banner banner banner
Для тебя моя кровь
Для тебя моя кровь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Для тебя моя кровь

скачать книгу бесплатно


– Сама виновата, – заявила Наташа. – Довела мужика. Да дай ты ему в конце то концов, может быть и отношения ваши станут более стабильными. Ну чего ты теряешь?

– Себя, – ответила я.– Ну не могу я. Вот как представлю, что он ко мне прикасается, так прямо гусиной кожей покрываюсь. А пересиливать себя – значит лгать Валере.

– Ну и пошли его тогда. Не издевайся над парнем.

Я уже несколько раз задумывалась над этим. Порвать с Валерием окончательно, не изводить ни его, ни себя, но что -то останавливало. Я даже догадывалась, что именно не даёт мне поставить точку в этих детских, неровных, а в последнее время, тяготящих отношениях. Я боялась остаться одной. Все мои подруги уже вышли замуж, кто -то, как Наташа, обзавёлся детьми, ведь они время не теряли. Уже с девятого класса девчонки интересовались парнями, бегали на дискотеки, заводили ни к чему не обязывающие романы. В студенчестве многие ставили перед собой задачи выйти замуж и выходили. Да, молодым парам приходилось нелегко, не хватало денег, не хватало времени на учёбу, кто– то жил на съёмной квартире, кто– то с родителями жены или мужа, и в таких случаях, конфликты отцов и детей становились неотъемлемой частью семейной жизни. Я же, потрясений не желала, хотя порой смотрела с завистью на очередную невесту в белом платье, с счастливой улыбкой на лице, хотя и мечтала, что тоже когда-нибудь буду приглашать гостей на, приготовленные мной, пирожки. У ног будет тереться кот, а рядом сидеть человек, самый важный, самый любимый. Но мне нужно было хорошо учиться и не отвлекаться на глупости, как говорила моя бабушка. В школе, чтобы получить золотую медаль, в институте, чтобы получить красный диплом. Не для себя, для бабушки– единственного родного человека, который у меня был. Отца я не знала никогда, а маменька, укатила на другой конец материка вслед за каким то актёром. Обуза в виде трёхлетней девчонки была ей не нужна. Какое-то время, маменька присылала мне подарки ко дню рождения и к празднику возрождения человечества, отправляла открытки, но, спустя несколько лет, мама замолчала окончательно. Мы жили вдвоём с бабушкой, и я, испытывая к ней глубокую благодарность и уважение, старалась не огорчать и всегда слушаться. Если бабушка считала, что на дискотеки и всякие там вечеринки ходят только легкомысленные и пустоголовые особы, я отказывалась от приглашений на подобные мероприятия. Только не надо думать, что меня тянуло в море огней и танцующих тел, мне было хорошо с бабушкой, мы пекли булочки, разговаривали обо всём на свете, ходили в театр, в музеи, устраивали пикники за городом.

Любое моё действие, противоречащее бабушкиным убеждениям, расценивалось мной, как предательство. Может быть, и с Валерием у меня ничего не выходило, ведь секс до брака бабушка считала недопустимым. Но об этом я Наташке говорить не стала, засмеёт.

– А может тебе попробовать очаровать того белобрысого ? – не унималась подруга.

– Ну уж нет! – рявкнула я. – К тому же, я сказала ему, чтобы он нашёл другого преподавателя, и без него проблем в жизни хватает.

– Ну и дура!

Наташка порывисто соскочила со своего стула.

– У меня в любом случаи нет никаких шансов. Какой он, а какая я. Да и боюсь я его ужасно.

– Вдвойне дура! Вот от такого, как этот Ковалёв, у тебя точно никакой гусиной кожи не будет. Тебе именно такой мужчина и нужен. Ты пойми, Инга, бабушка не вечная. И когда она уйдёт к властителю вселенной, ты останешься одна! Подружки, коллеги– это всё не то. У них свои семьи, свои проблемы. Ученики – чужие дети, они никогда не смогут заменить тебе своих собственных. Тьфу! Чего я тут с тобой время трачу, мне же Серёжку из садика забирать надо. Иди одевайся, на вахте встречаемся. Кстати, нас Анька сегодня к себе ждёт, ты не забыла?

