скачать книгу бесплатно
Донбасс / «Бездна бездну призывает…»
Дмитрий Шашков
Библиотека классической и современной прозы
В книгу вошли избранные произведения современного российского писателя Дмитрия Шашкова.
Персонажи представленных рассказов – фантастических и основанных на реальных событиях, – сталкиваясь с целым рядом сложных жизненных обстоятельств, каждое из которых наверняка сломило бы волю многих людей, благодаря смирению, любви и вере в Бога пытаются найти выход из непростых ситуаций.
В основе произведений лежит желание автора осмыслить актуальные философские и религиозные проблемы бытия, понять смысл жизни и смерти, найти истинную веру и правильный жизненный путь.
Дмитрий Шашков
Донбасс / «Бездна бездну призывает…»
Биография
Родился в 1985 году в Москве. Первые попытки создавать литературу относятся ещё к подростковому возрасту, однако определённых результатов в виде законченных произведений они не имели. Высшее образование пытался получать два раза, однако оба раза не закончил начатое: возможно, потому, что был занят поиском тех ответов, которые образование не даёт. Первое неоконченное высшее – МАИ, факультет авиационных двигателей (2003–2005 гг.). В 2006 году призывался в вооружённые силы, служил в железнодорожных войсках, однако вскоре был комиссован по состоянию здоровья. Второе незаконченное высшее – исторический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова (2007–2010 гг.).
Юность, даже в период внешне инженерной специализации, прошла под знаком увлечения философией. В 18–19 лет это был Ницше, затем, до 21 года, – французские экзистенциалисты: Камю, Сартр, Кокто. Тогда же появились первые законченные рассказы, которые, однако, не сохранились. Увлечение философией подготовило поворот от технической области знания в гуманитарную, однако и это оказалось не более чем временным увлечением. Дальше были пробы себя в самых разных областях человеческой деятельности как ради заработка, так и ради чистого интереса, в частности, сезонная работа волонтёром в археологической экспедиции истфака МГУ. Иногда писал, но скорее для себя, в основном дневники и заметки. Мировоззрение в это время постепенно, но кардинально меняется под влиянием классической литературы и русской философии (Соловьев, Бердяев, Розанов) и приводит в 2011 году к обретению веры, а в 2012 – к крещению в Православной церкви. (В детстве крещён не был, так как семья по обеим линиям была индифферентна к религии как минимум 3–4 поколении.)
Осенью 2014 года происходит новый резкий жизненный поворот – служба добровольцем в ополчении Донбасса. Успешно служит в танковых войсках в течение трёх лет. Это стало своего рода спусковым механизмом для нового, более серьёзного и плодотворного этапа творчества, который, начавшись с военной прозы, быстро распространился на самый широкий спектр тем. После Донбасса успешно проработал без малого два года в банковской сфере, однако затем принял решение сменить род деятельности на социальную работу как более интересную и полезную.
Часть I. Донбасс
Гражданские и военные
Не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть.
Мф. 24:6
I
Бух-ух-ух – слышались тяжёлые шаги на лестнице, бух-ух-ух – всё ближе. Группа вооружённых мужчин подходит к двери в её квартиру; первый – здоровенный, бородатый – стучит прикладом: бух-ух-ух. Она металась по квартире, как в западне: куда девать дочерей – двух перепуганных девочек-подростков? Дочери и разбудили её, действительно перепуганные её криком во сне. Женщина встала перед окном, пытаясь прийти в себя, через косой крест наклеенного на стекло скотча смотрела на многоэтажку напротив с пустыми прямоугольниками выбитых окон и одним округлившимся окном, в которое на днях влетел снаряд. Вокруг него мелкие росчерки оставили осколки. Как вдруг опять – бух-ух-ух! Это артиллерия.
– «Прилёты», гаубицы, в километре отсюда, – прокомментировала старшая, поднаторевшая за минувшие месяцы различать звуки стрельбы, чему способствовал прекрасный музыкальный слух: с детства она занималась музыкой. Они с сестрой не боялись обстрелов. После очередного артналёта часто смотрели в окно на опустевший город, на проносившиеся иногда посередине пустых улиц уазики санитарной службы, собиравшие после каждого обстрела урожай мёртвых тел для переполненного морга. Однажды ночью видели в небе «белый фосфор»: огромная ярко-белая лилия повисла над домами, её исполинские лепестки медленно, медленно тянулись вниз, пока не достигли земли, подсветив чёрное небо заревом пожара.
– Нет, немедленно в подвал! – вдруг скомандовала мать, взглянув ещё раз на округлое «окно» дома напротив. У неё не было глупого бесстрашия подростков; она вспомнила, как неразорвавшиеся мины и снаряды торчат в асфальте – под углом. Именно так они и влетают в окна квартир.
