Фашистская Европа

скачать книгу бесплатно

Фашистский эксперимент поддержали не только итальянские закулисные силы. Поддержанием стабильности в Европе и пресечением революционной опасности в данное время были озабочены политические и деловые круги Великобритании. Имеются свидетельства, что с Муссолини завязал контакты и поддерживал переписку Уинстон Черчилль – в то время военный министр, а потом министр колоний Англии. Тут как тут оказались американские предприниматели: они давно научились «делать бизнес на революциях».

Но народная поддержка и впрямь оказалась весомой. 24 октября 1922 г. в Неаполе Муссолини сумел собрать на митинг 60 тыс. человек! Открыто заявил: «Программа нашей партии простая – мы хотим править Италией!.. Настало время фашистам заняться управлением Италией. Оно или будет передано нам добровольно, или мы пойдем маршем на Рим и сами захватим его в свои руки». Когда эти слова произносились на юге Италии, «квадрумвиры» уже вовсю орудовали на промышленном севере, выводили на улицы колонны чернорубашечников, брали под контроль огромные города. Кое-где происходили стычки с военными и полицией, но редко. Либеральная власть до того достала итальянцев, что защищать ее желающих не находилось.

Красноречивым свидетельством дееспособности этой власти может служить и такой факт: премьер-министр Луиджи Факта узнал о «готовящемся перевороте» только 26 октября. В это время под властью фашистов уже находились Милан, Флоренция, Мантуя, Перуджа. На следующий день Муссолини приехал на поезде в Милан, а в Перудже разместился фашистский штаб и было издано воззвание о походе на Рим. Колонны чернорубашечников из разных городов зашагали к столице. По пути обрастали толпами добровольцев. Отборные отряды сквадристов начали вооружаться – для этого открылись склады заводов, производивших оружие. Но и армейские части симпатизировали фашистам, переходили на их сторону, передавали винтовки. Кстати, сам Муссолини в марше не участвовал. Он несколько раз фотографировался в колоннах и удалялся руководить со стороны.

Лишь теперь правительство забило тревогу. Факта встретился с королем Виктором Эммануилом III, объявил, что страна «на пороге мятежа», принялся готовить указ о переходе на «чрезвычайное положение». В ночь на 28-е король вызвал на переговоры депутатов от фашистской партии, других политиков, армейское командование, бывшего премьер-министра Антонио Саландру. Генерал Диац напыщенно заверял, что большая часть армии верна королю и правительству, способна дать отпор мятежникам. Но поступали и иные донесения, что к Риму движутся более 50 тыс. человек, а войска их поддерживают. Позиции фашистов принялся отстаивать даже приглашенный к Виктору Эммануилу Саландра. А от представителей касты промышленников и финансистов прозвучал прозрачный намек – ведь марш на Рим может дополниться дворцовым переворотом…

Нет, расставаться с троном итальянский монарх не желал. Предпочел заявить, что не желает гражданской войны. Подготовленный Факта указ о чрезвычайном положении он не подписал и отправил премьера в отставку. Предложил сформировать новое правительство Саландре, а фашистам дать несколько министерских портфелей. Связались по телефону с Муссолини, но он отверг подобный вариант. Ответил: «Фашисты не для того потратили столько сил для организации марша на Рим». Потребовал пост премьер-министра. Король еще посовещался со своим окружением и 29 октября утвердил назначение. Муссолини приехал в Рим из Милана на поезде…

Сражаться за власть не пришлось. Виктор Эммануил принял его и поручил сформировать правительство. Король и дуче вместе встретили колонны чернорубашечников, вступающие в столицу. Парламент состоял в основном из либералов, но при таком раскладе не посмел противиться и вечером 30 октября узаконил новую власть. Муссолини стал не только премьер-министром, но и занял посты министров внутренних дел и иностранных дел. А один из самых богатых аристократов Италии, князь Торлонья, предоставил для резиденции дуче свой великолепный дворец – назначил за аренду чисто символическую плату, 1 лиру в год.

Лозунги и реальность

Манифест фашистов составлялся в 1919 г. Его авторами являлись Филиппо Маринетти и Алкеста де Амбриса. Естественно, он был одобрен и самим Муссолини. Но наиболее броские программные установки были позаимствованы у крайне левых партий. Например, всеобщее избирательное право, включая женщин и малоимущих граждан. Или народный контроль за важнейшими отраслями хозяйства – формирование «национальных советов» промышленности, транспорта, здравоохранения, связи. Намечалось введение 8-часового рабочего дня, повышение зарплаты, усиление роли профсоюзов, улучшение обеспечения по инвалидности, сокращение пенсионного возраста с 65 до 55 лет. Военные заводы предполагалось национализировать, прочих капиталистов обложить большим прогрессивным налогом. А от военных контрактов, самых выгодных, отчуждать 85 процентов прибыли. Кроме того, провозглашалась национализация церковного имущества, ликвидация структур епархий с передачей их доходов на нужды бедняков.

Но миновало всего три года, фашизм победил, и… манифест оказался явно устаревшим. Слишком устаревшим. Как можно было говорить о национализации заводов, об экспроприации олигархов, если именно они сделали ставку на фашистов и поддержали их прорыв к власти? Если владельцы заводов Милана и Турина продолжали финансировать партию, а аристократы наподобие князя Торлонья или барона Ачербо обеспечили ее авторитет в столице, при королевском дворе, перед дипломатическим корпусом?

Однако и другие пункты своих программ фашисты были не в состоянии реализовать. По итальянским законам правительство было ответственным перед парламентом и каждый свой шаг должно было согласовывать с ним. А парламент в Италии был весьма демократичным – туда набились делегаты от разных партий, и если одна из них предложит то или иное решение, соперники в любом случае могли объединиться и заблокировать его. Прежде чем предпринимать серьезные шаги по оздоровлению страны, требовалось изменить саму государственную систему. Но… и это упиралось в парламент! Получался замкнутый круг.

Чтобы вырваться из него, требовалось расширять свою опору. А в Италии огромное влияние сохраняла католическая церковь. Либеральные кабинеты уже давно пытались порушить религиозные традиции и отделить церковь от государства. Были ликвидированы институты священников в армии, христианские дисциплины исключили из школьных программ. Даже деревянные распятия, когда-то обязательно висевшие в судах, казармах, на почтах и в прочих государственных учреждениях, сочли «нетолерантными» и убрали. Тем не менее основная масса простонародья не утратила веру, священники оставались для них весомыми авторитетами не только в духовных, но и в светских делах.

