнулась я.
– Что-то не верится, – не соглашался Егор.
Ему не верится, а на меня из-за разросшихся кустов смородины смотрит этот самый мертвец, кривя синюшные губы в ухмылке… Я быстро перекрестилась и отвернулась. Не хватало еще, чтоб Егор навязал мне свои сны и своих мертвецов!
Я снова убежала от него под предлогом, что пора в магазин. А по дороге то ли от жары, то ли от страха померещилось, будто я не по своей улице иду, а по белесой от пыли пустыне. Солнце куда-то исчезло, и небо исчезло, только скучная дорога, уходящая вдаль без горизонта, тусклый свет, марево и размытые силуэты людей. Они двигались вереницей, сгорбленные, усталые. Мужчины и женщины…
Я остановилась и потрясла головой, прогоняя наваждение.
Кажется, я схожу с ума!
Мамочки, как страшно!
Глава 2
О смерти
А мертвецов я боюсь, как все нормальные люди. И тут нет ничего смешного. У меня всю жизнь так: стоит только увидеть похоронную процессию, так непременно ночью покойник приснится. И так гадко! Обязательно из гроба встанет и начнет донимать просьбами. Почему, спрашивается? Ведь я этим людям – никто, посторонний человек. Мы в жизни даже не встречались никогда! И все разные снятся: и старики, и молодые, и даже дети. Когда дети – особенно страшно. Однажды целая толпа собралась и всю ночь за мной гонялась. Такой кошмар! Я проснулась вся в поту, отдышаться не могла, как будто действительно не в своей постели спала, а носилась сломя голову.
Об этом я никому не рассказываю, ну разве только подруге.
Родителям вообще нельзя! Они припишут все расстроенному воображению и, чего доброго, запретят пользоваться Интернетом и компьютерными игрушками. По мнению взрослых, все наши проблемы возникают под влиянием сети. Еще книги мы неправильные читаем и фильмы не те смотрим. А значит, стоит только оградить нас от этого влияния, как жизнь превратится в сплошной праздник.
Насчет расстроенного воображения я, пожалуй, соглашусь. Только Инет тут ни при чем. У меня просто такая особенность, и воображение не расстроенное, а богатое. Вот.
К тому же, когда умер мой дедушка, он же меня не донимал.
Я помнила, как его хоронили. Тогда нам позвонила бабушка. Сказала: «Отец очень плох…» И мы с мамой поехали.
Дед сидел у стола на своем любимом месте, но я сразу увидела, как он изменился. Сильно похудел, было заметно, с каким трудом он облокачивается о стол. Но самое страшное – глаза. В них отражалось внутреннее страдание. Я подошла и хотела поцеловать его в щеку, как обычно. Но он лишь слабо отстранился, простонал что-то еле слышно.
Бабушка шепталась с мамой о том, что в больницу деда не кладут, потому что бессмысленно. Приходит медсестра на дом, делает уколы, просто чтоб облегчить боль.
Это было так ужасно, что мне хотелось убежать, забраться куда-нибудь в самый темный угол, зарыться с головой и закрыть глаза, отключить мысли.
Я тогда была еще маленькая и многого не понимала.
Перед смертью деда мне приснилось, что у меня выпали все зубы. Я рассказала маме. Она лишь вздохнула.
В гробу он был совсем не похож на самого себя при жизни. Я плохо соображала, бродила из комнаты в комнату, невпопад отвечала на вопросы взрослых. И еще была уверена, что передо мной разыгрывают какой-то чудовищный спектакль. На самом деле ничего этого нет, все совсем по-другому. Но как, я не знала.
После похорон мы остались с бабушкой, потому что надо было помочь с поминками: три дня, девять дней…
В доме завесили зеркала, как мне объяснили, чтоб душа деда не заблудилась в своих отражениях. Все думали, что он куда-то там отправится. Только я знала: он остался тут, в этом доме.
Ночью я встретила его. Он стоял на крыльце, абсолютно здоровый, красивый, как на фотографии в молодости, в длинном черном пальто, костюме, шляпе…
– Дедушка, ты почему здесь? – спросила я.
– А что мне делать там одному?.. – ответил он.
Он приходил к бабушке каждую ночь. Я слышала скрип половиц и негромкий разговор. Я не спала, мне хотелось посмотреть на них, но я не смела.
Мама говорила бабушке:
– Поедем к нам.
Но бабушка отказывалась, ссылаясь на какие-то несущественные причины. Никто не смог бы ее убедить уехать: ведь здесь дед по-прежнему с ней.
