скачать книгу бесплатно
Ладно, только как попросите Вас называть?
В трубке сначала послышалось задумчивое скрипение, потом сильный рывок ветра почти оглушил меня. Было такое чувство, что собеседник перебирает все имена, чтобы выбрать правдоподобное. Мне всё это не нравилось. Но я был слишком заинтересован.
Называйте меня… Иван Родионович. Да, – проскрипел голос. Давайте сегодня в два часа увидимся?
Сегодня в два часа? Но так сейчас семь вечера.
Ага… у вас же ночь скоро… – опомнился голос. – Тогда завтра в пять вечера. «Интересно, что все это, черт возьми, значит», – подумал я. Единственное реальное объяснение такому звонку – шутка соседа. Я взглянул на его физиономию. Она выглядела совершенно безучастно и упиралась в экран телевизора недвижимым взглядом. Нужно быть блестящим актером, чтобы так хорошо сыграть безразличие. Шутка жены? Вообще глупости. А ведь больше никто не знает о том, что я у соседа. Да, не похоже на шутку. Может, что-то из крупного криминального бизнеса, с рэкетом и так далее. Например, я должен буду им спроектировать короб для хранения кокаина, чтобы ни единой капли запаха из короба ни проникла наружу, и собаки остались бы спокойными. Хотя, нет, он же сказал «строение». Да и не девяностые на дворе. Такое если и делается, то тихо. Черт меня подери! Я вздохнул.
Итак, Вас устроит? – сказал мой собеседник и тоже вздохнул, только как-то протяжнее и суше, а потом на заднем плане завыл ветер, так же протяжно и сухо. От этого звука что-то в моей душе защемило. Что-то из детства.
Устроит. Где?
За соседним с Вашим домом в бывшей водонапорной башне недавно открылось кафе.
Это на пустыре? Но там башня еще неделю назад была с пустыми черными окнами, повсюду валялись кирпичи, – вспоминал я вид башни.
Да, но сейчас это чудесное заведение, где можно спокойно все обсудить.
Мой мозг требовал объяснений и, не получив их, смертельно устал. Я согласился.
Вот и хорошо. До завтра, Борис Степанович, – деловым тоном произнес собеседник и повесил трубку.
До завтра, как Вас там… Родионович, – сказал я коротким гудкам в трубке.
Что там случилось? – спросил сосед, закуривая.
Это мне работу предлагали, – я отложил телефон и вздохнул. Дым долетел до меня, и я закашлялся. Восстановив дыхание, но еще давясь от слез, я сказал:
Сосед, хватит курить, это невыносимо. Ты куришь одну за другой. Что с тобой случилось?
Ты же помнишь, что я с женой развожусь? Так вот она захотела себе все грампластинки отсудить.
Так и отдай ей пластинки. – Я взглянул на полку с конвертами. Их было немало. Наверное, для соседа это была ценность.
Нет, не могу. Уж, что хочет пускай забирает. Хоть холодильник со стиральной машинкой, а пластинки эти я всю жизнь наживал. Вот послушай. – Он оживился, затушил сигарету в груде скрюченных в пепельнице окурков, подбежал к полке, экспрессивно сорвал конверт с одной из пластинок, поставил в проигрыватель и опустил иглу куда-то в середину пластинки. Зашипела игла, а потом из двух стареньких колонок полилась тихая музыка. Не очень ровная, но какая-то особенно живая. Это был знакомый рок-н-ролл, перед Новым Годом, когда с женой наряжаем елку, он попадается в трек-листе. Но не более.
Отец у фарцовщика купил в свое время. Раритетная музыка, – с гордостью говорил сосед, – это же Чак Берри. «Беги, Рудольф, беги».
Да уж, такого было не достать. – Честно говоря, я не знал, кто такой Чак Берри, но очень хорошо понимал соседа. – Держись за эти пластинки. Не сдавайся.
Постараюсь.
К фильму Феллини я снова потерял интерес. Уж сильно сбил мое внимание странный звонок. Я смотрел в экран. Там мелькали картинки, но я ничего не понимал. Сосед стоял у проигрывателя, положив локоть на полку и с наслаждением на чуть хмельном лице дослушивал «run, run Rudolf». Музыка играла тихо, и я мог смотреть фильм, но все равно ничего не понимал. Думал о звонке, прокручивая реверсом весь разговор. Некоторые детали уже выпали из памяти, но в целом, разговор все равно был у меня весь в голове, и я не переставал удивляться, какой же он несуразный. Когда песня закончилась, сосед выключил проигрыватель.
Дальше слушать не буду, – объявил он. – Когда слушаешь долго, от воспоминаний становится больно.
Понимаю, – не задумываясь, ответил я. Встал и засобирался уходить. – Я пойду, наверное. Фильм не получается досмотреть. Настроение уже не то. Это из-за телефонного звонка. Ты тут ни при чем.
Ну ладно, – сосед закурил еще одну сигарету, – пока.
Не кури много, – я пожал ему руку и ушел домой.
* * *
Дома жена досматривала вторую серию «Пластиковых цветов», и в иной ситуации я бы обязательно поиздевался над тем, что и каким образом снято в этом сериале, но мне не было до них совершенно никакого дела.
Досмотрел фильм? – не отрывая взгляда от физиономии того парня, который говорил «что за черт!», и который сейчас гулял по пляжному берегу с одной из тех лесбиянок.
Нет, не успел. Мы разговорились с соседом, а потом интерес к фильму пропал. – Так я, не зная зачем, утаил правду. Просто не знал, как можно такое передать. Может быть позже, когда сформулирую.
Я не мог уснуть в ту ночь. В голове не укладывалась информация. И, как тесто от дрожжей, лезла наружу. И чем больше я ее пытался уместить, тем больше тесто мыслей разрасталось и разрасталось. Как, в конце концов, можно сделать кафе в старой водонапорной башне за неделю? Впрочем, я уже не был уверен, что видел ее неделю назад. Возможно, что раньше. Стоит только кому-то сказать «у тебя вся спина белая!», и хоть на календаре будет первое апреля, ты поневоле засомневаешься. Так и здесь: жил себе и о башне не додумывался, а сказали, что из нее сделали кафе за неделю или две – сразу поверил и стал всю свою информацию под новую подделывать. Такие уж мы, люди, существа – сомневающиеся. И уж сильно странно все это. Я взглянул на электронные часы на прикроватной тумбочке. Горели цифры 2:21. Потом я пошел в кухню, достал из холодильника ветчины, сыра, отрезал по толстому ломтю, положил на батон, заправил майонезом и съел, запивая молоком. Выключив свет, я вернулся в комнату и лег обратно в постель.
На этот раз в голове было не информационное тесто, а какие-то обрывки мыслей, восклицаний, и они заплясали и завертелись, как ведьмы на шабаше. В конце концов, я перестал обращать на них внимания от усталости, и перед глазами всплыла физиономия парня из сериала, который обращался к Гуидо со словами «Что за черт!», а потом я уснул, перед этим медленно и сонно пробормотав:
– Завтра в пять.
Сам я этого не услышал. Так сказала моя жена наутро.
Что у тебя сегодня в пять? – спросила она, когда мы ели омлет и запивали кофе.
Одним едва проснувшимся участком мозга, отвечающим, очевидно, за бритье, чистку зубов и поглощение пищи, я услышал ее слова. У меня родился ответ, и я проглотил омлет и открыл рот, чтобы сказать, но изо рта вылетело только вялое «А?»
Что у тебя в пять? – повторила жена, допивая свой кофе.
Встреча с заказчиком проекта. – На этот раз речевой аппарат не подвел, – он позвонил мне вчера. Наверное, кто-то дал ему визитку. Странный такой тип, судя по разговору. Такой скрипучий голос.
Я поёжился от дискомфорта.
Ты же будешь осторожным?
Да, конечно. Подожди, а откуда ты узнала? Я же не говорил.
Говорил. Во сне. Сегодня ночью, часа в три.
Так, а ты почему не спала? – Чем дальше, тем меньше я понимал что-либо.
Боря, что ты такой глупый проснулся? Ты же меня этой фразой и разбудил. Я уж спрашивать не стала, потому что поняла, что ты спишь. – Она помолчала. Я смотрел, как она доедает омлет, а потом откусывает кусок бутерброда с сыром. – А когда ты придешь?
Надеюсь, часов до восьми буду дома. – Я не знал, когда я буду, поэтому на всякий случай решил обозначить время возвращения с запасом.
Что так поздно?
Я вижусь с человеком впервые. Он обещал хорошо заплатить. Почему бы не потратить на него немного больше времени?
А где вы встречаетесь?
Мы… – начал я и осекся. Черт побери, вдруг это игра моего воображения? Мне стало страшно, и я попытался максимально осторожно проверить, есть ли в башне кафе, – тут недалеко кафе открыли…
Я взглянул жене в глаза. Она ждала продолжения.
Оно совсем рядом, возле пустыря. – Я мягко крался к ми?не моего возможного сумасшествия.
А… это в бывшей водонапорной башне? – узнала жена. Какая же тяжесть от меня в тот момент отлегла. Мир сразу стал казаться проще и прекраснее. Значит, там все-таки есть кафе. Я с наслаждением вздохнул, а потом на радостях съел бутерброд с колбасой в два прикуса и тоже допил кофе.
* * *
На следующий день, отпросившись с работы пораньше, я сел в маршрутку и доехал до пустыря: остановка была как раз напротив пустыря. Перед моим взглядом открылся пейзаж. На первом плане – пустыня из глинозема, на которой то тут, то там, ускоряя приход лета, уже зеленели редкие пучки травы, на втором – водонапорная башня, перекрашенная в другой цвет или чем-то укрытая, и далеко на третьем плане – смешанная роща. За верхушками деревьев вдалеке виднелись коричневые хрущёвки. К башне вела выложенная недавно дорожка из брусчатки. Также рядом с дорогой красовалась вывеска с надписью: «кафе „Башня волшебника“» и номером телефона, с красным фоном и черным текстом. Никаких рисунков на вывеске не было, кроме значка телефона. Шрифт – самый популярный тогда «Lobster Cyrillic», какой использовали по всему городу в своих рекламах все, кому не лень, будто других шрифтов не существовало.
По-прежнему не сходя с места, я стал разглядывать башню, щурясь от солнца, которое светило прямо над ней. Все сооружение покрывала водоотталкивающая драпировка темно-пурпурного цвета. Я взглянул на часы – оставалось еще полчаса до пяти – и стал медленно брести к башне, чтобы получше ее разглядеть. Медленно, потому что я будто боялся спугнуть открывшийся пейзаж. Единственное, что бы я выбросил из него – это чертову вывеску с бездарным дизайном. Башня же смотрелась очень гармонично. Драпировка извилисто окутывала ее так, что все строение действительно напоминало башню волшебника из какой-нибудь сказки. В полотне были рваные дыры, в которые глядели окна. Я обошел здание вокруг. С одного из окон вместо стекла торчала алюминиевая труба, из которой шел белый пар. Вкусно пахло тушеным картофелем. Я не сразу понял, где вход, но, обойдя башню, обнаружил неприметную дверь, также обтянутую темно-пурпурным драпом. Здесь уже никаких надписей не было. Одна сплошная ткань, которой придали извилистую форму, так что я не знал, что мне делать: то ли стучаться, то ли заходить.
Ну что же… подожду внутри, – сказал я сам себе, вздохнул и потянул ручку на себя.
Дверь заскрипела с таким страшным металлическим визгом, что все мое тело покрылось мурашками, и я понял, что дверь не меняли – просто обили тканью. Внутри было просторно. Здесь господствовала та же драпировка, только черная. Зона кухни также была отделена ей же. Все вокруг было черным, даже пол покрывался плотной тканью. Источники света – электрические свечи, развешанные по стенам. Вверх тянулась крутая винтовая лестница, а рядом с лестницей было что-то вроде подъемника, также из плотной черной материи. Кроме задрапированной стойки администратора, за которой стояла девушка, в просторном холле больше ничего не было.
Здравствуйте! – Уголки губ девушки слегка поднялись вверх, изображая улыбку. А сама девушка вышла из-за стойки. – У вас заказан столик?
Нет. У меня назначена встреча здесь. – Я все еще ошарашенно разглядывал все вокруг, но пасть взгляду было совершенно не на что, хотя все смотрелось достаточно волшебно. И я невзначай посмотрел на грудь девушки, а затем сразу же ей в глаза.
– В первый раз у нас?
Да.
Сама девушка была с совершенно обычным макияжем, ее волосы были завязаны в совершенно обычный хвост, она в совершенно обычном платье до колена, и с короткими рукавами. Если бы ей придали вид симпатичной ведьмочки, то заведению можно было бы добавить еще 50 очков к престижу и целых 100 к стилю.
Как предпочтете подняться? – спросила она, – по лестнице или на подъемнике?
Я оглядел так называемый подъемник. Эдакая праща, подвешенная на тросы, в которую нужно было садиться. «Чего доброго, еще выстрелят мною из этой пращи куда-нибудь в небо, – думал я. – Хотя нет, силы не хватит. Я же центнер вешу. Все-таки, не стоит. Вдруг, они не поднимут меня, еще и стыдно будет».
Там зал, наверху? – Я попытался посмотреть, что там наверху, но вид закрывали полотна ткани, свисающие с верхнего этажа. – Я сам поднимусь, спасибо.
Поднявшись по крутой винтовой лестнице где-то метров на семь вверх, я ощутил удар жара. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Я оперся о перила, отдышался, и прошел еще семь метров. Глаза застилала какая-то пелена, отчего я не мог сразу рассмотреть помещение, а дыхание будто забивалось пылью. Единственное, что я чувствовал – густой запах тушеных овощей, смешанный с тонким, едва уловимым запахом плесени. «Здесь что же, ничего не меняли? Просто обтянули тканью?» – подумал я, по-прежнему задыхаясь. – «Надо было на подъемнике…»
Сердце вообще готово было выскочить из груди, а дыхания не хватало, но постепенно я отдышался, и смог нормально воспринимать то, что вижу. Протерев лицо носовым платком и проморгавшись как следует, чтобы пелена сошла, я стал разглядывать большой зал.
Здесь так же всё укрывала плотная материя: она стелилась по полу, рваными дырами обступала небольшие окна, куполом уходила под потолок, и там была завязана в узел. Словно большой дырявый мешок был застелен внутри башни. Даже столы и стулья обтягивала эта ткань. Всё выглядело настолько концептуально, что не укладывалось в голове. Свет из окон проникал, но его одного, видимо, недоставало, и по стенам, через каждые полметра, висели канделябры с электрическими свечами. За столами достаточно много людей: я насчитал восемнадцать человек, то есть, почти все столики были заняты. То были самые обычные люди, которые о чем-то разговаривали между собой. Один человек, в шляпе-федо?ре и классическом костюме, махал мне рукой, сидя за столиком, расположенным в дальнем углу зала относительно лестницы, рядом с большой арфой. «Надо же, арфа!» – воскликнул я глубоко внутри себя. Несмотря на слишком минималистичный интерьер, арфа вписывалась. Подойдя ближе, я увидел на ней следы ржавчины, будто она лет тридцать, а то и больше, пролежала на дне озера. Наглядевшись на арфу, я повернулся к человеку, который мне махал. Он встал, мы молча пожали друг другу руки, когда я подошел, затем он жестом указал на стул напротив, и мы присели. Шляпу он ни разу не снял.
Резко выдвинутая челюсть человека придавала ему грозный вид, а морщины, покрывавшие все лицо, делали его мужественным и бывалым. Выражение на лице застыло такое, будто он давно пытается решить какую-то задачу, но у него ничего не получалось, и вот, с моим пришествием, все только больше запуталось. Даже не знаю, как еще передать впечатление от той физиономии, которую я увидел. Всем своим видом человек напротив меня напоминал высушенного и постаревшего Стивена Сигала славянской наружности. Взгляд из его небольших зеленых глазок скользнул по столу, уперся в меню, которое, похоже, было оформлено из обычной тетради формата A4 на кольцах.
Что бы Вы сейчас съели? – спросил Сигал голосом, который вчера говорил со мной из телефонного динамика. Я думал, что телефон как-то искажал сигнал, но нет: я услышал тот же низкий, скрипучий звук, только громче и без помех.
Я почти не ужинал, – сказал я, – так что я закажу что-нибудь. Вы не против?
Конечно, не против. Я уже выбрал, – мягко произнес Сигал-Скрипун, разглядывая людей вокруг, и добавил, – можете не спешить.
Меню представляло собой украшенную черной и красной тушью большую, в твердой обложке, тетрадь на кольцах и в клетку.
Ой, мама, я ложку уронила, – услышал я голос девочки лет десяти.
Ну вот! – сказал громкий женский голос, – теперь будешь есть с ворсом!
Я невольно обернулся. За столом сидели женщина, мужчина в кепке и девочка в школьной форме. В бокалах у них разлеглось белое мороженое с красным джемом.