Муссолини, как мы видели, вырос в атеистической семье, а в фашистских программах готов был пойти еще дальше либералов. Но… силясь укрепить свою власть, он пришел к противоположному выводу: нужно сделать католицизм своим союзником – не только против коммунистов, но и против либералов. 10 апреля 1923 г. он посетил Ватикан, провел переговоры с госсекретарем «святого престола» кардиналом Пьетро Гаспарри. Изложил уже совершенно другую программу. Обещал очистить Италию от коммунистов и масонов, привлекать к строгой ответственности за оскорбление религии. Восстановить все, что порушили либералы. Вернуть распятия в государственные учреждения, вернуть в армию капелланов, ввести в учебных заведениях обязательное религиозное воспитание. В Ватикане оценили, высказали одобрение.

В общем, социалистические и антицерковные лозунги Муссолини свернул. Вместо этого выдвигались установки «корпоративизма» и «классового сотрудничества». Дуче заявлял, что борется отнюдь не за равенство. Наоборот, «фашизм утверждает неисправимое, плодотворное и полезное неравенство людей». Но оба класса, «низший» и «высший», имеют свои функции в обществе, должны выполнять свойственные им обязанности и сотрудничать между собой – это и будет залогом процветания нации.

Для достижения этого процветания начали предприниматься некоторые конкретные шаги. Фашисты ввели строгую цензуру средств массовой информации. Отряды сквадристов были преобразованы в Добровольную милицию национальной безопасности. Их узаконили как вспомогательные формирования полиции. Они патрулировали города, поддерживали порядок, и преступность сразу же снизилась. Жизнь становилась стабильной, благоустроенной, прекращались встряски. Кроме того, Муссолини сразу же проявил активность и решительность на международной арене.

В Ливии до сих пор действовало соглашение между правительством Италии и арабскими шейхами, предоставлявшее местным племенам значительную автономию. На деле это означало, что они жили сами по себе, итальянцы в их дела вообще не лезли. Муссолини данное соглашение расторг. Указал, что Триполитания и Киренаика должны стать полноценными итальянскими колониями. Арабы возмутились, взялись за оружие. Возглавил восстание шейх дервишского ордена сенуситов Омар Мухтар. Но Муссолини направил туда войска под командованием генерала Грациани. Загремели бои за реальное, а не формальное покорение Ливии.

В Албании итальянцы тоже обозначили свое присутствие. Послали комиссию для демаркации границ между албанцами и греками. Но в августе 1923 г. группа офицеров во главе с генералом Энрико Теллини была убита в горах неизвестно кем. Муссолини предъявил ультиматум Греции. Требовал извиниться, найти и наказать виновных и выплатить компенсацию в 50 млн лир. Греки пробовали спорить, но в подкрепление ультиматума дуче послал войска и флот, они бомбардировали и захватили остров Корфу. Греция была в панике, обратилась в Лигу Наций. Международный арбитраж осудил захват острова. Но и никаких санкций против

Италии ввести не рискнул. Напротив, постановил, что грекам надо все-таки выплатить компенсацию.

Вроде, добились не слишком многого. Но насколько же подняли эти решения престиж Муссолини! Он показал всему миру: Италия – великая держава! Не второстепенная марионетка, послушно следующая в хвосте за Англией и Францией! Она способна отстаивать свои интересы! Ни перед кем не намерена заискивать и вилять хвостиком. А популярность политики фашистов, в свою очередь, помогала дальнейшим внутренним преобразованиям.

В ноябре 1923 г. заместитель Муссолини по партии барон Ачербо предложил в парламенте закон, кардинально меняющий выборную систему. Согласно «закону Ачербо», прежняя схема, когда места в парламенте делились пропорционально набранным голосам избирателей, отменялась. Отныне партия, набравшая большинство, получала две трети депутатских мандатов. И только оставшаяся треть делилась пропорционально между прочими фракциями. Поддержка финансовой и промышленной элиты Италии, военных, католической церкви сыграла свою роль. «Закон Ачербо» был принят.

Весной 1924 г. разгорелась предвыборная борьба. Была ли она честной? Вряд ли. Выборы не бывают честными никогда и нигде. Страсти накалялись. Фашисты вовсю использовали возможности, открывшиеся им через правительственные каналы. Использовали и свои отряды чернорубашечников. Где-то для агитации, а где-то – чтобы припугнуть противников. Или, по партийной традиции, напоить касторкой. Или арестовать, придравшись к каким-нибудь нарушениям. Социалистическая партия возмущалась, что не признает «закон Ачербо» и не желает играть по новым правилам, хотя тем самым сбила с толку своих сторонников и подыграла фашистам.

Выиграли они с триумфальным «счетом», набрали 66 % голосов. То есть, и без всяких нововведений могли получить желаемые 66 % мест в парламенте. Но и после выборов эмоции не улеглись. Оппозиция обвиняла фашистов в фальсификациях результатов. Один из видных социалистов, адвокат Джакомо Маттеотти, 30 мая 1924 г. вывалил ряд фактов, касающихся избирательных махинаций, потребовал аннулировать результаты выборов. В общем-то, его разоблачения не играли серьезной роли. Было ясно, что в любом случае за фашистов голосовало подавляющее большинство избирателей. Да и факты, озвученные Маттеотти, никто не проверял. Скорее, собрали в кучу правду со слухами, дабы поднять обычный демократический скандал, повысить собственный рейтинг.

Но итальянцы – народ горячий. 10 июня Маттеотти похитили и убили. Кто именно, однозначно не доказано до сих пор. Однако обвинения сразу пали на фашистов. И вот тут-то раздулся такой скандал, что мало не покажется. От Муссолини отпали многие союзники, особенно перешедшие к нему из «старых», либеральных политических кругов Италии. Дуче и его помощники растерялись. Позже Муссолини признавался, что решительные действия в этот момент вполне могли свергнуть его правительство.

Но деятелей, способных возглавить противодействие фашистам, в Италии не нашлось. Вместо атаки на власть оппозиционные депутаты образовали «Авентинский блок», отказавшийся участвовать в работе нового парламента! Совсем отдали его фашистам! Ну а общественное мнение дуче постарался успокоить. Назвал виновником убийства активиста своей партии Америго Думини и посадил его на два года. Действительно ли он прикончил Маттеотти или с ним договорились, чтобы выступил «козлом отпущения», остается неизвестным. Во всяком случае, в последующие годы Думини была назначена солидная пенсия от партии и выплаты от самого Муссолини.

