скачать книгу бесплатно
Юноша широко открыл глаза, расхохотался и, сделав большой глоток, поставил пустую чашу на стол. Даже слуга, казалось, утратил на время суровый вид и вопросительно посмотрел на говорившего.
– Я не знаю, что произошло со мной, но меня зачем-то положили в гроб и зарыли. Когда я очнулся и выбрался наружу, вокруг был сухой лес, который вы называете Мертвым Болотом. Я искал дорогу по звездам, но они вывели меня к глубокому провалу, в который я чудом не упал. Там костей не соберешь, такая высотища. А потом я пошел обратно и чуть не умер от жажды. Меня спас дождь. Еще была страшная гроза. Лес вокруг начал гореть. Утром я нашел скелет в доспехах и решил прихватить кое-что с собой. Вот и все, что я могу сказать. Ваши люди напали на меня, когда я уже выходил из Болота, но если бы не они, думаю, я наверняка бы погиб. Так я правильно сделал, что принес меч и шлем?
Едва ли Локлан понял треть из того, что услышал. Он продолжал недоверчиво смотреть на собеседника, явно не зная, что делать дальше. Только последняя фраза вывела его из этого странного оцепенения. Он встал из-за стола и отошел в угол комнаты, где, как поначалу решил Уил, лежала просто груда одежды. Запустив в нее руку, Локлан вынул из-под тряпок меч с раздвоенным лезвием и повернул так, чтобы по коврам пробежали солнечные зайчики.
– Да, ты правильно сделал. Очень правильно, – сказал он и добавил, обращаясь к слуге: – Олак, что это за шум?
Действительно, теперь и Уил отчетливо услышал доносившиеся с улицы крики. Слуга метнулся к окну, выглянул наружу и тоже что-то закричал. Сунув меч обратно под тряпье и не говоря больше ни слова, Локлан бросился к двери. Олак последовал за ним, оставив гостя недоуменно озираться и прислушиваться.
Уил уже успел сориентироваться и понять, что находится в наиболее укрепленном здании крепости, по всей видимости, служившем одновременно жилищем Локлана. Собственно, донжоны для того и предназначались, чтобы оберегать самое ценное, что есть в замке или крепости – их хозяев. Насколько позволяли видеть ковры, изнутри помещение тоже производило более солидное впечатление, нежели та хижина, в которой Уил проснулся сегодня утром: нижняя часть стен представляла собой каменную кладку, все остальное, включая высокий потолок, выложено толстыми балками, ни малейшего намека на солому, которой, как заметил Уил, покрывались крыши всех остальных здешних построек, да и крышей в этом помещении служил пол следующего этажа, на который вела расположенная сбоку деревянная лестница. Под лестницей виднелся бок накрытого крышкой колодца. Уил знал, что в замках первый этаж донжона отдается, как правило, под склад. Однако никаких мешков с припасами он не заметил. Вероятно, хозяева по той или иной причине решили изменить издавна заведенный и проверенный временем порядок вещей.
Оставшийся без присмотра Уил решил воспользоваться свободой и осмотреть башню изнутри, а заодно выяснить, что же творится на улице. Тем более что шум за окнами только усиливался.
Он взбежал по поскрипывающим ступеням на второй этаж, где обычно размещаются часовня и зал для стражи. Вместо них он увидел стеллажи из деревянных ящиков и ровные ряды пузатых мешков. Вот и склад. Чтобы добраться до следующей лестницы, нужно было пройти через все помещение. Мудрое решение, поскольку обычно лестница в донжоне делалась одна, правда, винтовая.
Преодолев следующий пролет, Уил лицом к лицу столкнулся с крайне возбужденным воином в круглой каске и длинной кольчужной рубахе до колен. Воин как будто поджидал его, держа наизготовку короткую алебарду, но пока не решив наверняка, пускать ли ее в ход в качестве копья или топора. Воспользовавшись мгновением заминки, Уил поднял обе руки, показывая, что безоружен, и попытался изобразить приветливую улыбку. Воин с досадой выругался, однако алебарду опустил. Оказавшись стоящим рядом с ним, Уил понял, что добрался до так называемого оборонительного этажа, имевшего выход на открытую галерею вокруг башни. Несколько воинов с луками и арбалетами сновали по ней не то в поисках наиболее удобного места для обстрела, не то прячась от стрел противника.
