скачать книгу бесплатно
/+/ чисел, портрет отца, верблюжье
одеяло: рукою, одержимый
летописец, поставив
точку, всё начнёт сначала. Всё будет кратно в
нём его ангине, делящей выдох-вдох
на чёт и нечет, и каждый слог,
барашек гильотины,
сползая вниз – молчание увечит. Кружась на
месте бабочка-пылинка – о, как здесь
мало надо для забвения – где
след от парафиновой
горбинки – оплывший ангел. Не без
промедления свеча возносит
потолку молебен, где
фитилёк над
ней сгоревшим ударением,
как Тот – кто звёзды
зажигает в
-–
небе.
Чертёж одуванчика
Я в брошенной марле увидел густеющий луг, где в
каждой ячейке зарыт одуванчика шорох – он
выпуклый гипс и дыхания девичьих рук,
и собранный в след от ракетницы
медленный порох. Всё это – искусственный сон на
большой высоте, где в пьезо-оркестре играет
блестящий Гагарин – колышется облако,
Ленин скребёт мавзолей, одетый,
по-белому, как медоносный гербарий. Но тянутся
губы ко мне словно магниевый сплав, дыхнёт
и отступит назад винтовая опора – и лес,
как один монотонный гружённый
состав, к себе в этот раз прижимает меня до упора.
В нём хочется петь и берёзовый воздух плести,
а после бежать наутёк по распластанным
кронам – и мышечной силой – как
лодочной жердью грести – застряв позолоченной
спицей в груди Аполлона. Когда бы ни музыка,
всюду сошёл налегке, усидчивым газом в
одной из шахтерских кабинок, чтоб
видеть бурлящие руды, как кровь в желваке, пока
от неё не отняли бордовый суглинок. Утянет к
врагам аккуратный бикфордовый шов, где
ты на простынке сутулясь наперник
латаешь – а рядом латает свой собственный голод
Иов и крылья откинула мокрая тень бельевая.
Избавиться разом и тихо смотреть на пин —
понг – тот шарик, себя бальзамируя,
сделает чудо – то станет похожим
на вышедший к морю Меконг,
то в воздухе встречном
застынет куском
-–
изумруда.
Варежка
Весомое, двуручное тепло – цветная память о
прошедшем лете – ты дунешь на ладонь,
как на стекло, и звон, хрустальный
звон, пойдёт повсюду: в нём
пара рыб и праздничное блюдо, и дерево, что
в дерево вросло. Вся эта близость, схожая
с родством, есть непременно холод
и комета, звезда зажжённая
над ёлкой в Рождество – дверной глазок плюс
безвозмездный дар – рука пятиконечная
одета, а в ней пожар. В ней иволга,
поющая навзрыд, нечаянная
детская пропажа – спохватишься,
ну а она всё там – фигуркой
подвесного пилотажа
с резиночкой,
-–
пришитой
к рукавам.
Песочница на заднем дворе
От повернувшихся ко мне спиной – тень отделяется
густой молочной пенкой, горит осенний воздух
расписной в проштрафившейся бабочке —
белянке. В него упасть и дальше
ни ногой – и молчаливые, игрушечные танки снуют
в сырых развалинах песка – живут в коробочках
резные лилипуты: в них ниточка дрожит,
а в ней тоска, сухая, как соцветие
-–
цикуты.
«Чем старее в каждом звуке страх, тем укромней…»
Чем старее в каждом звуке страх, тем укромней
дачные чуланы – видишь – солнце вышло
оловянным, маковой росинкой,
буквой /О/. Створки
облака —
токарная резьба, кесарем рассечена надвое – я в
тебя врастаю головою, как врастает новая
луна в кольчатую ветвь земной
орбиты – наливное
яблочко
красы: пуговка – петелька, /Миру —
мир/, пусть все двери будут
приоткрыты, чтобы
слышать,
-–
как уснут
часы.
Ослик
Всё сильнее дул западный ветер – так Бернини во сне
сдувал с мрамора лишние складки, прикрывая
рукою холодную наготу: волокнистый
бутон зацветающей хлопковой
грозди. В отражении пейзажа
бродила седая вдова – я собою к тебе прирасту через
накрепко вбитые памятью ржавые гвозди: так
стеснительна их теснота в диафрагме
доски. От тоски – до тоски —
расстояние – равное взгляду.
Игрушечный ослик, понукаемый веткой-кнутом, ищет
в бархатном дёрне проросшие зёрна овса. Где
ночная звезда – продолжает над ним
нависать грозным, тонущим
/после…/ – там – сошедший с
изгиба стола, он застынет как вкопанный,
малой берцовою костью – а затем
повернется и сменит во
мне полюса.
Калейдоскоп
I.
Раз, два, три: повернёт алфавитное колесо ручной
карлик в костюме хламидомонады – глубь
кармана – берёзовый туесок – из
которого падают детские
сны – разноцветные фантики – из-под стеклянных
секретов. Собирают на ниточку с кончиком
в виде – блесны – крошки хлеба,
случайные зубы – в них
первое лето, для которого нехарактерна просодия
птиц – пальцы пыхнут – бумагой – листвой
освежёванных веток и срастаются
в панцирь моллюска при
-–
смене страниц.
II.
Каково это – быть разделённым – на собственный
грех, в тихой поре не саженец яблони зреет,
но слово, и торчит из него, как ребро,
намагниченный кнехт —
цирковая уздечка, пришпоренный вол языка: если
резко пойдёт, будет тенью своей окольцован,
если встанет у точки, согнётся электро
дуга. Чиркнешь спичкой —
иголочкой, с шариком-солнцем на шее – заискрит,