– Нет, конечно, – улыбнулась я Наташке и вышла в коридор.

Да, подруга права. Ни кто не придёт и не принесёт мне счастье на блюдечке. Нужно меняться и что -то менять . Если секс сблизит нас с Валерой, если наши отношения станут такими, какими они были год назад, я позволю ему то, чего он хочет, вопреки убеждениям бабушки, вопреки своим неприятным ощущениям. А сейчас, домой и к Аньке на день рождения, хотя бабушка опять будет ворчать, что на улицах темно, а я буду возвращаться одна. Ну ничего, переживём.

Но сбежать с работы пораньше мне не дали, в коридоре меня перехватила психолог Эльза Львовна.

– Ах, Инга Анатольевна, – ласково пропела она. – Где же вы ходите, дорогая, вас в учительской все ждут, пойдёмте скорее.

Я обречённо поплелась за ней, не без зависти вдыхая запах её дорогих духов, и глядя на белую кружевную кофточку, скорее всего, Эвильского производства. У нас такие чудеса не творят.

Войдя в учительскую, я тут же поняла причину собрания и вздохнула с облегчением, как потом выяснилось, преждевременно. Значит, об инциденте с Артамоновой и откровениях снежного барса пока никто не знает. Просто очередное собрание, просто обсуждение рабочих моментов. Да, к Аньке я, конечно, опоздаю, но это не так уж и страшно.

Раиса Константиновна – наша завуч собрала лишь преподавателей гуманитарных предметов, физиков и математиков сея участь миновала, как всегда. Ох, наказывала мне бабушка учить химию, да не послушала я её, в историки подалась.

– Все в сборе, наконец, – процедила сквозь зубы завуч, укоризненно кивая в мою сторону, от чего, её очки в потёртой коричневой оправе, съехали на нос.

Раиса Константиновна усадила их на место указательным пальцем и продолжила:

– Скоро праздник Возрождения человечества, уважаемые коллеги. И к празднику нужно поставить спектакль.

Учителя тут же недовольно загалдели, мне же захотелось стать невидимкой. Нет, только меня не трогайте. Я безответственная, не умею держать класс, молодая и неопытная. Я какая угодно, говорите что хотите, но только не школьный театр!

– Меня не привлекать! – голосила Надежда Владиславовна – учитель языка и литературы. – Я занималась этим в прошлом году.

– И я не стану, – затрясла седой головой географичка. – Я – не молоденькая девочка, чтобы не рвы трепать.

– Да и по выходным нет особой радости на работу мотаться, – подхватила учитель музыки Лидия Дмитриевна, приглаживая ладонями и без того прилизанную причёску.

У каждой нашлись причины не связываться с театром. Кто-то болел, у кого– то дети требуют внимания, кому– то муж не разрешает бегать в школу по выходным, а у кого столько заслуг перед школой, что навязывать постановку такой самоотверженной личности – просто грех.

С портретов, неизменно висящих в учительской, на всё это с немым укором глядели члены правящего триумвирата, нашего премного уважаемого и горячо любимого, контролирующего и управляющего всеми сферами жизни страны. Господин Зеленухин, господин Синявский и господин Желтенко – опора и мощь человеческого государства. « Идеология, порядок и безопасность – три кита благополучия нашей страны!»– гласила надпись под портретами.

– Надо дать дорогу молодым, – зазвенел голос психолога. – Нельзя, чтобы начинающий учитель оставался в тени. Новичок должен побороть свою робость, стать заметнее. А что мы делаем? Потворствуем его комплексам, милые коллеги.

Вот сейчас я пожалела, что рядом нет Ковалёва. С каким бы удовольствием я бы посмотрела, как бледнеет лицо милой Эльзочки, как из ноздри капает кровь, в аккурат на Эвильскую кофточку. За что эта красотка так меня невзлюбила? Взгляды коллег обратились ко мне. Злорадные улыбки, облегчённые вздохи.

– Нет, – забормотала я. – Я не справлюсь, у меня не получится. У меня на уроках то шумно. Меня никто слушать не будет.

Признайте же, что я полный ноль, дура из дур! Пять минут позора, но зато меня минует это опасное испытание. Лучше прослыть мямлей и трусихой, чем повторить участь Валентины Ивановны. Бедная Валентина Ивановна– учитель рисования. Над ней смеялись как коллеги, так и дети едва ли реже, чем надо мной. Она была чудачкой, добродушной, простой тётенькой неопределённого возраста. Высокая, сухонькая с пепельным пучком на голове. Она обожала собак и о своём пуделе Буке могла рассказывать часами, переводя любой разговор на собачью тему. От неё всегда пахло псиной, а в сумке, неизменно, лежали кости для бездомных собачек, которых она таскала к себе домой, мыла, откармливала, лечила, а потом пыталась пристроить в надёжные руки. Именно эта добрая женщина объяснила нам с Наташкой все тонкости учительских будней, и как журнал оформлять, и как программу составлять, и как писать планы уроков. Но дружба наша длилась недолго. Ко дню учителя требовалось поставить спектакль, и Валентина взялась за это неблагодарное дело. Плодом её труда оказалось жалкое зрелище под названием «Змей Горыныч». Директор и завуч недовольно хмурили брови, коллеги ехидно и удовлетворённо ухмылялись, глядя на то, как юные артисты что– то нечленораздельно мямлят, уткнувшись в помятые бумажки. И школа забыла бы об этом бездарном спектакле, и без него проблем и забот у всех хватло. Но Артамонова решила проявить бдительность. В том убожестве, что творилось на сцене, ей удалось разглядеть завуалированный , анти-режимный смысл. Мол, образ богатыря, ни что иное, как прототип вампира, а змей– олицетворение СГБ. На беду Валентины, костюма Горыныча в школе не нашлось. Был пират, был дед Мороз, а вот трёхголового змея, не было и всё тут. Так что пришлось мастерить его самим артистам из подручных материалов. И, как на грех, смастерили детишки головы злобного чудища из синего, зелёного и жёлтого чулка.

За Валентиной пришли неожиданно, забрали прямо на перемене. Все, от завуча до первоклашек смотрели, как несчастную женщину уводят рослые угрюмые мужчины в мешковатых кожаных плащах грязно– зелёного цвета и таких же зелёных кепках.

Всем было страшно, и каждый, жалея непутёвую Валентину, в глубине души, радовался, что это не его ведут к выходу строгие, угрожающего вида люди, что не в его кожу вопьются железные браслеты.

– Инга Анатольевна, нужно бороться со своими страхами, – завуч вновь поправила свои очки. – Необходимо тренировать в себе организаторские способности.

– Да и вы – человек не семейный, – психолог сложила губы уточкой, похлопала длинными ресничками. – Чем вам заниматься?

Да уж, права Наташка, нужно немедленно устраивать свою личную жизнь, а то, до самой смерти будут делать из меня козла отпущения.

– Да– да, – обрадовано загомонили коллеги. – Смелее Инга!

Ну конечно, спихнули на меня это бремя, теперь и участие проявить можно, мы же такие добренькие, всегда поддержим, подбодрим.

– Возьмите что-нибудь патриотическое, – советовала учитель музыки. – Например « Мы больше не источники» или «Пусть прольётся кровь вампира».

Что же ты сама отказалась ставить эти великие пьесы, раз такая умная? Сегодняшнее унижение Артомонова мне не простит и обязательно, ну как же без её присутствия, явится на спектакль. А что её величеству придёт в голову, какой тайный смысл она отыщет, лишь Властителю вселенной ведомо? Ко всему этому, мне предстоит организовывать репетиции, обзванивать детей, за свой счёт между прочем, а, иногда, просить коллег, чтобы те отпустили ребят с урока на репетицию.

– Ой нет, и даже не просите, – будут отвечать мне те, кто сейчас сидит и подбадривают меня, дают советы и радуются, что нашлась дурочка, которой можно скормить что угодно, и она проглотит. – У нас сегодня очень сложная тема.

