скачать книгу бесплатно
– А что инкриминируют?
– Говорят, взятка…
– Что-то мне нехорошо, – Степан Александрович потянул галстук, – присядем на диван.
Вячеслав Станиславович подошел к окну, приоткрыл створку стеклопакета и вернулся к Степану Александровичу:
– Как вы?
– Ничего, но слишком уж резкий переход из отпуска к обыскам.
– Ну, не у нас пока, слава богу! – успокоил Вячеслав Станиславович.
– Да сплюньте же вы! – крикнул Степан Александрович, вскочил и заметался по залу, сплевывая через левое плечо и отыскивая деревянные поверхности для ритуального постукивания. – Не хватало еще накаркать! И почему вы такой спокойный, я не понимаю!
– А у меня первый шок уже прошел, – таинственно улыбнулся Вячеслав Станиславович, – а еще я коньячку себе в кофе добавил…
– Какое мудрое решение! – Степан Александрович ударил себя руками по ляжкам. – А где тут у нас коньяк?
Из дверей за барной стойкой показался официант со скорбным лицом. Он нес небольшой поднос, на котором стояли два коньячных бокала, бутылка и блюдце с нарезанным лимоном. Он молча поставил поднос на журнальный столик, налил в бокалы коньяка и тихо удалился.
– Хоть какой-то сервис у нас безотказно работает! – выдохнул Степан Александрович. – Давайте снимем стресс!
Они выпили и помолчали.
– Как все-таки неудачно из отпуска вышел! – Степан Александрович, не спрашивая Вячеслава Станиславовича, налил по второй. И неожиданно оживился: – Слушайте, а у нас, кажется, племянник министра работал?!
– Работал и работает пока, – Вячеслав Станиславович пережевывал лимонную дольку, – но смысла в нем теперь не много. И так не знали, чем занять, а теперь на сдачу нам остался. Но дядька его любил, поэтому и проверками нам не досаждал.
– А Прохор Петрович в курсе уже?
– Думаю, доложили. Наш Прохор Петрович простачком только прикидывается, на самом деле человек с замыслами.
– Да… – протянул Степан Александрович, – теперь из-за одного дурака, который и взятку нормально принять не может, столько порядочных людей может пострадать!
Они опять помолчали и выпили не чокаясь.
– А при чем здесь увольнение Андрея Максимовича? – вспомнил Степан Александрович. – Я пока связи не улавливаю.
– Помните, месяца за два перед вашим отпуском он про дураков заговорил? Тогда еще Юрий Гургенович неожиданно приехал…
– Помню, конечно! – взмахнул рукой Степан Александрович. – Кое-что… Например, как он уговаривал нашу Елену Аристарховну к нему переехать. Она, кстати, еще не переезжает? А то вдруг я опять что-то упустил.
– Пока нет. – Вячеслав Станиславович взял со стола пульт и включил висевший на стене большой телевизор, с экрана которого зазвучала трансляция конференции.
– …на пути к новым технологиям и цифровому миру надо избавляться от всего лишнего, пустого… – послышался голос Елены Аристарховны. – Убавьте, убавьте, пожалуйста, звук! – поморщился Степан Александрович. – И так уже неважно себя чувствую. Так что там про Андрея Максимовича и его дураков?
– Я говорю, очень странная цепочка событий выстраивается: сначала Андрей Максимович зачем-то начинает обсуждать дураков. И заметьте, Прохор Петрович ему не препятствует, даже отдельное совещание по этому поводу собирает. Потом Андрей Максимович также неожиданно увольняется, и подлинных причин такого решения мы не понимаем. А теперь нашего министра задерживают, и все эти события происходят за очень короткий срок.
– Думаете, чья-то продуманная игра? Но в чем смысл?
– Если бы в таких делах легко смысл угадывался… – таинственно произнес Вячеслав Станиславович. – Помните, как Прохор Петрович нам про Анатолия Аркадьевича рассказывал?
– Который по своей дурости полезную реформу продвинул?