Увидев еще одну лестницу в дальнем конце комнаты, Уил двинулся было к ней, однако воин с алебардой бесцеремонно остановил его за рукав и сказал что-то угрожающим тоном. Скорее всего, главная традиция постройки донжонов соблюдалась и здесь: в верхнем этаже располагалась спальня, и вход туда посторонним был заказан.
Уил понимающе кивнул и облегченно перевел дух, когда пальцы воина разжались. Ему совершенно не хотелось рисковать жизнью из-за обычного любопытства. Между тем, галерея и видневшееся в проемах голубое небо манили к себе несмотря на вполне реальную опасность.
По тому, что он слышал, Уил сделал определенные выводы и теперь не сомневался в том, что на крепость напали. Стоило ему появиться на галерее, как последние его сомнения развеялись.
Донжон сам по себе стоял на холме, а с высоты третьего этажа открывался просто превосходный вид не только на внутреннее пространство всей крепости, но и на окружающий лес, самые высокие деревья которого оказывались ниже галереи на добрый десяток футов.
У дальних ворот с подозрительно опущенным мостом бушевала нешуточная битва. На таком расстоянии трудно было различить кто и с кем сражается, толпа представляла собой однородную массу размахивающих мечами и топорами людей, и только сверкающие то здесь, то там в лучах палящего солнца шлемы выделяли защитников крепости. Часть из них уже лежала без движений на протянувшихся вдоль стен галереях, по которым во все стороны разбегались одетые в бурые шкуры воины с короткими луками. Найдя подходящее место, они останавливались, разворачивались внутрь крепостного пространства, застроенного отдельно стоящими хижинами, и начинали с удивительной быстротой выпускать одну за другой стрелы в спины окруженных таким образом защитников.
Стоявшие рядом с Уилом немногочисленные воины скрежетали зубами, видя, что творится с их товарищами, и будучи не в состоянии прийти им на помощь. Вероятно, их задача состояла в том, чтобы быть последним оплотом обороны крепости, не имевшим права ни под каким предлогом покидать свой пост. Некоторые пытались стрелять во врага из арбалетов, однако тщетные попытки только усиливали их ярость.
На Уила они обращали вниманья столько же, сколько на стоящее в зените солнце. Поскольку их было не более десяти человек, и все они толпились теперь на той стороне галереи, откуда открывался наилучший вид на происходящее, Уил получил возможность беспрепятственно осмотреть округу.
Выстроенный на холме донжон и распложенную отдельно основную площадь крепости защищал, как и предполагал Уил, единый ров, образовывавший форму восьмерки. С внутренней стороны по всей длине тянулась стена, больше похожая с такой высоты на забор из кольев. Верхний круг занимала башня, в которой он сейчас находился, нижний – жилища гарнизона и подсобные постройки, отличавшиеся от жилых хижин разве что размерами. Оба круга соединялись между собой одним-единственным деревянным помостом, по которому в этот момент стремительно бежало вниз неведомо откуда появившееся подкрепление. С внешней стороны рва укрепление отделялось от леса голым пространством. Только оставленные местами пни свидетельствовали о том, что когда-то и здесь росли деревья.
Глядя во все остальные стороны, сколько хватало зрения, Уил видел один лишь зеленый ковер выжидательно застывшего леса.
Неужели все эта часть Англии, которую местные жители называют Торлон, сплошь покрыта лесами? Уилу приходилось слышать о почти непроходимых чащах, которыми поросли земли севернее Лондона, однако он никогда не представлял, что значит выражение «бескрайний лес». Теперь он видел его воочию, и ему сделалось не по себе. Оставалось только выяснить, с какой стати эту местность прозвали «страной башен».
Присмотревшись повнимательнее, Уил разглядел почти возле самого горизонта нечто выступавшее над линией зеленых волн точно крохотная палочка. Очевидно, это был донжон соседней крепости. Да нет, пожалуй, не соседней. Судя по расстоянию, до нее не меньше дня пути. А то и больше. Странно, что люди могут жить среди леса на таком отдалении друг от друга. Если собрать всех участников продолжавшегося на главной площади и окружавших ее стенах сражения вместе, их едва ли хватит, чтобы наполнить жителями среднюю деревушку. Правда, Уил до сих пор не видел в крепости ни женщин, ни детей. В таком случае его первое предположение все-таки верно, и эта крепость не более чем охранное сооружение. Но тогда что же оно охраняет?
