скачать книгу бесплатно
– Ночью, – продекламировал мужик и обильное слюноотделение не оставило старика равнодушным, он закрыл глаза, – в костюме, в час, когда животные спят. Люди приходят, и что они должны видеть?
– Что должны видеть? – перепросил старик и стал тереть ухо, которое видимо дало о себе знать выстрелами и пальбой в ответ на внешний натиск.
– Вы работаете уже две жизни, а запомнить не можете, – сурово сказал он. – Люди должны здесь видеть дикую природу.
– В клетках? – спросил старик. – Дикую природу в клетках. Такое разве возможно? Дикая она другая.
– Это не должно мешать! – крикнул он так, что старик подумал, что эту характерную черту он уже видел, в одной из клеток обезьян, когда те не могли поделить один банан на троих.
– Но мешает, – спокойно произнес старик и хотел изложить веские аргументы с высоты своего солидного возраста, но не успел, так как зашкаливающая по децибелам волна вновь накрыла его мозг, напрягая перепонки:
– Хватит.
Он был солидным человеком, и все было при нем. Костюм в клеточку, галстук броских тонов – он тоже походил на своеобразную особь среди людей, которая имеет свой четкий ареал. Статная фигура, солидный арбузный живот и длинные руки, что для начальника было крайне удобным. – найти, поймать и принести. На его лице редко можно было заметить хоть какую-нибудь растительность, кроме нескольких волосков, выступающих из носа, в частности правой ноздри.
Он подошел к парню, который продолжал держаться за клетку, как будто хотел ее перенести в другое место и вот он только что взялся, чтобы начать это делать, а может быть, уже подвинул на несколько сантиметров.
– Ты что здесь забыл? – прошепелявил он, что добавляло его внешности суровый контраст.
– Я ненадолго, – парировал Иван, подмигивая льву, как непосредственному участнику его заговора.
Управляющий держал в руках увесистый портфель, который заставлял немного прогибаться под его тяжестью – он раскачивал все больше и больше, и казалось, что в какой-то момент вся эта кожаная аббревиатура солидности опустится на Ивана, погрузив его под бумагами, ключами и домашними обедами.
– Что ты здесь делаешь? – строго произнес он.
– Разговариваю, – ответил Иван, пытаясь разглядеть во взгляде управляющего то же выражение, что и у льва, которое ему подсказывало и трансформировало живые образы в слова.
– Зачем? – не понимал он.
– Мне это нужно, – пытался его убедить Иван.
– Но животным это противопоказано, – сказал мужчина с выпирающим животом. – Понимэ? Или охрану вызвать?
Он отмерил расстояние, на котором находился щербатый старик, пропустивший парня.
– Я же ничего… – пытался вставить старик. Он взволновано теребил левое ухо, как будто оно было волшебным и если долго тереть, то случится чудо и все вернется на круги своя. – Я же ничего…
– Молчать, – громко, но в то же время хладнокровно произнес мужчина. – Все виновные будут наказаны. Никто не останется без наград. Вход на территорию в неположенное время наносит травму животным. У нас не музей мертвых полотен, у нас не кунсткамера. Хотя даже и там есть свои не менее строгие законы.
Управляющий говорил, как судья, которому можно было все – от его меча могли погибнуть, а могли остаться в живых. Он двигал губами, извлекал звуки, но казалось в этом процессе совершенно не участвуют глаза, мозг и только губной проигрыватель верещал в то время, когда все остальное или спало, или думало на совершенно посторонние темы, не связанные с животным миром.
Иван смотрел на этого смешного толстого человечка, и ему даже стало жалко его, что тот тратит свою жизнь на эти дурные лекции, изобрел этот губной аппарат, чтобы не тратить попусту энергию других частей тела. Поэтому он стал говорить с ним на его языке. Монотонно, сухо и громко.
– Но они нуждаются в этом даже больше, чем люди, – произнес Иван, – и я могу это доказать.
– Что? – не ожидал управляющий, и в его устройстве произошел сбой. К процессу подключились глаза, и на лбу появились черточки и, казалось, сейчас появятся кружочки, закрашенные и полые, кавычки, как ноты на нотном стане.
– Вот в чем дело, – решительно сказал Иван. – Они живут меньше, а стресса получают больше. Это первое. Второе просто. Они в клетках.
– Ты уволен, – не менее решительно произнес управляющий. В его машине губы – глаза примешался тик, который срывал глаз с его насиженного места, возвращая только через долгое мгновение уже в потрясенном состоянии.
– Не понял, – произнес Иван.
– Уволен, – повторил мужчина, схватил паренька за ворот, и протянул жертву старику, который принял его с должным видом Иван смотрел на старика, который нервно моргал, словно шептал:
– Будь моя воля, я бы его в пруду искупал. Надеюсь, я тебя не сильно держу. Ну что пойдем. И только после на льва, который своим видом говорил:
– Мне он тоже не нравится. Съел бы. Встретился бы он мне в естественной среде, тогда бы он покочевряжился. А тут что я смогу сделать?
Старик хотел пойти, делая вид, что крепко держит нарушителя, но Иван упрямо встал и произнес:
– Подожди, у меня осталось еще одно маленькое дело.
– Ваня, – уговаривал его старик. – Не здесь. Не самое удобное время, милок. Да и место тут не хорошее. Оно, конечно, хорошее, только не для тебя.
Дед вертелся, крутясь между двумя огнями, желая больше угодить Ивану, но, понимая, что должен соглашаться с управляющим.
– Не хочешь по хорошему?! – грубо произнес управляющий, доставая из нагрудного кармана рацию.
Он нажал на кнопку устройства, и произнес «Охрана!», но рация хоть и шипела, но не желала работать.
– Чертовщина какая! – вспылил он, не зная, кого обвинить в этой оказии, плюнул в сторону, попав себе на штанину. – Чертовщина едет и чертовщиной погоняет.
И Иван закричал, прерывая этот монотонный бред:
– Прощайте, звери. Я ухожу от вас в в другой мир, искусственный.
– Все убирайся! – толкнул его толстяк и, не дожидаясь, пока старик отправит его за ворота, сам взял его за шкирку и поспешил к выходу.
Иванударил его по той руке, что сжимала блузку, и крикнул с не менее широким диапазоном, как при прощании с животными:
– Да шел бы ты!
– Что? – в очередной раз опешил мужчина, у него заработал произвольно глаз, и вся фактура, сперва отступила, а потом поперла на молодого человека, желая подмять его весом.
– Иди ты! – повторил он. – Пошел ты! Прямо направо, вниз, вниз и еще вниз, пока не упрешься в стенку, а там спросишь!
Он пытался схватить парня, но с годами утраченная резвость подвела и он молотил руками воздух, словно ловил насекомых.
Понимая, что молодой человек слишком прыток и чтобы прогнать его, нужно обладать вертлявостью как у макаки, а раз этого нет, то нужно действовать как-то иначе – например, вербально.
– Да что ты понимаешь? – произнес он. – Животные – не игрушки. С ними надо по-особенному.
– По-особенному? – загоготал Иван. – Я тоже так думаю. А вам бы все мясо разнообразить. Разве мясо им нужно. Им нужна ласка. А вы клетку на клетку поставили. Тигра поставили над обезьянами. Каково? Вы что думаете, обезьяны будут довольны?
Не желая вести с ним диспут, да и кто он такой, думалось ему, управляющий заорал, срывая связки:
– Вон, чтобы я больше тебя не видел!
Иван улыбнулся, сделал шаг к выходу.
– Я бы с удовольствием забрал с собой всех млекопитающих, – сказал он. – Но благо есть люди, которые могут о них позаботится.
– Вон! – зазвучало в гулком московском воздухе, и голуби, изредка показывающиеся над зоопарком, в этот момент оказались под куполом, обозревая не такую идеальную, как говорили, жизнь.
– Да пошел ты! – повторил лысый парень и еще более громче. – Прощайте, мои дорогие! Пока, царь. Спасибо, что выслушал.
– Не за что, – откликнулось в ленивом взгляде льва, и где-то далеко в самой глубине кристаллической структуры глаза мелькнуло то живое, что есть у льва во время охоты, спящего под деревом в саванне, и разминающего ноги тогда, когда ему вздумается.
В ответ доносились отголоски эха «те-те» и белохвостые, псовые, непарнокопытные, ластоногие отреагировали, срываясь в общую панораму звуков в виде хлопаний, визжаний, верещаний, воя, карканья, кваканья, клекотания, кудахтанья, лая, мяуканья, пищания, пения, ревения, ржания, рыкания.
Иван направился к выходу, остановился и, неожиданно повернувшись, бросился бежать по траектории зоопарка.
– Куда? – крикнул управляющий и ринулся за ним, толкая старика, который уж снял шляпу, показывая свой платок, который очень гармонировал с блузкой Ивана. – Черт бы вас побрал всех!
