скачать книгу бесплатно
– Они, – Сережа ткнул пальцем в Джокера и «двуликого» Харви, – могли бы стать друзьями.
Неожиданная трактовка, но… Почему бы и нет? Сережа подошел к кровати и начал снимать покрывало.
– А тебе они не снятся? – не удержалась я.
– Нет, – спокойно ответил он, сворачивая покрывало и пристраивая его на стул, – их же не существует. Как и Фредди Крюгера.
– Ты и про Фредди смотрел?
Он заулыбался:
– У Ксении все фильмы про Фредди есть. Я все посмотрел.
И тут я вспомнила, что когда-то, еще в институтские годы, Ксенька старательно собирала коллекцию фильмов ужасов. Сначала на видеокассетах, потом пришлось покупать все то же самое уже на DVD. Тогда это ее хобби никого не напрягало. Наоборот, когда намечалась вечеринка, ее обязательно звали с условием, что она принесет пару кассет из своей коллекции. Скорее всего, у Ксеньки никаких других дисков просто нет. Правда, мне все же было сомнительно, что она разрешала Сергею смотреть эти фильмы. Неожиданно я отметила, что думаю о Ксении в прошедшем времени, а это нехорошо.
– Ложимся, – скомандовала я, – завтра во сколько вставать нужно, чтобы в садик успеть?
Он не знал, я выставила будильник на половину седьмого. Из глубин моего детства всплыли воспоминания, что садики открываются чуть ли не в пять часов утра, или в шесть, в общем, как-то очень рано. Сейчас, конечно, вряд ли кто тащит ребенка в садик к шести часам, но в восемь они уж точно должны быть открыты. Если учесть, что я не знаю, как быстро просыпается Сережа, что и как он ест на завтрак, во что его завтра одевать, а до садика топать, как выяснилось сегодня, двадцать минут, то полтора часа – это тот минимум, за который мы сможем без спешки собраться и дойти.
– Чистить зубы и спать!
Сережа направился в ванную, закрыл за собой дверь, чему я страшно удивилась, потому что собиралась проконтролировать, как он чистит зубы. Он плескался там не меньше двадцати минут, и все это время я стояла под дверью и прислушивалась. Как только душ перестал шуметь, я немедленно ретировалась на кухню, мне не хотелось быть застуканной подслушивающей под дверью.
– Спокойной ночи, – крикнула я Сереже, когда он в трусиках и тапочках прошлепал по коридору в свою комнату.
Теперь можно подумать и о своем ночлеге. На Ксюхину кровать я ложиться не стала из суеверных соображений, постелила себе на диванчике в гостиной. Диван был относительно новый, без продавленных пружин, в меру мягкий. Но мне все равно не спалось. Загадочный «черный дядька», дважды упомянутый Сережей, не давал мне покоя, как «черный человек», заказавший «Реквием», Моцарту. Я несколько раз вставала, подходила к окну и внимательно рассматривала лесной массив, через который нам завтра утром придется идти. Где-то там, на неведомых дорожках, стоит страшный черный человек и поджидает очередную жертву. Эк у меня нервы-то расшалились.
