скачать книгу бесплатно
Однако же, согласно твёрдому убеждению Грюндиха, вести разговоры о политике мог и идиот, потому Грюндих-гений смело делегировал задачу Грюндиху-тупице.
Лекция имела столь оглушительный успех, что Грюндиха стали приглашать на все социально значимые мероприятия. Вскоре оказалось, что Грюндих одинаково хорошо разбирается не только в политике, но и в социологии, философии, мифологии древних викингов, разведении кроликов и акушерстве. Всё, о чём бы он ни говорил, он преподносил с такой завидной уверенностью, что зрители слушали открыв рот и внимали каждому слову мэтра.
Талант заметили за пределами университета. Уже через неделю ни одно заседание городского совета не обходилось без его видения перспектив городского озеленения или планов по оптимизации дифференцированного налогообложения.
Умный Грюндих был рад, что глупый активно занимается гражданской деятельностью, то есть не путается под ногами. Однако же уже скоро харизма Грюндиха-идиота выросла настолько, что им двоим уже было не поместиться в университетских покоях, и умный Грюндих вынужден был жить в кладовке, лишь изредка показываясь на свет, чтобы перекусить.
Дабы моё нахождение в архивах и в стенах университета в целом не вызывало вопросов, Грюндих оформил меня в штат в качестве преподавателя. Безусловно, преподаватель, ничего не преподающий, через некоторые время начал бы вызывать подозрения, а я не знал, сколько времени мне понадобится на изучение университетских архивов. Грюндих хоть и считал меня профессором по детерминизму, сам-то я не забывал, что являюсь специалистом широкого профиля, то есть полным профаном.
В один из дней Грюндих представил меня преподавательскому составу. В основной массе своей это были седые, пропахшие средством от моли толстячки, питавшиеся чужими мыслями, неустанно пережёвывавшие чужие идеи и отрыгивавшие собственные трактовки чужих озарений. На сотню таких паразитов находилась одна светлая голова, однако в авторитетных кругах даже самая светлая голова способна поникнуть и начать пахнуть средством от моли.
На этом фоне я скоро заслужил особый статус. Так как ни в каких науках, кроме лжи, я особо не разбирался, я ходил всюду гусем, тыкал пальцем, вставлял своё слово в каждый разговор и потому слыл глубоким человеком и интересным собеседником.
А так как многое из того, что я говорил, в силу моей откровенной необразованности в вопросе, зачастую шло вразрез с накопленными человечеством за тысячелетия истории науки знаниями, меня считали учёным новой формации с идеями, опережающими своё время.
Так, например, во время своего диспута в столовой с профессором Зададюной я отверг существование недавно открытой фиолетовой материи, аргументируя это тем, что, в отличие от тёмной материи, фиолетовую никто не видел. А когда Зададюна, краснея от возмущения, ткнул мне под нос расчёты, призванные доказать мне мою неправоту, я с негодованием разорвал на глазах у всех голограмму испещрённых цифрами и формулами листов. А что мне оставалось – не читать же их в самом деле?!
Ставший свидетелем инцидента ректор университета вечером вызвал меня к себе. В доверительном разговоре он предложил мне написать какой-нибудь научный труд, который предлагал за немалые деньги купить у меня, дабы опубликовать под свои именем, что, как он надеялся, поможет его карьере в свете грядущих перевыборов.
Это было мне на руку, потому как в известной степени избавляло от необходимости вести преподавательскую деятельность, и я немедленно согласился.
Когда я вернулся к себе в комнату, солнце опускалось за верхушки сосен, высоко в небе светила луна, хотелось есть, холодильник был пуст. Я разложил перед собой чистые листы бумаги, взял перо и написал название будущей работы:
«Смена дня и ночи, или Еда как иллюзия».
«Глава 1.
Испокон веков, почти с самого начала своего существования человечество хотело есть», – начал я.
На этом месте я сделал паузу и решил не писать столь категоричных утверждений бездоказательно.
«Доказательства тому мы находим в научных трудах Э. Добронравова и Б. Розенкранца», – сослался я.
Конечно, никаких учёных Добронравова и Розенкранца никогда не существовало, но так мой опус выглядел серьёзней, да и кто станет это проверять.
«Косвенные доказательства желания перекусить мы находим и в многочисленных трудах классиков мировой художественной литературы», – добавил я.
