скачать книгу бесплатно
– Ну, сколько можно, Тонечка! Мы, кажется, говорили с тобой на эту тему тысячу раз. Давай оставим, до поры до времени, а?
Антонина Григорьевна отвернулась, и молча направилась в дом.
– Мне собираться надо! – крикнул ей вслед Иван Прокопьевич.
– Когда ты вернешься? – спросил я заскучавшего дядюшку.
– Точно не знаю. Дня два, наверное.
– А мы как же?
– В смысле? Боишься, что зайцы одолеют? Не дрейфь!
Иван Прокопьевич опустился на колено и взял меня за руку.
– Поручаю тебе охранять нашу милую Антонину Григорьевну. Ты мужчина, и никакие дикие кролики не должны посеять в твоей душе панику. Я же поеду мимо Нечаевки, и отправлю вам в помощь старика Власова.
Я кивнул.
– Тогда пошли в дом. Пообедаем, а потом я поеду.
Когда мы с тетушкой вышли провожать Ивана Прокопьевича, мне почему-то подумалось: вот бы найти таких жемчужин побольше! А вдруг в лесу клад! А вдруг их там видимо-невидимо.
Для меня, маленького мальчика, жемчуг представлял интерес не как средство обогащения, а в качестве игрушек. Например, как оловянные солдатики. Ведь и заячьи глазки я выковыривал ради забавы.
***
Вечером пришел Власов. То был мужик шестидесяти годов, хотя и выглядел намного старше, благодаря широченной бороде. А еще, у него был один глаз, и деревянная нога! И если бы у него не хватало так же руки, а на ее месте был железный крючок, он напоминал бы мне книжного пирата или разбойника.
Его одинокую фигуру, ковыляющую по дороге, я заметил издалека, потому как заранее ждал. Я окликнул тетушку, и побежал навстречу, радостно приветствуя.
Власова я хорошо знал, ведь он бывал у нас раньше. Дядюшка непременно посылал за ним, если нужно было «подлечить скотинку». Старик разбирался в лошадиных болезнях, а если что, мог принять роды у дядюшкиных сук, если дело каким-то образом осложнялось. В общем, полезный мужик.
Единственно, с чем я никогда не мог определиться, это то, в какую сторону смотрел его стеклянный глаз, когда он говорил со мною. Глаз всегда смотрел в сторону или поверх меня, поэтому общаясь со стариком, я останавливался на его бороде или мясистой переносице. Из его же рассказов я помнил, что глаз и ногу он потерял на охоте, еще по молодости. И мне было жаль его.
– Здравствуй, Власов! Мы тебя заждались!
– Здравствуй, здравствуй, – старик ласково гладил меня по голове, – Я бы и раньше поспел, да колотушку свою позабыл. Пришлось возвращаться. Слерос замучил.
– Не слерос, а склероз! – засмеялся я.
– Все едино, – кивал Власов, – забывчивый стал.
Мы подошли к дому, и я первым взбежал на крыльцо.
– Тетушка, Власов Пришел!
– Хорошо-хорошо! Проводи его в кухню, я сейчас выйду.
Я провел старика в кухню и чуть ли не силой усадил за стол.
– Садись, сейчас тетушка тебя накормит.
– Благодарствую. Но хотелось бы, сначала, обойтить округу, ознакомиться с обстановочкой. Где чего должно быть, а где чему не положено.
Вошла Антонина Григорьевна.
– Здравствуй, Власов. Давно тебя не видала.
– Здравствуйте, барыня, – привстал старик, – Хворал я в последнее время. Вот как прихватит с левого боку, так хоть ложись да помирай. А еще культю от погоды крутит. Даром, что ноги-то нет.
– Надеюсь, без Ивана Прокопьевича не расхвораешься. Иначе, кто нас охранять будет? Стасик?
– Нет, что вы! – воскликнул Власов, – Как ваш хозяин наказывал, так я и сделаю. А будет наседать кто, ружо возьму из кабинета или пистоль с патронами, что в комоде лежат. Иван Прокопьевич дал мне четкие распоряжения по этому поводу, и объяснил где что находится, в случае необходимости… Да, на худой конец, у меня и хлыст есть.
Власов вынул из-за голенища сложенный вчетверо плетеный арапник.
– Ладно-ладно! – замахала руками тетушка, – Верю.
– А что! – восклицал я, – Если надо, я и сам из пистолета могу. Правду говорю, тетушка!
Антонина Григорьевна благосклонно оглядела меня и бородатого Власова: вот, мол, защитнички, старый да малый.
Всю ночь, с небольшими интервалами, Власов ходил по усадьбе и бил в свою колотушку. До утра нас никто не тревожил. Во всяком случае, мы преспокойно спали. Утром тетушка постелила ему в конюшне и приказала отдыхать.
Старик проснулся к обеду. Для начала осмотрел собак, все ли у них ладно и нет ли болячек. Потом взялся за оставшегося в одиночестве гнедого. Прогулял его по широкому двору, обтер соломой и, отведя в стойло, дал воды и овса. И только после этого уселся возле конюшни под навесом с чувством выполненного долга. Тетушка вынесла ему хлеба и молока. Пока Власов ел, я упросил его показать мне хлыст. Старик достал его из сапога и протянул мне: на, мол, но смотри осторожно. Я размотал его на всю длину и стал с интересом рассматривать. Кнут был и вправду хорош. На короткой деревянной ручке, почерневшей от бесчисленных прикосновений ладоней, длинный, из пахнущей козьим молоком сыромятной кожи, а на конце его красовалось свинцовое грузило. Да, таким и убить можно! А уж зайчонка подсечь – плевое дело.
– Ну, как прошел караул? – спрашивал я, – Не видел ли чего подозрительного?
– Нет, – пожимал плечами старик.
– И никаких шорохов не слыхал?
Старик усмехнулся.
– Туговат я на ухо. Да мало ли что што зашевелится в зарослях. Ночью всякая мелкая живность на охоту выходит. Всех бояться?
– Но все же?
Власов поставил кувшин на землю и обтер бороду.
– Видел, однако. Твоя правда.
– Что?! – вскричал я, бросив игрушку.
Подобрав с земли хлыст, старик посмотрел на меня, и хитро прищурился. Вернее, прищурился только единственным глазом. Другой, стеклянный, даже не дрогнул.
– Да будто огоньки по лесу в разные стороны шастали. И странно так: то вверх, то вниз, то ко мне приближаются. Я, главное, подхожу к ним, а они от меня. И так несколько раз.
– И что это могло быть?
– Все что угодно. Жуки, к примеру, тоже могут светиться, когда свадьбы устраивают.
– Ух-ты!
Я никогда не видел свадьбы жуков. Интересно было бы посмотреть.
– А ты вот сам мне лучше скажи, что твой дядюшка в лесу прячет?
– Дядюшка?
– Да. Слышал я от мужиков байку, будто бы ходит он в лес по ночам, или рано утром. А с какой надобностью – неизвестно. Может, клад у него там? Проверяет?
– Выдумки.
– Значит, врут мужики?
– Нет же, вспомнил! – спохватился я, удивляясь собственной нерасторопности, – Он там мертвых кроликов закапывает! Мы с ним столько настреляли!
– Что ж, понятно.
Власов покачал головой.
– Ладно, барчук. Верю. Вот тебе, на игрушки. Утром нашел у ограды, когда последний обход делал.
В его морщинистой ладони матово блеснула жемчужина.
– Еще одна! – воскликнул я.
Лицо старика выразило недоумение.
– Сотский вчера точно такую же приносил! Тоже сказывал, что нашел возле леса!
Я взял у Власова жемчуг.
– Ты только дядьке своему ее не показывай. Мало ли что.
Тут со стороны дома послышался тетушкин голос, звавший меня завтракать. Я сунул жемчужину в карман и побежал домой, обещав вынести старику сахару.
Власов только махнул рукой:
– Ступай-ступай! Зачем мне твой сахар. Сам кушай.
***
За столом тетушка прервала молчание первой.
– Не понимаю я твоего дядю.
– Ивана Прокопьевича? – я был рад поводу не доедать кашу, – Почему же?
– В последнее время его словно подменили, – выдохнула она.
Антонина Григорьевна сидела как истукан, выпрямив спину и уставившись в одну точку. Она даже не притронулась к своей тарелке, и ее порция овсянки почти остыла.
– Стал резким и вспыльчивым. Замкнутым стал, будто скрывает от меня что-то.
– Какие могут быть тайны!
Я сделал серьезное лицо, незаметно отодвигая от себя тарелку с противной овсянкой.
– Мне так кажется. Много лет назад, до переезда в имение, я знала его совершенно другим человеком. Скромным, отзывчивым. Он предугадывал каждое мое желание. И мы всегда понимали друг друга.
– Что же случилось? – я косился в окно, стараясь разглядеть, чем там занимается Власов.
Тетушка пожала плечами.
– Знаю! – воскликнул я, – Во всем виноваты зайцы!
– Зайцы? Фи! Эти маленькие, беззащитные животные…
Громкий треск ломающихся веток отвлек нас от разговора.
Мы бросились к окну. Весь сад был заполнен зайцами. Они прыгали от яблони к яблоне, поедая с деревьев горькую кору и нижние ветки, до которых могли дотянуться. Тетушкины клумбы, с повторно высаженными цветами. Кусты ежевики и смородины. Даже кусты одичавшего шиповника, что когда-то числились розами. В общем, все, что цвело и произрастало, было варварски уничтожаемо в эти минуты бессовестными тварями. Зайцев было так много, что они, буквально, прыгали друг дружке по головам, пытаясь поближе пробраться к лакомым кускам растительности. Те, кому не досталось еды, кажется грызли засохшие прутья ивовой изгороди.
– Боже мой! Что твориться! – воскликнула в ужасе тетя.
– Власов! Власов! – завопил я, пытаясь дозваться нашего сторожа.
Мы стали звать старика хором. Тщетно. Собаки, запертые в вольере, бешено лаяли и бросались на сетку, но никто другой не откликался на наши призывы. Лишь некоторые зайцы поводили ушами и поворачивали головы, на секунду отвлекшись от увлекательного занятия.
Я стал кидать в грызунов что ни попадя и кричать: кыш! подите все прочь! Но и это не принесло результатов. Зайцы не обращали на мои жалкие потуги никакого внимания. Они прыгали уже под самыми окнами.
– Постой! – вспомнила тетушка, – У нас же есть револьвер!
– Правда!
Вскоре бесстрашная женщина стояла у раскрытого окна, широко расставив ноги, и держа на вытянутых руках Смит-и-Вессон.
– Иван Прокопьевич когда-то учил меня им пользоваться. Мы стреляли по бутылочкам. Зажми уши.
Я закрыл уши и зажмурился. Я прекрасно знал, что звук от выстрела очень и очень громкий.
Тетушка прицелилась, как смогла, и выстрелила. Дымящийся револьвер упал на пол.
– Господи, Боже! – вскричала Антонина Григорьевна.
Она стояла, отвернувшись от окна и поджав одну ногу, как будто увидела на полу мышь.