Уил впервые задумался о том, что ему самому сейчас угрожает реальная опасность. Снова вспомнилось полное ужасов войны детство. Если неведомым нападавшим удастся взять верх над защитниками крепости, отнесутся ли они к нему с таким же гостеприимством? Кто они? Саксы? Неизвестно каким образом оказавшиеся в этих местах шотландцы? Кстати, все-таки в каких местах? Может, это и есть Шотландия, и он, Уил, находится среди оккупантов, расставивших на чужой территории свои боевые посты, свои «башни»? Тогда ему точно несдобровать.
Взглянув на солнце, Уил попытался определить направление, откуда накануне пролегал его путь. Все то же зеленое море. Ему вспомнились набатные удары колокола, донесшиеся до него в первую ночь его плутаний. Подобный гул мог издавать разве что соборный колокол, однако, сколько Уил ни вглядывался, никаких шпилей, крестов или даже флагов он разглядеть так и не сумел. Как ни странно, не было видно даже следов Мертвого Болота, хотя Уил предполагал, что с такой высоты наверняка увидит серую проплешину сухостоя. Объясняться это могло только тем, что в ту сторону лес поднимался по склону, а выжженный лес остался за вершиной.
Из раздумий Уила вывел один из арбалетчиков. Выскочив из-за стены башни, он с громкими криками набросился на оторопевшего гостя. Решивший дорого продать свою разорванную жизнь, Уил приготовился оказать посильный отпор и был немало озадачен, когда воин с разбегу заключил его в объятья и принялся распевать незнакомый мотивчик. Они закружились по галереи в неуклюжем танце, сопровождаемом поскрипыванием балок.
– Сигора! Сигора! – восторженно повторял воин, тяжело дыша и обдавая Уила сильным запахом лука.
Призвав на помощь уже не раз за последнее время служившую добрую службу интуицию, Уил сообразил, что сигора есть ни что иное как безжалостно исковерканное слово «победа». Правильность догадки подтвердили остальные воины, тоже отплясывавшие на своем пятачке и указывавшие луками и стрелами в сторону нижней площадки, где в воротах и на стенах значительно прибавилось блестящих шлемов. Штурм был остановлен. Раненых врагов безжалостно добивали. Кое-где возле убитых вспыхивали яркие огоньки пламени. Однажды вспыхнув, они почему-то больше не разгорались. На таком расстоянии Уил не сразу определил, что это никакое не пламя, а просто цвет волос нападавших. Большинство были рыжими. Ирландцы – первое, что пришло ему в голову. В Уинчестере их обитало не так уж много, однако почти любого можно было узнать не только по говору, но и по медным волосам. У его Мэри, ирландки по матери, из трех братьев рыжими были двое. Значит, все-таки не Шотландия…
– Сигора! Сигора! – соглашался он, постепенно отступая с галереи внутрь башни.
Лестницу уже никто не сторожил, и Уил, недолго думая, поспешил вниз. Он еще не знал наверняка, что предпримет в следующую минуту. С одной стороны, слишком велик был соблазн воспользоваться всеобщей суматохой и потихоньку улизнуть из крепости, где он все-таки продолжал ощущать себя пленником, пусть и не связанным по рукам по ногам. Но зато здесь было вдоволь еды и довольно благодушно настроенных воинов, а окружающий лес пугал безбрежностью и шансами столкнуться лицом к лицу с шайкой таких же головорезов, что отважились на штурм даже хорошо охраняемого укрепления.
Когда Уил снова оказался в завешенной коврами зале, он уже твердо решил не совершать безрассудных поступков и действовать по ситуации. На груду тряпья, под которым прятался меч и, возможно, остальные из принесенных им трофеев, он не взглянул. Не будучи человеком военным, он мало интересовался вопросами оружия и амуниции. Во время переездов по делам торговли его обычно сопровождало несколько пеших солдат, бравших на себя охрану обоза. Иногда к ним примыкали закованные в железные латы рыцари, но даже их истории у костра о лютых побоищах и славных турнирах при дворе того или иного знатного лорда клонили Уила в сон. Когда он раздевал скелета и забирал все, что мог унести, ему в голову приходили мысли не столько о том, что меч острый, а шлем – прочный, сколько о той цене, которую удастся при случае заломить за инкрустированную драгоценными камнями рукоять и тонкую филигрань. Теперь такого случая уже явно не представится, однако Уил осознавал, что во многом снискал расположение гарнизона крепости именно за счет своих случайных находок.
Если они им так дороги, думал он, ступая на доски спускавшегося к внутренним воротам помоста, быть может, они не откажутся помочь мне добраться до Уинчестера. Или, на худой конец, выкарабкаться из этой утопающей в лесах и жарком солнце Ирландии, которая, по его скудным представлениям о географии и рассказам более сведущих в этих вопросах торговцев, была островом.