– Вот именно. Не стал бы Прохор Петрович просто так говорить. Не к испытаниям ли нас готовил…
– Вы по мне мурашки страха запускаете! – Степан Александрович нервно затеребил пальцами свою бороденку. – Нам главное понять, кто чего от нас хочет!
– А сейчас время такое, – Вячеслав Станиславович пристально посмотрел на Степана Александровича, – что сразу и не поймешь, кто хочет, чего хочет и, главное, от кого хочет. А потом раз, и приговор!
– Да что ж вы всё нагнетаете! – Степан Александрович отпрянул от Вячеслава Станиславовича и вжался в спинку кресла. – И так уже никакого настроения нет, хоть обратно на курорт эмигрируй!
– Не нагнетаю я, факты констатирую.
– И что же нам делать?
– В таких случаях, дорогой Степан Александрович, – Вячеслав Станиславович закинул ногу на ногу, – правильнее всего вообще ничего не делать.
– Так это умеем!
– Вот и не нужно пока ничего менять.
У Вячеслава Станиславовича зазвонил мобильный.
– Слушаю! Хорошо, сейчас зайду. – Он отключил телефон и взглянул на Степана Александровича. – Прохор Петрович вызывает, какие-то иностранцы у него.
– Тоже от нее сбежал? – Степан Александрович кивнул на экран.
– И заметьте, под благовидным предлогом! – Вячеслав Станиславович поднялся с дивана.
– Действительно, незаурядный человек! – сказал Степан Александрович. – Удачи в переговорах!
– Не прощаюсь. – Вячеслав Станиславович махнул рукой и вышел из зала.
Оказавшись в коридоре, Вячеслав Станиславович широко зашагал по бежевому ламинату, несколько раз повернул и через две минуты открыл дверь приемной Прохора Петровича.
– Добрый день! – поздоровался с Анечкой и взглянул на дверь кабинета: – Начали уже?
– Только что. Заходите.
Вячеслав Станиславович мельком взглянул на себя в зеркало, поправил галстук, постучал в массивную дверь:
– Разрешите, Прохор Петрович? – заглянул в кабинет.
– Проходите, проходите, – разрешил Прохор Петрович.
Вячеслав Станиславович приблизился к столу, за которым кроме самого Прохора Петровича сидел еще один мужчина. По его лицу сразу было видно, что он иностранец.
– Деррик. – Иностранец представился и пожал руку Вячеславу Станиславовичу.
– Не удивляйтесь, – Прохор Петрович посмотрел на Вячеслава Станиславовича, – мистер Деррик давно ведет у нас бизнес. Переводчик нам не пригодится.
Мистер Деррик оказался главой крупной компании, которая занималась родственными для корпорации Прохора Петровича темами. Полгода назад Прохор Петрович познакомился с ним во время одной из своих зарубежных командировок, а теперь Деррик приехал поучаствовать в конференции, на которой солировала Елена Аристарховна.
Когда Вячеслав Станиславович вошел, беседа крутилась вокруг нейтральной темы искусства. Деррик действительно свободно говорил на иностранном для себя языке, иногда только его обороты казались непривычными.
– Раз вы увлекаетесь живописью, – говорил Прохор Петрович, – советую вам посетить нашу картинную галерею. Там подлинные шедевры!
– Я уже был, но пойду и еще, – отвечал иностранец, – даже мимо деловой программы не откажу себе в этой радости: работы ваших мастеров есть и в моей коллекции. Мои картины не такие знаменитые, но кисть одна.
– А вы какое направление собираете? – спросил для поддержания разговора Вячеслав Станиславович, ничего не смыслящий в живописи.
– Я подбираю разные стили. Главное, чтобы живопись была настоящей…
– Понимаю, – элегантно улыбнулся Вячеслав Станиславович, – подделки никому не нужны.
– Наверное, не понимаете, – поправил мистер Деррик Вячеслава Станиславовича, – я не про подделки. Я говорю про настоящее искусство.
– А-а… – удивился Вячеслав Станиславович. – А как же вы различаете, какая картина настоящая, а какая не очень? По стоимости?
– Деньги? – усмехнулся мистер Деррик. – Нет! Цена здесь не важна. Я же сам ее формирую.
