скачать книгу бесплатно
Ноздри Сергея задергались – подобный запах он обонял лишь раз, в Нормандии, и помнил до сих пор: «Теперь вот и французский. Отменно у него со снабжением».
– Итак, Галина, – продолжил полковник, гоняя коньяк по бокалу, – дочь деятеля из Генштаба и замужем, между нами, за товарищем из госбезопасности. И, главное, сразу не призналась, каково? Пудрила мозги, моталась ко мне, а мужу свистела, что в ночной санаторий ездит, в связи с нервным переутомлением…
Акимов, отхлебнув амброзии, неопределенно хмыкнул.
– Потом еще надумала себе нечто, какие-то перспективы, пожелала большего. Начала предъявлять права и бабские скандалы закатывать. Прекратил я все это.
Выпили, Кузнецов предложил еще сигарету, Акимов не отказался.
– Составила она нам компанию. Сидели втроем, беседовали. Смотрю: поладили. У меня выдался трудный день: с утра по кабинетам, собраниям – заседания, болтология. Короче, утомился я, будто камни ворочал. Извинился, пошел наверх – да так в кресле и отрубился, при полном параде. С час проспал – как вдруг будто дернуло, – полковник снова потер лоб, да так, что и у Акимова шрам задергался, – вы фронтовик, знаете, бывает иной раз.
Сергей утвердительно кивнул. Ничего себе коньячок, как разливается бодрость по жилам, с каждым глотком даже как-то силы прибавлялось, уверенности. Хоть ежедневно такое лекарство принимай.
– Встал я, спускаюсь ополоснуть физию – а Иван вот. Проверил – пульса нет. И Галины нет. Дверь входная нараспашку, сапоги ее у тумбы. В одних туфельках по сугробам усайгачила…
– Что же случилось?
Полковник вздохнул:
– Не знаю, что тут было. Может, повздорили, или позабыла заранее Ване сообщить, что замужем, а он огорчился. Я так в одних сапожках полетел за этой психической, и хорошо, что успел. Хорошо, что пионеры на лыжах встретились.
Помолчали. Кузнецов заявил прямо, уже без обиняков:
– Понимаете, к чему может огласка привести?
Акимов пошевелил пальцами, обозначая собственные колебания, спросил:
– Так, а сама Галина где теперь?
– Да там, наверху, дрыхнет. Коньячок на шампанское уложила, для обогрева и на нервах, увлеклась. Идите удостоверьтесь, – предложил полковник, без тени издевки, – наверху, в левой спальне.
Вроде бы и неловко, но сходил-таки Акимов. В указанной комнате на роскошной двуспальной кровати, едва прикрытая цигейковой шубой, почивала навзничь рыжая кудрявая феечка – точь-в-точь яркий лоскут, небрежно брошенный. Роскошные, наверняка подкрашенные волосы. Курносый носик, пухлые губы, над верхней – бархатная родинка, на красивой длинной шее – вторая, точно две указивки, куда лобызать. Стройные белые ноги, с одной из которых сполз чулок и болтался черным кольцом на тонкой щиколотке. Свисала до пола холеная длиннопалая рука, в кольцах, перехваченная красивым браслетом. И витал над этим ужасный аромат тяжелых духов и алкоголя.
«Ведьма, сбитая зениткой», – Сергей, потянув шубейку за полу, попытался прикрыть голые конечности. Застудится ведь товарищ счетовод. Она, не открывая глаз, промяукала сорванным голоском: «Максимушка, нет… не могу».
Акимов смутился и сбежал вниз.
Кузнецов безмятежно выпивал на кухне.
– Я все-таки пойду позвоню. А вы, пожалуйста, не уходите.
– Само собой, – заверил полковник, – куда ж мне деваться.
Обитатели дачи номер семь по улице Нестерова – родители товарища героя-летчика Луганского – без вопросов допустили знакомую персону до телефона.
«Куда звонить? – соображал Сергей. – Криминала очевидного нет, в сотый раз по шапке за фальстарт и напрасно сожженный бензин опермашины. А то и проверку пришлют, тогда, понятно, крышка. Нет, на Петровку не стану звонить. Вот врач-то в любом случае нужен».
Он набрал номер больницы. Отозвался сонный, сердитый, но в меру бодрый голос:
– Причал торпедных катеров.
Стараясь звучать солидно, внушительно, лейтенант представился:
– Оперуполномоченный Акимов. Необходим врач в «Летчик-испытатель», улица Нестерова, дом пять.
– Что за новости, Сергей Палыч? Звоните ноль-три.
Сергей смутился.
– Маргарита Вильгельмовна? Чего это вы… на посту?