«Желание позавтракать, а также пообедать, а иногда и сытно поужинать, хотя лучше и то, и другое, и третье, является столь же непреложной истиной, как смена времён суток. Причём именно в таком порядке, а никак не наоборот – это столь же непререкаемый факт, как то, что за утром следует день, а за днём вечер.
Однако же официальной науке известен случай, когда следом за днём сразу наступило утро, но это произошло лишь однажды, в эпоху мрачного средневековья в 2033 году от Рождества Христова.
Сия метаморфоза вызвала массовые народные волнения и, как следствие, полнейший крах экономики микронезийского региона, что чуть не привело к противостоянию северного и южного полюсов».
В желудке урчало и дальше писать про еду не было сил. Я спустился во двор и отправился на охоту. Моей жертвой стал припозднившийся лоточник, у которого я купил порцию мороженого. Перекусив в парке на скамейке, я почувствовал, что проблема мирового голода сильно преувеличена, и в хорошем расположении духа, вернувшись за рабочий стол, закончил первую главу, подарив читателю надежду своим оптимистичным тоном.
Ничто так не способствует хорошему сну, как творческая самореализация и ужин.
Каждый день я выдавал короткие главы, в любой момент ожидая, что ректор догадается, что это полная ахинея. Вторую главу я озаглавил «История вопроса»:
«СМЕНА ДНЯ И НОЧИ, ИЛИ ЕДА КАК ИЛЛЮЗИЯ. Глава 2. История вопроса.
Недостаточная точность современных измерительных приборов, а также сложность анализа имеющихся у современной науки данных не позволяют с точностью определить, когда именно человек впервые поужинал, равно как и установить, что именно это было за блюдо или хотя бы к какой кухне оно принадлежало.
Вокруг данного вопроса не утихают научные споры, сейчас же можно лишь с известной долей приблизительности заявить, что это было около восьми часов вечера и, скорее всего, подавались лёгкие холодные закуски».
В третьей главе я затронул социально значимые вопросы, глава была пересыпана подобными перлами:
«С изобретением встраиваемой бытовой техники роль женщины в политике значительно возросла. Если в предыдущие эпохи активной социальной деятельностью из женщин занимались лишь единицы, не умевшие готовить, то с изобретением бытовых приборов готовить умели всё меньше женщин».
Пока ректор был готов кормиться этой чушью и не знал, продолжать считать меня гением или признать шарлатаном, я мог быть спокоен и проводить всё свободное время в архивах.
Однажды, в обеденный перерыв, углубившись в чтение, по дороге в столовую я сбился с пути. Я читал найденную в архиве утром книгу под названием «Смысл жизни» и, листая страницы, не заметил, как свернул не в тот коридор, и вдруг оказался перед дверью с табличкой, гласившей «Факультет Удачеведения. Экспериментальный отдел».
Удача бы мне пригодилась. Я вежливо постучал и вошёл.
– Профессор Фрейд!
Я кивнул, польщённый тем, что был узнан.
Приветствовавшие меня молодые люди и девушки стояли, образуя круг метров трёх в диаметре. Лица их были напряжены, читалась досада, усталость и замешательство.
Очевидно, это были студенты, занимавшиеся практическими занятиями.
– Привет. Никогда здесь ранее не бывал. Чем занимаетесь? – поинтересовался я беззаботно.
– Проводим эксперимент, – тяжело ответил один из молодых людей.
– И как успехи?
– О боже, это ужасно! – ответил парень. – Эксперимент ещё не начался, а уже оказался на грани провала.
– Поясни, – попросил я.
– Видите ли, мы изобрели средство для повышения персональной удачливости и собирались его испытать.
– И в чём сложность?
– В том, что сейчас нам нужно выбрать того, кто будет испытывать.
– И? – не понял я.
– Проблема в том, что мы не знаем, как нам выбрать этого человека.
– Ну выберите его жеребьёвкой, – предложил я. – Кому повезёт, тот и будет счастливчиком.
– В том-то и дело! – воскликнул мой собеседник, страдая от моей непроходимости. – Как можно испытывать средство для удачи на том, кому везёт? А что, если, напротив, средство может причинить вред испытателю? Тогда результат жеребьёвки следует расценивать, наоборот, как неудачу. В таком случае средство, которое приносит неудачу, будет испытано на неудачнике. Вы представляете, какие последствия это может иметь для испытателя?!
– Хм-м, – задумался я, – а как называют того человека, который действует по принципу «будь что будет»?
– Фаталист? – неуверенно произнёс мой собеседник и вдруг воскликнул, – Гениально! Нам нужен фаталист! Но где же его найти?
– К вашим услугам, – кивнул я. – Давайте это ваше средство мне, потому что «будь что будет» – это про меня.
– Вы наш спаситель, – парни зааплодировали, а девушки чмокнули меня в щёку. Это я удачно зашёл.
Меня вывели на улицу. Выглядело это примерно так: я шествовал в качестве объекта наблюдения, а в двадцати метрах позади меня семенили бесстрашные исследователи.
Средство для повышения персональной удачливости представляло собой небольшой кулон. Едва мне повесили его на шею, как фортуна взяла меня в свои цепкие руки.
Сначала за мной погналась бродячая сублезака. Но мне повезло: рядом был забор и я перепрыгнул через него. За забором была стройка, и я упал в строительную канаву, но мне снова повезло, и я ничего не сломал. Робот-охранник был частично разряжен, и выстрелом меня парализовало лишь наполовину – опять сплошное везение. Хромая, я вывалился на пешеходный переход, где меня сбила машина. Врач сказал, что мне повезло, что я остался жив.
Страшно представить, что было бы, если бы на мне не было кулона удачливости.
Я попытался вернуть гаджет научном коллективу, но они в ужасе разбежались. Пожав плечами, я оставил кулон себе. Пригодится.
Итак, время шло, а поиски мои были безрезультатны. Кроме как в сказках и легендах, Ларианский Огонь нигде не упоминался. Я готов был ухватиться и за соломинку, но даже в этих произведениях фольклора не было сколь-нибудь конкретной информации по статусу и нынешнему местоположению объекта.
Пока однажды, наконец, мне не повезло. Извлёкши на свет божий из-под слоя пыли увесистый фолиант, я с надеждой и трепетом обнаружил на нём слова, гласившие:
«История Земель. Научный труд преподобного брата Иммануила Светоча-Истинного».
Научный труд по истории – это дело серьёзное, тут вас не обманут.
И я стал бережно ворошить пожухшие страницы непредвзятой правды.
Образ за образом вставали перед моим мысленным взором события прошлых дней.
Книга представляла собой подробную хронику, где страница за страницей брат Иммануил старательно описывал заслуживающие внимания происшествия последних сотен лет, от монастырского чемпионата по регби, закончившегося многодневным массовым помешательством и танцами, до разгона ячейки мирового правительства в Институте Политологии и Психиатрии.
И вдруг – о счастье! – когда я почти отчаялся, моему взору открылось эпическое полотно о двух страниц, в столь лаконичном формате едва сумевшее вместить в себя всю масштабность описываемой драмы.
Да-да, я наконец-то нашёл реальную историческую заметку о Ларианском Огне!
О чём же гласила данная заметка?
В далёком героическом прошлом, когда Нибиру ещё была разделена на страны и государства, величественный король Батук, возвращаясь с царской охоты, попал под дождь и, дабы уберечь себя от непогоды, а коней от распутицы, укрылся в мрачной пещере, в народе прозванной Зловещей Ловушкой. Нисколько не озаботясь подозрительным наименованием – ибо храборость его не знала границ – король Батук, владыка всех местных земель, спокойно заснул на мягком родном каменном полу.
Когда же он проснулся, была тёмная ночь, а на небе не было ни звезды, и король потерялся в сводах пещеры и, не в силах найти выход, углубился в недра горы.
Именно там-то взору его и предстал благодатный свет легендарного Ларианского Огня.
Взяв Огонь в руки, король Батук тут же почувствовал огромный прилив сил. Весь мир, казалось, был готов лечь у его ног, горы – раздвинуться, а море, попадись оно ему по пути, едва ли доставало бы до колен.
Освещая себе путь сакральным артефактом, венценосная особа обрела чувство ориентации и вскоре выбралась из пещеры наружу.
Вспрыгнув на королевского коня, Батук немедленно направился к себе в замок, держа Ларианский Огонь, словно факел, впереди себя на вытянутой руке.
Но полон злобы и зависти мир международных отношений.
Владыка соседнего государства, король Табук, прознав про такую удачу сопредельной державы, не в шутку закручинился и, будучи охочим до интриг – в меру своего понимания этого слова и внешней политики – собрал армию и напал на владения Батука.
Молниеносным броском Табук осадил замок Батука армией, в сотни раз превышавшей гарнизон замка.
Но Батук не отчаялся. Поднявшись на самую высокую башню замка, вознёс он молитвы нибируанским богам, воздел руку, сжимавшую Ларианский Огонь, и, обратившись с пламенной речью к воспрянувшему гарнизону, повёл своих солдат в атаку.
И случилось чудо! Наполнились чресла воинов силой дюже, взыграла отвага в их сердцах, разбили они армию Табука, а самого Табука заточили в Зловещей Ловушке на веки вечные!
Ларианский Огонь же был помещён на священное место в тайной комнате в замке Батука.
Я вытер пот со лба. Заметка закончилась. Оставалось узнать, где этот замок Батука.
Заметка преподобного брата Иммануила ссылалась на «Летопись Бед и Свершений» достопочтенного инока Морока Мудрого.
«Где же её, чёрт возьми, искать?!» – взмолился я и увидел, что она лежит следующей в той же стопке, откуда я взял «Историю Земель» брата Иммануила.
Вот так удача!
Я схватил труд инока и принялся судорожно листать в поисках упоминаний Ларианского Огня.
Наконец, я нашёл главу «Летописи» Морока, взятой Иммануилом за источник своей «Истории».
В ней, правда, упоминались не короли Батук и Табук, а князья с теми же именами. Но это же не суть важно – очевидно, что это были те же исторические персонажи.
«Укрываясь в Безымянной Пещере…» – читал я. Вот она, опять пещера! Источники не врут! Правда, здесь она прозвана Безымянной Пещерой, а не Зловещей Ловушкой, но, возможно, либо инок Морок был хуже проинформирован, либо брат Иммануил немного приукрасил.
Итак, укрываясь в Безымянной Пещере, говорилось в летописи, от непогоды со своей дружиной по пути к замку, занедужил князь и, заходясь в тяжёлом кашле, велел повару приготовить ужин, чтобы восстановить силы. Однако кончилась в обозе провизия, а охотники не смогли добыть зверя, так как вся съедобная живность в такую погоду попряталась по норам.
Закашлялся князь пуще прежнего и велел слугам собрать дров и развести костёр, дабы согреться. Однако слуги не смогли найти сухих дров, ибо весь лес во время ливня отсырел, да и спички у слуг промокли. В общем, вернулись слуги, поклонились князю виновато и развели руками.
Тогда приказал князь личному адъютанту подать вина, однако оказалось, что бурдюк с вином прохудился и всё вино вытекло по дороге.
Совершенно расстроенный таким неквалифицированным персоналом и общей неорганизованностью происходящего, князь отчаялся и, предчувствуя свою скорую кончину от усиливающейся болезни, вовсе потерял веру в своё выздоровление, как, впрочем, и в человечество, и велел отнести себя вглубь пещеры и там оставить умирать, подобно древнему мамонту.
Напоследок завещав солдатам по возвращении казнить повара, слуг, охотников и адъютанта.
С подозрительной готовностью княжеские соратники прислушались к последней воле умирающего и, взвалив его на плечи, тяжело понесли под тёмные пещерные своды.
Однако в глубине пещеры своды оказались освещены загадочным артефактом, которым был, конечно, Ларианский Огонь. Скорбящая дружина сложила князя на пол возле Огня, отчего князь неожиданно быстро согрелся, перестал кашлять и вовсе почувствовал себя довольно сносно.
Вернувшись наутро с живым и здоровым князем ко входу в пещеру, дружина обнаружила отсутствие адъютанта. Однако, не ожидая ничего дурного, все предположили, что того просто-напросто растерзали дикие звери, и спокойно продолжили путь к замку.
Однако, как оказалось, княжеский адъютант ввиду своей глубокой подлости вовсе не был растерзан зверями, как и не собирался быть казнённым солдатами князя, поэтому выбрался из пещеры раньше всех остальных и поспешил сквозь лес к ближайшему врагу князя и его соседу по земельному участку, князю Табуку, чтобы рассказать тому о чудесной находке в недрах пещеры.
К вечеру князь Табук, снедаемый завистью, с войском окружил дружину Батука в лесу и попытался перебить её в полном составе, включая самого Батука, дабы завладеть чудесным артефактом.
Однако за прошедшие сутки Ларианский Огонь не только полностью излечил Батука от простуды, но и, как оказалось, придал тому нечеловеческую силу, вследствие чего Батук с дружиной одержал верх над Табуком и его войском, после чего присоединил земли Табука к своим, Табука заточил в башню, а Ларианский Огонь спрятал в тайной комнате.
Опять тайная комната! Но вот досада: в летописи инока Морока Мудрого также не разглашалось местоположение этой самой комнаты.
