скачать книгу бесплатно
Забывчивость, однако, не облегчает тягот изоляции, а, напротив, усиливает их. В состоянии забывчивости человек ведет себя подобно запертому в клетке раненому зверю. Животное не знает ни источника боли, ни лекарства, ни пути к свободе. Оно бьется о стенки клетки, в равной мере набрасывается и на своих пленителей, и на доктора, и в конце концов доводит себя до полного изнеможения.
Забывчивость приводит к «хиджабу», что означает «отгораживание», «скрытие», «пелена», «завеса», и особо – «невежество». В суфизме невежество относится к психодуховной слепоте, недостатку понимания, излишней гордости и заносчивости. Более 900 лет назад Худжвири многозначительно назвал свой труд по суфизму «Поднятие вуалей» (Кашф Аль-Маджуб). Он изучил и описал способы преодоления забывчивости и невежества на Пути суфия. Автор считает, что единственный способ преодолеть забывчивость и невежество – осознание и постижение Реальности. «Знание – это жизнь сердца; оно спасает его от гибели в невежестве…» (1967, 16—17). Абу Язид из Бистама сказал: «…я провел в духовной битве тридцать лет и не нашел ничего более трудного, чем знание и погоня за ним» (1967, 8). Худжвири, говоря о невежестве, писал:
Человек, восхищенный грубой средой своего обитания, погружен в невежество и апатию, не пытаясь поднять опустившийся на него покров. Не видя красоту Единства, он отворачивается от Бога в стремлении к суетности этого мира и позволяет собственной алчности взять верх над разумом, несмотря на то, что животная душа… это величайшая из всех завес между Богом и человеком (с. 9).
Потакание животным желаниям (нафсу) и подчинение привычкам – основа невежества и сокрытия. Суфийский пир Аль-Амули сказал: «…уступка естественным привычкам мешает человеку достичь высших ступеней духовности…». (1967, 149).
Суфиев всегда сильно беспокоила перспектива невежества. Они считали, что пребывать в невежестве страшнее, чем быть навеки приговоренным к адскому огню. Для них не существовало более страшного наказания, чем незнание. Приведенные размышления суфийского пира Сари Аль-Сакати, жившего в IX веке, выражают его опасения оказаться отгороженным от реальности:
О, Господи! Какое бы наказание Ты не наложил на меня, не наказывай унижением быть сокрытым от Тебя; ведь, если я не сокрыт от Тебя, мои страдания и печали станут легче от воспоминаний и размышлений о Тебе; но если я сокрыт от Тебя, то даже щедрость Твоя будет для меня гибельна. Нет в аду кары более мучительной и невыносимой, чем оказаться за завесой (1967, 111).
Аль-Тирмидхи приписывается следующее высказывание: «Ты хочешь познать Бога, в то время как твоя низшая душа живет в тебе; но ведь твоя низкая душа не знает себя, как же она сможет познать другого?» (1967, 200). Свобода от невежества достигается посредством свободы от собственного Я:
Ты сам – величайшая из всех завес между собой и Богом: когда ты уходишь от себя, зло, которое присутствует в твоем существе, исчезает, и твое состояние претерпевает фундаментальные изменения <…> глаза твои не видят тебя и все, что не есть Бог, и твои человеческие качества поглощаются пламенем близости к Богу… (с. 249).
Болезнь разлуки в суфизме и страх разлуки в психологии эго
В классическом психоанализе эмоциональные страдания и нервные расстройства считались симптоматическими проявлениями подавленных внутрипсихических травм, и конфликтов между импульсами ид и запретами супер-эго. Боязнь родительского наказания и общественных запретов, проявляющаяся в форме страха кастрации на фаллическо-эдиповой стадии психосексуального развития лежит в основе эмоциональных расстройств и психопатологии. На протяжении последних десятилетий благодаря развитию психологии эго, а также успехам в сфере детской психиатрии, когнитивной психологии и изучении поведения животных (этологии) эта теоретическая позиция претерпела серьезные изменения.