Подошла официантка, обеспокоенно пропела: «ничего страшного, я поменяю!», – наклонилась ко мне боком, подняла ложку, углубилась в зал и застучала по лестнице вниз. Одета она была немного в другое платье, чем у администратора, но все равно в обычное.
В меню из гарниров были одни овощи и бобы: баклажаны, фасоль, брокколи, капуста, морковь и их различные комбинации. Из горячего я обнаружил мясо всех видов, которые только было возможно вырастить, поймать и разделать, но по способу приготовления оно было только пареное, вареное, вымоченное. Я заказал вареный кусок говядины в сырном соусе и морковь с фасолью. Не столько из большого желания, сколько для того, чтобы не тянуть с выбором. Из напитков я выбрал смесь зеленого и черного чая с сахаром.
Я готов, – сказал я и отложил меню, – а что Вы выбрали?
Большая челюсть Сигала отворилась, и я услышал:
Сырную запеканку с фасолью. – Он помолчал, отведя взгляд куда-то в сторону, словно вспоминая, и добавил совершенно без эмоций. – Очень вкусно.
Вы тут раньше уже бывали?
Да. Я тут в третий раз, – ответил он.
Мы умолкли. Я не имел представления, о чем можно поговорить с этим человеком, кроме того, зачем мы встретились. Он неспешно оглядывал людей вокруг и сидел, положив ногу на ногу, опершись одним локтем себе на ногу, а другую руку положив на стол. Очевидно, он не собирался пока со мной разговаривать. Просто ждал чего-то. Я открыл рот, собираясь сказать ему что-то, но, как назло, я осознал, что забыл, как его зовут. И нигде не записал.
Меня спасла официантка. Она подплыла откуда-то сзади. Я тут же оживился, делая заказ. Сигал-Скрипун сделал свой заказ, не сменив позы, а только произнося название блюда. Официантка промяукала что-то одобрительное и удалилась, не проверив правильность заказа.
Вообще вся фигура Сигала выражала не пойми что. Я не мог определить настроение человека, не мог понять, в каком он находится состоянии. Он отвечал спокойно, но и не сказать, чтобы совсем без эмоций. Уголки его губ не двигались ни вверх, ни вниз. По его виду нельзя было понять совершенно ни черта.
Итак, зачем же я Вас пригласил, – будто вспомнив, проскрипел Сигал. – Нужно, чтобы Вы помогли с устройством двух строений. Одно – спроектировать, другое – доделать. Это я Вам говорил?
Я кивнул. Что тут скажешь? Скрипун продолжил:
Проблема только в том, что объекты находятся не совсем здесь. Чуть… – он задумался, подбирая слова, – поодаль.
Если я хочу посмотреть объекты, нам нужно туда ехать. Это понятно, – по-деловому начал я. – Но, быть может, у Вас есть схемы, чертежи, планы зданий?
Сигал нахмурился, и задумчивое, немного скучное выражение сменилось на несколько озадаченное, но не менее скучное. Он щелкнул языком, и сказал:
Видите ли, Борис Степаныч. У нас нет схем. Обычно мы строим без них. Но у нас есть фотографии.
Как это – нет схем? Как это – без них? – не сдержал я возмущения.
Сигал пояснил тоном, не терпящим отказа с акцентом на последнем слове:
Поэтому мы и обращаемся к Вам.
Обычно любое строительство должно быть заверено в бесчисленном множестве инстанций, инспекций и так далее. Как же Вы строите без чертежей и схем, если без них даже сорняки на участке выкопать никто не даст? – я обратился с вопросом к Сигалу, но в его глазах я снова увидел процесс решения какой-то задачи, и сдался, – хорошо. Покажите фотографии, хотя бы.
Он отвернул полу пиджака, поковырялся в скрытом кармане, вынул две мятых, а вернее, даже сморщенных черно-белых фотографии и положил их передо мной. Я взял один снимок и стал разглядывать его, попутно разглаживая пальцами. На нем я увидел неровные грядки с какими-то овощами. Фотография видно, очень старая. Сделана где-то лет 40 назад, не меньше.
Это какое-то поле, – констатировал я, все больше понимая, что удивляться бесполезно.
Да. Наши баклажаны. Нужно сделать так, чтобы они поливались сами собой, потому что у нас очень мало времени. И нас очень мало.
