скачать книгу бесплатно
Микелис ответил без всякой агрессии, с той же свойственной ему уверенностью:
– Либо за это время Фантом совершил еще одно убийство, которое вы не обнаружили, либо Зверь увлекся игрой и пытается опередить соперника. Как ученик, решивший поскорее превзойти своего учителя, освободиться от него.
На сей раз криминолог посмотрел прямо в глаза Алексиса, и едва заметная ухмылка тронула уголки его губ.
– Как бы то ни было, – продолжил он, – Фантом не замедлит с ответом, если уже не ответил. У них короткий цикл, убивают чуть ли не каждый месяц, так что скоро хмель ударит им в голову.
– Это хорошо для нас, – заявил Сеньон, только что вошедший в комнату. – Чем сильнее хмель от агрессии, тем больше ошибок они совершат. Мы их прижмем.
Микелис невозмутимо подождал, пока чернокожий великан сядет на место.
– Возможно, – признал он. – Но это означает увеличение числа жертв. Вы готовы к этому? Ждать, пока других женщин постигнет та же участь? Вашу сестру? Вашу жену? Может, вашу дочь?
Сеньон нахмурился, скрестив руки на груди. Он повернулся к Алексису и кивком спросил, что это за тип.
Полковник Априкан глубоко вздохнул и указал на Микелиса. Его тон, суховатый, неторопливый, вполне соответствовал его внешности.
– Вы наверняка узнали криминолога Ришара Микелиса, – сказал он. – Алексис обратился ко мне с просьбой подключить его к расследованию, учитывая его уникальные навыки и опыт, а также сложный и деликатный характер данного дела, и я согласился. Спасибо, что все же изволили прийти к нам на помощь, профессор.
Магали рефлекторно дунула на свою челку, чем привлекла внимание Микелиса, и спросила его:
– У вас есть представление о том, что объединяет этих мужчин?
– Двух серийных убийц? Нет, пока нет. Это довольно редкий случай, обычно дуэты действуют вместе, на расстоянии – никогда. Тут вроде бы не так. Фантом действует слишком необычно и нагло, вряд ли ему нужен помощник или наблюдатель. Обычно убийцы, когда переходят к действию, немного похожи на кошек, справляющих нужду, – не любят, когда на них смотрят. Хуже того, судя по фотографиям, найденным вашими службами, в цепочке есть педофил. А теперь еще и юноша с «суицидальными наклонностями». Я видел новости в пятницу вечером.
Алексис пристально смотрел на него. Неужели именно это побудило криминолога все же прийти? Беспричинная смерть женщины и ее ребенка. А также двух мужчин, чья единственная вина заключалась в том, что они оказались не в том месте и не в то время. Или было что-то еще? Мысль, созревшая за эти несколько дней? Не сам ли Алексис посеял семя, которое проросло в уме криминолога, породив сомнения в твердом решении жить пенсионером?
– Эти четверо мужчин, – напомнила Людивина, выпрямляясь в кресле, – непременно где-то в какой-то момент встретились и разработали свои планы. В тюрьме? В психиатрической клинике? В интернете? В этом плане мы блуждаем в потемках. Следов пока нет.
– Вы искали в интернете? На форумах? – спросил Микелис. – Удобное место встречи! Подходит для извращенных умов с одинаковыми навязчивыми идеями.
– Работаем. Этим занята целая группа. Одновременно раскручиваем педофильский след. Но в интернете столько всего, что на это уходит безумное количество времени.
– Я полагаю, что вы также собрали все досье на сексуальных извращенцев и других преступников того же типа, вышедших на свободу за последний год?
– Мы даже раздвинули рамки до полутора лет, – подтвердил Алексис.
– СМИ еще не в курсе о двух убийцах и педофиле, – добавил Априкан. – Зато по поводу парня на вокзале было много шума. Так что теперь дело контролируют политики, и поэтому ГУ[4 - Главное управление национальной жандармерии.] хочет быстрых результатов. Если у вас есть новые идеи, мы внимательно слушаем.
Микелис покачал головой, разглядывая фотографии жертв.
– Я получил доступ к досье благодаря своим контактам, но пока не изучил все детали. Знаю дело только в общих чертах. Вы определили приоритет расследования?
Априкан повернулся к Алексису.
– В каком смысле? – спросил Алексис.
– Направление, в котором вы будете искать.
– Отрабатываем все, что у нас есть.
Указательный палец криминолога поднялся к рисунку *e.