В настоящее время важнейшим условием выживания человека как биологического вида считается привязанность. Под влиянием работ этологов Джон Боулби (1958) предположил, что проявления привязанности у людей (сосать, цепляться, идти следом, плакать и улыбаться) являются инстинктивными. У детей в возрасте от шести месяцев до года это выражается в форме врожденной инстинктивной привязанности к матери – привязанности, которая значительно превышает потребность в насыщении или сексуальном и агрессивном стремлениях ид (Shafii & Shafii, 1982, 15).
У детей от полугода и старше привязанность к матери ярко проявляется в форме страха разлуки:
Когда младенец не видит мать и не слышит ее голоса, он становится тихим, подавленным и испуганным. Затем малыш внезапно начинает громко кричать и проявляет умеренные или интенсивные признаки физического и психологического беспокойства: возбуждение, учащенное сердцебиение и дыхание, потоотделение, расширение зрачков, а иногда паническую реакцию. Такая реакция на разделение с матерью называется страхом разлуки. С возвращением матери в поле она проходит.
Страх разлуки в различных формах и в различной степени возобновляется на протяжении всей жизни, когда происходит потеря – это может быть утрата любимого, или чувства собственного достоинства, или ценного имущества
(Shafii & Shafii, 1982, 23).
Любые нарушения человеческой привязанности, расстройства материнства, потеря в раннем детстве кого-то из любимых людей значительно влияют на развитие хронической тревожности, уныния, депрессии, а в крайних случаях и нарциссических расстройств личности, таких, например, как потакание своим желаниям, стремление к величию, зацикленность на себе и эгоизм (Bowlby, 1973). В некоторых случаях это приводит к антиобщественному поведению, наркотической и алкогольной зависимости и психическим расстройствам.
Кажется, суфии уже тысячу лет назад осознавали страх разлуки и его возможное патологическое воздействие на личность, не только в отношениях матери и ребенка, но и в болезни разлуки с животной, растительной и минеральной частями «я», изоляции от других людей, и прежде всего от Универсальной Реальности.
В книге «Искусство любви» (1956) Эрих Фромм назвал изоляцию человека от природы причиной тревожности:
…человек <…> вышел из царства животных, из сферы инстинктивной адаптации <…> он превзошел природу – хотя никогда не покинет ее; он часть ее – и все же, однажды оторвавшись от природы, он уже не может к ней вернуться; оказавшись изгнанным из рая – лишившись состояния изначального единства с природой… Человек может идти вперед лишь путем развития собственного разума, достижения новой, человеческой, гармонии, вместо безвозвратно утраченной дочеловеческой (с. 6).
По мнению Фромма, развитие разума дает чувство осознания; осознания конкретного мгновения, прошлого, будущего, самого себя и окружающих людей. Осознание помогает увидеть себя как «отдельную сущность». Разделение, изоляция дает возможность выбора и свободу, но в то же время заставляет осознать собственное одиночество. Это одиночество порождает чувство
…беспомощности перед силами природы и общества, и все это <…> превращает <…> одинокое, изолированное существование [человека] в невыносимую тюрьму. Если человек не сумеет освободиться из этого заточения и потянуться к другим, каким-либо образом объединившись с людьми и внешним миром, он вполне может сойти с ума (с. 7).
Формулировка, которую Эрих Фромм использует для определения разрыва человека с природой, аналогична суфийской идее разлуки. Как вы помните, суфии определяют разлуку как болезнь, а страх расставания – как суть утраты целостности личности и причину умственных и физических расстройств. Как писал Фромм, «переживание разлуки порождает страх; оно лежит в основе всякого страха» (с. 7). Некоторые психоаналитики и специалисты в области психологии эго пришли к тому же заключению, что и суфии, и определили разлуку как причину всех страхов.
Забывчивость и невежество в суфизме; подавление и отрицание в психологии эго
Понятие «забывчивости» в суфизме сходно с защитными механизмами подавления и отрицания в психоанализе и динамической психотерапии (глава 1). Подавление – это психологический защитный механизм, который «…заключается в отказе или воздержании от сознательного восприятия идеи или чувства», доставляющего человеку и связанного с тревожностью или чувством вины (Moore & Fine, 1968, 30). Хотя некоторая доля подавления необходима для повседневной адаптации, продолжительное подавление приводит к развитию комплексов, невротических состояний, отсутствию любознательности, посредственности и невежеству.
Одна из главных задач исследовательской психотерапии и психоанализа – это помочь человеку изменить защитный механизм вытеснения в подсознание с помощью метода свободных ассоциаций, позволяющего осознать происхождение ранних травмирующих переживаний и страхов, которые были вытеснены и забыты. И суфии, и западные специалисты динамической психотерапии и психоанализа считают, что чрезмерная степень забывчивости или вытеснения может привести к ощущению расщепления личности, душевным страданиям и задержке в развитии.
Забывчивость в суфизме также сходна с защитным механизмом отрицания. Отрицание – это «защитный механизм примитивного, или первоначального, типа, при котором эго избегает осознания некого болезненного аспекта реальности» (Moore & Fine, 31). В гипертрофированной форме отрицание может способствовать развитию серьезной психопатологии в виде психоза, пограничного психоза, а также расстройств личности и характера. Отрицание чревато такими последствиями, как невежество, нечестность и психологическая бесчувственность.
Понятия невежества и завесы в суфизме также имеют много общего с принятым в психоанализе понятием «психологических слепых пятен». Психологические слепые пятна обусловлены психологическим нежеланием человека осознавать свои склонности и недостатки. Суфии полагают, что незнание себя и нежелание себя понимать хуже, чем завеса, отделяющая от Реальности. Мартин Лингс (1971) цитирует высказывание суфийского пира XX в. Шейха Аль-Алави:
Отделенные покровом различаются по степени: отделенные от своего Бога и отделенные от себя самих. Отделенность от себя самих оказывается более тяжкой, чем отделенность от Господа (с. 205).
Суфийская концепция невежества простирается значительно дальше применяемых в психоанализе современных концепций вытеснения, отрицания и психологических слепых пятен. Так, например, Насафи еще в XIII в. писал о забывчивости и невежестве:
[Большинство людей] опускаются на животный уровень существования и никогда не достигают человеческого, поскольку в этом мире их занимают страсти потребления, сексуальные желания и озабоченность потомством. С самого начала и до конца жизни – они направляют усилия именно в эти сферы. Они не знают ничего, кроме этих трех стремлений… Те немногие, кому удается освободиться от этих фетишей, попадают в плен трех более значительных. Они проходят эти три покрова, но запутываются в трех более обширных, которые суть сосредоточенность на физической внешности, имущество и положение (с. 228—229).
Насафи считает, что на Пути Реальности находятся семь покровов: поклонение себе самому, страсть потребления, потакание сексуальным желаниям, озабоченность собственным потомством, собственной внешностью, собственным имуществом и любовь к статусу. Эти семь покровов поглощают жизнь человека и только усиливают невежество и забывчивость (с. 230).
Преодоление болезни разлуки
Внутренние конфликты, в частности борьба между моральными ценностями и импульсивными желаниями; разумом и эмоциями, определенностью и неопределенностью, сознанием и бессознательным, являются проявлением болезни разлуки и преодолеть их можно только путем объединения внутренних и внешних сил. Руми выразил этот способ разрешения конфликта в стихах:
Я разрешил конфликт в себе,
Я ощущаю себя цельной личностью;
Стремлюсь к единству, говорю о единстве;
Знаю целое и вижу целое.
(Arasteh, 1965, 7)
Суфии считают, что единство достигается путем интенсивного эмоционального общения ищущего с пиром, или «духовным врачевателем». Ищущий полностью посвящает и отдает свое «я» пиру. Сущностью подобных отношений, объединяющей их энергией, является интенсивная любовь (ишк).