Иван бежал по территории, минуя дом птиц, слоновник и круг катания на пони, около которого он любил стоять и представлять, как одна маленькая пони катает неугомонные полчища детей, худеньких и полненьких, затем свернул в какую-то аллею, не существующей для него ночью вовсе, прошел узкую лесенку, по которой мог спуститься только один человек, и бочком вышел на еще одну дорогу, ведущей к клетке, где никого не было. Он услышал за спиной крик и понял, что за ним гонятся, и он представил, как управляющий верхом на бегемоте таранит все стены, деревья, отшвыривает стоявшие клетки, чтобы добраться до него и эта клетка, которая своей полосатой полой и убогой структурой пугала, была предназначена для него. Для кого же еще?
Он пустился бежать по объемной дорожке с неровными камнями и увидел еще один зеленый вход, не останавливаясь, нырнул в него, в надежде, что тот приведет к выходу, как это часто бывает в городе, как один подземный переход служит артерией к торговому центру, между дорогами и метро.
Он понял, что впервые заблудился. Ночью он знал здесь все, проходя самые темные места, зная на ощупь все скульптуры, находя по звукам в клетке его обладателя.
Он шел по лабиринту, вдоль какой-то стенки, за которой были мириады звуков – тревожные и не очень, с угрозами и просто визгом, животные, птичьи, человечьи. Порой человек, казалось, издавал птичьи крики, а птицы говорили не хуже обладателя голосовыми возможностями. И выбравшись из него, выйдя на поляну, вокруг которой не было ничего, кроме странного частокола, он почувствовал себя гладиатором, на которого сейчас спустят всех собак этого мира – больших и не очень, маленьких, но знающих себе цену.
Над ним смеялись. Птицы кричали с особым вопиющим задором, как во время массовых сборищ и животной добычи. Они смеялись, провожая своим уродливым взглядом, с пустотой в глазницах. И тех, которые смотрели на него в первый раз ленивыми глазами, не понимая, почему он не может дольше постоять около клетки и бросать в нее хлеб, который так любят подбирать городские птицы.
– Смейтесь, смейтесь, – бурлило в нем. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Не правда ли серьезная фраза? Пусть они все первые, а мы будем последние!
Первые не могли угомониться. Фламинго были красноречивы, утки неучтивы, гуси вздымали крылья, пантеры ускоряли шаг, как в работающей турбине.
Наконец он пробрался к выходу, незаметно для сборища персонала, которое на четвереньках лазая в кустах, искало первопричину смуты. Старик был на своем посту.
– Ваня! – воскликнул старик. – Вот ты заставил их провернуться вокруг собственной оси.
– Ладно, дед, – сказал торопливо Иван. – Свидимся, быть может. А если нет, то нет. Силуэт моргнул на повороте и обернулся пролетевшей «копейкой», шарахнувшей по тормозам, пропустивший карету «скорой» и одного мотоциклиста. На его место встал дворник, который вышел в первый день на эту работу, он оглядывался по сторонам, словно боялся встретить кого-то из знакомых, которые не поймут этой подработки.
Иван шел, шел и незаметно пришел к тому месту, где обрывалась земля, и волны загибали свой край, волнуя мокрое полотно под проплывающими судами.
Сцена 3
Под мостом-2
Парень с лысой головой торопливо спустился по прямоугольным ступенькам с шероховатыми изгибами и, когда его нога опустилась в песок, мокрый и твердый, как цемент, карикатурный и нереальный, он очнулся. Всю дорогу он шел, внутренне настроив себя на подсказки, которые были на каждом шагу. Стоящая около метро дама опустила руку вниз и ее ноготки ровным рядом были направлены вниз по лестнице, где своим приходящим гулом звал поезд подземки, унося за раз сотню-другую пассажиров, увидевших знаки и просто знающих, куда следует идти и где их ждут.
В спину дул теплый ветер, когда он стоял около окна, и черная полоса в окне с изредка появляющимися кометами дарила этой нищенской мгле каплю золота через равные промежутки. На третьей, то ли четвертой остановке вошел мужчина в меховой шляпе, как на картине Рембрандта, где шляпа была подобна нимбу, она окружала ореолом этого человека и делала его, помимо его добрых, щедрых глаз, еще нравственнее, еще красивее. Хотя он был невзрачен – неаккуратно подстриженная бородка, густые сорняки бровей, мешки, морщины на лице, но достаточно было внутреннего обаяния, чтобы любоваться им. Он сел на свободное место прямо напротив Ивана, и посмотрел на него сперва ознакомительно, через какое-то время, пройдя глазами двух-трех пассажиров справа и такое же количество слева, более внимательно. На третий круг он заговорил, точнее молодой человек услышал. Дед молчал и его внушительный взгляд, который заставлял улыбаться, благоговеть и совершать поступки, произносил слова.
– Убегаешь? – спросил он, гармонично открывая и закрывая глаза.
– Я? – удивился Иван, оглядываясь по сторонам.
– Ты, – повторил он и почесал нос, самый кончик, по часовой стрелке.
– Да нет, – возразил Иван. – Просто еду.
– Куда-то знаешь? – подмигнул старик и двумя руками стал поправлять свою шляпу.
– Наверное, – машинально ответил парень.
Ситуация напоминала то, что произошло пару часов назад около клетки со львом. Говорящий лев и говорящий человек, но последний говорил глазами, не произнося ни слова вслух, правда, Иван слышал и пытался отвечать тем же.
– Так да или нет? – осторожно спросил старик.
– Наверное, да, – не менее осторожно ответил парень.
– И куда? – продолжал спрашивать старик.
– Вперед, – ответил Иван.
– Хорошее направление ты выбрал, молодой человек, – кивнул головой дед. – Положительное.
– Спасибо, – повторил он кивок старшего поколения.
– Не торопись благодарить меня, – повернул голову дед и нахмурился.
– Отчего? – удивился Иван.
– Я спешу тебя предостеречь, – мрачно сказал он, – что вперед нас движет не одна дорога. Спешу тебя скорее огорчить, чем обрадовать: все дороги вперед и все дороги назад. Но ты должен пройти хотя бы половину неправильных дорог, чтобы найти то, что тебе нужно. Вот одна истина, остальные знать необязательно.
То первоначальное спокойствие на лице обернулось мрачной тайной, и когда открылись двери на одной из станций, Иван вышел, задев тучную женщину за висящую на ее руке авоську с мандаринами. Мандарины вздрогнули у поднявшей от удивления глаза женщины, а парень затерялся в толпе, вдыхая очищенный плод, раздавленный неосторожно при снятии оранжевой шкурки.
Парень провел по гладкой голове с легкой подступающей из недр порослью, и увидел при выходе, что одинокая тучка появилась в чистом небе, желая напугать своим видом и возможным проявлением. Но поглощенный своим коварным занятием, небесный агрессор не заметил, как стал сгорать в воздухе, теряя свою былую пышность. Иван увидел указатель над японским рестораном, показывающий направление, и заманчивая надпись гласила: «Город солнца». На ней было изображено восходящее солнце красными линиями на желтом фоне. И он последовал по этому пути.
Двигаясь по траектории неба, а не земли, понимаешь, что двигаться легче, но несоответствие делает эту дорогу более сложной – препятствия на каждом шагу, которых не так много в поднебесной, останавливают, по движению, но не по ходу мыслей.
– Что ты ищешь? – услышал он. Вчерашний день?
Этот голос ему был знаком. Не так давно, даже совсем недавно, да и координаты...
Мост крепко стоял на своем прежнем месте. По его могучим волосам бродили мелкие мошки, направляясь в разные стороны, создавая иллюзию беспокойства. Однако мост был спокоен, несмотря на легковые авто, велосипеды, фуры, грузовики, которые своей многотонной тяжестью давили и заставляли оседать с каждым днем пусть на незначительные, но все же ощутимые с годами размеры.
А голос, связанный этим местом облачился в фигуру мужчины-философа, который одиноко бродил по берегу, подкидывая правым носком ноги камешек, а другим подхватывая, с большей силой запуская его вдаль, чаще всего в сторону воды.
– Да, наверное, – ответил Иван.
– Вчерашний день ищи завтра, – сказал философ.
И как будто ничего не произошло. Приснилось или привиделось, во сне, в забытьи, в мучавших его думах. Но этот человек, который ходил по берегу, как по частной собственности – мост, по которому он любит гулять, соединяющий его летний и зимний домики, а по реке ходят его суда, на которых ловят рыбу, возят товары и просто катают желающих, он был живой и такой знакомый. Не говоря уже о ветре, который, как верный пес, окружил его, стоя на задних лапах, проявлял свои чувства, не желая остановиться ни на мгновение.
– Что это значит? – спросил Иван.