– Никогда такого не видел, – признался он. – Насколько я понимаю, юноша начертил тот же символ, прежде чем совершить преступление. Он не мог вырезать его на своих жертвах, поэтому поступил лучше: он послал сообщение всем сразу. Это символ ненависти. Насилия. Он собирает людей под знаменем ярости. Вам не кажется, что стоит двигаться в эту сторону?
– Мы и пытались. В интернете ничего не нашлось.
Микелис удивленно поднял брови:
– И вы не поступили в отношении этого символа так же, как поступили в отношении трупов, обратившись ко мне?
– Не связались с экспертом? Но в какой области?
– Да во всех! История! Психология! Математика! Не важно. Но я считаю, чтобы найти этих убийц, мы должны понять, что они собой представляют и почему так себя ведут. Я понимаю, что вы в основном сосредоточились на имеющихся у вас зацепках, уликах, следуя обычным методам расследования, но здесь вам придется расширить зону поисков.
– Например, каким образом? – спросила слегка задетая Людивина.
– Вы проходите мимо этого символа, считая его всего лишь точкой соприкосновения между всеми преступниками, но это, безусловно, нечто гораздо большее. Для них этот символ имеет значение. Возможно, что-то обозначает. И пока мы точно не узнаем, что именно, он будет для нас просто воплощением худшего в этих людях. Символом их перехода к действию.
Микелис взял маркер и дополнил рисунок. Под *e появились буквы.
– Эмблема Зла, – тихо прочел Микелис.
11
Дождь хлынул внезапно. За несколько минут пелена серых туч укрыла небо, и на Париж полило. Сквозь потоки тускло пробивался предвечерний свет, и этот ливень стал преддверием ночи, за которым никто не заметил сумерек. Город замигал огнями, люди на улицах спешили вернуться под кров, закутаться в пледы, сделать себе горячего шоколада или чаю, чтобы это октябрьское воскресенье пролетело побыстрее.
В отделе расследований Ришар Микелис долго беседовал наедине с полковником Априканом, а затем направился в другое крыло здания и постучал в дверь офиса, который Алексис делил со своими коллегами.
– Я пообещал жене, что задержусь тут всего на несколько дней, – сказал он.
Молодой жандарм кивнул:
– Я рад, что вы передумали.
– Я не передумал.
Ответ вылетел резко, как пощечина. Людивина и Сеньон переглянулись.
– Что же заставило вас приехать? – поинтересовался Алексис. – Необычность случая?
– Жертвы. Я всегда делаю исключение ради жертв. В пятницу вечером, узнав про парня, который столкнул четырех человек под поезд и потом покончил с собой, я понял, что за этим убийством последуют другие, и много.
– Надеемся, что нет, – не удержалась Людивина.
Окаймленные серебром, темные, как бездна, зрачки резко скользнули в ее сторону.
– Эти нелюди нас опережают. Идут с огромным отрывом. И они жаждут крови. Будут новые жертвы. Нам надо к этому подготовиться.
– Нам? – переспросил Алексис.
– Пока мы вместе. Я высказываю вам свое мнение, а дальше вы делаете свою работу.
Алексис развел руками, как бы раскрывая объятья:
– Будьте у нас как дома. Мы примем все ваши идеи.
– У меня своя манера работы. Я буду читать все, что приходит в ваши службы, без ограничений, делать выводы, высказывать предложения, а дальше решать вам, принимаете вы их или нет. Полковник согласен.
– Меня все устраивает. У вас есть где ночевать?
– Обо мне не беспокойтесь, я нашел гостиницу в двух шагах отсюда, на улице Пи.
Микелис развернулся, собираясь уйти, но с порога добавил:
– Я задействовал свои связи и получил файлы касательно ваших пяти убийств по состоянию на вечер пятницы, а также попросил составить для меня список всех подозрительных смертей между 22 августа и 14 сентября, чтобы посмотреть, не предпринял ли Фантом каких-то действий, которые прошли мимо вас. Ничего не нашел.
– Вы думаете, где-то лежит и разлагается еще одна жертва?
Криминолог помедлил, потом краем глаза в последний раз покосился на молодого жандарма:
– Этот, в отличие от второго убийцы, не прячет своих жертв. Так что нет, вряд ли. Я думаю, что Зверь хотел вырваться вперед. Показать, что он теперь настроен решительно. Надо ожидать, что Фантом нанесет ответный удар. Очень скоро. Полковник разошлет срочный циркуляр во все жандармерии и полицейские участки страны, чтобы в случае насильственной смерти, соответствующей почерку Фантома, нас уведомляли в первую очередь. Следим, держим руку на пульсе.
