скачать книгу бесплатно
где шут гороховый – над мёртвым Ленским —
арены зрелища тьма тьмущих лет.
2020
Цикл «Цветаева, Мандельштам, Пастернак»
Цветаева
Я скажу, как с размаха пощёчиной,
Взглядом вперясь и перстень срывая:
–Вместе с вами? – Ещё чего!
Сад под корень, могила сырая…
Обжигайтесь, жар-птицей оставлено
Оперение! Пляс, оперетта,
Водевиль, вдосталь стали от Сталина!
Крест могильный – на что опереться.
Я от вас – за семью печатями!
Дождь на лицах идёт. И тихо так…
Я от вас – за семью печалями!
Не вернувшаяся из тех атак,
На которых вповалку положена
Молодая свобода, с погонами!
Сердолик на ладони Волошина,
Милосердие вровень с погаными…
Может, пуговицей не оторванной,
Вниз на ниточке, следом за мною,
Жизнь повесилась, жизнь-валторна, но…
Расхлебененной дверью заною!
За готической мыслью, горячечной —
Не угнаться, в погоне за бытом.
Будто простынь из простенькой прачечной,
НоЧКа бледная… ЧОНы забыты?
Распинаетесь и распинаете
Неустанно и н е у м о л и м о.
Располощите и распознаете,
Проходя ослепительно мимо.
Тембр сказочника захмелевшего,
Тишь кромешная… Не спугните!
Тсс…Кикиморы обняли лешего,
Поотставшего к солнцу в зените…
О Мандельштаме (1)
Взгляд запрокинут в Рим, из рун изъят.
И топкая бездонность глаз – утопленница Майской ночи —
Анфас: из амфорных руин, из «ять»…
И зоркости, парящей в тишине, растоптанный комочек.
На тонком гребне вспенившихся губ:
Следы изведанных чудес и липкий хохот скомороха.
Небрежный тон действительности груб.
Легко становится, и вместе с тем, до слёз, до дрожи – плохо!
На выпуклых словах – слепая муть.
Спустились певчие с хоров, бредут впотьмах по вязкой пяди.
И рухнувший вглубь сердца сон вернуть
Не представляется желанным мне, простите, бога ради!
Кормилец нефов, нервов, куполов;
Длань арбалетчика в миг высвиста стрелы в нутро атаки.
Спит дворник, мебели для печки наколов…
Танцуют грозди спелых рук и ног – гарцует ритм сиртаки.
Прочищенной гортанью минарет
Бродяг на пир коленопреклонённый созывает, плача:
О том, что пусто небо, Рима нет,
О том как по ветру раздольные развеяны апачи!
Пасьянс разложен. Трефы. Бубна пик.
Червивой стала черва, сердцем перезревшим багровея…
Какой-то малый у дороги сник
И полоснула мысль, как бритва сквозь ухмылку брадобрея:
Никто к нам не вернётся, чернь кругом,
Сгорает ночь, объемлем мир , присядем на дорожку!
Степь ярко подожжённая врагом,
Жизнь лебединая – не навсегда и смерть – не понарошку.
О Мандельштаме (2)
Взгляд запрокинут в Рим, из глаз изъят.
На дне глазниц: триерный всплеск и звёздный пояс Ориона.
Бой сердца, словно вытрушен из лат, —
Царь Иудейский, на камнях, подле расшатанного трона.
На тонком гребне вспенившихся губ
Следы искромсанных чудес и липкий хохоток Петрушки.
Небрежный тон действительности груб
И эхо голоса об стенки бьётся в кровь – латунной кружки!
На вызревших словах – не смыта муть.
Спустились певчие с хоров, идут впотьмах домой, шаги считая.
И надо в сердце обронённый сон вернуть —
О вышитых на небе снах над тушею Индокитая.
Кормилец сытых, зодчий Покрова,
Тебе ли Грозный царь дарует жизнь, выкалывая очи,
Чтоб не построил лучше… Смерть права:
Народ, безумствуя, безмолвный зов по мостовым волочит.
Прочищенной гортанью минарет
Бродяг на пир коленопреклонённый созывает, плача:
О том, что пусто небо, Рима нет,
О том как по ветру развеяны раздольные апачи!
Непредсказуема метафора, как та,
Косая скоропись предновогодних почерков открыток,
В которых чувства через край, когда
Московский снег идёт и Петербургских радостей избыток!
К нам не вернётся время, но возьми
Щепоть Сахары раскалённой с щепотью двуперстья смысла!
Столько на звёздных пастбищах возни,
Что красота – дождишком вкрадчивым – над тихой далью свисла.
Над Пастернаком (1)
Что наделал с нами Семнадцатый год, Октябрь!
Калёной сталью – глубь сердец – изъёрзал, искромсал…
Смертельно ранена страна, струна, ох, табор
Пропавших в небесах имён… Огнива без кресал —