– Вот это любопытно, – вступил в разговор Прохор Петрович, – вы управляете ценами на картины художников? А как же рынок?
– Вам ли не знать, достойный Прохор Петрович, – засмеялся Деррик, – что любой рынок – это всего лишь люди, и двигает ими психология, часто примитивная. Подыгрывая человеческому тщеславию, жадности и глупости, можно создать любые запросы, а потом и назначить их стоимость. Даже на утилитарные вещи цена нередко зависит от биржевых, другим словом, интуитивных настроений. Зачем говорить про субстанции эфемерные, которые нельзя измерить в баррелях или тоннах? Картина будет стоить столько, сколько я за нее буду платить. Или такие, как я, и нас не очень много. И тогда шедевр великого Клода Моне может стоить значительно меньше, – мистер Деррик на мгновение задумался, – например, какого-нибудь кислотного портрета Энди Уорхола.
– Так это плохо, наверное? – спросил Вячеслав Станиславович.
– Почему же плохо? – удивился Деррик. – Наоборот очень даже хорошо.
– Я что-то тоже не пойму, – признался Прохор Петрович, – запутали вы нас совсем. Что же хорошего в том, что бездарные картинки стоят дороже шедевров?
– Так это они для богатых дураков стоят дороже. Разве умный человек отдаст сотни миллионов за детские рисунки? – Мистер Деррик с недоумением смотрел на своих потенциальных партнеров по бизнесу.
– Но как же удается убедить состоятельных, а значит, не совсем уж глупых людей выкладывать такие суммы за… – Вячеслав Станиславович замялся.
– За полную ерунду, – подсказал мистер Деррик.
– Да, если мягко выражаться, – согласился Вячеслав Станиславович.
– Дело в том, – Деррик откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, – что в каждом обществе живут несколько разных обществ, которые пересекаются, но не проникают друг в друга. И главное различие в них не деньги, не принадлежность к властной элите, а интеллект и глубина восприятия окружающего мира. Соединяются они редко, только во времена общих крупных радостей или больших страхов. А в обычной жизни у каждого из них свои развлечения, своя культура, свои смыслы. Если сказать совсем упрощенно, то одни воспринимают все вокруг на уровне рэпа и детского рисунка, а другие на уровне Моцарта и Теслы. Конечно, есть и промежуточные варианты. Но большинство воспринимает все вокруг как раз на уровне незамысловатом. Не только живопись, но и музыку, и литературу, и бизнес, и политику, и гастрономию. И сами отношения между людьми. Да и вообще всё. Ну что же делать, если они такими рождаются?! – развел руками мистер Деррик. – Они же в этом не виноваты!
– А как же образование? – спросил Вячеслав Станиславович. – Оно же и призвано сглаживать некоторое интеллектуальное неравноправие.
– Бросьте, – махнул рукой Деррик, – никакое, даже самое блестящее, образование не сделает умного из дурака! В лучшем случае начистит его до блеска. Поверьте, глупых людей заметно больше, чем принято мыслить, потому что даже многие из тех, кто кажутся умными, на самом деле глупцы.
– И что же с этим делать? – поинтересовался Прохор Петрович.
– А зачем с этим что-то делать? – пожал плечами Деррик. – Это просто часть нашей жизни. Чем проще человек, тем примитивнее идеалы ему нужны. Сложных он просто не поймет, посчитает ненужной глупостью, да еще и обидится. Но если человек не глубоко чувствует, это не значит, что он не хочет быть причастен к чему-то великому. И тогда ему предлагается то, что он способен воспринять, например, «детские» рисунки Анри Руссо. Но какой смысл в «детских» рисунках, которые ничего не стоят? Другое дело «детские» рисунки за несколько миллионов долларов! К ним невольно возникает уважение.
– То есть вы придумываете бессмысленные «шедевры» и зарабатываете на дураках? – догадался Вячеслав Станиславович.
– Дураки для бизнеса вообще очень полезны, – кивнул мистер Деррик, – только придумывать ничего не надо. Любителей примитивного самовыражения и так полно. Нужно просто выбрать самых активных, поддержать их, вложить немного средств. И дело само закрутится. Когда у чего-то появляется цена, то интерес возникает моментально. Сначала найдутся эксперты, которые заработают на том, что убедительно расскажут, почему детский рисунок Маши или Гретхен из школы номер пятнадцать не стоит ничего, а точно такой же рисунок Руссо продается за пять миллионов.
– А вы еще поможете им в продвижении их мнений и заплатите хорошие гонорары… – вставил Вячеслав Станиславович.
– Потом, – кивнул улыбающийся мистер Деррик, – потом появятся искусствоведы, которые будут защищать диссертации и делать себе имя на новых «талантах». А еще подтянутся галеристы, аукционисты, журналисты, которым всегда нужно о чем-то написать. И чем больший ажиотаж возникает вокруг этой нелепицы, тем дороже она становится. Не дураки же их покупают, думают дураки, и начинают вкладывать в них свои средства. У дураков ведь своего мнения нет, они всегда питаются падалью чужих мыслей. И особенная прелесть заключается в том, что при этом ни один дурак себя дураком никогда не считает.
– Так это же просто деньги из воздуха! – догадался Вячеслав Станиславович.
– Ну вот, – улыбнулся мистер Деррик, – а вы говорили, что высокая цена бездарных рисунков – это плохо.
– Но почему не раскручивать талантливых художников? – Прохор Петрович нахмурился.
– Так я сказал уже: не все поймут, – Деррик внимательно смотрел на Прохора Петровича, – чем примитивней идея, тем больше людей в нее верят. Да и гении рождаются не каждый день. Так зачем отдавать шедевры глупцам, которые их даже не оценят?
– Неужели так просто все? – Вячеслав Станиславович восхищенно смотрел на мистера Деррика.
– Конечно, – кивнул Деррик, – как и все великое. Мы просто зарабатываем на интеллектуальных увлечениях не очень интеллектуальных людей. Наполни дурака мыслями – и он будет искренне считать их своими.
– Тогда у нас почти все дураки, – произнес Прохор Петрович и добавил: – А что делать, если в коллекции, скажем, есть уже рисунок Руссо?
– Радоваться, что у вас в руках дорогая безделушка.
– Это не у меня, – запротестовал Прохор Петрович, – у приятеля одного.
– Я и не настаиваю, – согласился мистер Деррик. – Посоветуйте другу, пусть нахваливает свой «шедевр», набивает ему цену и ждет своих дураков…
– А почему вы так легко раскрываете нам эти секреты? – Прохор Петрович подозрительно взглянул на мистера Деррика.
– Да какие же это секреты?! – усмехнулся Деррик. – Эту правду никто особенно и не прячет. Только поверить в нее непросто, особенно если в гостиной над камином висит «детский» рисунок, за который ты выложил миллион долларов. Или твоя карьера искусствоведа построена на восхищении беспорядочными цветовыми пятнами. Да и общественное мнение не позволит. Оно даже меня растопчет, если я вдруг скажу, что картины Уорхола – бездарный и бессмысленный китч. И никто при этом не вспомнит, – на лице мистера Деррика промелькнула грустная улыбка, – что миф о его гениальности им внушил мой отец, раскрутивший этого нелепого рекламщика.
Кабинет наполнила удивленная тишина.
– Да, – негромко продолжил Деррик, – оригинальная, прикольная глупость у людей поверхностных часто ценится выше настоящего таланта. До его понимания нужно еще дозреть, а прикол и дураку понятен.
Дверь в кабинет приоткрылась, и на пороге появилась Елена Аристарховна:
– Прохор Петрович, не помешаю?
– Заходи, – махнул рукой Прохор Петрович, – знакомься.
– Елена Аристарховна, вы уже завершили выступление? – спросил Вячеслав Станиславович, когда она поздоровалась с мистером Дерриком.
– Естественно, завершила, раз я здесь. – Елена Аристарховна насмешливо взглянула на Вячеслава Станиславовича. – Разве может быть по-другому? Чуть с ума не сошла, пока разъясняла аудитории элементарные вещи. Но в итоге поняли, ни одного вопроса не задали.
Деррик внимательно смотрел на Елену Аристарховну.