С этими мыслями он прошел через сторожку и вышел, не встречаемый никем, в главный двор крепости. Хижины здесь были расположены таким образом, чтобы являть собой дополнительное оборонительное укрепление. Находившийся в любом месте между ними человек видел лишь часть стены и чувствовал себя запертым в искусственном лабиринте. На время Уилу показалось, что он здесь один. Если бы не по-прежнему громкие крики и лязг металла, он бы решил, что защитники крепости с его приближением разбежались. Утром, когда он только проснулся и вышел на улицу, ничего подобного он не заметил. Вероятно, было немаловажно, откуда и в какую сторону ты направляешься.
Обойдя несколько хижин, в одной из которой призывно ржали лошади, Уил оказался на открытом пространстве. Защитники крепости были здесь, в большом количестве, занятые тем, что с остервенением добивали поверженных врагов.
Подняв взгляд на стены, Уил увидел, как несколько воинов в длинных кольчугах ногами сбрасывают с галереи неуклюжие рыжеволосые трупы.
Только сейчас Уил понял, почему издалека ему показалось, будто у нападавших, когда они падали замертво, вспыхивали волосы. Их рыжие головы закрывали глубокие кожаные шапки с причудливыми отверстиями для ушей. Перед тем, как добить противника, воины срывали с них шапки, словно удостоверяясь по цвету волос в том, что перед ними, действительно, враг. Со стороны это выглядело более чем странно. Тем более что вблизи в глаза бросалось еще одно различие: если защитники крепости в большинстве своем были чисто выбриты, как подобало настоящим англичанам, их противники носили короткие, почти квадратные бороды. Причем все поголовно. Хотя нет, за незначительным исключением. И это исключение составляли рыжеволосые женщины. Женщины-воины? Уилу приходилось слышать истории о народах, в которых оружием наравне с мужчинами владеют женщины, однако он всегда предполагал, что речь идет о тех случаях, когда им приходится обороняться. Что ж, Уилу самому не раз приходилось видеть, как англичанки хватаются за вилы и бросаются на защиту своих жилищ и детей. Но сейчас его взгляд то и дело падал на пронзенных стрелами или разрубленных женщин, которые отважились сопровождать своих мужчин в боевом походе и отчаянно гибли, штурмуя неприступные бастионы.
Одна из них, с залитой кровью ногой, лежала под стеной хижины и пыталась сделать вздох. Очень красивая, молодая, почти юная, с высокими скулами, полными, искривленными болью губами и большими раскосыми глазами с длинными ресницами. Только хищный разлет бровей придавал лицу этого ребенка выражение озлобленной решимости. Стоявшие рядом воины – один, среднего роста, в буром плаще с зелеными нашивками, другой – высоченный детина с выбритой головой и длинной, испачканной кровью бородой – о чем-то переговаривались, вероятно, решая незавидную судьбу раненой.
Уил неуверенной походкой направился к ним, хотя понятия не имел, зачем он это делает и что его ожидает.
Оба воина были разгорячены боем. Появление чужака явно их не обрадовало. Тот, что кутался в защитный плащ, отступил к поверженной девушке, намереваясь не то прикончить ее ударом подозрительно чистого кинжала, не то этим же кинжалом ее защищать. Второй, наоборот, сделал шаг навстречу Уилу и поднял руку раскрытой ладонью вверх, как бы делая знак остановиться. Несмотря на лысый череп и окровавленную бороду, он сразу же произвел на Уила впечатление человека спокойного, осознающего свою недюжинную силу. Вопросительный взгляд его серых глаз говорил об уме и желании во всем разобраться, прежде чем принимать решение.
Уил остановился и инстинктивно показал пустые ладони. Бородатый удовлетворенно кивнул, что-то сказав напарнику. В этот момент раненая девушка застонала, и тот, склонившись к ней, словно вмиг позабыл обо всем на свете. Опираясь на топор, бородатый стал наблюдать, как зеленый корпит над ее окровавленной ногой.
– А дубовые листья и точно, не помешали бы, – заметил, оглядываясь через плечо, Гейвен. – Жалко, если она ногу потеряет.
– Смотри, чтобы ты сам из-за нее ничего не потерял, – хмыкнул Фокдан, подмигивая удивленно застывшему на некотором отдалении безоружному чужаку. – Например, голову.
Девушка предприняла попытку сесть и помешать Гейвену потуже затянуть концы платка, однако новый приступ боли заставил ее вскрикнуть и откинуться навзничь.
– Похоже, если она даже и выкарабкается, то перекусает половину заставы и нам все равно придется ее убить, – усмехнулся Фокдан. – Посмотри, какие у нее зубы. Как у дикой лесной кошки.
– Она и есть лесная кошка, – неохотно отозвался Гейвен, осознавая комичность своего теперешнего положения и надеясь со временем подобрать для него надлежащее оправдание. – Кстати, эта кошка знает о лесе и его обитателях все. Так что есть все основания для того, чтобы ее как следует порасспросить. Но сперва ее нужно привести в порядок.
– Все равно ты же знаешь, что Граки не позволит оставить ее в живых. Расспросит, может быть, а потом велит посадить на кол. Или, в лучшем случае, повесить. – Фокдан снова покосился на молча наблюдающего за этой сценой Вила и добавил со вздохом: – Если только он сам еще жив. Наших сегодня полегло много. Слишком много.
Гейвен оставил в покое ногу девушки и выпрямился. Одного внимательного взгляда на бывшее поле брани хватило, чтобы согласиться с правотой слов Фокдана. В воротах лежала гора трупов: рыжие шевелюры вперемежку с блестящими на солнце шлемами. Только что небрежно сбрасывавшие со стен тела врагов вабоны теперь бережно поднимали павших на рантах собратьев и медленно сносили их по ступеням вниз, туда, где расхаживал Шиган, с нарочитой деловитостью указывая, что делать с ними дальше. Погибших воинов укладывали в ряд вдоль стены, переворачивали на живот, чтобы их сердце оказывалось ближе к земле, и шли за следующими. В ряду уже лежало восемь тел.
То же самое происходило и по другую сторону от ворот. Там руководил Дайлет, предводитель утренней смены эльгяр. Гейвен недолюбливал Дайлета за его вечно хитрый прищур и вызов чуть ли не в каждом слове, однако сейчас тот производил впечатление человека, заставившего себя собраться и отбросить всякую рисовку. Кроме того, похоже, Дайлет был серьезно ранен: левая рука висела плетью, а сам он сильно хромал. Его люди уже сняли с рантов троих убитых.
– Да, победа далась нам слишком дорогой ценой, – сказал Гейвен.
Проходивший в этот момент мимо них человек без каски, но в легкой кольчуге и с длинным кинжалом за поясом, остановился, бросил недобрый взгляд на раненую и, обращаясь к Гейвену, заметил:
– Дорогую цену, о которой ты говоришь, мы вынуждены были заплатить из-за твоих лазутчиков. Почему так произошло, еще предстоит выяснить, так что ты готовься к ответу.
И с этими словами незнакомец быстрым шагом продолжил свой путь к воротам.
Гейвен и Фокдан переглянулись. Первый почувствовал неизвестно откуда подкрадывающийся к горлу страх, второй – изумление и тревогу. Стоявший по-прежнему поодаль Вил смотрел на них во все глаза.
– Кто это был? – сглотнул Гейвен. – Кажется, я где-то уже видел этого малого.
– Не удивлюсь, если тебя с ним никто пока не познакомил, – медленно, словно размышляя вслух, ответил Фокдан. – Это ведь Олак, слуга Локлана. Признаться, не думал, что у него есть право вести подобные речи. Раньше он вообще казался мне немым. Видать, что-то и в самом деле произошло. Я имею в виду – с Граки. Крыса чувствует дохлятину.
– Выходит, я и есть дохлятина?! – Голос Гейвена прозвучал не столько вызывающе, сколько жалобно. – Не хочешь же ты сказать, что все эти трупы повесят на меня, на меня одного?
– Я ничего не хочу сказать. – Фокдан смотрел вслед удалявшемуся Олаку. – Это он сказал.
– Но ведь я был вместе со всеми здесь, на заставе! В чем он хочет меня обвинить? В трусости? Да я сам сейчас прикончу эту девицу! – Он схватился за рукоятку висевшего на боку меча.
– Не горячись, – остановил его Фокдан. – Похоже, у него вопрос к твоим лазутчикам, допустившим, что враг напал на нас без их предупреждения и застал врасплох. Пленница здесь пока не при чем. И если это его собственный вопрос, кто сказал, что Локлан того же мнения?
– Нет, ты прав! – Гейвен не отпускал меч и возбужденно озирался. – Раз даже слуга настолько осмелел, что задает мне подобным тоном подобные вопросы, значит, Граки погиб в бою, и он знает, что власть теперь на стороне его малолетнего хозяина. – Гейвен выдержал паузу. – Если мои люди виноваты в том, что нас застали врасплох, выходит, их тоже нужно прибавить к тем, что лежат теперь вдоль стены и у ворот. Смерть – единственная причина их молчания!
Он выхватил меч и со всей силы рубанул по подпорке хижины. Удар пришелся над самой головой девушки. Подпорка треснула, но хижина устояла. Сидевшая на краю черная птица только негодующе хлопнула крыльями и снова застыла, нахохлившись.
– Смерть – единственная причина их молчания, – тихо повторил Гейвен, так тихо, будто только что мечом размахивала чужая рука, а не его. – Знаешь, Фокдан, что я думаю? Мы все расслабились. Слишком давно на заставе ничего не происходило. Никто не погибал. Мы почти не сражались. Разве что со своими страхами. А когда погиб хоть кто-нибудь из лазутчиков – я и не припомню вовсе. И вот на нас разом обрушились все напасти. Стоило этому парню явиться к нам среди ночи, как все вдруг переменилось. – Он ткнул острием меча в сторону прислушивающегося к его словам Вила. Вил отшатнулся. – Чего он здесь околачивается? Уж не он ли привел с собой весь этот сброд!
– Вообще-то, если мне не изменяет память, его привели сюда твои люди, Гейвен, – заметил Фокдан, на всякий случай делая шаг и вставая между разгоряченным соплеменником и сохранявшим внешнее спокойствие чужаком. – Посмотри на него внимательно. Ты когда-нибудь видел таких шеважа? Даже Граки в свое время сразу смекнул, что он не из них. Иначе ему бы не стоять сейчас здесь. Между прочим, обрати внимание на то, что он безоружен. Спрячь-ка и ты свой меч, пока никого им не поцарапал.
Уил едва держался на ногах от страха.
Этих двоих он почему-то понимал гораздо лучше, чем кого бы то ни было в крепости, и последнее замечание воина в буром плаще, которого звали Гейвен, каким бы жалким у него ни был в этот момент вид, заставило его напрячь последние силы, чтобы не рухнуть в обморок или в лучшем случае не обратиться в бегство.
Он с напряжением ждал, пока Гейвен, понурив голову, уберет меч обратно в ножны. Второй воин продолжал как ни в чем не бывало опираться на топор и лукаво щуриться. Только его присутствие позволило Уилу собрать все мужество и сделать вид, будто он ничего не разобрал из сказанного.
– Так-то лучше, – кивнул бритоголовый бородач и добавил, покосившись на Уила: – Ты его не бойся, малый. Он сам так перетрусил, что теперь не знает, на кого кидаться. Вабоны с безоружными не сражаются.
– Вабоны? – Уил уже слышал это слово, но в тот раз ему показалось, что речь идет о каком-то оружии[6 - Имеется в виду английское weapon (старо-английское w?pen)– «оружие»]. – Вы – вабоны? Не шотландцы?
– Кто?!
– Простите, я, наверное, обознался, – забормотал Уил, стараясь не смотреть на собеседника. – Ваш начальник говорил, что это – Тауэрлэнд, то есть я хотел сказать Торлон. Вот мне и показалось, что башнями вы называете горы. Значит, решил я, мы в Шотландии. А напали на вас – ирландцы. Я поднимался вон на ту башню и с нее осматривал окрестности. Сплошной лес кругом. Так выходит, вы вабоны?
Уил видел, что его почти не понимают, и оттого говорил первое, что приходило на ум, лишь бы не останавливаться. Он уже пожалел, что вообще подошел сюда и невольно ввязался в эту историю с раненной девушкой и двумя странными вояками, один из которых то храбрится, то пугается, а другой все посмеивается в бороду и вообще ведет себя так, будто стоит на паперти, а не на поле брани. Правда, сейчас улыбка медленно сошла с его лица, уступив место недоумению.
– Ты не знаешь, о чем это он? – повернулся он к Гейвену.
– Ты за него заступаешься, тебе виднее, – огрызнулся тот, машинально поднимая воротник плаща и делая несколько шагов в сторону.
– Постой, а как же твоя пленница?
Гейвен с неохотой оглянулся через плечо.
– Она не моя пленница.
– Разве не ты собирался ее допросить и узнать, как поживают шеважа и почему им вздумалось напасть на нас именно сегодня?
– Мне нет до нее дела.
И, положив арбалет на плечо, Гейвен, больше не оглядываясь, направился туда, откуда недавно пришел Уил.
– Вот так история! – присвистнул Фокдан. – Что же мне теперь, за него что ли из-за этой рыжей ответ перед всеми держать? Одно дело, если Граки помер. А если нет?
– Ты не можешь ее убить, – не веря своим ушам, проговорил Уил. Уж чего-чего, а вмешиваться в здешние обычаи он не собирался. Тем более заступаться за поверженного врага, пусть даже враг этот ранен, безоружен и очень даже симпатичен. – За нее заплатят выкуп.
– Выкуп? – Как ни странно, воин понял его. – Кто заплатит? Ты?
– Не я. – Уил подумал, что денег, действительно, у него нет, а значит возвращение в родную Англию предстоит долгим и тяжелым: главным образом на своих на двоих. Если, конечно, его вообще выпустят. – Родичи. У нее же должны быть родичи.
– Вон ее родичи. – Фокдан махнул в сторону груды рыжеволосых трупов и добавил: – Сам-то откуда будешь?
Уилу помешала ответить черная ворона со странно загнутым книзу клювом. Сидевшая до сих пор неподвижно на краю крыши, она пронзительно каркнула, показав маленький, как у змеи, язычок, взмахнула крыльями и стала подниматься ввысь по невидимой спирали. Задрав головы, за ее полетом наблюдали снизу двое мужчин и рыжеволосая девушка.
Отталкиваясь от пропахшего кровью и смолой воздуха, ворона неторопливо взмыла на такую высоту, где ее не смог бы достать ни один из этих грозных воинов, даже те, что были вооружены острыми летающими палками, и откуда открывался удивительный вид на безбрежные просторы зеленого леса.
Ворона обогнула башню, под крышей которой радостно кричали и обнимали друг друга люди в железных шлемах, и заскользила прочь, отдыхая в волнах теплого бриза.
Она летела навстречу солнцу, зная, что оставляет позади не только давно разоренное гнездо с погибшими, не успев вылупиться, птенцами, но и смертельно опасную сухую проплешину гиблого безлесья, где не было ни воды, ни насекомых, ни даже листьев, чтобы свить новое пристанище. Впереди же ее ждали укрытие под сенью могучих каменных стен и целая река вкусной воды, в которой так приятно купаться жаркими днями, поднимая перьями мириады брызг.
Вороне было много лет, и она не раз преодолевала этот путь от деревянной заставы до каменной крепости, но всегда возвращалась обратно, притягиваемая воспоминаниями и ароматным пламенем ночных костров. Сегодня, однако, ей подумалось, что в мире произошло слишком много перемен и дороги назад уже не будет.
Поднявшись над лесом настолько высоко, что стало не хватать воздуха, ворона увидела вдали заветные башни каменной крепости и со спокойным сердцем начала снижаться, уверенная в правильности выбранного маршрута. Распластав упругие крылья и вглядываясь в одну точку, она на бреющем полете промчалась над острыми пиками частокола из елей.
В тот момент, когда внезапный порыв встречного ветра почти остановил ее затяжное скольжение, и ворона готова была вновь взмахнуть крыльями, с резким свистом что-то тяжелое пробило перья на груди, и нестерпимая боль камнем потянула вниз.
Теряя последние силы, ворона в отчаянии раскинула крылья и попыталась вырваться, но тяжесть была уже в ней, она стала ее частью и не хотела отпускать. Полет сменился неуклюжим падением прямо на ели. Сложив крылья, ничего не видя вокруг и лишь краешком пощаженного болью сознания удивляясь правоте своего утреннего предчувствия, подбитая птица бессильно пикировала сквозь ветки навстречу мягкой земле – такой мягкой, что удара о корни она уже не почувствовала.
– Хороший выстрел, Чим, – похвалил меткость сына старый охотник Зорк, наблюдая единственным глазом, как мальчишка с нескрываемой гордостью поднимает за конец стрелы черную тушку вороны. – Узнаю меткость деда. Он тоже умел бить птиц так, чтобы они падали прямо к его ногам.
Чим ничего не ответил и побежал с добычей к стойбищу клана. Он был обижен на отца. Обижен за то же, за что с Зорком вот уже третий день не разговаривали почти все Фраки: он не пустил их на встречу с Олди и Лопи и не позволил сразиться в открытом бою с ненавистными илюли.
Зорк не стал окликать сына, как делал прежде, когда хотел поставить на место и указать на допущенную ошибку. Подрастет – сам поймет, подумал он, отворачиваясь и ухмыляясь в длинную бороду. А не поймет – не быть ему моим наследником. Только и всего. Титул вождя клана должен передаваться не по наследию, а по уму. Судя же по всеобщему возмущению, до сих пор царившему в стойбище Фраки, даже среди старейшин не оказалось никого, кто бы мог стать его преемником по этому праву. Настоять на своем ему удалось исключительно за счет твердости духа и предыдущих заслуг перед кланом. Хотя нет, не совсем так: не последнюю роль сыграло довольно грубое, но своевременное вмешательство Кепта и его трех могучих братьев. Они вчетвером заставили умолкнуть тех, кто особенно живо выражал несогласие с решением Зорка не ввязываться в предстоящую битву, пригрозили расправой тем, кто вслух обвинял его в трусости и отступничестве. Что и говорить, на Кепта можно было положиться. Во всяком случае, при крайней необходимости. Потому что умом этот отчаянный храбрец и заводила никогда не отличался. Зато отличался преданностью и верой в то, что решение Зорка – единственно верное. Вот и сейчас они с братьями, отложив все прочие дела по хозяйству и даже не вспоминая про возмущенных таким несправедливым поведением жен, усердно трудились вдали от посторонних глаз над его поручением.
Зорк обнаружил их там, где и оставил, когда отлучился взглянуть на охотничьи успехи сына. Все четверо сидели под навесом из душистых сосновых веток и угрюмо толкли в маленьких деревянных ступках несъедобные зерна флакса, дикого растения, у которого обычно использовались только длинные листья: умельцы Фраки умудрялись размачивать их и скручивать в прочные веревки. Мясистые зерна, упрятанные в твердые коробочки цветков обычно только мешали, и их выбрасывали. Однако мудрый Зорк нашел им применение. Правда, случайно, сам того не желая, но все-таки нашел. Теперь он рассчитывал, что это открытие не только оправдает его в глазах сородичей, но и изменит соотношение сил в Лесу, сделав его, Зорка, величайшим вождем всех кланов. Всех уцелевших кланов, мысленно прибавил он и положил ладонь на плечо Кепта.
– Получается?
Вместо ответа Кепт забрал у брата ступку, осторожно наклонил над своей и дождался того момента, когда на краешке повисла маслянистая капля.
– Хорошо, – сказал Зорк, усаживаясь рядом на бревно. – Только зря не проливайте. Не забывайте, что нам нужно заполнить хотя бы то ведро. Хотя бы до половины. – Он кивнул на сшитую из бересты лохань, на донце которой уже собралась неглубокая пока лужица. – Чем скорее вы закончите, тем скорее мы выступим против илюли.
Братья переглянулись и, явно вдохновленные его словами, принялись еще яростнее молотить по ступкам.
О том, что победить илюли можно, если приручить огонь, догадывался не один только Зорк. Он слишком хорошо помнил рассказы о том, как отважные воины других кланов совершали вылазки в стан врага и пытались поджечь деревянные дома. Но лишь в одном рассказе смельчакам удалось подобраться настолько близко, чтобы подпалить бревна забора. Дым во мгновение ока привлек стражей, и попытка закончилась, как всегда, гибелью лучших сынов клана. Фраки умели добывать огонь, но для победы этого было недостаточно.
Несколько дней назад, когда Нодж из клана Лопи бросил клич идти на дом илюли штурмом, Зорк поначалу решил послушаться охотно давших свое согласие на участие в битве старейшин, однако во время ночной стоянки накануне сбора с ним произошло то, что побудило его отменить собственный приказ и выждать более подходящего момента.
Дети бросали в костер коробочки флакса, и Зорк, подобрав одну из них и надорвав, стал задумчиво разминать податливые зерна. В это время жарившееся на огне мясо предательски зашипело и стало на глазах обугливаться. Зорк бросился спасать ужин. Выхватывая мясо из пламени, он не сразу заметил, что у него загорелись пальцы. Точнее не пальцы, а масло, выдавленное из зерен. Не замечая боли, Зорк едва сдержал смех. Почему дети, да и сам он, когда был таким же малышом, любили бросать флакс в костер? Да потому что коробочки громко лопались и вспыхивали. Флакс прекрасно горел! А маслом, полученным из него, можно было пропитать, что угодно. Из случайного наблюдения в голове Зорка стал рождаться план, воплощение которого в жизнь сулило теперь поразительные перемены. И чем больше Зорк думал о том, какое этому открытию можно найти применение, тем очевиднее делалась для него необходимость до поры до времени держать все в тайне от родичей.