В подвале пахло сырым бетоном и человеческим страхом. Обсуждали главную новость: ещё в один дом нашего района был «прилёт», хотя раньше район считался относительно безопасным. По счастливой случайности обошлось без жертв: жильцы развороченной квартиры давно уехали. Зато во дворе, куда пришёлся ещё один снаряд, потом вертелся зловещий уазик: видимо, кого-то забирал.
Нет, долго сидеть в подвале и нюхать сырость и страх она не могла, да это и не нужно было: обстрелы заканчивались быстро, так же внезапно, как начинались. Те, кто стрелял, сами боялись получить в ответ снаряды, поэтому, сделав беглым огнём несколько выстрелов, спешили ретироваться. Точность им не требовалась: по городу невозможно не попасть.
Кроме того, была ещё одна причина вылезать из подвала – подступающий голод. Вскоре отчаянная беззаботность дочек сменится подавленностью и слезливой капризностью. Впрочем, перемены настроения у них всё чаще случались не только из-за голода, но и вовсе без видимой причины, и они очень тревожили мать. Вот пустая улица, только двое мужчин грузят в уазик тяжёлый предмет: надо же было вылезти из подвала именно в этот момент!
Вот издалека слышится одинокий рёв мотора: по притихшему городу катит какая-то военная машина. По звуку можно следить за её приближением: он становится всё громче и меняет тембр в зависимости от поворота машины к слушателям. Появляется наконец и сама машина, похожая на большую, грубо сработанную жестяную лодку с маленькой плоской башней и на узких гусеницах; верхом на ней сидят четверо военных, голова ещё одного торчит из-под брони спереди слева. «Лодка» резко тормозит рядом, задрав корму, оглушает рёвом.
– Садись, подвезём! – пытается перекричать машину голос с брони. Им несложно было бы и самим дойти через два квартала до пункта выдачи гуманитарки, чем лезть на воняющую жжёной соляркой, замызганную грязью и чёрным отработанным маслом машину, да ещё и бояться свалиться с неё на ходу. Но нет, дочери бойко лезут на броню, подхватываемые под локти руками военных; приходится и матери лезть следом.
Едут молча, потому что за рёвом машины всё равно ничего не услышишь. Есть время рассмотреть друг друга. Военные разных возрастов, одеты во что попало: сочетание формы со спортивными штанами или кожаной курткой; зато все с оружием. Двое совсем молодых, кажется, чуть старше её дочек, смотрят весело и даже как будто гордо: довольные, наверное, своим новым статусом воинов и оружием в руках. Ещё двое – в возрасте: один хмурится, может, вспоминает своих близких, которые также, наверное, сидят по подвалам и стоят в очередях за гуманитаркой. Ещё один, кажется, совсем пожилой, маленький и со сморщенным старым лицом, смотрит внимательно и иногда слегка улыбается, грустно и ласково. Водителя только не разглядеть: один затылок в шлемофоне и дымок сигареты.
И вот машина резко тормозит, приехали. Вот и очередь печальных и подавленных людей, к которым им сейчас предстоит присоединиться. Спустившись с дочерьми с жёсткой, угловатой брони на землю, пытается сказать «спасибо», но голос тонет в надсадном рёве рванувшейся вперёд машины. Дочери весело машут вслед руками, военные тоже помахали в ответ, а ласковый и печальный старик улыбнулся матери и зачем-то подмигнул на прощанье.
А она вдруг вспомнила своего мужа – широкоплечего красавца-спортсмена. Когда началась война, он бросил их и уехал, сказав: «Вам, бабам, ничего не будет, а меня мобилизуют те или другие. Я боюсь!»
II
В Москве, на многолюдной площади у метро, плотный людской поток расступался, огибая сильно пьяного мужчину атлетического телосложения, который, потрясая огромными кулаками и уставившись перед собой невидящим взглядом, кричал:
– Я уж себя больше не пожалею! Пить буду!
А может, «бить буду»? Кто-то уже вызывал милицию.
Двое милиционеров, прибыв на вызов, не сразу решились действовать – уж очень здоровый. Но затем обошли пьяного сзади – благо он ничего не замечал вокруг, а только продолжал кричать и грозить кулаками невидимым противникам – и, дружно набросившись, заломили руки. Это оказалось даже на удивление просто: расслабленное алкоголем тело гнулось словно гуттаперчевое. Затем, впрочем, последовала вялая попытка вырваться, но старший милиционер, грузный лысеющий мужчина, легко пресёк её передней подножкой, после которой пьяный атлет рухнул лицом в асфальт как подкошенный, а старший милиционер, сидя на спине у поверженного и наслаждаясь победой, застегнул наручники у него за спиной. Затем они вдвоём с молодым напарником подняли его на ноги. На месте состоялся краткий досмотр: документы были на месте.
– Так-так, гастарбайтер с просроченной миграционкой! Завтра совершенно бесплатно поедешь… – милиционер хотел иронично сказать «домой», но осёкся, увидев в паспорте место жительства: дома у задержанного была война, о которой вот уже полгода говорили по телевизору.
В отделении состоялся более подробный обыск с допросом:
– Употреблял что?
– Водку.
– А ещё?
– Пиво.
– А кроме алкоголя?
– Ничего.
– Живёшь где?
– В общежитии… Раньше, пока не выгнали.
– А потом?
– Где придётся… Не помню.
– Давно в запое?
– Не помню.
– А пьёшь на что?
– На последнюю зарплату сначала, пока не кончилась…
– А потом?
– Потом не помню.
– Употреблял что?
– Водку с пивом, я ж говорю.
Задержанный стоял посреди комнаты перед столом, словно пленный казак, широко расставив ноги и глядя исподлобья, со скованными за спиной руками, отвечал резко. Кровь с разбитого об асфальт лба расползлась пятнами на разорванном вороте рубахи, оставила запёкшиеся капли на широкой груди, на мускулистом торсе. Тут в разговор вступил молодой милиционер:
– Спортом, наверное, занимался?
– Да, бодибилдингом и пауэрлифтингом.
– Там, у себя?
– Да. И бизнес свой был, неплохой…
– А потом что?
– Потом война началась.
– Пришлось всё бросить и уехать?
– Бизнес рухнул… сразу… – задержанный вдруг стал говорить намного медленнее. – Какая там торговля во время обстрелов?.. А вообще я собираюсь… Теперь собираюсь в ополчение!.. Так что отправляйте скорее!
– А семья есть?
– Семья… есть… Жена и две дочки… Там!
– Что ж ты их там оставил, а сам сюда свалил?
Задержанный вдруг сел, где стоял, на пол и заплакал. Милиционеры удивлённо переглянулись:
– В камеру его, пусть проспится.
***
На блокпосте где-то между Донецком и Луганском скучал ночью на посту молодой тощий парнишка с автоматом. Зябкий, промозглый ветер поздней осени заставлял его прятаться за бетонными блоками и мешками с песком, кутаться в тяжёлый бесформенный бушлат с поднятым воротником. Бушлат неплохо защищал от холода и ветра, однако в качестве штанов на парнишке были треники от спортивного костюма, которые жестоко продувались ветром, а попросить у командира найти для него штаны потеплее он стеснялся; вот и приходилось теперь прятаться от ветра, вместо того чтобы внимательно следить за подступами к посту. Он знал, что всё равно ничего не случится. Столько уже было этих ночных караулов, когда сначала прислушиваешься к каждому шороху: не крадутся ли диверсанты? Но раз за разом ничего не происходило. Да и товарищ, которого он сменил на посту, мужик взрослый и воевавший, вообще, кажется, задремал в ожидании смены, а потом флегматично заметил: мол, надо будет пристрелить, ведь пристрелят всё равно. Так зачем мёрзнуть?..
Но нет, это не обычный шорох – это шаги. «Не командир ли решил посты проверить?» – парнишка резко шагнул из-за блоков и почти столкнулся со здоровенным незнакомым мужиком.
– Стой… – только и смог выдавить часовой, тихо и совсем неубедительно. – Ты зачем… ты что тут делаешь?..
Мужик уставился на него в упор и, дохнув перегаром, сказал:
– Дай автомат! – и, вцепившись огромными ручищами в автомат, притянул его к себе вместе с парнишкой. – Дай автомат, а лучше гранату! Пойду к укропам на блокпост, тут недалеко, подорву их и себя! Я теперь ничего не боюсь! Бить буду гадов!
– Ты что, рехнулся? Ты что, нельзя! – лепетал парнишка, а огромный мужик всё пытался отодрать его от автомата. Одной рукой он толкал парня в грудь, а другой тянул на себя автомат, висевший у того на груди. В какой-то момент стало больно, и часовой сдавленно застонал, в глазах потемнело от нехватки воздуха, рёбра, кажется, вот-вот должны были разом все хрустнуть…
Спасение пришло так же неожиданно, как и опасность. Из-за блоков вынырнул бесшумно, словно тень, коренастый мужичок с карабином в руках. Этим карабином – красивым деревянным прикладом – он сильно ударил пьяного громилу по затылку, и тот упал, как мешок, без сознания, уронив за собой на землю парнишку. Потом потребовалось с минуту времени, чтобы разжать бесчувственные пальцы и освободить пострадавшего часового.
– Почему не стрелял? – рявкнул на него коренастый мужичок, но, видя, что тот буквально трясётся от пережитого ужаса и только стучит зубами, смягчился и крепко его обнял. – Всё нормально, не боись!..
Мужичок нащупал в нагрудном кармане у парня рацию, вытащил её и, нажав на большую кнопку, сказал:
– Командир, тут нарушителя задержали, на часового напал. Да! Ну я его прикладом успокоил. Давай сюда пару человек, отгрузить его на подвал, уж дюже здоровый…
***
– Роботы, подъём!
Просыпаться было страшно тяжело, голова раскалывалась, трещала от похмелья и от вчерашнего удара прикладом. И что это за идиотская фраза?..
– Роботы, подъём! Роботы работают, пока нормальные пацаны службу несут!
Вот кто-то уже толкает его, будет, даже поднимает.
– Вставай, вставай! Это Змей, самый злой из них. Хуже будет…
Поднявшись и продрав глаза, он обнаружил себя в большом подвале, с ним рядом были ещё трое совершенно пропитого вида мужиков, которые смотрели в одну сторону. Там, куда они смотрели, стоял красивый рослый парень в новенькой аккуратной форме с наглыми глазами и бейсбольной битой в руках, и весь его вид показывал, что он только и ждёт повода её применить.
– Напра… во! – скомандовал парень, и все четверо, стараясь выполнить команду максимально чётко, повернулись направо. – Шагом… марш!
Пасмурное осеннее небо показалось после подвала почти ослепительным, а влажный холодный воздух действовал отрезвляюще. Блокпост представлял собой нехитрые укрепления из мешков с песком по обе стороны дороги, и здание бывшего сельского клуба, оконные проёмы которого также заполняли почти до самого верха мешки. Была ещё пара пустых полуразрушенных строений, один из подвалов которых использовался как склад, а другой, из которого они и вылезли, – для содержания «роботов». Работа для «роботов» состояла в постройке из мешков с песком укреплений вокруг блокпоста. Двое насыпали лопатой в мешки песок, двое относили их и выкладывали из них стену, потом пары менялись. За работой можно было и поговорить. Напарником его оказался худой мужик с щербатым ртом и татуированными пальцами.
– Как звать-то? – спросил он.
– Петя.
– Ну и влип же ты, Петя! Это же надо было на караульного на посту напасть! Странно, что они тебя вообще на месте не пристрелили!
– А ты за что попал?
– Да я ни за что… Мы с мужиками ночью пьяненькие гуляли. Ну, комендантский час, сам понимаешь…
– А!
– Ты с луны свалился?
– Да я только вернулся, на стройке в Москве работал.
– Понятно.
– И что теперь? Долго тут срок мотать?
– Да нам-то недолго, через пару дней новых поймают, нас отпустят, а тебе – не знаю…
III
На пустынные улицы Донецка опустилась очередная тревожная ночь. Почти совершенная, ввиду отсутствия машин и прохожих, тишина то и дело разрывалась «прилётами» снарядов, иногда продолжительными канонадами взрывов ракет «Града» или характерным оглушительным треском кассетных боеприпасов «Ураганов». Эта ночь, как и любая другая, ставила перед одинокой матерью ставший рутинным вопрос, где лучше ночевать: в относительно безопасной сырости и тесноте подвала или в своей относительно комфортной квартире? Казалось логически правильным выбрать безопасность и пренебречь удобствами, тем более что она отвечала за детей, однако именно детей и было каждый раз непреодолимо трудно затащить в подвал, да и ей самой подвал был глубоко отвратителен.
Сегодняшнюю ночь они опять проводили дома. В своей опустевшей постели она в первую очередь старалась не думать о муже, и, кроме того, она не оставляла попыток разобраться в себе. В очередной долгий час без сна на измятой постели она вдруг как будто поняла, что больше всего её угнетает однообразие и вынужденное безделье. Даже обстрелы стали теперь привычными и превратились в часть рутины. А ведь когда-то у неё было множество дел: она помогала мужу в его бизнесе, занимаясь финансовой отчётностью, дочерям – со школой, музыкой и танцами; у неё было множество подруг, родственников и знакомых, и каждому надо было уделить время. Теперь одни разъехались, бежав от войны (кому было куда бежать), другие как-то замолчали, потеряв интерес к ней, а она к ним. «Всё смыло потоком великой беды» – где она слышала эту фразу?..