Я потопала на кухню, разыскала там чай с мятой, заварила и села перед телевизором. Раз уж все равно не спится, может, кино какое посмотреть. Телевизор был настроен на DVD, я ткнула в кнопку play, на экране возник жуткого вида зомби, пытающийся влезть в окно, за которым торчали белые от ужаса лица главных и второстепенных героев. Судя по их количеству, это было почти начало фильма. Я немного промотала вперед, количество героев несколько поубавилось, – до нескольких добрались кровожадные зомби, покусали их, отчего те быстро пострашнели и тоже стали зомби. Все понятно, фильмец класса В, в конце концов, в живых останется главный герой и его подружка, скорее всего, – вон та противного вида блондинка, которая громче всех визжит. Не ожидала я, что у Ксении водятся такие, мягко говоря, не лучшие образцы жанра. Главный герой тем временем взбежал по лестнице на второй этаж и обнаружил в спальне телефон, немедленно схватил трубку, но туповатые на вид зомби оказались не лыком шиты. В кадре появилась рука, держащая ножницы. Один взмах ножницами, – и телефонный провод приказал долго жить. Камера метнулась наверх, где главный герой судорожно нажимал на кнопки, пытаясь реанимировать молчащий телефон. Ясное дело, у него ничего не получалось. Любому нормальному человеку уже стало бы ясно, что связи нет, но главные герои третьесортных фильмов ужасов особой сообразительностью не отличаются. Вот и этот продолжал мучить кнопки, вместо того, чтобы подумать над альтернативными вариантами спасения. Наконец и до него доперло, что он теряет понапрасну время. Главный герой разозлился и в сердцах отбросил трубку. И тут, – о, чудо, – телефон зазвонил. Я невольно заинтересовалась таким нетривиальным поворотом сюжета, однако, главный герой почему-то на звонок никак не отреагировал, а бросился на первый этаж, где десяток зомби давали прикурить второстепенным героям.
Неожиданно меня кто-то дернул за рукав, я непроизвольно вздрогнула и повернула голову. Рядом с креслом стоял Сережа в трогательной желтой пижамке с уточками. Мне стало стыдно: в самом деле, включила звук громко, у ребенка был тяжелый день, а рычание зомби и крики погибающих героев мешают ему заснуть.
– Извини, – машинально произнесла я, – сейчас сделаю потише.
Он покачал головой:
– Телефон звонит.
Тут до меня дошло, что это не в фильме, а у нас, в реальной жизни зазвонил телефон.
– Иди спать, – я погладила Сережу по спине, отчего он слегка передернулся, – я отвечу.
Он пошел к себе в комнату, но почему-то у меня была полная уверенность, что он не лег, а стоит за дверью и слушает. Я бросила взгляд на часы, – ничего себе, половина второго. Приличные люди в такое время не звонят, но зато вполне могут звонить люди неприличные! Ну, конечно, не зря же сегодня Максимыч записывал координаты Алексея. Наверняка его уже нашли и вызвали для беседы. Славно, славно… Ничего не подозревавшая в течение нескольких месяцев Елена Вениаминовна столкнулась с неприятной правдой жизни и (я очень на это надеялась) устроила супругу безобразный скандал. Я с мстительной радостью направилась к телефону, предвкушая удовольствие от беседы с незадачливым и непорядочным Ксенькиным любовником, как вдруг до меня дошло, что, если его вызывали в полицию, сюда он звонить не будет. Ведь ему наверняка сказали, что Ксения в больнице.
Я притормозила на полдороге. Телефон продолжал звонить, тот, кто набрал в столь поздний час Ксенькин номер, очень ждал ответа.
Если это не Алексей, а это точно не он, тогда… Тогда… От неожиданной догадки меня бросило в жар. Наверное, это из больницы. Может, может такое быть. Если в состоянии Ксении наступило ухудшение. Думать, до какой степени могло наступить ухудшение, не хотелось. Для звонка в половине второго, на мой взгляд, могло быть только одна причина, – Ксения умерла. Я сделала пару глубоких вдохов и выдохов и взяла трубку.
На том конце провода не слишком приятный женский голос произнес:
– Алло, алло, кто это?
Да, похоже, что это из больницы, – какая-нибудь ночная дежурная, которую сначала выдернули к умирающей, а теперь еще навесили «приятную» обязанность сообщить родственникам о факте смерти.
– Здравствуйте, – вежливо, но сухо ответила я.
– Кто это? – удивился женский голос. – Ксения, ты?
Я облегченно выдохнула, – вариант с больницей и дежурной медсестрой можно вычеркнуть. Это какая-то знакомая Ксении, новая знакомая. Судя по тембру, женщина немолодая, судя по времени звонка и манере говорить, – незамутненная какими-либо правилами приличия.
– Здравствуйте, – еще раз произнесла я, подчеркнув голосом это слово, – Ксении нет дома.
Незамутненная женщина проигнорировала мое «здравствуйте» во второй раз.
