скачать книгу бесплатно
– Ты теперь в роли местного привидения? – спросил я, сбрасывая влажное, от снега пальто, прямо на диван.
– Ну если уж папа решил не баловать нас своим посмертным присутствием…
– Хватило его прижизненно, – поморщился я. – Ближе к делу, мам, что нужно?
Она поджала губы. Посмотрела на меня снизу вверх, словно взвешивая слова.
– Ты женишься на ней.
– Мам, – поднял руку я, призывая её к молчанию.
– Женишься, – отчеканила она. – Поверь, я бы не протянула столько лет с твоим отцом, если бы не умела быть жёсткой и добиваться желаемого. И да, я не была хорошей матерью. Но я мать. Я не хочу смотреть, как мои дети, мои возможные внуки лишаются каких либо гарантий на будущее, по прихоти старого маразматика и его упрямого сына! Ты знаешь, что мы потеряем все. Компанию доведут до разорения и перекупят по дешёвке, этих денег будет много, но не для моих детей, которые не привыкли их считать. Они останутся без ничего.
– Я не хочу об этом волноваться.
– Ты должен!
Слово каменным грузом легло на плечи. Впрочем, там оно и было все тридцать три года моей жизни, я даже не успел насладиться тем, как без этой ноши легко.
Глава 6. Юля
После визита Роберта невинная бумажка воспринималась не такой уж и невинной. Но все равно выйдя из дома за Дианкой, а я старалась забирать её пораньше, я остановилась на лестнице высчитывая график работы соседки Ксюши. Несмотря на свою падкость до мужчин, девицей она была неплохой, не раз и не два выручала меня с дочкой, когда срочно нужно было выбежать по делам.
Судя по всему выходило, что Ксюша сегодня была выходная – работала она два через два. Я поднялась на этаж выше и постучала в дверь. Ксюша тоже в звонок не смотрела никогда.
– О, привет! – воскликнула она. – С мелкой нужно посидеть? Но не больше двух часиков, я на свидание убегаю.
То и было видно – на голове бигуди, один глаз подведен, второй ещё нет.
– Мелкая в садике, – ответила я. – Вот как раз за ней иду.
– Что-то случилось?
Оба глаза, и подведенный, и нет уставились на меня с толикой беспокойства.
– Да просто все о дочке, да о дочке… как у тебя дела на личном фронте?
Ксюша расцвела – про это она рассказывать любила.
– Я влюблена, Юль! Замуж выйду, в этот раз точно!
– Значит он не женат?
– Нет, я даже паспорт посмотрела. Хватит с меня женатиков, самой замуж пора, двадцать восемь уже. Часики тикают!
Версия провалилась, но проверить стоило. Дочку я домой вела крайне неторопясь – как-то страшно было. Но все обошлось, вечер нас ждал спокойный. Дианка хорошо поела, выглядела умиротворенной, то и дело залазила на подоконник и смотрела, как падает снег – он её завораживал. Ничего кроме крупного, хлопьями, снега, в этот вечер её не интересовало, ни книжки, ни игрушки. Мне пришлось устелить подоконник одеялом, чтобы моя радость не отморозила себе попу.
И следующий день был спокойным. Я расслабилась. Мало ли чего Роберт приходил? Может его совесть замучила, хотя в это я не очень верила. Нет у них там совести, ни у кого, думаю они продали её за начальный капитал бизнеса.
Но обе следующие ночи я думала о Роберте, вот не хочется, а в голову лезет. Он здорово сдал, старость никого не щадит. Он младше был Вершинина отца, сколько Роберту сейчас, пятьдесят? Прошедшие семь лет отметились на его лице глубокими морщинами, похудел, запали щеки. Только глаза такие же, проницательные, дерьмовые глаза – никогда не знаешь, о чем думает, чего ждать.
Зачем приходил?
Тем не менее я расслабилась. Настала пятница, в этот день у нас снова садик. Снег успел растаять, впрочем на непроницаемом лице моей дочери разочарования было не разобрать. Темнело рано, несмотря на то, что вышли мы из садика в четыре, домой шли в сумерках. Рядышком, но так далеко друг от друга – как всегда.