И в этом случае суфии и некоторые психоаналитики, например, Эрих Фромм (1956), сходятся в том, что:
Человек во все времена и культурные эпохи сталкивается с необходимостью разрешения одного и того же вопроса – о том, как преодолеть изоляцию, как прийти к союзу, как превзойти собственную жизнь и найти единство сущего. Этот вопрос оставался неизменным и для пещерного человека, и для пастуха-кочевника, и для египетского крестьянина, финикийского торговца, римского воина, средневекового монаха, японского самурая, современного клерка и фабричного рабочего. Вопрос неизменен, поскольку возникает на общей почве: состоянии человека и его жизненной ситуации. Ответы же различны. Их можно найти в поклонении животным, в человеческих жертвоприношениях или военных завоеваниях, в наслаждении роскошью, в аскетическом отречении, в поглощенности работой, в творческом созидании, в любви к Богу и любви к Человеку (с. 8).
Фромм считал, что человек пытается преодолеть отчужденность и ощутить единство несколькими способами:
1. «Разнузданные» состояния, достижимые через подобные трансу состояния или с помощью наркотиков и алкоголя;
2. «Конформизм» в цивилизованных обществах, демократических или тоталитарных;
3. «Творческая активность», в которой индивидуум объединяет «я» с материальным и творческим объектом;
4. «Любовь» – межличностный союз, слияние одного человека с другим или мистический союз человека с Богом.
Глубокая любовь (ишк): объединяющая энергия
«Ишк» – это арабское слово, означающее глубокую любовь, страстную привязанность, а также смерть ради любви. Понятие не имеет эквивалента в английском языке. Наиболее точно значение ишк можно передать как глубокую любовь и преданность. Слово «любовь», однако, не выражает всеобщности, интенсивности, динамизма и иррациональности ишк.
Слово «ишк» происходит от слова «ашика». Ашика – это название лозы, которая оплетает дерево и растет на нем, извлекая из него все необходимые для собственного роста вещества. В конце концов дерево погибает, отдавая все свои силы лозе (Valiuddin, 1972, 1). Растворение собственой личности в Возлюбленном посредством глубокой любви (ишк) является сутью суфизма. Руми так описывает подобное растворение:
Некто подошел к двери Возлюбленного и постучал.
Голос спросил: «Кто там?»
Человек ответил: «Это я».
Голос ответил: «Здесь нет места для меня и тебя».
Дверь осталась закрытой.
Спустя год, проведенный в одиночестве и лишениях, человек вернулся и снова постучал.
Голос снова спросил: «Кто там?»
Человек ответил: «Это ты».
И дверь перед ним распахнулась
(Idries Shah, 1964, 317)
Суфии считают, что чувство глубокой любви дремлет в каждом живом существе. Когда в результате психологического пробуждения оно просыпается в людях, то начинает расти. Плодородная почва глубокой любви – это сердце и бессознательное (глава 1). Животные инстинкты, в частности, гнев и страсть, под действием глубокой любви постепенно трансформируются, превращаясь в объединяющую энергию экзистенциального общения.
Глубокая любовь, смерть и перерождение
Суфийское переживание ишк (глубокой любви) невозможно понять до конца без знакомства с концепциями «михр» и «махаббат». «Михр» – персидское слово, охватывающее широкий спектр взаимосвязанных значений: солнце, свет, материя, мать, любовь, смерть. «Махаббат» – арабское слово, означающее привязанность. Оно происходит от слова «хабб», которое означает «семя».
Суфии считают, что лучи Солнца Реальности (Бог, хак) проявляются в мире сущего в форме любви и света (михр) и находят физическое воплощение в людях в форме привязанности (махаббат). Привязанность, которая живет в душе каждого из нас, – это дремлющее семя ишк (глубокой любви).
Согласно суфийской доктрине, семя приветствует боль и страдания холодной зимы и муки весны. В конце концов оно теряет свою личность (умирает), чтобы стать новым растением, расцвести и, в свою очередь, принести семена. Путем утраты преходящего «я» семя достигает постоянства существования (глава 5). Суфии называют этот процесс махаббат. Они уверены, что семя роста и единства дремлет в каждом человеке в форме глубокой любви. Через психологическое пробуждение, а также при помощи и привязанности суфийского пира дремлющее семя глубокой любви прорастает и высвобождает энергию, необходимую для окончательного единения и экзистенциального общения. Таким образом, человек утрачивает преходящую индивидуальность и становится единым с экзистенциальным жизненным циклом – превосходя пределы своего «я», чтобы стать человеческим существом (главы 5, 6 и 7).