В целом-то дуче добился именно того, чего хотел! Подавляющего большинства в парламенте! Опираясь на него, можно было вести дальнейшие реформы. В 1925 г. должность Муссолини стала именоваться не председателем совета министров, а «главой правительства». Но дело не ограничилось сменой вывесок. Отныне он становился подотчетным не перед парламентом, а только перед королем, и сместить его мог только король. Но и «закон Ачербо» был отменен. Вместо него опять вводился новый избирательный закон. Точнее, упразднялась сама система парламентских выборов! Большой фашистский совет становился не только партийным, но и государственным органом. И именно Большой фашистский совет формировал единый список кандидатов. Этот список утверждался общенародным референдумом, и кандидаты становились депутатами парламента. Все прочие партии от выдвижения кандидатов и участия в выборах отстранялись (примерно такая система существовала в СССР, где в Верховный Совет и прочие советские органы выдвигались единые списки от «блока коммунистов и беспартийных», а народ голосовал за них).

Теперь в Италии установилось однопартийное правление и диктатура Муссолини – только он имел право созвать Большой фашистский совет и определял повестку дня. Он брал себе и министерские посты, которые считал нужными на данный момент – бывали периоды, когда он возглавлял семь министерств. Но было бы глубоко неверным представлять, что фашисты, дорвавшись до власти, отбросили все свои прежние обещания. Нет, многие пункты их программ выполнялись. Как раз такие пункты, которые касались реальных условий труда и жизни простых людей: повышения зарплаты, ограничения рабочего дня, обеспечения пенсионеров и инвалидов.

Устанавливался контроль за предприятиями промышленности, муниципальными органами, за учреждениями здравоохранения, образования. Он был не «народным», как в манифесте, он был партийным – через фашистские структуры. Но результаты приносил неплохие. Искоренялись злоупотребления. Граждане почувствовали себя более защищенными. Человек, обиженный теми или иными должностными лицами, получал возможность пожаловаться в фашистские советы и комитеты, начиналось разбирательство.

Возобновление боевых действий в Ливии и реорганизация армии поддержали промышленность военными заказами. Внедрялись масштабная государственные проекты по строительству железных и шоссейных дорог. В результате сходила на нет безработица. Политическая и экономическая стабильность в Италии привлекали и иностранных предпринимателей. Так, режим Муссолини взялся финансировать один из крупнейших финансовых концернов США «Америкен Интернешнл Корпорейшен». Руководитель этой фирмы Отто Кан убеждал других банкиров, что «американский капитал, инвестированный в Италии, найдет безопасность, поощрение, возможности и вознаграждение».

Муссолини здорово прищемил хвост преступности. Покусился даже на сицилийскую «Коза ностра», привыкшую считать себя всесильной. Нет, дуче решил утвердить, что правительство в Италии одно, и оно находится в Риме, а не на виллах «крестных отцов». Префектом в Палермо был назначен один из самых решительных фашистских деятелей, Чезаре Мори. Дуче предоставил ему чрезвычайные полномочия. Поучал: «У вашего превосходительства карт-бланш. Государственная власть в Сицилии должна быть восстановлена абсолютной. Я повторяю – абсолютной. Если существующие законы будут мешать вам, это не будет проблемой, мы издадим новые».

Чрезвычайные права в самом деле понадобились. Мафия оказала отчаянное сопротивление, подняла всех бандитов. Некоторые сицилийские города пришлось осаждать войсками, брать штурмом. В борьбе с мафией фашисты применили и методы самой мафии. Допрашивали пойманных гангстеров с «пристрастием», захватывали в заложники их жен и детей. И все-таки одолели. «Крестные отцы» со своими громилами побежали прочь, за океан – именно тогда сицилийская мафия стала утверждаться в США. Там получалось уютнее, безопаснее.

Но противником фашистов была не только мафия. Пытались пакостить социалисты, коммунисты, анархисты. На Муссолини периодически устраивались покушения. В 1927 г. в него стреляла англичанка Виолетта Гибсон. Промахнулась, пуля задела лишь кончик носа. Экспертиза признала террористку ненормальной, и дуче, не желая омрачать отношений с Англией, выдал ее на родину. В том же году в машину Муссолини стрелял юный анархист Антео Дзамбони. Толпа схватила его и растерзала на части – настолько высокую популярность успел заслужить фашистский правитель!

А гайки диктатуры со временем закручивались. В 1926 г. был учрежден Специальный трибунал безопасности государства – его приговоры считались окончательными и не подлежали обжалованию. К 1928 г. были распущены и запрещены все политические партии, кроме фашистской. Анархистов и социалистов разогнали после очередных покушений на дуче. А насчет остальных ставился риторический вопрос – если они выступают против государства и блага итальянского народа, то имеют ли они право на существование? Если же «за», то они единомышленники фашистов, пускай присоединяются к правящей партии.

Однако представление о «политическом терроре», который приписывают фашистам, нередко оказываются преувеличенными. С учреждения Специального трибунала безопасности и до падения Муссолини было возбуждено 21 тыс. обвинений в политических преступлениях. Из них более 15 тыс. человек было оправдано следствием, около 1 тыс. оправдано по суду, а количество осужденных на различные сроки заключения составило 4596 человек. Согласитесь, за 17 лет это совсем не много.

Зато порядок и безопасность в Италии укрепились ох как ощутимо! А на этом фоне реализовывались новые проекты по повышению благосостояния народа. В 1927 г. под руководством министра земледелия Ачербо (того самого, который предлагал избирательный закон) в провинции Пескара началось создание сельскохозяйственных коммун. С 1928 г. развернулась так называемая «Зеленая революция». Были организованы масштабные работы по осушению болот на берегах Тирренского и Адриатического морей. Собирали потрудиться безработных, бедняков, обеспечивая их заработком. Ликвидировался рассадник малярии, вместо болот предполагалось получить значительные территории плодородной земли – их делили на участки для малоимущих крестьян.

Да и в международных делах Италия вела себя все более уверенно. У берегов Турции она удержала Додеканесские острова. На самом большом из них, Леросе, Муссолини распорядился строить военно-морскую базу. Застолбить и продемонстрировать, что восточная часть Средиземного моря – это тоже сфера интересов Италии. Он вообще заявлял, что Средиземное море должно стать для итальянцев «нашим морем».

А уж соседний регион, Балканы, тем более воспринимался как «наш». Несправедливо отнятый приз прошлой войны! Италия взялась поддерживать подрывную деятельность против Югославии – хорватских, словенских, македонских сепаратистов. Что касается статуса Албании, то он оставался довольно неопределенным. Здесь соперничали и боролись за влияние Югославия, Италия, Греция. Турция до сих пор числила страну своей собственностью. Но Албания жила сама по себе. Избирала парламент, он формировал правительство. Или видимость правительства – в горах царили патриархальные обычаи и народом руководили местные группировки знати.