Я остановилась, вынимая из почтового ящика квитанции, не удержавшись надорвала одну их них и чуть не застонала вслух – с ботинками себе точно придётся повременить, тепло дали и суммы на платёжках были просто дикими. Подумала – зря испортила себе настроение, можно было и завтра посмотреть.
Дианка тем временем поднялась на наш этаж. Она была не от мира сего, но в пространстве ориентировалась неплохо, и если я мешкалась в подъезде, Диана поднималась и ждала меня возле квартиры. Я запихнула квитанции в карман и устремилась за ней.
Она ждала меня не у квартиры, как обычно. Стояла у самой лестницы не подходя к дверям, в сторонке.
– Всё хорошо? – спросила я поднимаясь.
Словно дочь ответила бы мне. Она же внимательно на что-то смотрела, не отрывая взгляда. Я обошла дочь и остановилась рядом с ней. Этого не могло быть и между тем происходило.
На нашем коврике лежал голубь. Мертвый, со свернутой шеей и расправленными, словно в последней попытке взлететь, крыльями. На него и смотрела моя дочь.
– Черт! – не сдержалась я. – Черт, черт!
Вытащила из кармана квитанции, попыталась завернуть в них тельце, но бумаги не хватало, мои пальцы касались холодных перьев. По коже мурашки, к горлу подкатила рвота. Не хватало ещё, чтобы меня стошнило прямо на трупик, у дочки и так впечатлений выше крыши.
– Не смотри пожалуйста! – взмолилась я.
Но Дианка смотрела. Я взяла себя в руки – чего тупила! Можно было просто сразу завернуть птицу в коврик и вместе с ним выбросить.
– Стой здесь, – сказала я Диане. – Мама через три минуты.
Мусорные баки недалеко от подъезда, бегом я уложилась за пару минут. Потом поднимаясь, пытаясь отдышаться и держась за колющий бок поняла – квитанций у меня больше нет. Ну и хрен с ним, зло подумала я. В следующем месяце заплачу.
Дианка не ужинала. Сидела смотрела на свой чай и свои макароны и не ела.
– Птичка просто состарилась, – пыталась объяснить я. – Её никто не обижал.
Моя дочь мне не верила. Уснула рано, свернувшись клубком, лицом к стене. Даже на снег смотреть не стала – а он снова пошёл к ночи. У меня опускались руки.
– Ненавижу, – сказала я покойному Вершинину. – Ты даже мёртвым отравляешь все вокруг!
И вот что делать? Идти в полицию? Что я там скажу? Что кто-то мстит мне не пойми за что, нищей разведенке, в одиночестве растящей ребёнка инвалида? Трупик им из мусорки достану?
Телефон зазвонил так резко и громко, что я подпрыгнула.
– Да! – отрывисто бросила я.
– С работы иду, – порадовала меня соседка Ксюша. – Несу бутылку вискаря и два литра газировки. Тяжело, между прочим!
– И? – спросила я переводя дыхание.
– И, и, – передразнила Ксюша. – Лёд ставь морозиться, сейчас приду, пятница же!
Я не стала говорить ей, что несмотря на то, что завтра суббота, ей то работать. Мне тоже нужна была передышка, мне нужен был алкоголь в бокале и никаких мыслей в голове.
– Только не звони, – попросила я. – Дианка спит уже. Сообщение напиши, как подойдёшь.
Сбросила звонок, достала формочки для льда, заполнила их водой и отправила в морозилку. Посмотрела, чем могу накормить голодную, наверняка, соседку, та же с работы шла, начала резать бутерброды. В дверь позвонили, как раз когда я отрезала куски сыра, пытаясь сделать их поровнее.
– Блин, – вырвалось у меня. – Просила же!
Заглянула в комнату – Дианка спит. Дверь туда закрыла. Без доли сомнений, Ксюшу же ждала, распахнула дверь, даже улыбнулась.
Эта улыбка дурацкая потом ко мне приклеилась и не отклеивалась добрых секунд тридцать. Потому за дверью стоял, глядя мне прямо в глаза, мой бывший муж, Артур Вершинин.
Глава 7. Артур
Дверь в подъезд была открыта и подперта кирпичом. К вечеру стало вьюжить, ветер гонял в сумерках редкие снежинки, азартно закидывая их в беззащитно распахнутое нутро подъезда.
Я не спешил. Холодно было чертовски, хотя вроде только ноябрь. Стоял, мерз, курил и думал. Думал о том, что можно сесть в автомобиль уехать, и не просто домой, а вообще ехать куда глаза глядят, если никуда не хочется, просто вперёд и неважно, куда приведёт этот путь. Просто ехать и наслаждаться тем, что никому ничего не должен. Что своих денег хватит, а там трава не расти. Пусть тратят. Пусть тоже просто делают что хотят, я за них не в ответе.
Но блять, я сам себе лгал. Тридцать три года я жил с осознанием того, что должен. Меня растили вколачивая это в сознание. Я начал подрабатывать у отца в офисе с пятнадцати, он прогнал меня с самого низа. Что я мог в пятнадцать лет? Курьерская сумка с конвертами и велосипед… дня не было, когда мой мозг был бы свободен от мыслей об отцовском наследии.
Он никогда мне не помогал, само собой подразумевалось, что я пробьюсь по карьерной лестнице, хотя не спорю, громкая фамилия ускорила дело. Я, блять, жил этим долгом, а теперь…
Теперь стою у подъезда бывшей жены, мёрзну в лёгком, не по сезону, пальто и курю. Мне не страшно. Я просто не уверен, что хочу видеть, во что превратилась моя солнечная Юлька, сломала ли её жизнь так же, как ломала всех. Я так устал, что не оставалось сил даже на ненависть.
Я отбросил сигарету, от которой уже горчило во рту и поднялся. Позвонил в дверь, понимая, что сейчас увижусь со своим прошлым, которое просто выбросил в урну поклявшись забыть, не вспоминать никогда.
Дверь открылась сразу, мгновенно почти. Несколько секунд мы с бывшей женой просто стоим и смотрим друг на друга. Я обшариваю взглядом её лицо, мне интересно, насколько она изменилась. Изменилась. Под глазами залегли тени. Волосы длинные обрезала, даже жалко стало на мгновение, мне нравилась роскошная тяжесть её волос.
– Привет, – говорю я и Юлька отшатывается, словно я её ударил. – Как дела?
Карие глаза удивлённо распахиваются, а потом… потом Юлька начинает смеяться. Смеется искренне, всхлипывая и даже похрюкивая от избытка чувств. Я жду и смотрю на неё с любопытством, словно на забавную зверюшку, от которой не знаешь, чего ожидать.
Пользуясь тем, что она не в силах мне противостоять, пока не успокоится, я прохожу внутрь квартиры и останавливаюсь в тесной прихожей.
– Ты…– она пытается отдышаться после приступа смеха, но выходит не очень. – Ты… ты через семь лет пришёл спросить, как у меня дела?
– Да, – спокойно отвечаю я.
Я держу себя в руках. Я и самообладание просто синонимы. Вот Юлька этим похвастать не может явно.
– Я думала, что ненавижу тебя, – отвечает Юлька. – А ты смешной оказывается. Что тебе нужно?
Я оглядываюсь. Половина лампочек в коридоре перегорело, от того и потемки. Много обуви прямо на полу, преимущественно детской. Детский же плащ, розовый зонтик, варежки. В линолеуме вдоль стены трещина, от этого его края некрасиво коробятся, собирая пыль.
– Где твоя дочь? – спрашиваю я.
Она мгновенно сбрасывает с себя смешливость. Губы сжимаются в тонкую линию, в глазах льдинки.
– Это тебя не касается. Уходи немедленно, Вершинин.
Встаёт у дверей, требовательно указывая мне на выход. Перестаёт загораживать мне кухню, теперь я разглядываю и её. Чисто, но бедно до зубовного скрежета. И ни следа мужика. Одна дверца кухонного гарнитура покосилась и повисла беспомощно и неопрятно. Господи, деревянные рамы. И не такие, как у нас дома, где дорогое дерево буквально вылизано плотниками, нет, деревянная рама из советских фильмов про коммуналки. Деревянная, крашеная белой краской, наверное зимой дует адски.
– Как ты до этого докатилась?
– Проваливай, – выдыхает Юлька.
Но мне и правда интересно. Что в её планах пошло не так?
– С ребёнком на рынке невест ты уже не так котировалась?
Она делает шаг ко мне, резкий, стремительный, а затем вскидывает тонкую, с торчащими на запястьях косточками, руку. Я мог бы её остановить, но до последнего не верю, что она это сделает.
Но мою щеку обжигает боль. Не сильная, весу в Юльке и пятидесяти килограмм нет, наверное, но от того более унизительная. Тихо. Только наше прерывистое дыхание и тёмные Юлькины глаза напротив.
– Ты же понимаешь, что я могу убить тебя за это? – лениво спрашиваю я.
– Не убьёшь, – вскидывает голову она. – Если ты пришёл, значит тебе что-то нужно. Никто из вашей корыстной семейки не ходит просто, чтобы узнать, как дела.
Мне хочется её ударить. Тогда не ударил, семь лет назад, брезгливо её было даже касаться, и сейчас со страхом понимаю, что во мне слишком до хрена от отца. Яблоко от яблони… Мне хочется растоптать её, уничтожить, чтобы никогда больше не смотрела дерзко так.
На ней футболка, простая, серая. Я беру Юльку за шиворот и подтягиваю ближе к себе. Она пахнет чем-то неуловимо терпким и сыром, ломтики которого лежат на разделочной доске на кухонном столе.
– Никогда больше так не делай, – чеканю я.
Смотрю на её тонкую шею, на ней безостановочно пульсирует жилка. То, что Юлька живёт после всего, что натворила, смеет смеяться и поднимать на меня руку, не даёт мне дышать. Я хочу, чтобы ей было больно.
– Глотка гори-и-ит! – жизнерадостно возвещает кто-то и останавливается в открытых дверях.
Время тянется, я никак не могу заставить себя выпустить серую Юлькину футболку. Затем прилагаю усилие чтобы разжать пальцы. Смотрю на вошедшую. Девушка в короткой шубе, с ярким мейком на лице. В её руках пакет из дешёвого супермаркета. Гостья вздрагивает, пакет падает на пол, с ним происходят неведомые метаморфозы – выкатывается бутылка газировки, успевшая треснуть во время падения, крутится на месте, задорно разбрызгивая содержимое.
Я выхожу из квартиры. Спускаюсь. Сажусь в машину. Несколько минут сижу глядя в никуда. Потом закуриваю только для того, чтобы сигаретным дымом прогнать запах. А пахну я сыром, Юлькой и чёртовой колой, что забрызгала мои брюки.
Глава 8. Юля
Ворот футболки врезался в кожу шеи. Как только Вершинин вышел, я затащила в квартиру Ксюшу, она так и стояла, ни туда, ни сюда, и дверь захлопнула, сразу на все три замка заперла. Потом потерла кожу шеи – наверняка розовые бороздки.
– Это кто? – оторопело спросила Ксюша.
– Муж, – сказала я. – Бывший.
Проверила, не проснулась ли Дианка, и только потом сделала то, чего так сильно хотелось – осела прямо на пол. Чертыхнулась, так как села прямо в лужу колы, но стоять больше не могла, ноги не держали.
– А чего ему надо было?
– Пришёл спросить, как дела.
– Чудно, – протянула Ксюша.
Перешагнула через мои ноги и пошла на кухню. Съела один бутерброд с сыром, отрезав кусок хлеба, затем нашла бокалы, подобрала с пола виски, вторую, уцелевшую бутылку колы, достала лёд из морозилки, разлила, не жалея. Потом принесла мне и протянула, словно нормально сидеть в коридоре попой в коле и пить.