Качества суфийского наставника (пира)
«Пир» – персидское слово, означающее «пожилой, старый, старейшина». В суфизме пир – это духовный наставник или целитель души. Он играет значительную роль в психическом и духовном развитии своего ученика – «ищущего», или «мюрида». В суфийской литературе используется целый ряд синонимов слова «пир»:
Камил – совершенный, целостный, полный. В суфизме это понятие относится к тому, кто заключает в себе все качества человечности.
Мюрад – желанный, ожидаемый, вожделенный. В суфизме обозначает человека, который ведет ищущих по пути истины к свободе от себя («фана»).
Мюршид – наставник на правильном пути, духовный советчик, проводник на пути к целостности.
Шейх – почтенный старец, предводитель, старейшина дервишей.
Табиб рухани – целитель души.
Кутб – ось, полюс, стержень. В суфизме так называют главу суфийского ордена (Nurbakhsh, 1953, 3—4).
Далее мы приводим описание некоторых качеств пира, таких, как зрелость, терпение, вера в Господа, свобода от иллюзий, свобода от себя, а также принадлежность миру и одновременно свобода от мира.
Зрелось (пухта)
Понятие «пир» прекрасно описывается одной персидской фразой. Пир называется «мард-и-пухта-ва-джохан-ди-дах». «Мард» означает «человек»; «пухта» – «готовый, зрелый, взрослый», «джохан-дидах» означает «тот, кто повидал мир и понимает человечество». Следовательно, пир – это зрелый и опытный человек, которому довелось много путешествовать как в физическом мире, так и на Пути Реальности.
Терпение (сабр)
Проходя по различным стадиям человеческого развития на Пути суфия, пир долгие годы проводит в роли ищущего. Чтобы стать пиром, необходимо достичь стадии терпения, которая является пятой ступенью развития человека в суфизме (глава 7).
Ибн-Араби (ум. в 1240 г.), суфийский святой из Андалузии, так описывал взаимодействие со своим пиром:
Однажды, когда мы вместе прогуливались по берегу моря, он [мой пир] спросил меня о смысле слов Господа: «я не требую от них поддержки и не нуждаюсь в том, чтобы они кормили меня». [Коран, сура 101: 57]. Я ушел, не ответив. Четыре года спустя я встретил его и сказал, что нашел ответ на вопрос.
– Так скажи мне, каков ответ, – сказал он. – Ибо через четыре года для него настало время.
И я ответил ему, удивляясь, что учитель до сих пор помнил, о какой суре шла речь (1971, 119).
Заданный суфийским пиром вопрос превосходил и интеллектуальное, и очевидное значение стиха Корана. Хотя Ибн-Араби с самых юных лет понимал стихи Корана и пользовался репутацией искусного толкователя, он воспринял вопрос пира на более высоком жизненном и духовном уровне. Ибн-Араби осознал, что не готов всем своим существом постичь и оценить значение стиха. Знал он также, что немедленный или импульсивный ответ окажется просто интеллектуальным упражнением. Поэтому он молча покинул пира и на протяжении четырех лет терпеливо медитировал на суру. Путем терпения и продолжительного внутреннего переживания стиха Ибн-Араби достиг просветления.
Опыт терпения необходим и для пира, и для ищущего. Суфии нередко используют метафору зрелого плода для иллюстрации значимости терпения и смирения. Незрелый плод невкусен, горек и может вызвать расстройство желудка. Однако, созрев, он дарит радость другим и получает возможность нового рождения посредством семян.
Суфий достигает стадии терпения, пройдя стадии покаяния, воздержания, самоотречения и бедности (главы 6 и 7). Хотя готовность стать пиром невозможно измерить в терминах времени, в среднем под руководством пира это занимает около 12 лет.