– В хворях все да в отпусках. Что стряслось?
Акимов хотел было объяснить, но, глянув на хозяев дачи, интеллигентных старичков, ограничился горячей просьбой:
– Миленькая, очень надо. Хотя бы фельдшера и двух санитаров.
Нет, не прав полковник Максим Максимыч, огромное количество умных женщин в Советском Союзе. И самоотверженных. Иначе с чего бы главврач Шор, тяжело вздохнув, сообщила, что сейчас сама прибудет.
Поблагодарив хозяев, Сергей вернулся в дом пять.
Кузнецов сидел там, где он его оставил, изучая какие-то бумаги, что-то прикидывая, чирикая карандашом.
«Спокойно как держится, – отметил Акимов, – как будто ежедневно, спускаясь в умывальню, натыкается на трупы старых друзей и подчиненных».
С другой стороны, ну а что ему делать? Биться в истериках?
– Сейчас врачи прибудут.
– Ситуация такая щекотливая… – начал было Кузнецов, но на этот раз Акимов решил твердо прервать:
– Понимаю ваше беспокойство, но без этого никак нельзя. Мы будем осматривать тело, а не вашу даму.
– Она не моя.
– Тем более.
С улицы посигналили: прибыли медики.
– Дорогой мой, надеюсь, это разовое мероприятие, – недовольно заметила доктор Шор, выслушав краткую вводную, – я старая больная женщина, могу не перенести подобных зрелищ.
За время их знакомства Акимов прекрасно усвоил правила общения со «старой больной» и потому лишь кивал, не забывая преданно глядеть в рот и держать протокол наизготовку.
– Максим Максимович, приветствую, – Маргарита Вильгельмовна кивнула хозяину.
– Мое почтение, – он, поднявшись, щелкнул каблуками, – как машинка, бегает?
– Сами видите, на ней и прибыли, – улыбнулась она и, повернувшись к Акимову, уже без тени радушия буркнула:
– Где и что?
Осмотрев тело, врач Шор ворчливо спросила:
– Изволите меня ждать? Свое все написали?
– Да, – кротко ответил он.
– Так и записывайте мое, я все равно скажу немногое: труп находится в ванной, наполненной жидкостями, по виду напоминающими смесь воды и крови. Труп лежит на спине, голова на краю ванны. Ноги согнуты в коленях, руки вытянуты вдоль тела, на запястьях присутствуют следы воздействия острого предмета, предположительно бритвы… «Золинген».
«Прямо вот так?» – восхитился Сергей, но, по счастью, вслух ничего не сказал, потому что Маргарита бестрепетно погрузила руку в ванну, извлекла указанный предмет.
– «Золинген-вингольф», трофейная, расположена на дне, под левой ладонью, примерно в пяти сантиметрах от пальцев. Есть куда изъять?
«Изъяли» на белый платок, предложенный хозяином.
– Ваша? – спросил Акимов.
– Моя, – подтвердил Кузнецов, – хорошая бритва.
– Оно и видно, – вздохнула Маргарита, осматривая вспоротые запястья. И продолжила: – Далее. На обоих запястьях с внутренней стороны имеются надрезы глубиной примерно пятьдесят миллиметров, длиной около семи сантиметров. Вены на запястьях вскрыты. Грудная клетка упруга при сдавливании, при надавливании из отверстий рта и носа ощущается запах этилового спирта. Все. Можно забирать?
И, не дождавшись разрешения и даже ответа (никакого почтения к власти), отдала распоряжение санитарам.
– Не вздумайте превращать это в систему, – предупредила она напоследок, – иначе настучу на вас, куда следует. Не помилую.
Машина уехала. Сергей глянул на хронометр. Третий час.
– Товарищ полковник, напоминаю, что при необходимости и вы, и Галина Ивановна должны будете явиться для дачи показаний…
Кузнецов заверил, что деваться никуда не собирается:
– У нас тут объект, и подозреваю, что будет не один. Надеюсь, мы тут надолго. Я вызову машину, довезут вас до дому.
– Не дергайте людей ночью. Я пешком.
Проводив представителя власти до калитки, Кузнецов спохватился, попросил подождать и, сбегав в дом, принес какую-то укупоренную скляницу.
– Возьмите. Флюид поистине конский, после ранений – незаменимая вещь.
– Да я…
– Бросьте, – приказал полковник, – отказа не приму, обидите.
Пришлось прихватить.
Дома уже, ополоснувшись и пробравшись через соседок, Акимов решился, открыл подарок.
«Ух, вот это запашина, аж сон пропал. Что за зверское зелье?»
Состав оказался не просто конским, а адским, крутило и жгло так, что целую вечность вертелся Сергей, беззвучно подвывая, пока соседка баба Валя не пригрозила привязать к кровати, чтобы не скрипел. Бежать оттирать маслом или еще чем и в голову не приходило, ибо тогда пришлось бы снова пробираться сквозь территорию, занимаемую рассерженной бабкой. Пришлось кусать подушку и страдать молча.
Потом внезапно жжение прекратилось, наступили мир и успокоение. Сергей с наслаждением отключился.
Глава 8
– Заканчиваем прием пищи! – командует новый мастер Мохов, складывая газету.
– А что во рту – выплюнуть или можно проглотить? – шутит кто-то.
– Можно и проглотить, – хмыкает Мохов, – можно и лопату в руки да во двор.
Это значит дворнику помогать. Снегу за прошедшую ночь нападало порядком, так что более желающих зубоскалить не находится. Колька отправляется работать, завернув на всякий пожарный кусок хлебушка. Трудиться-то будем по-взрослому, не грех и проголодаться. Они с верным «хаузером» вкалывают на совесть, иной раз и молодняк доверяют подучить – осторожно, конечно, чтобы без пальцев не остались.
Колька на хорошем счету. Он без удовольствия глядел на «мелких» первокурсников: вот кому не придется, как старшим, хлебать горя полной ложкой. Полное обмундирование – к тому ж на смену выдают по две рубахи и пары брюк, – плюс шинели, плюс отменные бушлаты, помимо ботинок (двух пар!) еще и валенки. И ежедневное бесплатное трехразовое питание – неудивительно, что скоро даже у доходяг перестают горестно болтаться ременные пряжки с литерами «РУ». Огнем горят на выдающихся пузах.
«Да и на здоровье, главное, чтобы работали как следует», – солидно рассуждал Николай. За себя-то он спокоен, судя по всему, получит он в итоге вместе с дипломом третий, а то и – тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, – четвертый разряд. А что, нет? Умеет, и многое, начиная с заточки резцов до обработки разнообразного материала, не только стали, но и алюминия, и даже цветного металла – было, а как же!
И в качестве старшего наставника очень даже может – глаз острый, реакция отменная. Предотвратил же ЧП, когда вон тот пацанчик, за соседним станком, чуть пальца не лишился, да еще и по глупости: задумал стружку почистить, не заглушив механизм. Не разорись Колька, не надавай по рукам – остался бы мальчик без фаланги, а то и всего органа. Металлическая стружка замотает – и в момент отлетают пальцы, ровнехонько, как бритвой. Повидал уж, и опытные страдали, с усталости или недосыпа.
А все потому что кадровый голод, так говорит старый мастер Семен Ильич.
Вот это тот еще зубр, при нем бы не случилось, от его дремучего, якобы сонного взгляда ничегошеньки не скроется. Но он стареет, да и учащихся становится все больше – само собой, это хорошо, но таких, как Ильич, уже не хватает и заменить некем. Ведь чтобы мастером стать, недостаточно комсомольского задора и дипломов, нужны время и опыт.
А молодые, пришедшие отправлять старого на свалку истории, прямо скажем, безалаберны и беспечны. Вот разве что Мохов отличается: неплохой, толковый работяга, пусть и зануда.
«Ты вот сам таким не становись. Все бы тебе других критиковать, – осадил себя Колька, – работай как положено, а эти пусть за себя отвечают перед кем следует».
Подошел мастер Мохов, похлопал по плечу:
– Пожарский, на минуту отвлекись. Есть задача, небольшая, но важная.
Разложил чертежи, бумаги, начал объяснять – Колька, разумеется, слушал вполуха, охота же ему талдычить одно и то же по сотому разу. Очнулся лишь тогда, когда мастер Мохов в третий раз подчеркнул:
– Стружку сметать в особый ящик.
– Зачем это, Егор Саныч? – не подумав, удивился парень.
Мастер Мохов глянул с укором:
– Все-таки ушами прохлопал, щегол? Рановато, стало быть, тебе поручать.
– Я что, я не отказываюсь, – поспешил заверить Колька, – так, уточнить. Пусть будет в отдельный ящик, ничего.
Мохов, поворчав, произвел настройку, сначала сам нарезал несколько единиц, демонстрируя порядок действий. Проконтролировал, как справится парень, одобрил, напомнил: «Не рвись. Главное – это качество». И отправился гонять других.
«С чего бы это стружку-то особо? – раздумывал Колька. – Материал, что ли, какой ценный?»
Присмотрелся к чертежу – кто его поймет, что тут. Странная маркировка материала, не видал такой.