– А где ж она? – удивленно выдохнула моя собеседница и тут же с подозрением спросила, – А вы кто? Что в ее квартире делаете?
Обычно я таких хамок осаживаю сразу, но тут мне потребовалась минута, чтобы собраться. А тетка, тем временем, продолжала гнусить в трубку, кто я такая, да откуда я взялась.
Причем говорила она это с таким напором, как будто у нас был не телефонный разговор, а допрос.
– Погодите, – перебила я словесный поток, – замечу, что это вы сюда звоните. Причем в неурочное время. Есть такая штука, как правила приличия, вы о них, судя по всему, не слышали, так позвольте вас просветить. Во-первых, неприлично звонить после одиннадцати вечера, если только не произошел какой-нибудь форс мажор. А второе, – первым представляется позвонивший…
Тетка замолчала, видимо, переваривала полученную информацию. Я мысленно подготовилась ко второму раунду, такие хамоватые особы, когда им даешь отпор, сначала теряются, но потом, придя в себя, вновь идут в атаку. Однако этой тетке удалось меня не на шутку удивить. После продолжительной паузы она заговорила извиняющимся и даже заискивающим тоном.
– Вы извините, пожалуйста…
Я молчала, собеседница поняла, что только извинения не достаточно и представилась:
– Меня зовут Людмила Станиславовна, я работаю вместе с Ксенечкой. Сегодня ей во вторую смену выходить, а она не вышла. Вот я и звоню, узнать, не случилось ли чего.
Я дурой себя никогда не считала, мое ближайшее окружение тоже всегда воспринимало меня как человека хорошо соображающего, внимательного, умеющего сопоставлять и делать выводы. Но как на солнце есть пятна, так и в жизни бывают ситуации, когда даже самый внимательный и сообразительный человек не замечает очевидных нестыковок. Иногда эта поразительная «слепота» не имеет далеко идущих последствий, и заканчивается хлопаньем себя по лбу и беззлобной руганью типа «ах, я, раззява этакий, как же раньше-то не сообразил». Но бывает и по другому… Когда ты интуитивно понимаешь, что упустил, не заметил что-то очень важное, но гонишь от себя эту мысль, и вспоминаешь о ней лишь тогда, когда непоправимое уже произошло, и ты, разбитый горем и отчаянием, мысленно отматываешь время назад и находишь, непременно находишь тот момент, когда все началось, когда еще можно было что-то изменить.
А самое обидное, что жизнь или судьба, она ж знаки посылает, чтобы обратить наше внимание на важность момента. Очень редко встречаются случаи, когда «точка невозврата» никак не отмечена. Сплошь и рядом случается, что сигнал был послан, но по тем или иным причинам, адресат его проигнорировал. Вот и я не придала большого значения первому сигналу.
Людмила Станиславовна слегка кашлянула в трубку, видимо, хотела убедиться, что связь не прервалась, и я еще участвую в беседе.
– Ах, да, извините, – спохватилась я, – меня зовут Ирина, я подруга Ксении. С Ксенией произошло несчастье, на нее кто-то напал сегодня утром, сильно избил. Сейчас она в реанимации.
Получив такую информацию, старушка Людмила Станиславовна должна была заохать и запричитать. Но она оказалась крепкой женщиной, деловито поинтересовавшись, в какой больнице лежит Ксения, записала под мою диктовку адрес и фамилию лечащего врача, уточнила, есть ли приемные часы. Узнав, что к Ксении все равно не пустят, спросила, можно ли будет переговорить с врачом. В общем, вела себя так, как будто Ксения была ее близкая родственница, а не коллега, с которой проработано вместе всего ничего. Волнение Людмилы Станиславовны выдавал лишь ее голос, – в нем добавилось скрипучести и дребезжалости. А еще, и вот это мне не понравилось, еще сменились интонации. Исчезло заискивание, зато появились поразившие меня сочувственно-торжествующие интонации. Так бывает, когда один человек предупреждает другого об опасности, тот, другой, предупреждением пренебрегает и с ним случается несчастье. Вот тогда первый, с одной стороны, сочувствует, с другой стороны, в его сочувствии (даже вполне искреннем) явно читается злорадное «а я же тебя предупреждал».
