скачать книгу бесплатно
Я даже на минуту представил себе, как Приятель станет рыскать по сетям, навещать солидные философские сайты, делать запросы в электронных конференциях, просматривать соответствующие статьи в разннобразных версиях энциклопедических словарей…
Кстати, Большую Советскую Энциклопедию я собственноручно заносил в память Приятеля (тогда еще безымянного), пока работал в «ящике» над секретной программой, предназначенной непосредственно для Конторы Глубинного Бурения. Но жизнь повернулась иначе и я остался единоличным владельцем всех своих наработок.
А если учесть, что кроме компьютеров моей страстью всегда было чтение детективной литературы, то вывод напрашивался сам собой. Смешно вспоминать: до меня тогда не сразу дошло, что это судьба.
Простейшее сопоставление: человек очень любит читать детективную литературу и разработал программу, предназначенную для следственной работы. Конечно, он должен соединить теорию с практикой и стать… частным детективом. Когда я это понял, то просто подпрыгнул на месте. Кажется, именно в тот раз я почувствовал, что такое состояние просветления, о котором говорят индийцы.
Ведь в память Приятеля были помещены тысячи дел – как реальных, так и сюжетов подавляющего большинства произведений соответствующего жанра. Плюс необходимые сведения по истории и юриспруденции. Плюс (и какой плюс!) – возможность аналитического мышления.
Самым большим плюсом, разумеется, стал Интернет. Приятель сразу «поднялся» на несколько порядков и уже мог без моей подсказки ежедневно наращивать свой интеллектуальный потенциал самостоятельно, черпая практически любую информацию полными горстями.
Вот и сейчас я рассчитывал на то, что Приятель, проанализировав данные, которые я ему сообщу, задаст мне схему действий.
Иногда это было нечто очень простое, банальное и само собой разумеющееся. Но подчас у меня удивленно вскидывались брови, когда я видел на экране монитора такие предписания, которые ну никак не укладывались в границы человеческой логики.
Но в этом вся и соль. Человек мыслит, скажем, на n ходов вперед, а Приятель на n+1. И поэтому, когда здравый смысл велит мне, скажем, пойти наиболее простым путем, Приятель может предложить что-нибудь этакое. Скажем, отправит тебя на Мальдивы или Маврикий. Причем, не только в переносном смысле.
И почти всегда оказывается прав, как я ни старался уловить его на ошибке.
Разумеется, я мог бы встать на дыбы и потребовать от Приятеля объяснений, и он бы не замедлил их дать. Однажды я так и сделал.
Ровно двенадцать с половиной часов я потратил на изучение хода его электронной мысли. Приятель затратил на эти операции от силы минут сорок, я же – весь рабочий день на дурацкую ревизию. Наконец, опухнув от трудоемкой проверки, я завис и вынужден был признать его правоту и с тех пор зарекся «качать права». Пусть лучше Приятель качает информацию и наставляет меня на путь истинный. В смысле – куда идти и что делать.
Я предпочел набить информацию на клаве, чем пользоватьсяв этот вечер звуковым анализатором. Конечно, приятнее общаться с голоса, конечно, Приятель изучил мой тембр и не спутает его ни с чьим другим (однажды он выдал мне графическое изображение моего голоса и несколько таблиц, в которых были тщательнейшим образом расписаны его параметры; с его стороны это был своего рода приятный сюрприз, потому что я не просил об этом Приятеля). Но мне не хотелось засорять аудиоканал – за окном гостиной раздавались пьяные вопли, доносящиеся с улицы и проникавшие даже в каморку, хотя она и была глухой комнатой.
– Я король, а вы все – говно! – орал какой-то наклюкавшийся вдрызг грузчик.
Кричал он очень громко, одну и ту же фразу, но с промежутком минуты в две. Наверное, набирал воздуху в легкие, готовясь к новому воплю.
Это продолжалось уже полтора часа. Редкие прохожие реагировали на это заявление по-разному, большей частью хохотали. Но вот уже несколько минут до моего слуха доносился напряженный диалог:
– Я король, а вы все – говно! – в очередной раз провозгласил алкаш.
– А ну-ка п-повтори, что ты сказал! – требовал возмущенный голос.
Его владелец, судя по затрудненному произношению, был еще пьянее грузчика.
– Я король, а вы все – говно! – вновь раздавалось через отмеренный промежуток уже знакомое мне до боли восклицание.
– Что?! Что ты сказал, сука?! А ну-ка повтори! Повтори, мать твою?! – негодовал задыхающийся в исступлении оппонент.
Сто двадцать секунд полной тишины и все начинается сначала.
Чтобы не заставлять Приятеля разбираться в наших бытовых проблемах, королях и говнах, я и решил на этот раз обойтись без звукового анализатора.
Быстро настучав на клаве нужную информацию, я сразу же запросил анализ, примерный расклад по мотивам и схему действий.
Пока Приятель думал, – а производил он эту основную операцию тщательно и не торопясь, я сбегал на кухню и сварил кофе. Когда я уже погасил распростертый венчик синего газа под туркой и отстаивал «арабику», из каморки послышался негромкий зуммер.
«Неужели так быстро?» – удивился я, отставил кофе в сторону и ринулся к Приятелю.
Никогда не знаешь, сколько времени потребуется ему для обработки данных. Временами мне казалось, что Приятель слишком уж серьезно подходит к своим обязанностям. От заката до рассвета он может биться над проблемой и лишь под утро выдавать мне необходимый набор данных. А иногда хватает и получаса.
Что у нас на этот раз?
– ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ: ПОСЕЩЕНИЕ ВОКЗАЛА. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ ОБРАТИТЬ НА ЖЕНЩИНУ С УРОДЛИВЫМ ЛИЦОМ. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ТАТАРКА.
– Вот как? – сказал я вслух. – А если немного поконкретнее?
– ОСНОВНОЙ БЛОК ИНФОРМАЦИИ ОЖИДАЕТСЯ В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ ЧАСОВ,
– сообщил мне Приятель и углубился в сложные изыскания внутри своих недр.
Вокзал так вокзал.
Заперев каморку с Приятелем и быстро выхлебав кофе прямо из турки, я хлопнул дверью и быстро пошел по направлению к троллейбуснй остановке. Машину решил не брать – дольше искать свободное место, чтобы пристроить тачку, да и денег жалко на оплату парковки.
Продолговатая коробка из бетона и стекла, отстроенная несколько лет назад взамен старого, ветхого, но милого вокзальчика, встретила меня кучей народа перед центральным входом и усиленным кордоном милиции. Стражи порядка вежливо, но непреклонно советовали зазевавшимся прохожим не задерживаться. Десятки пассажиров, привычные уже ко всему, расположились со своими баулами возле здания почты, смешавшись с какими-то южными беженцами, традиционно оккупировавшими эту площадку.
«Наверняка снова бомба, – подумал я. – Вернее, сообщение о бомбе по телефону».
Некто решил развлечься, набрал номер и быстро произнес какую-нибудь хрень о заложенном зарядном устройстве. А потом вернулся к своему столику с недопитой водкой и с хохотом рассказывал приятелям, как он здорово прикололся. А, может быть, какой-нибудь романтический юноша решил помешать своей девушке уехать навсегда.
Впрочем, не исключено, что информация о готовящихся взрывах исходит именно из тех структур, которые обязаны пресекать подобные действия.
Смысл, спросите вы? Для ответа на этот вопрос нужно попытаться возвыситься над обыденной точкой зрения и попробовать взглянуть на ситуацию с высоты государственных интересов.
Во-первых, проверка боеготовности, нечто вроде учебной тревоги. Во-вторых, соответствующие подразделения доказывают, что они хлеб едят не даром и в нужную минуту могут быстро и профессионально сделать свое дело. В данном случае – оцепить вокзал и, произведя проверку, обнаружить, что бомбы нет. И так далее.
А если предположить, что более-менее регулярные звонки о бомбе – все же инициатива граждан, а не властных структур, то, в таком случае, это замечательный способ отвлечь внимание. Если звонить каждый день и указывать, что бомба лежит на вокзале, рано или поздно на такую информацию просто перестанут реагировать.
И вот тогда…
– Пардон, – автоматически извинился я, толкнув плечом встречного. И, разглядев его, уже совсем машинально добавил, – мадам…
Эта как бы французская сгороговорка – пардон, мадам – наверняка вошла в наш современный речевой обиход еще с тех – блаженных – имперских времен и, несмотря на некоторую отчетливую пошловатость, все же хранила в себе изысканное очарование.
Даже не обернувшись в мою сторону, женщина прошла мимо. Слово «мадам» подходило к ней ровно столько же, как участие в жестких порнофильмах нашему премьер-министру или прозрачная батистовая блузочка от Кардена – страдающей слоновой болезнью бабульке.
Физическое уродство вызывает в нас порой противоречивые чувства – с одной стороны, естественную жалость, а порой и содрогание; с другой – стремление никак не обнаружить своей реакции на увиденное: ведь это может обидеть человека. Недаром же и в Америке общественность в вопросе об инвалидах подобным же образом балансирует между попечением больных членов общества и, в то же время, настаивает на полном равноправии.
Но мы – не в Америке. И этой несчастной женщине явно не повезло. Такие на редкость страшные лица специально выдумывают команды крутых профессионалов, работающих над фильмами ужасов.
Помимо недавних увечий – фингала под правым глазом и на левой скуле, разбитой губы и кровоточащего шрама на подбородке – физиономия этой женщины достаточно претерпела и ранее.
Ее нос был свернут на сторону, как у заправского боксера-профессионала, левое веко наполовину отсутствовало, передние зубы сохранили только два клыка, а подобородок был разделен надвое глубокой рваной раной. Плюс вмятина на виске. Плюс фиолоетово-красная пузыристая кожа на затылке – волос там не было.
Наконец, когда женщина повернула голову, переходя дорогу, я обнаружил, вдобавок ко всему, что у нее только одно ухо.
Если Приятель имел в виду эту женщину, то она передо мной. Стараясь не выделяться из толпы, я перешел дорогу и устремился за ней во двор стоявшего неподалеку дома. Пройдя немного вперед, она поздоровалась с пенсионером, тупо сидевшим на полуразрушенной лавочке перед засранным парадным привокзальной пятиэтажки.
Дальнейший маршрут загадочной незнакомки пролегал вдоль покосившихся строений барачного типа. Женщина брела очень медленно, не оглядывась, изредка что-то бормоча себе под нос. Она миновала почти все строения и вошла в здание, стоявшее последним в ряду приземистых построек и через минуту в окнах зажегся свет.
Немного постояв перед домом, я примерил на глаз расположение комнат. Вот свет загорелся в дальнем конце домика, (скорее всего, там находится кухня, – было слышно, как негромко верещал холодильник и раздавался шум воды), потом погас.
Я подошел к двери и громко постучал. Словно мне в ответ, погас свет и в комнате. Я постучал еще раз. Послышались шаги и детский голос, судя по тембру – мальчик, быстро проговорил:
– Приходите утром.
– Э-э… – начал я было придумывать какую-нибудь фразу, но раздалось шлепанье босых ног, затем плотно прикрыли дверь в коридор.
На следующий мой стук никто не отозвался. Что ж, утром так утром.
По дороге назад я обратил внимание на пенсионера, с которым поздоровалась незнакомка. Он продолжал так же смирно сидеть на лавочке, глядя прямо перед собой печальными мутными глазами.
– Что, батя, – подсел я рядом, – как тут у вас вообще, ничего? Я вот приезжий, хочу здесь на работу устроиться…
Дед демностративно поправил орденские планки на ветхом пиджаке и, смерив меня с головы до ног высокомерным взглядом, ответил:
– На работу… У вас молодых одна работа – красть и стрелять друг в дружку.
– Ну не скажи, – вынул я пачку сигарет и угостил собеседника, – всякое, конечно, бывает, но если можно не стрелять, то лучше не стрелять.
Пенсионер взял сигарету и заложил ее себе за ухо. Следующая отправилась за второе ухо, а уже третью дед ловко забросил себе в рот и ухарски прикурил от коробка спичек, орудуя одной рукой.
– Устраивается же как-то народ, – продолжал я свой туповатый монолог. – Вот, к примеру, баба тут живет неподалеку. Страшная, как мегера, а, вроде, тоже где-то вкалывает да бабки заколачивает.
– Ритка? – уточнил дед. – С рожей перепаханной? Точно, тут неподалеку торгует на лотке ногами мертвых куриц возле аптеки.
– Во-от, – утвердительно произнес я, – а ты говоришь: стрелять. Я тут ей должок нес, да что-то дверь никто не открывает. Пацан вроде у нее…
– Есть парнишка, – подтвердил дед. – Хороший, работящий. Хоть и татары они, да тоже люди. Помнится, в Крыму, еще в те времена…
Дальше последовал очень подробный рассказ о выселении крымских татар во время войны. Дед, как оказалось, принимал в этой акции непосредственное участие. Теперь он отчасти сомневался в ее правомерности, отчасти считал, что тогда эти действия были оправданы.
Свои соображения он высказывал мне сорок с лишним минут, очевидно, обрадованный неожиданному собеседнику. Я не мог даже вставить словечко в сплошной поток его речи и даже слегка обрадовался, когда стал накрапывать мелкий дождик – старик тотчас же засуетился и, не попрощавшись, юркнул в подъезд.
Значит, женщину зовут Маргарита. Марго… Любопытно, каким же образом на нее вышел Приятель, и какую загадочную роль эта торговка замороженными окорочками играет в истории похищения дипломата с личными делами сотрудников фирмы «Марат».
Стоп. «Марат» – татарская фирма. Маргарита – татарка. Какая здесь может быть связь?
Но, чем гадать, лучше предоставить проделать всю аналитическую работу Приятелю.
Я решил вернуться домой. Время, которое Приятель выговорил себе на работу, почти истекло и я мог быть уверен, что в каморке меня уже поджидает исчерпывающий анализ и план действий.
Смеркалось. Вокзал вновь был открыт для посетителей, бомбу, как и следовало ожидать, не обнаружили. Я проследовал вдоль фешенебельного здания и, когда поравнялся с платформой пригородных поездов, мое внимание привлек человек в майке, на которой была изображено в прыжке какое-то тигроподобное животное.
«Пума, – пронеслось у меня в мозгу, – конечно же Пума, какая к чертям Рита. Все так просто: Puma. Хочешь по-русски читай, хочешь – по английски».
Я усмехнулся про себя, вспомнив, как шутил с приятелями еще в институте.
Часы, мол, у меня крутые, заграничные, фирмы Pakema. Хотя это были самые что ни на есть отечественные марки «Ракета».
Мужик, которого я искал, даже судя только по его внешнему виду, был самым что ни на есть дурным лохом. С точки зрения нормального среднестатичстического преступника, разумеется.
Находиться на том же месте в той же одежде, использовать тот же самый прием – на такой рискованный поступок мог решиться только человек, мало что понимающий в этой жизни. Хотя, наверняка, с его точки зрения, дурными и глупыми лохами были все окружающие.
Я даже не стал удивляться. Преступники подчас бывают способны на самые загадочные действия. Помнится, когда я еще разрабатывал программу для Приятеля, среди уголовных дел, которые мне подбрасывали для пополнения базы данных попадались такие, что просто хоть заноси их в книгу рекордов Гиннеса по части идиотизма.
Например, некие граждане взламывают магазин и крадут оттуда два ящика дорогостоящего коньяка плюс выручку в кассе. Затем они направляются на хату, расположенную в пятидесяти метрах от ограбленного магазина, начинают пить этот коньяк, а бутылки выбрасывают в окно. Надо ли говорить, что они даже не успели прикончить первый ящик, как всю теплую компанию быстренько повязали.
Похоже, «клофелинщик», как я его окрестил, был из подобного же сорта уголовников. Его поведение было на редкость соответствующим его роду занятий. Мужик бродил по перрону, время от времени предлагая редким пассажирам помочь ему разобраться с расписанием.
После этого он что-то доверительно шептал, наклонившись к самому уху предполагаемой жертвы, очевидно, предлагал выпить где-нибудь неподалеку, но никто не клевал на эту наживку.
Я решил помочь этому типу и, остановившись неподалеку, изобразил скучающее ожидание.
Через десять минут возле меня оказался клофелинщик и спросил меня, не расслышал ли я объявление, только что переданное по динамику.
– На Плеханы со второго, – любезно пояснил я. – Нумерация с хвоста.
– А-а, значит не мой, – успокоенно произнес мужик. – С какого на Екатериновку отправляется, не в курсе? Может, с пересадкой быстрее?
– Вроде бы отсюда, но это еще через сорок минут, – ответил я, как бы случайно оглянувшись в сторону привокзального гадюшника.
– Может, того, – щелкнул себя по горлу мужик. – Скоротаем?
– А что? – пожал я плечами. – Почему бы и нет. Заодно и погреемся.
И вот, мы уже стоим, прислонившись к широкому подоконнику за шатким столиком кафе.
Перед нами возвышается бутылка местной водки и мерзкий овощной салатик, к которому с таким подозрением, – и, надо сказать, не без оснований, – отнесся Дмитрий Викторович Лалаев.
Пока мужик разливал водяру в пластмассовые стаканчики, я не спускал глаз с его рук.
Вроде, все чисто.
– Слышь-ка, браток, – толкнул он меня в бок, – я что-то не разгляжу, это пиво, вон там, слева, по четыре или по восемь?
Ага, вот оно.
Я не торопясь обернулся и, всмотревшись в ценник, дал ему время растворить в моем полистироловом стаканчике лекарство.
– По шесть, – ответил я. – У тебя что, со зрением проблемы?
– Во-во, – кивнул мужик. – Вредное производство. Хоть и надбавку платят, все равно болят. А денег все равно не хватает. Ну что, будем?
Он уже протянул руку к посуде, но я мгновенно опередил его и взял стаканчик, стоявший рядом с ним, а ему подвинул свой.