– Мало ли что, – говорила бабушка, провожая нас на вокзале, – дом надо сохранить…
– Да кому он нужен? – удивлялась мама. – Никто из нас не будет в нем жить.
Но бабушка качала головой и мудро улыбалась.
Мне, конечно, тоже жаль оставлять ее одну, но когда я узнала, что бабушка не станет продавать дом, так обрадовалась! Каждое лето родители привозили меня сюда, и я была счастлива. Если бы меня спросили, где бы мне хотелось жить, я не задумываясь ответила бы: в этом доме, укрытом вишневыми деревьями, в саду с горой золотого песка у забора, где с тихим стуком падают яблоки, где о чем-то шелестит старая груша и георгины тянут гордые шапки цветов к солнцу.
Можно заблудиться в подсолнухах или делать прически зеленым кукурузным початкам. Можно валяться на траве у колодца, наблюдая за стрекозами или за тем, как по двору бегают пушистые комочки-цыплята. Можно до изнеможения качаться на качелях, играть с собакой, помогать кошке растить выводок котят, а по вечерам слушать, как поет сверчок в углу у печки.
Зимой мне часто снились дом и лето.
Маленькой я считала этот мир своим, принадлежавшим мне одной. Я думала, что он неизменен, что он будет таким всегда – зеленым, солнечным и ярким. Но умер дед, а потом погиб наш старый пес. И бабушка осталась совсем одна. А я почему-то перестала видеть дом во сне.
Вообще с той поры с моими снами не все в порядке.
Наверное, я слишком эмоциональна.
С возрастом пройдет… Возможно.
А пока Егор от безделья донимал меня разговорами, и я мечтала только об одном – уехать поскорее домой. Хотя жаль было оставлять бабушку.
А потом, перед отъездом, позвонила моя подруга Ольга.
– Ваня умер, – с трудом разобрала я сквозь рыдания.
Глава 3
Дорога за грань
Мы с Ваней шли по пустому шоссе, гладкому и скучному. Я – слева, он – справа. Дорога уходила идеально прямой лентой за горизонт, хотя горизонта здесь не было и быть не могло. Однако уходила. И нам надо было торопиться. Это я знала, а потому время от времени поторапливала своего спутника. Шли мы налегке: только у него гитара в чехле за спиной, вот и все. Остальное все осталось там…
Я время от времени посматривала по сторонам, искала укрытие, мало ли… Но выгоревшая мертвая степь не оставляла надежды.
Главное – успеть до темноты.
То, что темнота наступит, я знала, хотя здесь не было солнца, а бесцветный тусклый свет трудно назвать дневным. Но все-таки.
Ваня все больше молчал и выглядел растерянным, что неудивительно. А мне было тревожно.
Маленькая белая церквушка появилась неожиданно. Выросла прямо на дороге. Точнее, шоссе упиралось в нее, словно в конечный пункт.
Мы успели.
У входа нас ждал маленький старичок-священник в поношенной рясе. Он взглянул на меня благосклонно, благословил нас, а потом увел его, оставив меня одну.
Он не давал мне указаний, не предостерегал, не просил, но мы оба – он и я – не нуждались в объяснениях.
Я была проводником, а стала сторожем. Кроме меня – некому.
И сразу стало так спокойно! Тревога ушла, ведь я точно знала, что надо делать.
То, от чего я защищала Ваню, в церковь проникнуть не могло. Но оно будет искать брешь, это мне известно. Значит, я должна опередить. А еще лучше, напасть первой.
Я не думала, скорее чувствовала, шла по возможному следу, как охотничья собака. Проверила все углы и закоулки. Бреши не было. В то же время я ее ощущала, у меня трепетали ноздри, когда я обходила церковь, обшаривала стены, реагировала на всякое движение воздуха.
Что-то внутри меня подсказывало – ищи сквозняк…
А потом снова появился священник и отвел меня в маленькую пристройку. Крохотная комнатушка, можно сказать чулан. У стены кровать, в изножии – сундук, вот и все убранство.
– Будь здесь, пока не рассветет, – сказал священник.
Я села на сундук и уставилась на плотную занавеску на окне напротив. Чулан я еще не проверяла. Подсобное помещение… вот именно! Подсобное! Если есть брешь, то она именно тут.
Я сидела неподвижно и смотрела. Ждала.
Темнота все не наступала. Оставалось достаточно светло, чтоб различить малейшие изменения или нечаянное чужеродное движение.
Дождалась. Плотная ткань занавески чуть заметно колыхнулась и стала наливаться темнотой. Порыв ветра отбросил угол занавески, ткань пошла смоляными волнами.