В общем, послевкусие от разговора осталось неприятное. Может, не стоило говорить этой Людмиле Станиславовне, в какой больнице лежит Ксения. Впрочем, несколько последних месяцев Федосеева избегала старых знакомых, зато у нее появились новые. Кто знает, в каких она отношениях с этой Станиславовной. Наверное, в близких, раз та звонит посреди ночи. Я посмотрела на часы, четверть третьего, пора и мне ложиться. Интересно, Сережа заснул или нет? Я тихонько на цыпочках зашла к нему в комнату. Занавески не были задернуты, поэтому не было смысла зажигать ночник, – вполне хватало света уличных фонарей. Сережа лежал на спине, вытянув руки поверх одеяла. Я прислушалась, он дышал равномерно и глубоко, – значит, спит. Видимо, много вертелся, прежде чем заснул, с одной стороны одеяло почти сползло на пол. Я подошла поправить, мальчик как будто почувствовал мое приближение и стал дышать еще реже. Я нагнулась, подняла свисающий край и, сама не знаю почему, быстро выпрямилась. Есть! Так я и думала. Глаза Сережи были крепко закрыты, но веки слегка дрожали. Значит, когда я нагнулась, он открывал глаза, а потом еле успел их закрыть, не ожидал, что я так быстро вернусь в вертикальное положение. Не спит, притворяется. Наверное, подслушивал мой разговор с Людмилой Станиславовной. Надо будет, кстати, завтра расспросить его, вдруг Ксения что-то рассказывала. Вот по дороге в детский сад эту тему и обсудим. А еще завтра мне нужно будет просмотреть Ксенькины ящики, найти хоть какие-то документы на Сережу, хотя бы свидетельство о рождении. Не могли же его привезти совсем без документов. В садик-то как-то устраивали. А потом надо будет подъехать в полицию, чтобы они выяснили, где проживают Сережины родители. Думаю, что это займет несколько дней, может, даже неделю или две. Ну, что же, придется потерпеть. Наверное, это моя карма, отработка за что-нибудь в прежних рождениях. Две недели можно потратить на улучшение кармы. С этой позитивной мыслью я заснула.
Глава XI
Конечно же, я проспала. Будильник с интервалом в десять минут трижды проиграл мелодию из «Семейки Адамс», а я продолжала спать. Разбудил меня Сережа. Спросонья я не сразу въехала, что это за ребенок, и что он делает в моей квартире.
– Ты кто? – спросила я у него.
– Сережа, – серьезно ответил он, совершенно не удивившись, – нам в садик пора. А то, если опоздаем, тетя Зина ругаться будет.
Я рывком села на кровати. Тетя Зина, вчерашняя многословная дура.
– Сколько времени? – я покрутила головой, чтобы немножко прийти в себя.
– Вот, – Сережа протянул мне часы, – я пока не умею по стрелочкам.
Черт! Мы опаздываем.
– Позавтракать точно не успеем, – сообщила я Сереже, вскакивая с постели и бегом направляясь в туалет.
Он потрусил за мной и, стоя под дверью, громко объявил, что завтракать не надо, он завтракает в садике. Уже легче. Я быстро натянула вчерашнюю одежду, ополоснула лицо. Сережа стоял в коридоре с курткой в руках.
– Ты что не одеваешься? – спросила я.
– Петельки маленькие, – объяснил он. – Мне их Ксения застегивает.
Еще пять минут ушло на возню с пуговицами и петельками, которые и в самом деле, не вполне соответствовали по размеру.
Уже в лифте мы вдруг вспомнили, что забыли дома фанерку, на которой Сережа лепит из пластилина.
– Возвращаться не будем, – решила я, – плохая примета возвращаться с дороги. Эта доска как, очень критична?
Он подумал:
– Не знаю. Если сегодня лепить будем, тетя Зина ругаться будет.
– Я поговорю с тетей Зиной, – пообещала я.
Сережа вздохнул и упрямо повторил:
– Она все равно ругаться будет.
Мы вышли из подъезда. Светало медленно и неохотно. Густой туман обещал теплый день.
– Как пойдем? – спросила я. – Как вчера возвращались или через парк?
– Мы утром ходили через парк, – ответил Сережа. – Только я боюсь, там черный дядька за кустами…
Я решила не рисковать. По крайней мере, пока иду с ребенком. Сначала отведу его в садик, а потом все же пройду через парк. К тому времени уже совсем рассветет, народ потянется к остановке, я буду не одна.
Дошли мы на удивление быстро. Сережа снял курточку, теплые штаны и ботинки, достал из шкафчика, на дверце которого была нарисована вишенка, клетчатые тапочки и джинсы. Он натянул джинсы, немного повозился с пуговицей, на мой вопрос, не нужна ли ему помощь, твердо ответил «нет», сунул ноги в тапочки и, не сказав ни слова, пошел по коридору. Где-то вдалеке слышались детские голоса, пахло молоком и манной кашей.
Теперь надо сообщить женщине Зинаиде, что сегодня мы дощечку не вернем. Видимо, у нас с Зинаидой на почве взаимной неприязни возникла астральная связь, потому что не успела я про нее подумать, как она тут же нарисовалась. Недобро зыркнув в мою сторону, Зинаида сделала попытку скрыться в том же направлении, куда минутой раньше ушел Сережа, но я перехватила ее в дверях. Оглянувшись, я убедилась, что никого из родителей в данную минуту в комнате нет, я нежно взяла Зинаиду за лацканы ее халата и прошипела ей в нос:
– Вашу дощечку пришлось отдать в качестве вещественного доказательства. Когда вернут, – непонятно. Поэтому снабдите Сережу новой дощечкой. Вы поняли?
Женщина Зинаида кивнула, дескать, все поняла. Я отпустила ее и уже спокойным голосом добавила:
– И учтите, моя лучшая подруга детский психолог по профессии. Если с мальчиком что-то будет не так, если вы будете его третировать, я это выясню… И тогда мало вам не покажется.
Я похлопала женщину Зинаиду по плечу, улыбнулась и пожелала ей удачного дня.
Выйдя из здания детского садика, я почувствовала, как утомило меня даже столь короткое общение с Зинаидой. Так бывает, люди, которые неприятны, будят в нас нежелательные качества.
Задумавшись на тему «почему некоторые люди вызывают непреодолимое желание на них наорать», я чуть было не пошла вчерашней дорогой, но вовремя вспомнила, что мне надо хотя бы раз пройти через парк, дабы убедиться в наличии или отсутствии там «страшного черного дядьки».
В парке было темновато, фонари, освещающие заасфальтированную дорожку, горели через один. И вот что странно, вроде как вместе со мной в парк вошло довольно много народу (как раз подошел автобус), но метров через сто все куда-то рассосались, и я с неудовольствием обнаружила, что иду по дорожке в гордом одиночестве. Н-да, это не здорово. Если «страшный черный дядька» – всего лишь фантазия пересмотревшего фильмов ужасов мальчика, то это один разговор. А если нет? Если этот человек на самом деле существует? Ведь кто-то же ударил Ксению по голове, проломив ей череп. Наверное, пока я не зашла слишком далеко, стоит вернуться. Да, правильно, надо вернуться, позвонить Максим Максимычу, напомнить ему про «черного дядьку» и пусть устраивают облаву. Но поскольку мне не хотелось выглядеть в своих собственных глазах трусихой, я решила, что дойду вон до тех кустов и поверну обратно.
