скачать книгу бесплатно
– Гляди, – палец инженера указывал на тройку расположенных вряд лампочек. Первая из них весело подмигивала зеленым глазом. – Знаешь, что это?
Эммануил промолчал, так как вопрос относился к разряду риторических.
– Система жизнеобеспечения! – словно величайшую тайну, поведал инженер. – Ковчег рассчитан на пятнадцать тысяч пассажиров.
Эммануил поморщился – он предпочитал наименование – обитателей.
– С Земли на нем вылет пять тысяч человек. То есть, запас есть и запас достаточный. Как говорится – плодитесь и размножайтесь. Но с оглядкой. При достижении первой критической величины, человек за пятьсот до пятнадцати тысяч – назвать точную цифру не могу – дети, старики – различие обменных процессов – загорится оранжевый сигнализатор. – Палец переместился к соседней лампочке. Это сигнал – будьте на чеку. Но это еще не самое страшное. Вот когда засветится красный…
– Что будет?
– Я ж говорю – система рассчитана на пятнадцать тысяч человек, понятно – плюс-минус. По достижении критической массы… она начнет отказывать. Трудно сказать, что выйдет из строя в первую очередь: подача и регенирирование кислорода, перерабатывающие станции, батареи… одним словом, следите.
– Зачем ты мне это рассказываешь? Техникам говори.
– Им тоже, а как же. Однако я хочу, чтобы и ты знал.
***
И вошел Ной и сыновья его, и жена его, и жены сынов его с ним в Ковчег(…).
Они и все звери по роду их, и всякий скот по роду его, и все гады, пресмыкающиеся по земле, по роду их, и все летающие по роду их, все птицы, все крылатые.(…)
И вошедшие мужеский и женский пол всякой плоти вошли (…). И затворил Господь за ним (Ковчег).
Бытие.1.
Они сидели перед ним – все, или почти, за исключением стоящих на вахте. Обитатели Ковчега, граждане нового мира.
Он лично отбирал, беседовал с каждым. Эммануил никогда не предполагал, что выбор настолько тяжелая штука. «И соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов. И поставит овец по правую свою сторону, а козлов – по левую». *(Матвей гл.25 (32,33))
Он не бог, он не способен отделить праведников от грешников. Богу не позавидуешь. Он – Эммануил – не позавидует – он познал тяжесть выбора.
Сотни пар глаз смотрели на него.
Совсем рядом, за толстой обшивкой Ковчега, с каждой минутой, секундой от них отдалялась невидимая отсюда Земля. Или они от нее.
Войны, насилие, ненависть, голод. Друзья, родственники, первые светлые воспоминания, первая любовь.
Они оставляли все это.
Тысячи пар глаз. Они поверили ему, они отринули прошлое, они пришли сюда, выбрав неопределенное будущее. Будущее, как они надеялись, лишенное пороков прошлого. Он тоже надеялся на это. Надеялся и молил, всех богов, которых знал.
– Мы пришли… – они ждали от него речи, первой речи, напутствия, и он готовил ее, даже специально – чего ранее никогда не делал – написал, выучил… слова, заученные, вымученные слова застыли в горле удушливым комом.
Требовалось ободрить, поддержать, это была речь, преисполненная оптимизма, щедро сдобренная высокопарными фразами. Речь, как нельзя лучше, соответствующая обстановке, моменту.
– … собрались здесь, чтобы…
Куда подевалось его хваленое красноречие, его кружевные обороты, которыми восхищались даже оппоненты. Где они, когда нужны более обычного! Где уверенность в себе, собственных силах, собственной правоте, подкрепленная созвучием мыслей, чаяний сотен последователей!
Невдалеке, на специально отведенной площадке, играли дети. Качались качели, кружилась карусель. Жалобно трещала под напором детских ножек лестница полукругом. Гайдуковский был прав. Детям везде хорошо, когда имеются игрушки и есть с кем порезвиться. И нет им дела до удаляющейся Земли, до проблем взрослых, и до его личной проблемы – невозможности произнести речь.
– … мы оставили… отринули…
Из кучи, образованной мешаниной детских тел, вырвался смуглолицый мальчуган. Взъерошенные волосы, раскрасневшиеся щеки, глаза горят азартом игры. Большие, темные, словно бездонные колодцы глаза, на редкость красивые – наследие деда. Внук Гайдуковского – Олег Гайдуковский. Засучив рукава, мальчишка с разбегу влетел в кучу малу, затерявшись среди подобных себе, копошащихся детских телец.
– Мы – здесь присутствующие – вы, я, еще порождение, продукт того мира. В нас еще живут, возможно тлеют, возможно горят его ценности, его мировоззрение, взгляд на вещи. Но мы сделали первый шаг, самый сложный шаг – ушли, отринули. Я преклоняюсь перед вами, вашим мужеством, вашей решительностью и вашим благородством. Да, да, благородством. Только благородный человек способен пожертвовать собой, собственной жизнью, часто обеспеченной, с налаженными связями, ради туманного будущего. Будущего, в котором не ему – детям, внукам его будет жить лучше.
И мы построим это будущее!
Мы – помнящие Землю.
Не ради себя, ради них!
Они, родившиеся на корабле, не знающие иной жизни, станут истинно новыми и полноценными гражданами взлелеянного общества. Общества, свободного от насилия, ненависти, принуждения, рабства себе подобных. Общества, которое тщетно силились построить поколения идеалистов на Земле. Общества, которое безуспешно пытались вообразить тысячи утопистов.
На вас, мне, лежит огромная ответственность. Мы – строители, фундамент. Воспитывайте, воспитывайте детей. Они – основное здание, наше, ваше будущее, граждане того, взлелеянного, гармоничного мира!
***
СОБЫТИЯ ДАЛЕКОГО БУДУЩЕГО
Родилось – 0.
Умерло – 18 (в т.ч. 17 рабов).
Рекомендуемая квота на детей – 4.
Гул.
Тихий, словно шепот.
Страшный, как затишье перед бурей.
В этот гул вплетались подвывающие ему голоса женщин, стиснутые зубами стоны подростков, кряхтенье самого Рхата.
Великая Мать – спаси и защити!
Внутри повозки было темно и душно.
Сперва их вжало в пол. Холодный, твердый пол, совсем не похожий на подстилку из сухой травы хижины.
Рхат Лун думал – все. Пришел смертный час.
Самое необычное – груза никакого не было.
Отяжелел сам воздух, навалившись каменной ношей. А тело… тело взрослого юноши неожиданно, на краткий миг, превратилось в мощи дряхлого старика.
Даже женщины прекратили выть, придавленные тяжестью и страхом.
Великая Мать, не оставляй!
Боэта. Надменная красавица Боэта, всегда гордо выхаживающая по деревне, сидела недалеко от Рхата.
Длинные уши, с кокетливо выкрашенными углем кончиками, прижаты, из глаз льются слезы, а рот рождает совсем не привлекательные звуки.
Видели бы сейчас Боэту многие воздыхатели. Особенно Тхут Лан, всякий раз пускающий слюни при появлении девушки.
Тхут Лан. Влюбчивый забияка Лан уже ничего не видит.
Неделю назад парня посвятили в охотники, пробив ухо костяной иглой. Значит сейчас Тхут Лан охотится в обильных тучной живностью лесах Великой Матери.
Придет, будет время порадоваться за мертвых.
Оплакать мертвых.
Сейчас – время живых.
Что ждет?
Соединятся ли они с охотниками небесного леса?
У Рхата Луна было чувство, что они поднимались.
В небо?
В рай?
И страшные повозки пришли с неба.
Посланцы Богини?
Вестники добра?
Или их племя чем-то прогневило милостивую Мать?
Неожиданно тихий гул прекратился.
Вместе с ним, испуганно замолчали воющие женщины.
***
Во имя Учителя, Милостивого, Всезнающего
Хвала Учителю – Господину умов,
Милостивому, всезнающему,
Властителю звезд!
Тебе мы поклоняемся и к Тебе взываем о помощи:
Веди нас прямым путем,
Путем тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, что попали под Твой гнев, и не путем заблудших.
Заветы. Глава 1, стих 1.
Это уже стало традицией. Корнями в дерне переплелось с распорядком дня, размеренным образом жизни.
Надо же, они в пути чуть меньше месяца, а уже обзавелись собственными традициями.
Раз в неделю, само собой получилось – в субботу, они собирались в главном зале – огромном помещении в центре Ковчега, высотой в несколько ярусов, способном вместить почти всех обитателей звездного дома. С точки зрения инженерной мысли, функциональности, наличие подобного помещения на корабле, где каждый квадратный метр на счету, мягко говоря, вызывало некоторые сомнения. Однако Эммануил настоял на своем. Он знал, чувствовал, должно, обязано быть место, где они бы могли собраться, поговорить, послушать друг друга.
Эммануил поднялся на возвышение – небольшую площадку как раз под уродливым наростом люка утилизатора. Несмотря на его возражения, люку не нашлось иного места. Обвел взглядом присутсвующих, откашлялся, собирая рассеянные мысли.
Смолкли разговоры, едва слышный шепоток затлел в задних рядах, но быстро потух, сметенный водопадом всеобщего негодования.
– Кто я?
Толпа молчала, то ли не желая отвечать на вопрос, а, скорее всего, ожидая ответа вопрошавшего.
– Кто вы?
Я не всевидящее око, не всеведущий разум и даже не свет в конце тоннеля.
Толпа внимала молча, сухой губкой впитывая влагу драгоценных слов. Крамольная мысль временами посещала Эммануила: начни он нести околесицу – отсюда, со святого места под утилизатором – как символично – будут ли они так же внимать, выискивая в навозе словословия редкие частицы непереваренной мудрости?
– Я указатель, знак на обочине. Один, пройдя мимо него, не заметит. Другой – мазнет равнодушным взглядом. Третий – прочтет без особого интереса. Четвертый – вчитается, но отбросит за ненадобностью. И лишь пятый последует в указанном направлении. Вы – оказавшиеся здесь – пятые. Но я лишь знак, стрелка с буквами. Минув ее, дальше вы идете сами. Вы можете пройти пять шагов и сделать привал, а можете идти до вечера не жалея сил и растертых мозолей.
Сами.
Ваш выбор.
В сторону, указанную знаком, но каждый, слышите, каждый, своим путем.
По своему.
Я не бог. Я – знак. Учитель.
Верите в богов, дьявола, научно-технический прогресс или потусторонний мир – верьте. Желаете положить жизнь на благо других, или посвятить себя самопознанию – посвящайте.
Ваш выбор.
Ваш путь.
На одной дороге.