Самой весомой из них был клан Ахмеда Зогу, и Муссолини подкатился к нему с предложением. Не хочет ли Зогу стать королем? Италия его поддержит. Но при условии – если он признает над собой верховную власть Италии. Зогу прикинул и согласился. Назвал цену в 10 млн лир, якобы на организацию учредительного собрания. Ну и еще кое-какие подачки по мелочам. Деньги ему дали, собрание он провел. Из других вождей кого-то подкупили, кого-то припугнули. В 1928 г. Албания превратилась в королевство, а Зогу, как было условлено, признал себя вассалом итальянского Виктора Эммануила III. Югославия и Турция протестовали. Но ведь решение, вроде бы, было албанским, «внутренним». Не станешь же воевать с Италией, чтобы она отказала Зогу!

Зато Муссолини торжествовал. Его мечты о «Великой Италии» начали воплощаться! В это же время обозначился перелом в ливийской войне. Количество войск под началом Грациани наращивалось. У него собралась целая армия с танками, самолетами. Арабы терпели поражения. Итальянцы занимали ключевые пункты, оазисы. Были устроены концлагеря, туда без суда отправляли население, заподозренное в связях с повстанцами – общее количество заключенных достигло 125 тыс. человек. В 1929 г. часть местных лидеров во главе с Хасаном ар-Ридом ас-Сенуси вступила в переговоры с итальянцами и подписала капитуляцию. Арабы разоружались, признавали подчинение итальянскому губернатору. Самый решительный из вождей, Омар Мухтар, отверг подобные условия, продолжил партизанскую войну. Но племена раскололись, сопротивление надломилось.

Ко всем своим прочим успехам дуче сумел добавить такое дело, которое либеральные властители не смогли осилить за 60 лет. Урегулировал отношения с Ватиканом, нарушенные в 1870 г., когда королевские войска вошли в Рим и отобрали папские владения. От былого воинствующего атеизма Муссолини не осталось следа. Антицерковный роман о кардинальской любовнице и прочие произведения, который он запальчиво строчил в молодости, были теперь изъяты из обращения. Исчезли, словно их никогда не было.

Периодически дуче возобновлял консультации с папскими дипломатами. В 1927 г. он принял католическое крещение. А в 1929 г. Муссолини и кардинал Гаспарри подписали Латеранские соглашения. Конфликт между папским престолом и Итальянским королевством ликвидировался. Италия признавала Ватикан отдельным государством с особыми правами управления, утверждала его границы. Папа, в свою очередь, отказывался от претензий на утраченные земли, за что получал компенсацию в 750 млн лир. При этом католицизм провозглашался единственной государственной религией в Италии. 10 главных церковных праздников и воскресенья официально объявлялись нерабочими днями. Епископы должны были приносить присягу королю, духовенство широко привлекалось для работы в системе просвещения.

Таким образом, идеи о всеобщем благоденствии дуче попытался соединить уже не с социалистической, а с консервативной основой – созданием обширной империи, опорой на церковь и аппарат монархического государства. Результаты его политики красноречиво подвели очередные парламентские выборы в 1929 г. Они проходили уже по новому закону. То есть избирателям предлагался готовый список кандидатов, и предстояло проголосовать за весь список – или против. Кстати, это были первые в Италии выборы, в которых участвовали женщины. «За» проголосовало более 8,5 млн человек, «против» 130 тыс. Как видим, голосовать «против» было все-таки можно. Но народ однозначно поддержал фашистскую власть.

2. Германия

Адольф Гитлер

Объединение Германии из десятков королевств произошло даже позже, чем объединение Италии. Осуществлялось оно не в революциях, а в войнах. Пруссия сплачивала вокруг себя германские земли под гром пушек – разгромила Данию, Австро-Венгрию, Францию. Соответственно, держава получилась очень воинственной. Присматривалась, что бы еще прибрать к рукам. Австро-Венгрию перетянула в союз, наводила мосты с Турцией. До поры до времени немецкие аппетиты приструнила Россия, взяв под покровительство разбитую Францию и заключив с ней оборонительный альянс.

Но агрессивные устремления не угасали. К началу XX в. Германию и Австро-Венгрию захлестывали мутные волны воинствующего пангерманизма. По сути, доводились до логического завершения общепризнанные в ту эпоху колониальные теории о превосходстве «цивилизованных» народов над «отсталыми», о великой «миссии белого человека» управлять миром. Пангерманисты провели еще одну градацию – внутри «цивилизованных» народов. Кто самый умный, дисциплинированный, храбрый? Конечно, немцы! Значит, им по праву должно принадлежать на земном шаре ведущее место.

Эти теории порождались отнюдь не безобидными чудаками или любителями сенсаций. Это была официальная идеология кайзеровского Рейха (империи). Утверждалось о «превосходстве германской расы», Франция объявлялась «умирающей», а славяне – «этническим материалом» и «историческим врагом». Начальник германского генштаба Мольтке писал: «Латинские народы прошли зенит своего развития, они не могут более внести новые оплодотворяющие элементы в развитие мира в целом. Славянские народы, Россия в особенности, все еще слишком отсталые в культурном отношении, чтобы быть способными взять на себя руководство человечеством… Британия преследует только материальные интересы. Одна лишь Германия может помочь человечеству развиваться в правильном направлении. Именно поэтому Германия не может быть сокрушена в этой борьбе, которая определит развитие человечества на несколько столетий».

А начальник военно-исторического отдела генштаба Бернгарди в книге «Германия и следующая война» (она стала бестселлером, распространялась огромными тиражами) разъяснял: «Война является биологической необходимостью, это выполнение в среде человечества естественного закона, на котором покоятся все остальные законы природы, а именно закона борьбы за существование. Нации должны прогрессировать или загнивать». «Требуется раздел мирового владычества с Англией. С Францией необходима война не на жизнь, а на смерть, которая уничтожила бы навсегда роль Франции как великой державы и привела бы ее к окончательному падению. Но главное наше внимание должно быть обращено на борьбу со славянством, этим нашим историческим врагом».

Другой официальный идеолог, Рорбах, доказывал: «Русское колоссальное государство со 170 миллионами населения должно вообще подвергнуться разделу в интересах европейской безопасности». Ему вторил видный пангерманист Хен, писавший о русских: «У них нет ни чести, ни совести, они неблагодарны и любят лишь того, кого боятся… Неспособность этого народа поразительна, их умственное развитие не превышает уровня ученика немецкой средней школы… Без всякой потери для человечества их можно исключить из списка цивилизованных народов». Уже упоминавшийся Бернгарди деловито прогнозировал: «Мы организуем великое насильственное выселение низших народов».

Подобными идеями увлекался кайзер Вильгельм II, в 1912 г. он писал: «Глава вторая Великого Переселения народов закончена. Наступает глава третья, в которой германские народы будут сражаться против русских и галлов. Никакая будущая конференция не сможет ослабить значения этого факта, ибо это не вопрос высокой политики, а вопрос выживания расы». А надо сказать, что культ кайзера пронизывал всю жизнь Германии. Его портреты красовались в каждом доме, о нем слагались стихи и песни. Выходили соответствующие книги, например «Кайзер и молодежь. Значение речей кайзера для немецкого юношества». В предисловии указывалось, что Вильгельм – «источник нашей мудрости, имеющий облагораживающее влияние».

Сам кайзер был человеком неуравновешенным, крайне тщеславным. Генерал Вальдерзее рассказывал: «Он буквально гонится за овациями, и ничто не доставляет ему такого удовольствия, как “ура” ревущей толпы… так как он чрезвычайно высокого мнения о своих способностях». Что ж, в ревущих толпах недостатка не было. Германского обывателя возбуждали лозунги «крови и железа», «историческая миссия обновления дряхлой Европы». Пропаганду грядущей войны раскручивали многочисленные организации: «Пангерманский союз», «Военный союз», «Немецкое колониальное товарищество», «Флотское товарищество», «Морская лига», «Союз обороны», «Югендвер», «Юнгдойчланд бунд» и т. п. На торжественных шествиях студенты или бюргеры браво маршировали, горланя песню «Дойчланд, Дойчланд юбер аллее!» («Германия, Германия превыше всего»).

Возникали планы «Великой Германии» или «Срединной Европы», в которую должны были войти Австро-Венгрия, Балканы, Малая Азия, Польша, Скандинавия, Бельгия, Голландия, часть Франции. Россию следовало отбросить в границы допетровской «Московии», отобрать у нее Прибалтику, Белоруссию, Украину, Крым, Кавказ, превратить Черное море в «немецкое озеро». Все это соединялось с «Германской Центральной Африкой» – ее предполагалось образовать за счет бельгийских, французских, британских колоний. Предусматривалось распространить влияния на Южную Америку – в противовес США. А через Турцию намечалось двигаться на просторы Азии: в Иран, Афганистан, Индию. Кайзер позировал в турецкой феске и объявлял себя покровителем мусульман всего мира.

Агрессивный ажиотаж охватывал в эти годы подавляющее большинство немцев, австрийцев, венгров. Даже оппозиционные социалисты поддерживали завоевательные устремления. Доказывали, что Германия самая передовая держава, а значит, и завоевания будут прогрессивными, пойдут на пользу человечеству. А царская Россия объявлялась главным тормозом на пути прогресса, война против нее в любом случае одобрялась. Были и попытки объединить социализм с национализмом. В 1904 г. в Австро-Венгрии среди судетских немцев возникла «Немецкая рабочая партия», и ее лидер, Юнг, написал книжку «Национал-социализм».

Еще одной особенностью Германии стало значительное ослабление религиозных начал. Так уж сложилось исторически. В Средневековье здесь орудовали секты манихеев, николаитов, катаров, вальденсов. А с Ближнего Востока вернулся Тевтонский орден рыцарей-крестоносцев. Он обосновался возле Балтийского моря, принялся отвоевывать у язычников Пруссию, Померанию, Прибалтику, пытался наступать на Русь. Но тевтонские рыцари, как и их коллеги из ордена тамплиеров, принесли с Востока тайные учения, практиковали в своих замках далеко не христианские магические ритуалы.

В XVI в. Германию расколола Реформация, начались жестокие войны между католиками и лютеранами, появились анабаптисты и прочие радикальные секты. И в этой мешанине заявил о себе орден розенкрейцеров. Он обращался к «сокрытой мудрости» древних язычников, к мистериям древнего Египта, Вавилона, Греции. На основе этих учений выворачивалось христианство, евангельским сюжетам придавался переносный смысл, и утверждалось, что человек, усвоивший спрятанные от непосвященных магические знания, может стать наравне с Богом. Ему откроется общение с некими «Высшими Неизвестными», власть над силами природы и всем миром, путь к бессмертию.

Розенкрейцеры выступали специалистами в области астрологии, алхимии, каббалистики. Они получали покровительство и теплые места при дворах властителей германских княжеств, прусских королей. Орден соединился с масонами и сам породил несколько масонских течений. Но в Германии даже на оккультные учения наложились националистические настроения. Ну а как же, страна объединялась, громила одних врагов, потом копила силы, чтобы громить других. Для немецких дворян и интеллигенции оказывалось недостаточно египетской или еврейской мудрости. Хотелось осознавать, что они сами не хуже, найти нечто «исконное», германское.

Началось увлечение рунической магией, германской языческой мифологией. Еще одним повальным увлечением стали работы Блаватской. Заговорили о поисках «прародины ариев», теории Блаватской соединялись с розенкрейцерскими. Аналогичным образом немецкие интеллектуалы подхватили книгу Ницше «Так говорил Заратустра». Кстати сказать, она не имеет никакого касательства ни к историческому Заратустре, ни к историческим ариям. И если разобраться, то работа душевнобольного философа оказывается всего лишь отрицанием христианства, попыткой изобразить некие противоположные истины. «Добей упавшего». «Отвергни мольбу о пощаде». «Война и смелость творит больше великих дел, чем любовь к ближнему». Идеал – «белокурая бестия». Идеал антихристианский. Бестия – означает «зверь». То есть антихрист.

Невзирая на столь опасные тенденции, поисками «древней мудрости» заразилось даже духовенство. Настоятель австрийского монастыря Ламбах Теодор Хаген отправился в экспедицию по Кавказу и Ближнему Востоку, привез множество старинных рукописей. Их взялся изучать цистерцианский монах Йорг Ланс фон Либенфельс. Настолько впечатлился, что порвал с католицизмом, создал в Вене «Орден нового храма». Один из последователей Либенфельса фон Лист в 1908 г. стал руководителем дочернего «ордена Листа». Его отделения появились в Германии, называли себя «Ложа Вотана». За образец брались масонские структуры, но наполнялись германским языческим содержанием. В 1912 г. «Ложа Вотана» была преобразована в более широкий Германский орден – подразумевалась его преемственность и от розенкрейцеров, и от Тевтонского ордена крестоносцев. Разве что акценты сместились. Крестоносцы завоевывали земли под предлогом крещения язычников. А сейчас христианство отвергалось ради утраченных языческих «ценностей». Вместо креста на эмблемах Германского ордена и прочих подобных обществ появились руны или знак свастики.

Все эти веяния формировали мировоззрение Адольфа Гитлера. Он был уроженцем австрийского городка Браунау, остался без отца, в юности отлично рисовал и мечтал стать художником. Для совершенствования своих способностей отправился в Вену, мать высылала ему содержание, вполне достаточное для жизни. Но к систематическому образованию Гитлера абсолютно не тянуло. Он варился в мутной среде недоучек, опустившихся интеллектуалов, околачивался по дешевым кафе, ночлежкам, подрабатывал писанием вывесок, иллюстрациями в газетенках. Жадно вбирал модные в то время идеи… Через много лет, задним числом, престарелый бывший монах Либенфельс объявлял его своим последователем, даже учеником. Но тут уж патер приврал. Очевидно, пыжился выставить себя самого фигурой мирового уровня. Судя по всему, Гитлер был знаком с брошюрками Либенфельса. Но он читал и другую подобную макулатуру, варился в атмосфере разговоров на подобные темы, и оккультные, расистские политические идеи перемешивались в молодой голове.

Пангерманизм он воспринял близко и болезненно, войну встретил с энтузиазмом, впоследствии писал, что «само существование германской нации было под вопросом». Но сражаться за разношерстную империю Габсбургов, зараженную «славянством» и «еврейством», Гитлер не хотел. От призыва в австро-венгерскую армию он уклонился. Перебрался в Мюнхен и подал прошение зачислить его добровольцем в германскую часть. Ходатайство удовлетворили, он был зачислен во 2-й Баварский полк. Позже Гитлер вспоминал: «Я оглядываюсь на эти дни с гордостью и тоской по ним». Очевидцы подтверждали, что служил он образцово. Попал на Западный фронт, во Фландрию. Выполнял в роте обязанности связного. Доставлял приказы и донесения под самым жестоким огнем, за это был награжден Железным крестом II степени.

Но война состояла не только из боев и подвигов. Уже тогда, в Первую мировую, немцы отметились страшной жестокостью. В Бельгии, Франции, в оккупированных областях Российской империи во множестве расстреливали заложников из мирного населения – это считалось целесообразным и внедрялось преднамеренно: заранее запугать жителей, чтобы не возникало мыслей о сопротивлении. Еще более свирепо захватчики бесчинствовали в Сербии. Объявляли, будто мстят за эрцгерцога Франца Фердинанда. Оставляли за собой сожженные деревни с грудами трупов, вереницами повешенных. А союзница Германии и Австро-Венгрии. Османская империя, в 1915 г. развернула геноцид христианских народов – армян, айсоров, халдеев, сирийских христиан. Германия не сочла нужным одернуть ее, предоставила истребить более 2 млн человек.

Задолго до рождения нацизма разрабатывались и программы переустройства мира, «германизации» захваченных земель. Первым полигоном для подобных экспериментов стали западные области России, занятые немцами в 1915 г. Возглавил эту работу начальник штаба Восточного фронта генерал Людендорф. В рамках намеченных проектов поляков и русских предполагалось куда-нибудь депортировать, а верхушку литовцев и латышей «огерманить». Все русские, польские, латышские, литовские учебные заведения закрывались, преподавание разрешалось только на немецком языке. Он признавался единственным официальным языком на захваченных землях. Для более успешной «германизации» планировалось направлять на восток немецких переселенцев, отдать им земли русских хозяев и Православной церкви. Ну а прочим, «негерманизированным» жителям предназначалась участь рабов. Их грабили повальными реквизициями, забирали на принудительные работы в Германию – из одной лишь Бельгии вывезли 700 тыс. человек.

Но выяснялось, что немцы слишком рано примеряли на себя роль хозяев. Сражения затягивались. В тылу не хватало самого необходимого, люди находились на грани голода. А с фронтов приходили извещения о гибели родных, приезжали покалеченные. Гитлер в октябре 1916 г. был ранен в ногу. После излечения ему дали отпуск, он побывал в Берлине и Мюнхене. Общее уныние и пораженческие настроения произвели на солдата ужасное впечатление. Именно тогда ему пришла мысль после войны заняться политикой. В полк он вернулся с радостью, «как в родную семью». В сражениях 1918 г. во Франции был награжден грамотой за храбрость и Железным крестом I степени. Эта награда по рангу считалась офицерской. Солдат, заслуживших ее, направляли в офицерские училища или, по крайней мере, производили в унтер-офицеры. Но, по иронии судьбы, начальство сочло, что Гитлеру не хватает «командирских качеств». Он остался ефрейтором, попал под обстрел химическими снарядами, ослеп. Его едва сумели вылечить. А когда выписался из госпиталя, Германия уже рушилась.

Демократы и либералы подспудно наводили мосты с противником. Радикальных революционеров вовсю подогревали российские большевики, слали деньги, инструкторов, формировались отряды «спартаковцев». Патриоты тоже пытались мобилизовать сторонников. Сплачивались вокруг популярных генералов, тех или иных политических группировок. Силились расширить свое влияние и оккультисты из «Германского ордена». Набирали единомышленников, искали контакты с близкими организациями. А рядом с фигурой главы ордена фон Поля вынырнул некий барон фон Зеботтендорф.

Точнее, он был отъявленным авантюристом по фамилии Глауэр. Привлекался к суду за мошенничество и подделку денег, бродяжничал по разным странам. Очень интересовался оккультизмом и в Турции пристроился к богатому еврею Термуди, учился каббалистике, получил масонское посвящение в ложе «Французский ритуал Мемфиса». Стал зарабатывать астрологией, лекциями и кружками по оккультным дисциплинам. Фон Полю самозваный барон понравился, сумел пустить пыль в глаза, и ему было поручено создавать филиал «Германского ордена» в Баварии

Авантюрист оказался отличным организатором, навербовал полторы тысячи человек. Нашел и средства. Штаб-квартиру устроили в фешенебельной гостинице «Четыре времени года», украсили изображениями свастики с кинжалом. Придумали для баварского филиала новое название, «Общество Туле». Официальными задачами провозглашалось изучение древней германской истории и культуры. Однако подобными изысканиями общество не ограничивалось, Зеботтендорф-Глауэр нацеливался на активное участие в политической жизни. Он приобрел газетенку «Мюнхенер беобахтер» («Мюнхенский обозреватель»), редактором стал член «Туле» журналист Харрер. Газету потом переименовали в «Фелькишер беобахтер» («Народный обозреватель»). Кроме того, планировалось развернуть агитацию среди рабочих. Тот же Харрер и другие члены общества, инженер Федер и слесарь Дрекслер, сколотили «Комитет свободных рабочих за хороший мир» – через несколько месяцев он превратился в «Немецкую рабочую партию».

Революцию в Германии Зеботтендорф воспринял как катастрофу, призвал последователей на подвиги во имя языческой «троицы»: «Вотана, Вили и Ви». Доказывал необходимость бороться, «пока свастика не воссияет над холодом темноты». Хотя сразу же выяснилось, что бороться с коммунистами у него кишка тонка. Власть в Баварии захватили «спартаковцы». Красногвардейцы разгромили штаб-квартиру «Туле». Семерых членов руководства арестовали и расстреляли. Остальные попрятались. Правда, еще хорохорились, начали готовить теракты против советских лидеров. Но ничего толкового совершить не сумели и не успели.

Нашлись более серьезные силы. Патриотически настроенные офицеры собирали отряды добровольческого «фрайкора», германское правительство двинуло на Мюнхен регулярные части, и Баварскую республику ликвидировали за неделю. А верхушка «Туле», выйдя из подполья, тут же перессорилась. Зеботтендорфа стали обвинять, что он слишком небрежно хранил списки, и именно из-за этого погибли люди. Всплыла и пропажа общественных денег, барон их якобы потерял. Он предпочел убраться в Вену, а вчерашние товарищи исключили его из «Туле».

Что же касается Гитлера, то его после госпиталя направили служить конвойным в лагерь военнопленных в Траунштейтене. Но в марте 1919 г. пленных освободили, и ефрейтор оказался не у дел. Вступил во «фрайкор», чтобы воевать с большевиками, однако до участия в боях у него дело не дошло. Гражданская война в Германии получилась короткой, красные мятежи раздавили быстро. Теперь армию расформировывали. У военных сохранялась надежда, что Антанта смилостивится, сохранит немецкую армию против Советской России. Но эти расчеты не оправдались, победители подтверждали требования разоружаться.

Офицерам и солдатам предоставлялось устраиваться как угодно. А как тут устроишься, если выплеснулись миллионы безработных в шинелях? Демобилизованным приходилось туго. Например, будущий начальник нацистских спецслужб Гиммлер был вынужден жить на содержании проститутки Фриды Вагнер, потом поехал на поклон к отцу, с которым был в ссоре, и тот принял его управляющим на птицеводческую ферму. Будущий рейхсмаршал авиации Геринг сумел каким-то образом сберечь свой самолет и зарабатывал на ярмарках, катал за деньги состоятельную публику. Другому военному летчику, будущему начальнику гестапо Мюллеру повезло больше – его приняли рядовым сотрудником в баварскую полицию.

У Гитлера пристанища не было. Он вернулся в Мюнхен, в опустевшие казармы своего 2-го баварского полка. В армии царила неразбериха, ее круто сокращали и реорганизовывали в профессиональный рейхсвер. Начальство оценило верность Гитлера «родной» части, разрешило жить в казарме – заодно будет кому прибрать, помыть полы. Участие в судьбе безработного ефрейтора принял капитан Эрнст Рем. Он служил в штабе командующего Баварским округом фон Эппа, а в офицерской среде вовсю обсуждались идеи – нельзя ли увильнуть от версальских условий? Сохранить некую «скрытую» армию? В рамках подобных проектов было решено устроить курсы «бильдунгсофициров» – «офицеров-воспитателей», что-то вроде пропагандистов (слово «офицер» в названии было условным, офицерских званий курсы не давали).

На эти курсы Рем направил и Гитлера. Окончив их, ефрейтор был прикомандирован к политическому отделу баварского рейхсвера. Но опять на птичьих правах. Штатных должностей для него не было, оплаты он не получал, только кормили по солдатской норме и сохраняли за ним койку в казарме. Да и функции самого политического отдела оставались неопределенными. Хотя политическая жизнь в Германии бурлила. Возникали многочисленные партии, о большинстве из которых никто не знал за пределами «своей» пивной. Тут были и националисты, и демократы, и сепаратисты. Ведь со времени объединения Германии прошло всего полвека, вот и шумели, не лучше ли снова разделиться?

12 сентября 1919 г. начальник Гитлера капитан Майр послал его в пивную «Штернекерброй», где происходило собрание Немецкой рабочей партии Дрекслера. Просто разузнать, что это за организация, изобразить какую-нибудь работу. Партия была та же самая, которую создавали активисты общества «Туле». Дрекслер успел написать брошюру «Мое политическое пробуждение», а в соавторстве с Федером еще одну – «Как сбросить ростовщичество?». Но без пронырливого Зеботтендорфа все у них пошло наперекосяк. В партии насчитывалось 85 членов, а на собрании было 46. Один из ораторов повел речь об отделении Баварии, и Гитлера задело за живое, он выступил с горячей отповедью. Его первая в жизни речь понравилась Дрекслеру. Слесарь подарил ефрейтору свою брошюру, а через несколько дней прислал открытку, что тот принят в партию. Кстати, без всякого заявления со стороны Гитлера.

Тем не менее он согласился. Он уже понял, что в армейском политическом отделе делать ему нечего. Рем поддержал его. Гитлер принялся ходить на очередные партийные сборища, и неожиданно у него обнаружились таланты оратора. Это привлекало людей. Микроскопическая партия стала расти. В октябре 1919 г. в пивной «Хофбройхаузкеллер» Гитлера слушало 100 человек, а в феврале 1920 г. он уже снял для митинга самый большой зал этой пивной, собралось 2000. Его козырем стали и связи с военными. Рем выхлопотал из фондов Баварского военного министерства 60 тыс. марок. На эти деньги Гитлер выкупил и реорганизовал захиревшую газету «Общества Туле» «Фелькишер беобахтер», она стала партийным органом. А сослуживцы Рема смогли воплотить идеи о «скрытой армии», при партии начали формироваться штурмовые отряды.

Рем обеспечил их формой с армейских складов, раздобыли и кое-какое оружие. Ведь излишки военного имущества все равно предстояло сдать победителям или уничтожить – и офицеры по знакомству отдавали его. А форма и военизированные отряды привлекали внимание, выделяли партию из политической мешанины. Она становилась центром для объединения близких группировок. Например, очень похожую партию пытался формировать в Нюрнберге Шлейхер, она называлась Немецкой социалистической.

А судетские немцы при расчленении Австро-Венгрии силились присоединиться к Австрии или Германии. Провозгласили автономное самоуправление в четырех районах, где немцы составляли большинство населения, создали местные правительства, отряды самообороны. Немецкая рабочая партия Юнга поддержала эти чаяния. В 1918 г. она была развернута в более широкую организацию, Немецкую национальную социалистическую партию. Но не тут-то было. С пожеланиями судетских немцев державы Антанты не посчитались, отдали их области в состав Чехословакии. Чешское правительство бросило войска, разгромившие сторонников автономии. Некоторых лидеров пересажали, другие эмигрировали в Германию.

В Мюнхене Юнг и другие предводители обиженных судетских немцев нашли общий язык с Дрекслером и Гитлером, и 8 августа 1921 г. произошло что-то вроде конференции. Объединились три партии – мюнхенская Немецкая рабочая, нюрнбергская Немецкая социалистическая и юнговская Немецкая национальная социалистическая. Названия трех партий перемешали вместе, получилось Национал-социалистская немецкая рабочая партия, НСДАП. А программу – «Двадцать пять пунктов» – составили Дрекслер, Гитлер и Федер.

Эта программа выглядела круто революционной и мало отличалась от программ социалистов. Провозглашалась борьба за блага простого народа, требования прижать толстосумов, промышленников, крупных землевладельцев. Даже флаг был революционным, красным. Только его дополнили магической символикой – свастикой в белом круге. Это знак языческого жертвенника и горящего в нем огня. Ну а численность партии даже после объединения с двумя другими составила всего лишь 3 тыс. человек.

Пивной путч

В Первой мировой войне Германия не знала сокрушительного разгрома. Не знала вторжения неприятельских армий на свою землю. Революционные взрывы и соглашательское правительство привели ее к капитуляции, когда фронты еще держались. Не успел выветриться буйный энтузиазм, с которым немцы начинали войну, оглушающие фанфары успехов – как их выставляла германская пропаганда. Тем более обидной оказалась та грязь, в которую окунули Германию.

Миллионы немцев одним махом потеряли даже собственное отечество. Победители так перекроили границы, что они вдруг очутились в пределах Польши или Чехословакии. А поляки и чехи пыжились продемонстрировать собственное превосходство над ними, унижали, задирали носы. Примерно таким же образом французы вели себя в Эльзасе и Лотарингии, старались отыграться за полвека, когда этими областями владела Германия. Но и в германском Сааре распоряжалась французская администрация, притесняла и оскорбляла немцев, не упускала случая поиздеваться. Впрочем, по всей Германии большинство немцев чувствовали себя так, будто их страна оккупирована.

Еще вчера самым престижным было положение воинов. Перед фронтовиками с боевыми наградами люди на улицах уважительно снимали шляпы. Еще вчера заводские мастеровые, техники, рабочие считали себя почтенными гражданами, опорой государства, надежными кормильцами семей. Теперь повальные демобилизации соединились с демократизациями. А демократизации – с «приватизациями». Государственная собственность растаскивалась стаями хищников. Военные заводы останавливались. Социальные и экономические программы становились прикрытиями чудовищных злоупотреблений. А недавние герои в истрепанных мундирах вместе с голодными безработными занимали очереди на биржах труда. Бесцельно околачивали пороги, не в силах найти себе место в новой жизни. Хватались за любую работу вдовы, оставшиеся без кормильцев.

Новыми хозяевами Германии оказались финансисты и спекулянты, нувориши, маклеры, жулье. Те, кто организовывал демократическую перестройку страны и те, кто подсуетился приспособиться, присосаться к жирным кормушкам. Старые ценности больше не котировались – честь, репутация, доброе имя. Новая элита выстраивала совершенно другие системы ценностей. Газетенки захлебывались желтыми сенсациями, платные журналисты наперебой осмеивали именно то, что вчера было дорого – идеалы империи, национальный дух, армию.

Простые немцы высчитывали свои жалкие марки и пфенниги: как растянуть их, как правильнее потратить? Шагали пешком, экономя несколько монеток на трамвай. А рядом проносились шикарные лимузины. Мучили запахи из дверей ресторанов. Сверкали огнями и гремели музыкой кафешантаны, варьете – это оттягивались новые хозяева. До войны Германия славилась строгой нравственностью, на границе бдительные таможенники даже выдирали из французских журналов картинки с «неприлично» приподнятыми юбками. Но сейчас Германия переплюнула по разврату даже Францию. Это тоже был признак вкуса новых хозяев. Афиши берлинских зрелищных заведений соревновались в количестве. Обещали «100 голых женщин…», «200 женщин без всякой одежды», «300 женщин, абсолютно голых». В общем, сколько вместит сцена. А нанять можно было сколько угодно, потому что несчастным немкам ничего не платили. Их нанимали выйти в чем мать родила только за еду.

А уж богатые иностранцы вели себя, словно в покоренной колонии. Перед ними почтительно склонялись чиновники и полицейские, стелился обслуживающий персонал железных дорог, гостиниц. Американцы развлекались, швыряя сигареты из окон отелей – глядели, как немцы дерутся за «подарки». Понравившихся женщин манили пальцем, даже не поинтересовавшись, кто они. Были уверены – пойдут. Подзаработать-то хочется, детишек накормить.

В народе накапливалось возмущение. Говорили о предательстве, национальном позоре. Но недовольные разделялись по двум противоположным лагерям. Одних привлекали коммунисты. Внушали, что нужно готовиться к новым революциям. Другие примыкали к националистическим организациям. Хотя они, в отличие от коммунистов, были разобщены. Национал-социалистская партия была лишь одной из многих, за пределами Баварии о ней мало кто слышал. Куда более авторитетной организацией считался союз ветеранов войны «Стальной шлем», он действовал по всей Германии. Существовали также общества «Рейхскригфлагге» («Имперское военное знамя»), «Оберланд», существовали правые парламентские партии – Немецкая национальная, Народная, Католическая партия центра.

И все-таки партия Гитлера становилась все более заметной. Точнее, ее подразумевали не отдельной партией, а «Национал-социалистским движением». За образец брались итальянские фашисты – ставилась цель сплачивать вокруг себя близкие группировки. В данном отношении НСДАП в немалой степени помогли связи с оккультными обществами. Ведь у членов «Туле» были друзья и единомышленники в других структурах, они завязывали контакты, договаривались о взаимодействии.