Он стоял как раз за кустами, намеченными мною в качестве «точки возврата». Высокий мужчина в длинном черном пальто, «черный дядька», настоящий, не из Сережиных фантазий, вполне возможно, убийца. Что делать? Наверное, самое лучшее, – не смотреть в его сторону, развернуться, как планировала, и бежать, бежать, бежать… До выхода из парка или до первых прохожих. Я уставилась себе под ноги и затаила дыхание. Если сейчас он начнет приближаться, я закричу и побегу. Да, именно так, закричу и побегу. Однако все было тихо, «черный дядька» не торопился лезть в колючий кустарник, чтобы напасть на меня. Даже странно, что он медлит. Неожиданно с той стороны, где находился предполагаемый убийца, раздалось негромкое покашливание. Не выдержав, я повернула голову. Мужчина в черном только этого и ждал, он привычным жестом распахнул полы пальто, под верхней одеждой ничего не было.
– Господи! – невольно вырвалось у меня.
Мужчина обрадовался. Я машинально пошла дальше, совершенно забыв, что собиралась развернуться и убежать. Итак, страшная тайна «черного человека» раскрыта. Заурядный эксгибиционист, из тех, что каждую весну наводняют московские парки и развлекаются там до осени, пока позволяет погода. Вряд ли он имеет какое-то отношение к нападению на Ксению. Я не очень хорошо разбираюсь в сексуальных девиациях, но, вроде, эксгибиционисты обычно не имеют агрессивных намерений, им вполне себе достаточно получаемой реакции, будь то ругань или испуг. Странно другое, почему Ксения с завидным упорством продолжала ходить этой дорогой. Не лучше ли было заявить для начала в полицию, да на время сменить маршрут?
В размышлениях на эту тему я незаметно добралась до Ксенькиного дома. Первым делом я прошерстила прикроватную тумбочку, выдвинула и перетрясла все ящики в комоде. Улов оказался небогатым, я не нашла писем с угрозами или копий долговых расписок, зато обнаружила свидетельство о рождении Федосеева Сергея Вячеславовича. Мамой в свидетельстве была записана Федосеева Юлия Вячеславовна, в графе «отец» стоял прочерк. Лет Сергею Вячеславовичу было пять с половиной.
Я набрала номер, что мне вчера дал Максим Максимыч, ответил дежурный, сообщил, что Максимыча пока нет, но я могу звонить в течение дня, он непременно должен появиться. На мою просьбу записать для Максимыча информацию дежурный отозвался недовольным бурчанием, но информацию записал, пообещав передать ее Максимычу сразу, как только тот появится. Это был мой первый в жизни опыт общения с правоохранительными органами. До вчерашнего дня мои представления о том, как действуют сотрудники полиции, базировались, в основном, на литературных и кинематографических примерах. Отчего-то мне казалось, что Максимыч, прочитав адресованную ему записку, в которой я указала все свои номера телефонов, тут же бросится мне звонить. Спустя почти шесть часов моя уверенность сильно поколебалась, и я позвонила сама. К моему безграничному удивлению Максимыч оказался на месте и моему звонку совершенно не обрадовался, хотя должен был, – не так уж часто граждане проявляют такую степень сознательности. Я поинтересовалась, передали ли ему мое сообщение, он признался, что да, передали, но он его еще не читал, потому что навалилось несколько более срочных дел. Я ему не поверила, как вдруг у нашей беседы появился звуковой фон: громкий женский голос заговорил об угрозах, которыми обладательницу голоса запугивал то ли нынешний сожитель, то ли бывший муж. Максимыч отвлекся, потом в течение некоторого времени, пытался вести беседу на два фронта, отвечая попеременно то мне, то голосу, запутался и наконец попросил меня приехать, потому что по телефону решить мой вопрос совершенно невозможно. Я согласилась и записала адрес. Оказалось, что Максимыч работает неподалеку, но пока я добралась, наступил вечер. Местное отделение полиции размещалось в современном шестиэтажном здании из стекла и бетона. Дежурный на входе записал мои паспортные данные, уточнил, к кому я иду, и сказал, что нужный мне человек сидит в кабинете номер 601, что на шестом этаже.
Шестьсот первый кабинет оказался довольно большой комнатой, где стояло не менее десяти столов. Я была приятно удивлена тем фактом, что на каждом столе был компьютер, мониторы тоже были не древние, а ЖК. Несколько компов работали, причем на всех мониторах была одна и та же картинка – заставка к какой-то компьютерной игре бродилке. Кроме меня в комнате было еще два человека – женщина средних лет и мужчина неопределенного возраста. Женщина держала в руке несвежий носовой платок, который время от времени прикладывала к глазам. К гадалке не ходи, она готовилась к предстоящему разговору с сотрудником полиции и репетировала роль потерпевшей. Мужчина посматривал на пустые столы тем взглядом, который появляется у посетителей присутственных мест, когда их футболят из одного кабинета в другой. Примерно после четвертого кабинета такой взгляд появляется даже у самого терпеливого соискателя.
В комнату заскочил молодой румяный коллега Максимыча. Он проявил к нам умеренный интерес, но все же спросил, кого мы тут дожидаемся. Женщина с носовым платком желала видеть некоего Олега Григорьевича, мужчина с пронзительным взглядом хотел пообщаться с Максимом Максимовичем. Женщине повезло первой, в комнату вошел некрупный полицейский, на вид едва вышедший из подросткового возраста. Мужчина вскинулся было, но я остудила его пыл:
– Это не Максим Максимович.
Полицейский подтвердил, что он не Максимыч, а Олег Григорьевич, а Максимыч сейчас придет, его начальство задержало. Олег Григорьевич сел за свой стол, достал кипу бумажек и начал их просматривать. Женщина с носовым платком в руках подсела к нему, завязался оживленный разговор. Олег Григорьевич убеждал ее написать какое-то заявление, женщина возражала, дескать, она все уже писала. Олег Григорьевич в ответ заметил, что написала она кратко, а теперь, чтобы продолжить работу, требуется подробный рассказ, кто, где, когда и по какому поводу ей угрожал… Я заинтересовалась, но тут появился Максим Максимыч. Я выложила свидетельство о рождении Сережи Федосеева, обратила его внимание, что из родителей есть только мама. Максимыч внимательно прочел все, что было написано в свидетельстве, а потом на голубом глазу спросил, что я хочу от него. Я офигела, но не настолько, чтобы забыть о цели своего визита.
– Я бы хотела, чтобы вы, ну, не вы лично, а ваше ведомство, выяснило, где проживает Федосеева Юлия Вячеславовна. Нужно сообщить ей, что человек, на которого она сбросила своего сына, сейчас не в состоянии выполнять обязанности опекуна.
– Но ведь вы пока там живете, – по форме это был вопрос, по интонациям – скорее утверждение.
– Я не могу там жить все время, – возразила я, – у меня работа, свой дом, своя жизнь, наконец…
– Ну, хорошо, – слегка смягчился Максимыч, – я отксерокопирую свидетельство, мы пошлем запрос.
– Сколько времени это займет? – нетактично поинтересовалась я.
– Что, – прищурился Максимыч, – не нравится вам подругу в тяжелой ситуации выручать?
Я разозлилась:
– Нравится, не нравится, но я это делаю. Если Вы намекаете, что я не мать Тереза, так я и сама это знаю. Помочь готова, но в разумных пределах. Поэтому и спрашиваю, чтобы организовать свою жизнь на ближайшее время…
– А вы что, планы на жизнь, что ли, пишете? – попытался съехидничать Максимыч.
– Представьте себе, пишу, – отпарировала я.
– Ладно, – Максимыч неохотно взял в руки свидетельство, еще раз внимательно изучил текст, как будто там волшебным образом могли появиться адрес и телефон Сережиной мамы, – как только что-нибудь выясним, я вам сразу позвоню.
После такой фразы человек воспитанный должен встать и уйти. Я продолжала сидеть как приклеенная, потому что не поверила Максимычу. Вряд ли он будет что-то выяснять, и уж точно не будет мне звонить. Понадеется, что мне надоест, и я сама отстану. Я, может, и отстала бы, если бы сложившаяся ситуация не усложняла мою жизнь. Максим Максимыч, чтобы ускорить мое отбытие, переключился на мужчину с пронзительным взглядом. Между ними состоялся следующий диалог:
