banner banner banner
Слева молот, справа серп
Слева молот, справа серп
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Слева молот, справа серп

скачать книгу бесплатно


Прихода Шнапсте ждали, словно комиссию из ЦК ВЛКСМ. Ровно в одиннадцать Гвидо рванул дверь кабинета. Так выглядит боксер-неудачник, живущий мечтами о реваншах. Поэт, потерявший надежду на встречу с музой. Бывший алкоголик, отчаявшийся найти счастье в новой жизни без водки. Красные глаза, неприятная одутловатость. На мятой рубашке поблескивало сальное пятно. Рома вскочил со стула:

– Гвидо! Ну наконец-то! Йохайды! Гвидо, мы вас просто обыскались!

– Ну, во-первых, здравствуйте, товарищ Хузин. А во-вторых, сразу же перейдем к делу.

– Конечно же. Давайте сразу к делу.

– Обштопали, как пацана! Как последнего идиота, развели на мякине! Выудили преступным образом пятьсот кровно заработанных рублей! И где ваши драгоценные сантиметры, которым должна обрадоваться даже бездушная линейка?! Где мифический результат?! Думаете, все это сойдет с ваших нечистых рук? Не-е-ет. Не на того вы нарвались, товарищи писаки. Ваша карьера будет такой же короткой, как мой пенис. И мне уже не стыдно говорить об этом вслух.

– Гвидо, давайте для начала вы успокоитесь. А затем я вам все объясню. Мы вас действительно обыскались, Гвидо. Вы ни телефона не оставили, ни адреса.

Рома уверенно входил в образ.

– А что, в Риге не работает справочная телефонных абонентов?

– А вы думаете, мы не звонили? Ответ был один и тот же: «Абонент Гвидо Шнапсе не найден». Мы даже товарищей из руководящего звена подключили. И все поиски оказались тщетны.

– Вообще-то, Шнапсте моя фамилия, а не Шнапсе.

Рома схватился за голову. Издал стон, которому можно было верить. Пальцы впились в густые волосы, а зубы вонзились в нижнюю губу.

– Какие же мы идиоты! Андрей, ты слышал? Я же тебе говорил, мудень, Шнапсте, а не Шнапсе! Как мы могли не запомнить столь редкую фамилию, да еще ассоциирующуюся с древним и многими любимым напитком? Мы полные идиоты, Гвидо…Но сейчас как Эверест с плеч. Как, бл…дь, Джомолунгма с шеи!

– Да хоть Эльбрус с ваших нерадивых плеч! Я не знаю, как вы, но мне кажется, что за идиота вы держите меня. Давно, давно я так не разочаровывался в людях. В некогда мною уважаемых, хочу добавить, людях. Пример для молодежи, властители дум… Хера там! Ну ничего. Годы, проведенные в каталажке, пойдут вам только на пользу.

– Гвидо, – вступил Марьин, – не нужно думать о нас так плохо. Повесить ярлык легче всего. А вот снять… я бы даже сказал, отодрать его очень трудно. Сейчас мы с Романом все объясним.

– Хотелось бы, – Гвидо чуточку подуспокоился. Рома поднес гостю стул, свежий номер газеты и бутылку «Боржоми».

– Уважаемый, дорогой Гвидо. Давайте по порядку. Вы соблюдали режим и диету, о которых мы договаривались? Только честно. Как на духу говорите, Гвидо.

– Неукоснительно соблюдал, товарищи журналисты. Целиком и полностью соблюдал. Не имел половых контактов с женщинами, не занимался онанизмом, – начал загибать пальцы Гвидо. – Даже не пил в эту несусветную жарищу холодное пиво. И конечно же, хрумкал капусту, которую теперь возненавидел даже в голубцах и борще. Блевал от чеснока. Все четыреста прописанных прыжков голышом тоже сделаны. Жалобы от соседей получены. И уколы я вонзал в жопу по графику. Но нет! Нет этих сантиметриков!!! – вскричал Шнапсте.

– А упражнения на растяжку?

– Все тысяча двести подходов к двери и обратно мною выполнены.

– То есть ни на миллиметр ваш верный друг не подтянулся?

– Нет. Ни на микрон мой верный друг не подтянулся.

– Гвидо, а знаете, как выглядит самое большое зло на этой земле?

– Пока что самое большое зло на земле – это ваша парочка. Во всяком случае, для меня.

– Я о другом зле, Гвидо. Нет, это далеко не мы. Это не капиталистическая гидра, не падшие женщины и не деньги. Это не воры, окончательно потерявшие стыд. Самое большое зло выглядит по-другому. Это коварный прозрачный напиток, способный нами управлять. И имя ему водка! – патетически воскликнул Хузин.

– Вы хотите сказать, что я алкаш?

– Ну как вы могли такое вообще подумать? Я о пьянице. О моем друге враче, который продал мне «Барадализон-7», будучи нетрезвым. А потом позвонил и сказал, что извиняется. Что курс состоит из двух препаратов, а не из одного. Ведь мы с Андреем кололи вариант под кодом три. А семерка требует дополнения.

– Я так и знал! Еще пятьсот рублей за очередную стекляшку, но теперь с жидкостью цвета медного купороса? Еще четыреста или уже восемьсот прыжков голышом и пожирание чеснока и капусты, заправленной подсолнечным маслом? Или, может, мне давиться свеклой с маргарином? А может, репкой с майонезом или морковью с уксусом? А к херу подвесить трехкилограммовую гантелю и ходить с ней по городу?

– Ну зачем вы так?.. Препарат тримеодезин стоит дешевле, тримеодезин дает мощный эффект мышечной телескопии. Попросту – увеличения объема мышечной массы.

Шнапсте не относился к подвиду наивных дурачков. Скорее наоборот. Но все изменила встреча с Ромой и Андреем. Гвидо попал в категорию людей, исполненных надежды. Чаще других надеются верующие, бездельники, хворые и заключенные. Гвидо серьезно захворал. Он стал патологически зависим. А еще его сильно тревожила возможная потеря пяти сотенных. Приступы жадности Шнапсте переносил тяжелее ангины. Но он все равно верил. Верил, что совсем скоро ему будет не стыдно заниматься сексом при включенном свете. Он хотел удивить свою возлюбленную сюрпризом. И он все больше напоминал тяжелобольного человека.

– Хорошо, Роман. Допустим, я вам и на сей раз поверю. Потому как не совсем разочаровался в жизни. Но если не поможет и второй препарат?

– Исключено, Гвидо. Первое. Мы не станем выставлять себя в роли негодяев, подлецов и обманщиков. Второе. Мы действительно дорожим своей карьерой и не хотим отправиться в места не столь отдаленные. И наконец третье. Вы нам симпатичны как человек, и мы уже испытываем перед вами огромное чувство вины. Я говорю это искренне, Гвидо.

– Хузин, ваше счастье, если вы не пытаетесь сейчас меня в очередной раз обмануть и говорите правду. Сколько стоит дополнение к уже пройденному курсу?

– «Тримеодезин» идет в ампулах. Одна такая ампула стоит двадцать рублей. Из-за накладки мы решили свой интерес в стоимость не включать. То есть сто шестьдесят рублей за восемь ампул. Честно? Так бы зарядили двести. Колоть нужно два раза в неделю с перерывом в два дня.

– А диета?

– Диета уже не понадобится. Но спиртное, половые контакты и онанизм до сих пор под строжайшим запретом.

– Хорошо. Я вам поверю. Вернее, постараюсь. Но если и на этот раз мне придется истыкать задницу иголкой впустую, то вы даже себе представить не можете, какие у вас будут неприятности. По всем линиям и фронтам. И вы перестанете быть «саперами газетных полос». Вы подорветесь за их пределами. И так подорветесь, что вас воедино уже не соберут.

Ампулы лежали в шкафу Хузина, но, чтобы придать сделке значимость, он попросил Гвидо заехать на следующий день. Продукт, мол, ценный, требует заказа. В среду Шнапсте выходил из редакции с новой покупкой. В продолговатых стекляшках перекатывалась обыкновенная глюкоза.

Вторая часть аферы была торжественно отмечена в ресторане «Сигулда» и закончилась скандалом. Роме показалось, что заказанная солянка готовится чересчур долго. Когда тарелка с горячим супом оказалась на столе, Хузин, ловя удивленные взгляды Андрея, высыпал в жидкость все содержимое солонки и перечницы. Медленно перемешав суп, незаметным движением выдернул из головы пару волосинок и зычным голосом подозвал официанта.

– Скажите, а у вас вкусная солянка, молодой человек? – В голосе звучала издевка.

– Говорят, что одна из самых вкусных в городе. Вот сейчас попробуете и самолично в этом убедитесь, – улыбнулся коллега Шнапсте.

– Скажите, а волосами ее повар сдабривает, или это вы натрясли по дороге к столику? Или, бл…дь, тебя жена супами с волосней дома кормит? – заорал Рома.

Увидев плавающие на поверхности волосы, официант покраснел:

– Бога ради простите, товарищ! Бога ради… Сейчас же заменю и вычеркну из счета. Мои самые искренние извинения.

Через несколько минут из угла зала послышался громкий, хриплый кашель вперемежку с матерными тирадами. Сидящий у окошка багровый толстяк задыхался, отхаркивая в белоснежную занавеску. В подоспевшего с желанием помочь гарсона тут же была запущена небольшая салатница с остатками оливье. Перепачканный официант подскочил к Хузину и злобно процедил:

– Я тебе это так не оставлю, сученыш.

На пропитывающий рубашку майонез пролился стакан яблочного сока. Все закончилось появлением вышибалы, быстрым расчетом и предупреждением больше в «Сигулде» не появляться. Когда друзья шли по Меркеля, Рома пытался оправдываться:

– Знаю, Андрюша, знаю, как тебе трудно понять мое поведение. Но я стал халдеененавистником. Я не люблю их так же, как комитетчики не любят ментов, проститутки – перебивающих им кассу шалав, старшеклассницы – проверки на гинекологическом кресле, а диссиденты – палаты психиатрических клиник.

– Рома, ты скоро и себя, и меня до психиатрической клиники доведешь. Ты стал заложником своего же идиотского проступка. Пришел активный, но не вполне нормальный Гвидо с маленьким членом и смешным предложением. Мало таких полоумных к нам заявляются? Но тебе ведь нужен был детектив, приключение. И вообще, тебе давно пора жениться.

– На ком и зачем?

– На Зое. Станешь посерьезнее. Ведь не вечно вам быть объектом для сплетен и обсуждений.

– Если мы надумаем пожениться, то сплетен и обсуждений будет много больше. И вообще, сейчас меня волнует только один вопрос. А именно, сможет ли полноценный член нашего общества, Гвидо Шнапсте, смириться с мыслью, что его неполноценный член больше не вырастет?

– Не сможет он смириться, Рома. И хер у него не вырастет. А мы можем сесть. Смотри, месяц молодой на небе, Ром. Нужно денежку показать, – Марьин вытянул перед собой ладонь с двумя купюрами.

– Надо Гвидо звякнуть. Может, юный месяц не только денежки увеличивает…

Треугольник стала объединять надежда. Только, в отличие от Шнапсте, Андрей с Ромой чувствовали еще и угрозу. Марьину, человеку семейному, о разлуке с любимыми думать не хотелось. У одинокого Хузина имелись планы на будущее в отношении Зои. Возможный скандал сделает журналистику очередным жизненным этапом для обоих. Исключение из комсомола – прямая дорога к физическому труду, к которому оба абсолютно не приспособлены. Особенно ярко это демонстрировали общередакционные выезды на помощь вечно сигналящим SOS колхозам и совхозам. Во время таких рейдов пожизненно сознательные начинали употреблять ближе к вечеру. Менее ответственные откупоривали в обед. Марьин с Хузиным успевали напиться по дороге в хозяйство. В одну из таких поездок Матвеич решил тандем проучить.

Полевые работы были закончены. Загорелые, уставшие журналисты с пластмассовыми ведрами медленно брели к автобусу. Неподалеку, под стеной коровника, распластались Андрей с Ромой. Улыбаясь проплывающим облакам, посапывал Хузин. Уткнувшись лицом в пахучую траву, храпел пьяный Андрей. Несмотря на адресованные Матвеичу уговоры коллег, автобус взял курс на Ригу без двух пассажиров. Проснувшиеся друзья не впали в тоску и отчаяние. Три километра шли они до сельпо по солнцепеку и рытвинам проселка. Шелестели матом сухие губы, трепетали на ветру взлохмаченные волосы. Завидев магазин, скитальцы обнялись, как бойцы, вырвавшиеся из вражеского окружения. Как два путника, завидевших в пустыне спасительный арык. Продавщица хорошо знала в лицо всех местных пьяниц. Городские были симпатичнее, и она им приветливо улыбнулась. В авоське зазвенели три бутылки водки и пузатый баллон яблочного сока. Неподалеку дремал голубой «зилок» с золотистой бахромой и фотографией Клавдии Шульженко под лобовым стеклом. Вскоре появился мускулистый водитель. К пузырю сорокаградусной попросил добавить три бутылки пива. Полтора часа в кабине грузовика пролетели стремительно.

Чтобы как-то отвлечься от грядущих проблем, Рома с Андреем полностью ушли в писанину. Хузин сделал интересный материал о стекольной фабрике. От мастера цеха получил в подарок смешного гномика, которого тут же передарил Зое в знак примирения. Андрей после серии заметок о рационализаторах писал большую статью про экскаваторщика Милютина. За время работы виртуоз ковша три раза натыкался на снаряды, оставшиеся со времен Второй мировой. Андрею нравился пафосный заголовок «Четырежды рожденный». Процесс написания он комментировал:

– Ромка, нам с этого Леши Милютина пример надо брать. Три раза ковшом снаряды цеплял, представляешь?

– Да, три раза ковшом снаряды – это не три раза концом триппер зацепить.

– Вот баран… Все у тебя в одну степь, Ром. В пошлость несусветную. Я к тому, что он не запил, работу другую искать не начал.

– И правильно, что не начал. Пока везет, пусть цепляет снаряды и мины. А про триппер… Тоже случай из жизни. Витя Мамыкин пять раз его цеплял. И не спился, и работу не меняет.

– Нашел кого вспомнить. Откуда у него время, чтобы спиться, если он на антибиотиках постоянно сидит?

Беседу прервало появление Виктора Матвеевича. Шеф пребывал в благом расположении духа и, что удивительно, был чуточку навеселе.

– Ну, чем заняты главные шалопаи редакции?

– Пишу статью про экскаваторщика Алексея Милютина, Виктор Матвеевич.

– Это хорошо, Андрюша. А чем отличился Алексей Милютин?

– Три раза его ковш натыкался на снаряды.

– Это очень хорошо. Не то, что ковш натыкался, а что Леша Милютин жив и здоров – хорошо. Обязательно добавь, что снаряды были немецкими. Это придаст материалу идеологическую окраску. А мы завтра с супругой на Софию Ротару идем. Как поет, а… «Червону руту» на прошлом концерте весь зал тянул стоя. Рома, а тебе нравится София Ротару?

– Как женщина.

– А как певица?

– Я немного другую музыку слушаю, Виктор Матвеич.

– Западную, да? Бонни-эмы и Аббы?

– Хуже. Вы таких названий и не слышали.

– Например?

– Блэк Саббат, Джудас Прист.

– Сионисты?

– Нет, рокеры.

– А почему «джудас»?

– У католиков так исповедальное окошко зовется.

– Вот не мешало бы тебя головой твоей дурьей в это окошко пихнуть. Андрюш, а тебе Ротару нравится?

– Очень. И Ротару, и Анне Вески.

– Рома, бери пример со своего друга. Кстати, а я ведь к вам не просто так. Порадовать вас решил. Андрюша завтра поедет брать интервью у Софии Ротару. А вечером пойдет с женой на концерт.

– Понятно. А мне до сих пор даже в кукольный театр билетов не предложили ни разу, – с обидой произнес Хузин.

– Сам сказал, что советскую эстраду не жалуешь. Теперь к заданию. В пятницу заслуженному егерю страны, Герману Адольфовичу Вуцансу, исполняется 60 лет. Возьмешь интервью, фотограф пусть снимков нащелкает побольше.

– Не повезло егерю с именем-отчеством. Германом звали Геринга. Про Адольфа молчу.

– Вот и молчи, Хузин. У меня есть давний товарищ, которого тоже зовут Адольф. Брата моей жены зовут Герман. Вашего друга Колодяжного родители нарекли Йозефом.

– А при чем тут Йозеф?

– А при том, что так звали Геббельса.

– Да, и вправду. Нужно Малютке новую кличку дать. Будет он теперь «комсомолец Геббельс».

Уже выходя из кабинета, главный, обернувшись, спросил:

– Рома, а может, все же сходишь с Зоей на Ротару? Билеты у Татьяны в кабинете можешь забрать. Я ей скажу.

– Да, с Зоей, пожалуй, схожу, – улыбнулся Хузин. – Спасибо.

Андрею никогда не приходилось брать интервью у звезд эстрады. Вопросы он подготовил заранее. На встречу отправился в костюме и при галстуке. Обильно побрызгал одеколоном шею и волосы. Задавая первые вопросы, нервничал и потел, но сумел взять себя в руки. Со встречи ушел с календариком певицы и в возбужденном сознании.

Роману было проще. Заслуженный егерь пригласил Хузина в гости. Он жил в двухэтажном доме в двадцати километрах от Риги. Большой сад, по участку носился красавец сеттер. Хозяин владений оказался человеком хмурым и неприветливым. В ответ на поздравления молча кивнул головой. Беседу вели в большой гостиной, стены которой были увешаны трофеями. Пока Рома задавал вопросы юбиляру, фотограф Андрис наматывал пленку «Зенита».

Утро пятницы для Ромы началось с вызова к главному. Он шел по редакционному коридору под одобрительные возгласы коллег. Заготовленное приветствие заглушил крик Матвеича:

– Хузин, ты что творишь, а?! Что ты творишь, негодяй эдакий?!

– А что, собственно, произошло, Виктор Матвеич?

– Что произошло?! А вот это произошло, – главный разложил на столе свежий номер газеты. – Это что за …б твою мать, Роман?

– Это не …б твою мать, Виктор Матвеич. Это Нормунд Адольфович Вуцанс. Заслуженный егерь и просто хороший человек.

– Я про фотографию спрашиваю. Про эту похабщину и стыд!

– А мне кажется, что нормальное фото. Хорошо держит полосу, отображает профессию.