И мне придётся отлавливать детей на вахте, чтобы они не сбежали домой, тащится в школу в выходной день, просиживать в актовом зале, отчётливо понимая, что никто не придёт.

– Только умоляю вас, милочка, никаких разноцветных чулок, – поставила точку завуч, и все подобострастно захихикали.

Ну всё, от постановке спектакля мне не отвертеться. Сегодня, однозначно, не мой день.

Глава 3

В комнате было душно. Я лениво ковырялась в тарелке с салатом, уже не вслушиваясь в разговоры подруг. По квартире носились дети, Наташкин пятилетний Серёжа, Анькина двухлетняя Юля и Маринкин годовалый Стёпа.

Духота и детский визг начинали раздражать. Мои попытки открыть окно или хотя бы форточку потерпели фиаско. Мамашки в один голос заверещали, что на улице холодно, а дети вспотели и могут простыть на сквозняке. Вечер, которого я с нетерпением ожидала всю неделю, оказался ужасно скучным. Я думала, что мы с девчонками посидим, выпьем вина, посмеёмся, вспомним студенчество, однокурсников, преподавателей. Но сегодня был день неприятностей и разочарований. Посиделки бывших однокурсниц оказались ни весёлым девичником, а форумом на тему « Мать и дитя».

– Если Серёжа простывает,– говорила Наташа. – Я лечу его мёдом и молоком, ложку мёда на стакан молока перед сном, и знаете, девочки, никаких лекарств не надо. На следующее утро он, как огурчик, бодрый, весёлый, ни кашля, ни насморка.

– Да ты что? – вскрикивала Маринка, театрально хватаясь тоненькими, словно веточки, руками за свою аккуратную головку с мелкими белыми кудряшками. – Какой мёд? Нужно сразу врача вызывать, делать анализ крови. А вдруг это менингит?

– Да тяпун тебе на язык, Маринка!

Обе женщины в негодовании взглянули на подругу.

Иногда разговор однокурсниц прерывался на то, чтобы сделать замечание своему ребёнку.

– Серёжа, отдай Стёпе машинку, он маленький, а ты уже взрослый мальчик!

– Стёпа, сикать не хочешь? Ой, девчонки, прямо не знаю, как его к горшку приучить.

– Юля, не валяйся на полу, пол холодный.

Находиться среди счастливых мамаш становилось, с каждой минутой всё невыносимее. Мои поползновения переключить их разговоры на что– то другое успехом не увенчались. Подружки меня словно не замечали. В этом, конечно был и свой, пусть и маленький, плюс. Я могла беспрепятственно чесать свою ногу.

Стены в бежевых обоях, цветы на подоконнике, круглая люстра, стол со всевозможной снедью, всё это давило, хотелось на воздух, на тёмную морозную улицу, а ещё лучше, к себе домой. Вот приду, закроюсь в своей комнате, залягу на тахту с книжкой и буду представлять себя на месте главной героини. И пусть бабушка ворчит, что любовные романы – это пошлость и безвкусица. Для меня это уход от скучной унылой реальности, от проблем, от вот таких дурацких, бестолковых дней.

Но прежде чем окунаться в мир розовых грёз, нужно немного побороться за счастье в реальной жизни.

Я решительно встала из-за стола и отправилась в прихожую, чтобы взять из сумочки телефон.

В трубке раздались протяжные гудки. Я посчитала это добрым знаком, по крайней мере, Валерик вновь доступен.

– Да, – послышался на том конце мужской голос.

Все заготовленные слова куда -то пропали, остались лишь разрозненные мысли, которые никак не желали собираться воедино. С чего начать? Что сказать? О чём спросить?

– Инга, чего тебе? – в голосе Валерия зазвенела сталь. Но вот только меня уже сталью не напугаешь, после сегодняшней встречи с белым барсом. Вот дура! С чего это вдруг я о нём вспомнила?

– Валера, привет.

Фу! Как жалко звучит мой голос. Да и что я ему прямо сейчас предлагать себя стану? Вот здесь, в этой прихожей, на фоне пронзительного детского визга и смеха подруг?

– Я бы хотела встретиться.

– Соскучилась что ли?

Теперь из трубки сочился яд. Какими же ядовитыми могут стать всего лишь несколько слов. Возникло желание бросить трубку и больше никогда не набирать этот номер. Но нет, нужно сдержаться, если я не хочу вновь ходить по школьным коридорам, словно зомби, если не хочу в подавленном настроении вернуться к подругам и тихо ненавидеть их за то, что они счастливы, а я нет.

– Соскучилась, Валер.

Лгунья! Да не скучала я по нему ни чуть! Было неприятно ощущать себя брошенной, одинокой, никому, кроме бабушки не нужной. Было страшно осознавать, что я упустила свой шанс на счастье, понимать, что я не такая как все нормальные женщины, у которых есть мужья и дети. Но вот чего не было совершенно, так это тоски по Валерке.

– И куда ты меня вновь собираешься тащить? На выставку кукол или в музей часов?

Теперь из трубки сочился ни яд, а жидкий багрог, способный убить тысячу вампиров за раз.

Только бы не расплакаться, только бы сдержаться, только бы набраться сил, чтобы произнести эти слова. Сейчас или никогда.

– Я думаю, что встретиться лучше у тебя.

Я это сказала! Я сделала всё, что могла. Теперь решение за ним.

– Хорошо, завтра суббота, и я не занят. Приходи к девяти вечера.

Голос на том конце провода потеплел, смягчился, а у меня отлегло от сердца.

Я не стала возражать, не стала уверять Валеру в том, что девять вечера – слишком позднее время для свидания, а попрощалась с ним, как можно беспечнее, словно мне ничего не стоит прийти к нему хоть вечером, хоть ночью и отсоединилась. С бабушкой разберусь как-нибудь.

Напрасно я думала, что после разговора с Валериком мне будет легче вернуться за стол к подругам. Теперь мне непреодолимо хотелось домой, зализать ожоги, оставленные ядовитыми словами Валерия, подумать, что сказать бабушке.

Поблагодарив Аньку за тёплый приём и богатый стол, я покинула душную квартиру, оставив за спиной девчонок с их детьми. Сердце слегка кольнула обида на подружек. Ни одна из них не попросила остаться, ни одна не выразила опасение, что я могу наткнуться на того самого маньяка, что без меня им будет скучно. Я им была не нужна. Своё дежурное «Пока», девчонки бросили мне как– то небрежно, мимоходом, желая поскорее отделаться от моей персоны, чтобы вновь вернуться к такому интересному разговору о хороших и плохих педиатрах.

Во всём подъезде было темно. Наверное, кто -то вновь выкрутил лампочки. От понимания того, что сейчас мне придётся на ощупь спускаться с пятого на первый этаж, меня передёрнуло. Мало ли кто затаился на лестничных площадках и сейчас караулит наивную жертву, чтобы оглушить её по голове чем – то тяжёлым и ограбить.

Я стояла в темноте, не в силах сделать шаг. Вот кто меня гнал? Ну, посидела бы с девчонками, ну послушала бы о соплях и какашках, ничего бы со мной не сделалось. А сейчас, если вернусь, поднимут на смех. Да и подруги мои – дамы самостоятельные, свободные. Как надоест им болтать, позвонят своим благоверным, те примчатся за ними. А я так не могу. Если время перевалит за девять вечера, бабушка начнёт бомбардировать меня звонками, требуя вернуться домой, названивать Наташе, чтобы та меня проводила. Вечер девочек будет подпорчен моими проблемами, а я удостоюсь множеством безобидных, на взгляд подруг, подколок.

Не плачь, Инга! На морозе плакать вредно, испортится кожа лица.

Но плакать хотелось, от страха, от безысходности, от ощущения собственной несвободы. Ну, какую девушку в двадцать два года будут одолевать подобные мысли, о тревожащихся бабушках и об обязательной явке домой не позже восьми? Иногда, родительская любовь и забота приносят не только благо, но и ставят вот в такое дурацкое положение. Бабушке нужно, чтобы я вернулась не позже восьми, а как я это сделаю, похоже, её мало волнует.

– Не бойтесь, Инга, – раздался за спиной знакомый голос, такой же тёмный, бархатный, густой и обволакивающий, как окружающий меня мрак. Словно он был частью этой тьмы.

– Вы меня преследуете? – обречённо проговорила я.

Вместо того, чтобы начать оправдываться, мол, у меня здесь дела, к знакомому заходил, снежный барс ответил то, чего я никак не ожидала услышать:

– Я вас оберегаю.

И эта фраза прозвучала так , будто бы оберегать меня входило в его прямые обязанности, словно он выполнял работу, пусть не такую приятную, но хорошо оплачиваемую.

– Не припомню, чтобы нанимала телохранителя, – огрызнулась я, тут же прикусив язык. Ну, ни дура ли? Сама стою в тёмном подъезде, потерянная и напуганная, но грублю человеку, который предлагает мне свою помощь. А помощь ли? Может быть, он и есть тот самый маньяк, о котором недавно писали в газетах?

– Ну конечно не просили, – усмехнулся снежный барс. – Мне этого и не требуется.

По спине пробежал противный холодок, мысли заметались. Кого звать на помощь? Что кричать? А может быть попробовать убежать? Только, далеко ли я убегу в тёмном подъезде, по крутым ступенькам вот от такого бугая?

– Пожар! – заорала я, что есть мочи.

Холодный воздух обжёг горло, дыхание перехватило, и крикнуть вновь, у меня уже не получилось, так как, мне пришлось надсадно закашляться. Перед глазами заплясали красные всполохи. Я кашляла, согнувшись пополам, вытирая, выступившие слёзы шерстяной рукавицей. Ну что за день такой сегодня ?

– Прекратите валять дурака! – холодно произнёс мужчина. – Идёмте, я провожу вас домой, на улице темно, скользко и далеко не безопасно, и о чём вы думали, отправляясь одна?

Он взял меня под локоть, и мы вышли из подъезда.

Скудный свет уличных фонарей едва рассеивал сгустившуюся тьму. Мимо пролетали машины, куда-то шли люди, скрепя каблуками сапог, призывно светились витрины магазинов, а мы молча шли.

Когда-то, еще, будучи студенткой, я мечтала, что буду идти по городским улицам под руку с красивым парнем. Ну что ж, сбылась мечта идиота. Вот я, вот вечерняя улица, а вот и парень. Чего тебе, Инга не хватает? Холодный колючий ветер проникал под одежду, пронизывал, мороз покусывал щёки, от некачественного вина или от резкой смены температуры начинала побаливать голова. Чувство неловкости, которое, скорее всего, испытывала только я нарастало с каждой минутой. Мы два совершенно незнакомых человека шли рядом, рука об руку и молчали, что может быть глупее? Я украдкой разглядывала своего спутника. Он, на удивление, одет был довольно просто, хотя военные, пусть даже бывшие, имели хороший достаток и могли не скупиться на одежду. Этот же, оделся так, словно хотел выглядеть, как можно незаметнее, не привлекая внимания. Чёрная куртка, такие же чёрные брюки, вот только шапки на голове не было. И не холодно ему в такой мороз? Лицо мужчины ничего не выражало, ни одной мысли, ни одного чувства, словно он не хотел отвлекать себя думами. В моей же голове продолжал звенеть голос Валерия. В субботу! Мы встретимся в субботу! Каким будет этот день? Смогу ли я пересилить своё отвращение к прикосновениям мужских волосатых рук, пахнущих табаком и рыбой губ, насколько мне будет больно, когда он войдёт в меня?

– Инга, – начал снежный барс. – Я бы хотел извиниться за то, что произошло сегодня на вашем уроке. Мне следовало иметь в виду, что передо мной сидят дети, а не солдаты. Но мы -военные бываем порой слишком чёрствыми.

Мне редко кто приносил свои извинения, обычно люди, обидевшие меня, считали себя правыми, и в итоге, просить прощения приходилось мне, так уж повелось с раннего детства. И что я могла теперь ответить? Ну, вот не умею я принимать извинения с достоинством, так, чтобы всё обратить в шутку, или в дружескую беседу.