скачать книгу бесплатно
Мрачный, довольно желчный человек. Высокомерный. Чересчур возбудимый. Любит уединение.
Позже я еще вернусь к его персоне.
Дом
Теперь опишу внешность Дома, – во чреве которого, кстати, довольно тепло и свежо (где-то, наверное, скрыты кондиционеры). Я бы даже сказала – уютно, если бы не труп и не засилье звериных морд.
Под звериными мордами я подразумеваю не своих соседей, а буквально звериные морды – они здесь торчат отовсюду. Зоологические мотивы, как выразился П.П.
Первым зоологическим объектом, который я увидела, было огромное окно в зале. Горбоносая морда с прямыми ребристыми рогами и тяжелыми веками просунулась в проем и словно бы просила о помощи: в краешке темного глаза застыло страдание. Ножки существа разъезжались, в боку зияла влажная рана. На заднем плане веером разбегалось стадо таких же созданий, преследуемых охотниками на джипе. Один – в серой куртке и с ружьем – высунулся из люка и целился, другого видно не было, лишь из бокового окна торчал устрашающий ствол. Я словно услышала выстрелы и в отчаянье прижала ладони к ушам. Очнулась от хлопка по плечу:
– Ты чего это, дочка?
Оглянулась – дед Витя.
– Это же просто картина! Не переживай! – костлявая рука коснулась ежика моей прически. – А морда настоящая, сайгачья, и рога – вишь – шершавые, – потянул за рога, постучал по стене.
Надо же, и вправду картина, вернее, фотообои.
– А это, вишь, карабины у них. С оптическим прицелом – до чего дошло! Нарезное оружие для охоты разрешили! В мое время не было этого, – дед поцокал. – Хорошие ружья. У верхнего, глянь, карабин «Сайга-308» самозарядный, оптимальная дальность прицела триста метров. А у того, что внутри, «Вепрь», с пламегасителем новой конструкции, – он нежно погладил изображение. – Ствол с продольными ребрами, приклад с выступающим гребнем.
Лекция об огнестрельном оружии в устах коротышки в семейных трусах показалась мне столь нелепой, что я прыснула. Пенсионер обиделся и ушел. А я немного воскресла и принялась рассматривать Дом.
Итак, животные мотивы я обнаружила:
– на кухне (уже упомянутый и уже уничтоженный вытяжной шкаф в виде львиной головы, а также металлические вешалки для полотенец в виде длинных козлиных рогов);
– в кабинете (шезлонг, обтянутый пятнистой коровьей шкурой);
– в ванной (светящийся потолок, полосатый, как зебра).
– в зале (деревянные табуретки в виде огромных копыт).
Да вообще везде!
Настоящий зоопарк.
В двух потрясающих комнатах второго этажа зверей тоже хватает. Первую – красную и совершенно круглую – дед Урина сразу же прозвал «похабной». Ее стены опоясывает ряд подсвеченных фотографий, изображающих различных животных в момент соития. Там есть: слоны, жирафы, зебры, носороги, зайцы, ежи, мухи.
При виде этой диковинной комнаты у меня моментально возникли новые идеи. Может, Дом это тайное загородное увеселительное заведение? Говоря прямо, бордель? Или, как сказал Тимур, павильон для съемок скандального шоу «За стеклом»?
Действительно, круглая «похабная комната» отлично подходит для эротического шоу. В центре ее царит кровать – тоже совершенно круглая – покрытая красным шелком с изображением пронзенного сердца. В форме такого же любовного сосуда красуются настенные светильники из розового стекла. Прямо над ложем, в потолке, сидит плоский экран телевизора. DVD-диски хранятся в специальной нише, устроенной в изголовье. Названия фильмов обнадеживают:
«Нефритовый стержень»,
«Пылкая Агнес»,
«Детство Эммануэль».
Впрочем, там имеются вещи попримечательней. Справа от кровати валяется резиновая девица со столь небрежно нарисованным лицом, что сразу становилось понятно – лицо тут не главное. Над пикантной областью читается надпись: Hiding place (Тимур перевел – «потайное место» – очень грубый юмор). Дед Виктор Федосеевич, увидев куклу, сказал: «Камасутра, ёк-макарёк» и сплюнул.
Ванная при «похабной комнате» тоже стыдливо розовеет. Розовые прозрачно-стекловидные раковины и краны (я и не знала, что такие бывают), розовая же ванна-джакузи от Jacuzzi многократно отражаются в стенных зеркалах. Когда я вошла туда впервые, то опешила от чудовищного Многозеркалья. Сотни Констанций испуганно заметались и завертели головой. Но тут зашла Альгейба, начала охать и, словно гид, тыкать во всякие мелкие экспонаты и называть их стоимость: дозатор жидкого мыла ($120), электрические полотенцесушители ($400), ванночки для ног ($70), радио для душа ($140), напольные весы ($1600!!!) и пр.
В конце концов мне надоела эта прайс-экскурсия. Я показала язык Констанции на потолке и покинула уродливое великолепие.
Спустившись по спиральной лестнице, очутилась в гостиной между коридором и кухней. Посреди гостиной стоял белый полукруглый диван – народ увлеченно смотрел телевизор. Точнее, это был домашний кинотеатр – со всевозможными усилителями, громкоговорителями и колонками. Колоссальный экран – который есть «плазменная панель» – занимал треть матовой стеклянной стены, отделявшей холл от кабинета.
Я решила присоединиться к зрителям. Тимур и Алексей сходили на кухню, принесли текилу, лимон и соль. Торс захватил еще пару сигар, но курить ему не позволили.
Кинотеатр проработал до обеда, а затем, после трех, сеанс продолжился. Посетил его даже Орешкин – застыл в дверях на африканской комедии «Боги, наверно, сошли с ума». Писатель с блокнотом посидел на «Спайдермене». Убей-Волк три часа глядел в экран невидящими глазами. Лишь в семь разошлись все, кроме меня, Тимура и Алексея. Тимур поставил было фильм «Doors» – про одноименную американскую рок-группу, – но мы с Торсом воспротивились и выбрали вместо этой тягомотины уморительную картину «Тупой и еще тупее тупого».
Что еще сказать о нашем жилище?
Впечатляет кухня: хромированная сталь, пластик, гранит, голубое стекло с подсветкой. Здесь имеется уйма хитрых электрических агрегатов. Например, мощная посудомоечная машина, которая, как удовлетворенно заметила Марина, без труда отмоет даже грязную сковороду; размельчитель мусора (шелуху и очистки можно кидать прямо в раковину, а специальная машинка внутри с шумом перемелет мусор и отправит в канализацию – да здравствует прогресс!), электрические плиты, соковыжималки, резаки, терки, варки, парки. У стены напротив входа стоит огромный холодильник BOSH (так и тянет сказать: БОГ) с пятью вместительными секциями разной температуры и влажности, доверху набитый продуктами…
Ой, хватит, я уже устала.
23.05.
Время, умоляю, лети быстрей!!!
Еще час, и, возможно, что-то прояснится. В двенадцать – «время истины» – сеанс у Альгейбы. Она пообещала, что войдет в параллельное пространство.
(Интересно, а в каком мы сейчас находимся?)
…Боже, Констанс, посмотрела сейчас на твои штаны и прикололась! Видела бы тебя сейчас Валька Качаева – тебя и весь ваш дурдом в одинаковых майках и подштанниках!
Хотя она бы не удивилась. Плейбойские уши и хвосты куда более поразительны. И куда более омерзительны.
Помню, как, впервые выйдя на работу, Валька хохотала полчаса, прежде чем осознала, что ЭТО ей предстоит напялить на себя. Одевалась уже молча, обреченно…
Через десять минут.
Сходила сейчас на кухню, налила себе сока манго. Увидела, как развлекается народ. Не верится, что в таком радостно-беспечном царстве может произойти что-то плохое.
Марина и Алексей затеяли соревнование в караоке.
00.50
Вернулась сейчас с гадания, впечатлений море!… Нет, океан!
Однако всё по порядку.
Продолжу с того места, на котором прервалась в прошлый раз (вернее, меня прервал писатель).
…Марина и Алексей затеяли соревнование в караоке.
Я села на диван и смотрела то на цветное мельтешение экрана, то на мускулистый торс Торса, раскачивающийся в такт музыке.
Парень, сжимая в руках черный цилиндрик, чувственно выводил:
Гитара с треснувшею декой
Поет, смеется и рыдает.
И зачарованные зэки
На нарах пайку доедают.
Окончив пение, он игриво встряхнул белым чубчиком и жадно вперился в экран.
«Вы пели великолепно, – отозвалась плазменная панель. – 94 очка».
Улыбка несколько померкла, – наверно, ожидал другого результата. Прошептав три крепких слога, Алексей протянул микрофон Марине, лежащей в объятиях огромного кожаного кресла – массажного, напичканного электроникой (подобное стоит в кабинете моего босса, он называет его «интеллектуальным», видимо, за то, что оно никогда не путает его шею с ягодицами).
«Вообще-то я всегда сотку беру. Наверно, еще не припелся, на. На новом месте, гхы», – сказал Торс. «А теперь, мать, поглядим, как ты забацаешь», – поддразнил он Марину и подмигнул мне. Я решила не дожидаться очередного соло и направилась в кабинет к уже полюбившимся кактусам. Села за круглый столик, задумалась. Рядом, в шезлонге, обтянутом бело-черной коровьей шкурой, под светящимся галогенным грибом уже два часа беспробудно спал писатель П.П. В голубоватом свете его лицо казалось еще более синим и изможденным. Человек этот, несомненно, немало повидавший, похож был на ЗК, лирического героя Алексеевых песен. Я поежилась. Хорошо, что на нем этот нелепый костюм, – белый цвет придает его облику невинной чистоты (иначе П.П. казался бы безнадежно грязным: жидковатые, давно не стриженные волосы, серая кожа, желтые зубы), а смешное одеяние делает его почти безобидным.
Правая рука писателя, слабо сжимающая дужку очков, вдруг пошевелилась, левый глаз приоткрылся.
– А, это вы, Констанция? Что, уже ночь? Впрочем, какая разница! – поднес очки к глазам и распрямился. – Вижу, вы зря времени не теряете: поцарапываете что-то.
– А позвольте, Павел Петрович, спросить, – не растерялась я. – Кажется, вы тоже что-то поцарапываете? Не поделитесь ли творческими достижениями?
Он изумленно воззрился на меня – словно я была заговорившим муравьем – потом соизволил ответить:
– Ну что ж… Пожалуй, я ознакомлю вас с моей последней коллекцией… М-м-м… как бы получше объяснить… Да! «Сборник новейших фразеологизмов» – думаю, это будет понятно.
Я предпочла промолчать.
– Сегодня мне пришла мысль… – серая рука потянулась куда-то под кресло. – Впрочем, неважно. Я внимательно слушал беседы наших уважаемых соседей и фиксировал наиболее любопытные речевые обороты. – П.П. со значением потряс блокнотом над головой, затем поднялся и неожиданно пересел за стол рядом со мной. Я сразу прокляла свою общительность.
– Вот! – ткнул он в блокнот обгрызенным ногтем. – Оцените, как свежо и ядрено! Вот-вот! «Хрен редьки длиннее»… «Курить хочу, как слон американский»… Почему слон, как вы думаете? Не знаете?
– Нет, – холодно произнесла я.
– Ха-ха-ха! – закаркал он. – Никто не знает… Да, никто… Курить хочу, как слон американский… Весомость этого желания была для меня когда-то весьма ощутимой, пока я не углядел в своем пристрастии унизительную зависимость.
Я плохо его понимала, но натянуто улыбалась. П.П. продолжил:
– «Вот где собака порылась». «Ты чё, плесень, хиппуешь?». «Бляха чищена».
Я представила деда Витю и прыснула.
– «Кто старое помянет, тому раз в глаз. Кто старое забудет, тому пару раз в пару глаз». «Я своего пацана тока за дело шкню». Шкню… уникально… «Жрать хочу, как медведь бороться». «Ну тады ой»…
Я смотрела на него и удивлялась, зачем он собирает подобную чушь. Это что – творчество?
– Хватит! – резко прервала я чтеца.
Андреев удивленно воззрился на меня, все еще держа палец на нужной строке. А потом неожиданно спросил:
– Не могли бы вы рассказать что-нибудь о нашем соседе… африканского происхождения? Кажется, вы с ним знакомы?
– Зачем это вам? – не очень вежливо поинтересовалась я. Мне не хотелось говорить с ним о Саше. Я почему-то чувствовала, что это будет похоже на предательство.
К счастью, стенная перегородка отъехала, и в проеме показалось лицо Марины:
– Костя! Сколько время? Наверно, уже идти на гадание?
Я взглянула на часы – новенькие, золотистые, с тоненьким ремешком (купила вчера, поддавшись примете из «Ковыльского боксита» – «если в жизни все идет не так, смените часы»… вот и сменила…).
– Без пяти двенадцать. И вправду пора.
– Ой, щас я. Хочу взять… – Марина прошла вглубь комнаты. Пошарив на стеллаже с минуту, удивленно запричитала:
– Это ж надо, утром были, а щас пропали! Где кнопки? Нету! Не брала, Костя? Вот, блин, поделись только идеями!
Я не стала её слушать и вышла из кабинета.
Его тут нет
В двенадцать ночи все собрались в гадальной комнате (впрочем, не все: не пришел писатель; Орешкин рвался, но его не впустили), – комната эта вкупе с «похабной» и небольшим коридором между ними, собственно, и составляет второй этаж.
Альгейба уже восседала за округлым столом – величественная, в красном шелковом одеянии, напоминающем древнегреческий гиматий. Интересно, где она раздобыла такой наряд? Потом я узнала, что гадалка воспользовалась покрывалом из комнаты напротив, обернув его особым образом вокруг тела.
Я принялась рассматривать помещение. Оно было не похоже на остальные. Во-первых, здесь отсутствовали электрические приборы. Неяркое освещение создавали десяток свечей в канделябрах, стоящих на узких столиках, да пара одиноких свечек на столе. Этот и без того тусклый свет был приглушен темно-лиловым тоном комнаты, рождающим ощущение смутной тревоги. Угрожающе клыкастая кабанья голова, висевшая на стене против входа, тоже не добавляла интерьеру оптимизма.
На стене справа я рассмотрела несколько портретов в золоченых багетах. Не без помощи остальных посетителей я узнала, что это:
Парацельс;
Джузеппе Бальзамо;
Пушкин (работы Крамского);
Елена Блаватская;
Елена Малышева
(последнюю – ведущую программы «Здоровье» – я, разумеется, опознала сама).
У левой стены высился деревянный шкаф, набитый темными, поблескивающими позолотой фолиантами. Вообще, комната была оформлена в каком-то старинном стиле. Центр обозначался дубовым столом (на столешнице красовалась пентаграмма), окруженным шестью массивными кожаными креслами. Вспоминался английский клуб времен Шерлока Холмса, и недаром – великий сыщик здесь присутствовал лично: на шкафу стоял мраморный бюст актера Ливанова в роли знаменитого лондонца. Кроме того, на полках нашли пристанище: пара серебряных кубков, позолоченный кофейник, бронзовая статуэтка лошади (вновь звериный мотив!), большой глобус, яйцо Фаберже, несколько колод Таро, колода Ленорман и обычные игральные карты.
Из мебели наличествовали еще три высоких стула с подлокотниками. На одном из них, прямо под кабаньей мордой, расположилась Альгейба, сосредоточенно глядящая на рассыпанные по столу арканы Египетского Таро.
Утонув в мягком коричневом кресле, я оглядела окружающих и поймала отчего-то взволнованный взгляд Алексея. Вот уж не думала, что это лицо может быть серьезным. Саша был спокоен, печален и одухотворен. Осматривая интерьер, он тихо шептал:
В глуши, во мраке заточенья,