С этими словами он вышел из комнаты.
Едва он скрылся, Сеньон пинком захлопнул дверь.
– Что за мужик? – спросил он. – Вам не кажется, что он немного переигрывает?
– Немного? Скажешь тоже! Да он полностью вошел в роль! – засмеялась Людивина.
Алексис был осторожен в оценках. И уважительно относился к авторитетам.
– Микелис лучший в своей области, – сказал он наконец. – А все потому, что носом чует каждую молекулу насилия. Он видит мир не так, как мы.
– Вот уж точно! – подтвердила Людивина. – Он не такой, как мы! Все равно сегодня мы вряд ли продвинемся дальше, так что я бы передохнула. Хотите, угощу вас всех пиццей?
– Я пас, – отказался Сеньон, – жена мне яйца отрежет, если я не приду домой к ужину.
Людивина и Алексис остались вдвоем.
– Когда мне кажется, что у меня дерьмовая жизнь, – сказала она, – что я одна и могу со временем превратиться в злобную каргу, я думаю о тебе! Приятно знать, что есть такие парни, как ты. И что ты пригласишь меня в ресторан, а потом не будешь тащить в постель.
И очаровательно сморщила носик.
Людивина иногда была обезоруживающе откровенна.
* * *
Их усадили в отдельную нишу со скамьями, покрытыми дерматином. В ресторане пахло фритюром, где-то играло кантри.
– Почему ты стала жандармом? – спросил Алексис. – Ты никогда не рассказывала.
Людивина чуть не поперхнулась, потягивая газировку через соломинку.
– Прямо здесь? Сейчас? Ты правда хочешь знать?
Он пожал плечами.
– Потому что в детстве у меня на глазах убили отца, и я поклялась восстановить справедливость в этом мире, – ответила она вдруг.
Алексис судорожно сглотнул. Он не был готов к такой откровенности между двумя кусками гамбургера; он ожидал какой-нибудь банальной истории, а вопрос задал из вежливости, из праздного любопытства.
Людивина уставилась на него так, словно злилась на то, что он затронул эту тему. Потом ее лицо разгладилось, и она захохотала:
– Видел бы ты свое лицо! Да нет же! Не у всех девушек-жандармов или полицейских есть личные счеты с миром! Я всегда была спортивной, хотела «полевой» работы, мне нравится, когда все четко и ясно, я люблю криминальные расследования, вот и все! Когда мне было двадцать, дядя рассказал о работе в жандармерии, и я пошла по этому пути. Все очень просто.
– И не жалеешь?
– Нет. Обожаю свою работу. Ненавижу, когда начальство вмешивается из-за политики, но во всем остальном – классная работа. Меня, конечно, достает бумажная волокита, половину времени мы занимаемся ерундой, большинство убийств совершаются либо из-за бабок, либо из-за секса, но мне по кайфу. И потом, время от времени мы откапываем какие-нибудь забавные истории. Не на что жаловаться.
Людивина распустила волосы, и светлые локоны запрыгали по обеим сторонам ее красивой мордашки. Капля кетчупа на время превратилась в родинку в уголке губ, и Алексис не мог оторвать от нее глаз.
– А ты? – спросила она вдруг.
– Ну, я… Тоже ничего оригинального. Посмотрел «Молчание ягнят», «Семь»… Еще подростком я только этого и хотел: выследить «плохого парня». Понять, почему человек способен на худшее.
– Ты же сначала получил очень приличное научное образование в Лозанне.
– Тогда я думал, что буду работать криминалистом, вести расследования на месте преступления. Но потом понял, что на самом деле расследований они вообще не проводят, и сразу переориентировался на следствие.
– А у тебя есть братья и сестры? Ты никогда не говоришь о семье.
– Я единственный ребенок.
– А родители?
– Мать живет в Коломбе, это под Парижем. А отец в доме престарелых. У него болезнь Альцгеймера. Я уже шесть месяцев не ездил его навещать. Он нас уже не узнает, все время несет какую-то чушь, и от этого больнее всего. Для меня его уже не существует.
Людивина откинулась на сиденье с картофелем фри в руке.
– Прости. Я не знала.
– Ничего страшного. Я могу говорить об этом без проблем. Такова жизнь. Мы уже восемь лет знали, что он болен, так что успели морально подготовиться.
– Как получилось, что у тебя никого нет? Ты красивый парень, не скучный, прилично зарабатываешь… Что за тайные пороки ты прячешь от людей?
– К тебе тот же вопрос!