Абсолютная сознательность ученика
Пиру обязательно необходимо освободиться от поглощенности самим собой, чтобы настроиться на физическое, психологическое и духовное состояние ученика. Пир становится зеркалом, не только отражающим Возлюбленную Реальность и Красоту Природы, но также интуитивно воспринимающим внутреннее состояние и внешнее поведение ученика. Посредством психодуховного единения, превосходящего слова, мысли, время, место и преходящую реальность, пир помогает ученику воспринимать бессознательное и Универсальную Реальность.
История о Джунаиде и его пире по имени Сари Аль-Сакати наглядно демонстрирует этот процесс:
Как известно, Джунаид отказывался говорить перед своими учениками до тех самых пор, пока был жив Сари [его пир]. Но однажды ему приснилось, что Апостол [пророк Мухаммед] обратился к нему со следующими словами:
– О Джунаид, говори с людьми, ибо Бог сделал твои слова инструментом спасения человечества.
Проснувшись, Джунаид понял, что его собственное положение превосходит положение Сари Аль-Сакати, поскольку сам Апостол повелел ему проповедовать. На заре к Джунаиду явился ученик Сари со следующим посланием:
– Ты отказывался проповедовать ученикам, когда они просили об этом; ты также отверг обращения багдадских шейхов и мою личную просьбу. Теперь же, получив указание Апостола, последуй ему.
– Фантазия тут же улетучилась из моей головы, – рассказывал впоследствии Джунаид. – Я осознал, что Сари во всех ситуациях знал мои внешние и самые сокровенные помыслы, и что его сан куда выше моего, поскольку он мог проникнуть в мои потаенные мысли, а я о его состоянии не знал ничего. Я отправился к учителю, попросил прощения и поинтересовался, откуда он узнал о том, что во сне я видел Апостола. Он ответил следующее:
– Мне приснился Бог. Он сказал, что послал к тебе Апостола, чтобы тот убедил тебя начать проповеди.
Эта история содержит явное указание на то, что духовные наставники всегда и полностью осознают внутреннее состояние учеников (Hujwiri, 128—129).
Эта история иллюстрирует два момента. Первый – особая связь между пиром и его учеником. Они настроены друг на друга на вербальном и невербальном уровнях. Откровения нередко посещают обоих единовременно, и между ними возникает связь – во время медитации или во сне. Вместо того чтобы общаться посредством слов, пир и его ученик находятся в психологическом единстве, неограниченном пространством и временем. Второй заключается в том, что человек не может стать пиром по желанию или выбору. Стремление или желание стать пиром само по себе является признаком мании величия и препятствием на Пути Реальности. Истинный суфийский пир никогда не назовет себя пиром.
Суфии используют еще один психологический процесс, который называют «кхатир» (мимолетная мысль), чтобы стать более восприимчивыми к людям. Мимолетная мысль во многом напоминает первую мысль, которая приходит на ум в процессе свободной ассоциации на сеансах психоанализа и психотерапии. Худжвири описывал мимолетную мысль (кхатир) как зарождение в мозгу первой мысли, которая быстро замещается последующей. Суфии обращают особое внимание на начальную мысль, поскольку считают, что она приходит непосредственно от Бога:
… Кхайру Нассаджу подумалось, что Джунаид стоит у его двери, однако он [решил] пренебречь этой мыслью. Однако мысль возвращалась второй и третий раз – пока он не вышел и не увидел Джунаида. Тот сказал:
– Если бы ты послушался первой мысли, мне не пришлось бы стоять здесь все это время (Hujwiri, 387).
Свобода от иллюзий
Качества пира превозносятся в суфийской поэзии. В зависимости от эпохи, культурной ситуации и собственных потребностей ищущего, пиру приписывались различные метафизические силы, такие как телепатия, ясновидение и даже способность творить чудеса. Однако в большинстве суфийских книг подчеркивается сущность пира как целостного, универсального человека, а не личности, обладающей магическими силами или всемогуществом.
Следующий рассказ приписывают Рабие, женщине-суфию, жившей в VIII в. н. э.; в нем говорится о ее встрече с другим суфием, Хасаном из Басры:
… он [Хасан] увидел Рабию, когда та стояла возле озера. Бросив молитвенный коврик на поверхность воды, он воскликнул:
