скачать книгу бесплатно
Говорим, не заговариваясь
Ольга Игоревна Северская
Говорим по-русски правильно
Ольга Северская – лингвист, журналист радиостанции «Эхо Москвы» (1991-2022), кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русского языка имени В. В. Виноградова РАН, обладатель медали Пушкина.
Эта книга – об «ошибкоопасных» областях русского языка. Мы каждый день встречаемся с непростыми в употреблении словами – надевая сапоги, кроссовки или кеды, укладывая в чемоданы пары носков, чулок и джинсы, отправляясь в отпуск за границу или за город. Есть случаи, когда норма определена жестко, а есть, когда допустимы «вольности».
Эта книга – еще и история некоторых слов и выражений, имен и фамилий. Мы освоим самолеты, пароходы и паровозы, побываем в тридевятом царстве, тридесятом государстве, где нас ждет царь-государь, заглянем даже в шпаргалки и всерьез задумаемся, есть ли хвосты у прохвостов и прихвостней.
Приглашаем вас в мир увлекательного русского языка.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Ольга Игоревна Северская
Говорим, не заговариваясь
© О.И. Северская, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
От автора
«Родной язык нам должен быть главною основою и общей нашей образованности, и образования каждого из нас» – эту мысль П.А. Вяземского стоит принять как руководство к действию.
В книге, которая перед вами, хочется поговорить об «ошибкоопасных» областях русского языка.
Во-первых, есть множество слов, непростых в употреблении, с которыми мы сталкиваемся каждый день – например, надевая сапоги, кроссовки или кеды, укладывая в чемоданы пары носков, чулок и джинсы, отправляясь в отпуск за границу или за город или же болея – «по правде», ходя к врачам, выполняя их предписания и получая документы о временной нетрудоспособности, или справки, и «понарошку» – за две прекрасные (или прекрасных?) команды, наблюдая за ходом матча по телевизору, который многие упрямо называют телеком, или приводя в порядок, убирая свое жилище, стеля простыню и взбивая подушку. Даже чашечку чая и кофе теперь нельзя выпить, не задумавшись, а правильно ли это будет.
Есть случаи, когда норма определена жестко, но иногда допустимы «вольности».
Во-вторых, есть слова, которые звучат очень похоже, а значат либо совсем разное (как олигарх и аллигатор, шоры и шторы), либо отличаются оттенками значения (как патронаж и патронат, самодостаточность и самодовольство), в их употреблении ошибок – хоть отбавляй.
В-третьих, норма есть и во фразеологии. Постараемся объяснить, почему не стоит путать ломаный грош с выеденным яйцом, превращая их в ломаное яйцо, а заодно и подумаем, когда можно играть с фразеологизмами, а когда стоит быть серьезнее. Добавим увлекательные истории о происхождении тех или иных оборотов и даже мемов.
Чтобы не «зацикливаться» на ошибках, обратим внимание и на историю некоторых слов и выражений: на имена и фамилии, на завтрак, обед и ужин, освоим самолеты, пароходы и паровозы, побываем в тридевятом царстве, тридесятом государстве, где нас ждет царь-государь, заглянем даже в шпаргалки и всерьез задумаемся, есть ли хвосты у прохвостов и прихвостней.
В работе над книгой были отчасти использованы материалы программы «Говорим по-русски!», которую я вела на радио «Эхо Москвы» сначала восемнадцать лет вместе с Мариной Королевой, а потом еще пять с Оксаной Пашиной, а также моих «телеопытов» на каналах НТВ, «Бибигон» и «Карусель» в содружестве с компанией «Pilot-TV». Некоторые истории о «словах-двойняшках» и образных выражениях были опубликованы в газете «Русский язык». Но нового добавилось много. И новых слов, и новых смыслов.
Ольга Северская,
филолог и журналист
Глава 1
Слова на каждый день
Обычные слова, которые повторяются по сто раз на дню, мы воспроизводим автоматически. А автоматизм, как известно, отключает сознание. Мы перестаем думать, что эти слова значат, как употребляются, какая у них история, каковы их ближайшие «родственники»… И «лепим» их одно к другому. А задумываясь над их сочетаниями и смыслом, порой чувствуем себя сороконожкой, которая уже и не знает, с какой ей ноги пойти.
Но даже в обыденных вещах можно найти что-то полезное и интересное.
Имя и фамилия
Они есть у каждого из нас. Но задумываемся ли мы, что значат эти слова? Знаем ли, какие у них были и есть значения?
Имя – это отличительное название, которое дается человеку при рождении. Но имена мы даем и своим домашним любимцам – котенку, щенку, хомячку, попугайчику… Синоним человеческого имени – прозвище, а имена животных называются кличками. Растения тоже носят определенные имена. Например, алоэ также известно под именем «столетник». Кроме того, мы именуем предметы и явления, выделяем их, отделяя известное от непознанного. Называя вещи своими именами, мы приближаемся к истине – говорим, как есть.
Имя – это еще и личная известность. В нашей истории – множество громких и славных имен. Да и многие из вас наверняка хотели бы приобрести имя. Берегите его смолоду, чтобы оно было добрым!
В старославянском и древнерусском языке было им?, от *jьme. Латинское nomen, греческое ?????, по мнению многих ученых, того же корня. По одной из версий, образовалось имя с помощью суффикса – men– от индоевропейского предлога *en– «внутри», иными словами, имя было отражением внутренней сущности того, что в-кладывалось в новорожденного. По другой версии, имя восходит к общеславянскому *jь– и одного корня с глаголом иметь. А П.Я. Черных, автор «Историко-этимологического словаря русского языка», предпочитает это *jь– сравнивать с индоевропейским корнем *?eu– «отделять, обособлять». И логика в этом есть: имена даются людям, животным и вещам, чтобы их можно было отличать друг от друга средствами языка.
А что такое фамилия? В современных словарях на первом месте в толковании значится: «наследуемое семейное именование, прибавляемое к личному имени». А в словаре В.И. Даля фамилия – прежде всего «семья, семейство», и значение это сохранялось вплоть до 60-х годов XIX века.
Когда говорили: «Он древней, хорошей фамилии», имели в виду, что человек принадлежит к знати, ведь фамилией называли «род, колено, поколение, племя, кровь, предков и потомство». Позже фамилия превратилась в «прозванье, проименованье, родовое имя». В.И. Даль упоминает еще, что при галантерейной вежливости «фамилией» именовали жену, супругу носителя главы семейства. Вполне можно было услышать: «Самого я не застал, а видел фамилию их».
В словарной статье словаря В.И. Даля приводится и такая байка: «Ваша фамилия? – спросил высокий посетитель приезжего. – В деревне осталась, – отвечал старик простодушно, полагая, что осведомляются о супруге его». Мне кажется, это был распространенный в то время анекдот. И, как и положено анекдоту, разошелся он в нескольких вариантах. В словаре «Язык старой Москвы» В.С. Елистратова можно найти ссылку на рассказ о том, как Александр II в 1862 году по прибытии в Москву встречался с купцами во Владимирском зале Большого Кремлевского дворца. Так вот, обратившись к одному из купцов с вопросом: «Как твоя фамилия?», государь-император получил ответ: «Благодарение Господу, благополучны, Ваше Величество, только хозяйка что-то малость занедужила»… Надеюсь, государь только посмеялся такой «фамильярности». Купец ответил ему по-свойски, хотя этикетом такой разговор с царственной особой, конечно, не разрешался.
Фамильярным обычно называют не только «свойское обращение», но и «обращение запанибрата», слово имеет сегодня отрицательно-оценочное значение. Фамильярничать – «втираться, брататься, навязываться дружбой, хотеть быть с кем-то запросто» – тоже нехорошо.
Завтрак, обед и ужин
«Что вы едите на утренний завтрак?» – спросила телеведущая приглашенную звезду. Звездный ответ последовал незамедлительно, но я, честно говоря, не уловила, чем же именно знаменитость предпочитает начать свое «правильнопитание». Меня заинтересовало, почему нужно было уточнять, что завтрак – утренний? У некоторых завтрак бывает первым и вторым, но дневным или вечерним никто его не называет.
Когда внимание заостряется на привычных до заболтанности словах, стертая внутренняя форма вдруг бросается в глаза: что же получается – завтрак, который народная мудрость велит съесть самому и немедленно, становится завтрашним?! Не случайно же некоторые обожают всех завтраками кормить, все время откладывая что-то на потом, на завтра… Хотя со времен В.И. Даля известно: «Завтра – вор авоська, обманет, в лес уйдет».
Слово завтра возникло из сочетания за утра; существительное в родительном падеже, следовавшее за предлогом за, в древнерусском языке указывало на определенный промежуток времени. За утра, таким образом, вначале значило «в течение утра», а потом стало относиться к тому, что происходило за – «через» утро, в течение следующего утра, на другой день. А что до завтрака – утренней еды, – сначала это был заутрокъ, так что утренний завтрак – все равно что масло масляное.
Поскольку питание должно быть трехразовым, займемся и обедом с ужином.
Обед – принятие пищи в середине дня. Образовалось слово из древних приставки *ob- и корня *ed-. Обедать значило в общем-то… объедаться. И действительно, обед – наверное, традиционно самая обильная в наших широтах еда.
Ужин, вечернее, последнее за день принятие пищи и сама эта пища, вначале был… полдником, в этом значении слово ужин встречается в «Повести временных лет». Само слово происходит от древнерусского угъ – «юг», который еще называли полуднем (вспомним бытовавшее раньше разделение на полуденные и полунощные, соответственно южные и северные, страны). Ужинали, когда солнце перемещалось с востока на юг, память об этом в сохранившейся в говорах паужне – «перекуске промеж обеда и ужина», а в других говорах и иных славянских языках ужин называется вечерей. А народная этимология возводит ужин к тому времени, когда уже все дела переделаны, намек на это можно найти в словаре В.И. Даля.
С традиционными приемами пищи разобрались. Теперь очередь напитков. Вы что любите – чай или горячо обсуждаемый в последнее время кофе?
Размышления над чашечкой кофе
«Полжизни проходит над чашечкой кофе», – написала как-то поэтесса Нина Искренко. А некоторые сегодня, похоже, и жизнь готовы отдать за чашку кофе… благородного мужского рода.
Накал страстей после публикации пресловутого приказа Министерства науки и образования РФ об утверждении списка словарей, содержащих нормы русского языка, достиг апогея, когда выяснилось: кофе в русском языке, оказывается, не только черный, но и уже довольно давно черное. «Вот до чего мы дожили, сегодня мы наших детей будем учить, что “кофе” среднего рода… Не думала я, что доживу до такого дня», – почти рыдала 1 сентября 2009 года с телекрана директор одной из московских школ.
Поэтому и стоит еще раз о кофе поговорить. Слова, обозначающие кофе, есть во всех языках. Европейские языки позаимствовали их из итальянского (caffе), а он – из турецкого (kahva). Первоисточник же – арабское слово qahva ([кахва] или [кава]) – от названия области Каффа в Эфиопии, родины кофейного дерева. В Африке кофейные зерна жевали и запивали водой, в XVII веке высадившиеся там турки оценили вкус зерна, научили туземцев жарить его, молоть, варить и пить с сахаром. Карамзин в «Истории государства Российского» описывает, как в 1699 году турецкий посланник в Париже Сулейман-ага впервые показал европейцам кофе и познакомил их со способом приготовления, который во всем мире теперь известен как кофе по-турецки.
Слово кофе, как и сам напиток, вошло в употребление в России в XVIII веке, в петровское время. Уже в архиве Куракина есть свидетельство о том, что в России «пьют и чай, и кофе». Как и все новое, название напитка, приготовленного из кофейных зерен, имело вначале несколько вариантов: кофе (от голландского coffie), кафе (от немецкого Kaffe, с ударением на первый слог), даже кофь (в одном из документов упоминается «ящик для кофи», эта форма сохранилась в некоторых диалектах). Затем стали употребительными формы кофий и кофей.
Забавно, что даже в одном произведении XIX века можно было встретить обе формы. Например, в повести Пушкина «Дубровский»: «Обед, продолжавшийся около 3 часов, кончился; хозяин положил салфетку на стол – все встали и пошли в гостиную, где ожидал их кофей, карты и продолжение попойки, столь славно начатой в столовой», но «Проезжий не спрашивал себе ни чаю, ни кофию, поглядывал в окно и посвистывал к великому неудовольствию смотрительши, сидевшей за перегородкою». Или у Чехова – в рассказе «Барыня» дворне «кофию дают», а в «Письме к ученому соседу» герой хвастается своими открытиями: «Потом я открыл еще, что собаки весной траву кушают подобно овцам и что кофей для полнокровных людей вреден, потому что производит в голове головокружение, а в глазах мутный вид и тому подобное прочее».
Лев Успенский предполагает, что наши предки подогнали заимствованное слово к привычному уже чай, «чайку-кофейку попить мы до сих пор любим». По всей вероятности, именно формы кофий, кофей и способствовали тому, что слово кофе получило мужской род.
И сегодня правильно пить крепкий, сладкий, черный кофе. Но некоторые авторитетные словари уже не первый год указывают мужской род кофе как литературную норму, средний род – как разговорную: «Грамматический словарь русского языка» А.А. Зализняка, академический «Русский орфографический словарь» под редакцией В.В. Лопатина, «Словарь трудностей русского языка» Н.А. Еськовой, «Практическая стилистика русского языка» Ю.А. Бельчикова… По мере освоения напитка и слова кофе действительно «усреднялся». И этот путь грамматического развития выглядит логичным: слово кофе по форме напоминает русские слова среднего рода (например, поле, кашне); именно к этому роду относится и большинство (97 %) несклоняемых заимствований; кроме того, в нашем языке уже есть прецедент смены рода у существительного какао, которое вначале тоже было «мужским» напитком («свой какао» требовал, в частности, Тургенев).
Толерантные носители языка принимают эту логику и предлагают свои объяснения – например, на форуме программы «Говорим по-русски!» радио «Эхо Москвы»: «Что касается “кофе”, то я считаю, опять же в силу традиции, у него должен быть мужской род, но в ироническом смысле о некоторых напитках, подаваемых кое-где у нас порой под названием “кофе”, можно говорить только в среднем роде»; «В современном русском языке род кофе определяется его (кофе) качеством». Помнится, на семинаре по морфологии в университете мы, будущие русисты, пришли к выводу, что чувство носителя языка подсказывает: крепкий, ароматный, по всем правилам сваренный напиток в изящной фарфоровой чашечке – кофе мужского рода, а то, что давали со сгущенным молоком в граненом стакане в столовой, – рода, безусловно, среднего. Возможно, печальная общепитовская реальность обусловила и появление в академической «Русской грамматике» примечания: «Допустимо употребление этого слова и в среднем роде: сгущенное кофе с молоком».
Пуристы с негодованием указывают на ошибки: «В воспоминаниях А.И. Деникина в описании званого обеда, данного императором по случаю проведения маневров, написано (по памяти): “было накрыто черное кофе”. Средний род! Можно списать это на то, что автор прожил уже больше двадцати лет в эмиграции, но ведь редактировали же! К тому же Деникин отличался хорошим слогом и отменной грамотностью».
У некоторых писателей, отличавшихся теми же качествами, тоже можно обнаружить «среднее» кофе. Так, в словаре-справочнике «Трудности русского языка» Л.И. Рахмановой приводятся примеры из Бунина, Паустовского, из «Гиперболоида инженера Гарина» А.Н. Толстого: «Обед кончен. Кофе со столетним коньяком выпито», а также замечание тонкого стилиста Соколова-Микитова: «Необыкновенно вкусным кажется кофе, поданное в крошечной чашке». Вряд ли они учились в школе хуже, чем мы и наши дети. Просто процесс изменения рода у слова начался давно.
Тогда, когда появились первые кофейные, о которых можно прочесть много интересного в словаре «Язык старой Москвы» В.С. Елистратова. Кофейную комнату Московского английского клуба называли «говорильней». А в «Анне Карениной» Л.Н. Толстого кофе пили в «умной» комнате – здесь, в кофейной, велись беседы о политике, часто смелые, оппозиционные. Было в те времена и специальное слово: кофишенк, им обозначалось лицо из прислуги, отвечающее за приготовление кофе (от нем. Kaffe schenken – «подавать кофе»). Встречались за ароматной чашечкой и кофейные барышни – наивные, неопытные, молоденькие институтки (институтки младших классов носили платья кофейного цвета). Они политических бесед не вели, скорее гадали на кофейной гуще – и в прямом, и в переносном смысле. Фразеологизм этот широко употребим в наши дни, гадать на кофейной гуще (это калька с французского lire dans le mare de cafе – букв. «читать в кофейной гуще») значит «строить беспочвенные, ни на чем не основанные предположения, догадки, домыслы».
В нынешних кофейнях на дне чашки гущи не бывает, технология приготовления кофе изменилась. Утром, пожалуй, стоит предпочесть эспрессо. Этот напиток покрепче, бодрит и заставляет быстрее двигаться – с крейсерской скоростью. Или… как экспресс, не останавливаясь, прямо к поставленной на сегодня цели.
Кстати, кое-кто и называет этот напиток «экспрессо». И не так уж и ошибается. У французов, например, кофе, приготовленный этим способом, так и называется: express. Как и всем знакомое название скоростного транспортного средства, это слово восходит к латинскому expressus от глагола exprimere – «выжимать». Только поезд или, скажем, автобус «выжимает» скорость, а кофе из кофейной машины выжимает пар.
Но оставим экспресс французам. У нас прижился итальянский вариант, образованный от того же латинского корня: эспрессо. Пишется, как и в языке-источнике, с удвоенным «с». А вот что касается капучино… В меню кофеен замечены по крайней мере два варианта написания: с одним и с двумя «ч». А некоторые еще и два «п» в этом слове пишут. Но стоит придерживаться рекомендаций нормативного «Русского орфографического словаря»: капучино – с одним «п» и одним «ч» (долгим звук «ч» в русском языке не бывает, поэтому удвоения согласной не требуется). Капучино так назвали из-за украшающей напиток шапочки взбитого в пену молока (от итальянского cappucio, которое произошло от латинского cappa – «шапка, головной убор»).
За чашкой капучино, когда уже все дела переделаны, хорошо помечтать. А поздним вечером нет ничего лучше моккачино. «Ч» здесь тоже одно, а вот в первой части слова – две буквы «к». Мокка – это порт на берегу Красного моря, откуда в Европу отправляли один из лучших сортов кофе. Но вот его название пишется с «о» на конце: мокко, в итальянском «о» – окончание прилагательного мужского рода, мокко – это кофе из Мокки. А в моккачино имя города сохранилось без изменений. Напиток представляет собой смесь эспрессо и шоколада, поэтому первоначально назывался эспрессошок, но это имя из-за неблагозвучности утратилось.
Возможно, кто-то переживет «эспрессошок», узнав, что в словарях рядом со словом эспрессо долгое время стояла помета «м.», в то время как капучино и моккачино представлены как существительные ср. рода. Где же логика? Неужели в том, что в первом кофе присутствует «в чистом виде», а в двух других – в сильно разбавленном?! Специалист по этикету, президент Национальной ассоциации экспертов по деловой этике, этикету и протоколу, напоминает: капучино и моккачино – не кофе, а кофейные коктейли. Но сегодня грамматический дисбаланс в прошлом: все три слова могут употребляться как в мужском (рекомендуемая норма), так и в среднем (допустимый вариант) роде.
Как бы то ни было, в кофейнях подают классический и двойной эспрессо, нежный капучино, ароматный моккачино – в строгом соответствии с действующей нормой. А возобладает ли грамматический средний род, расскажут уже дети и внуки современных «кофейных барышень».
О чае с сахаром
Как правильно попросить: стакан или чашку чая, а к нему сахара, или же стакан (чашку) чаю и сахару кусочка два-три?
Национальный корпус русского языка подсказывает: первый вариант встречается в два раза чаще второго. Выбор зависит, на первый взгляд, от авторских предпочтений. Заглянем на литературный чаек?
Вот красочная картина не очень приятного чаепития из «Очерков Москвы» Николая Скавронского (1860–1865): «Беда, если некоторые гуманные хозяева имеют привычку приглашать на некоторые праздники некоторых приказчиков к себе на чашку чая. Эта несчастная чашка чая колом в горле становится у каждого из них при господствующей обстановке: во-первых, примут их как оплеванных, хозяйка и хозяйские дети еле удостоят ответом на их униженные поклоны; разве какой-нибудь подлипала, начинающий забирать в руки хозяина, окажется посмелее и, откланявшись, вступит с хозяином в речь. Выпивши по чашке, все непременно обернут чашки вверх дном; последует односложное “кушайте”; нальют по другой; молчанье ложится тяжелым гнетом; оно яснее всего показывает, какие тут отношения одного к другому; невыносимо для совестливого человека, говорили некоторые нам, оставляя эту нравственную пытку. Кое-кто посмелее выпьет третью, и потом надо, сколько требует приличие, посидеть; прежнее молчание и гнет».
«Иметь в числе знакомых тонко воспитанную женщину для “чашки чая” по вечерам было бы приятно, но такая “чашка чая” что-то не представлялась», – откровенничает герой повести П.Д. Боборыкина «Поумнел» (1890).
А из мемуаров Николая Варенцова «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое» (1930–1935) следует, что «у купечества “чашка чая” означала собрание кредиторов с предложением скидки».
В наше время в одном из номеров «Ландшафтного дизайна» (2003) появляется рассказ о чайном домике и церемонии чаепития в Саду Утренней Росы – с заключением: «Чашка чая может вмещать больше, чем целый мир!»
С другой стороны, в «Женитьбе» Н.В. Гоголя (1833–1835) Яичница, получив от невесты приглашение «ввечеру-де на чашку чаю чтобы пожаловали», досадует: «Ох уж эта мне чашка чаю! Вот за что не люблю сватаний – пойдет возня: сегодня нельзя, да пожалуйте завтра, да еще послезавтра на чашку, да нужно еще подумать. А ведь дело дрянь, ничуть не головоломное. Черт побери, я человек должностной, мне некогда».
А И.А. Гончаров во «Фрегате “Паллада”» (1855) пишет об исключительно русской страсти к чаепитиям: «Впрочем, всем другим нациям простительно не уметь наслаждаться хорошим чаем: надо знать, что значит чашка чаю, когда войдешь в трескучий тридцатиградусный мороз в теплую комнату и сядешь около самовара, чтоб оценить достоинство чая».
В читанной многими «Старой крепости» В.П. Беляева есть такое описание: «Постель отца гладко застлана, на столе стоит недопитая чашка чаю».
«По-прежнему по утрам манная каша и чашка чаю», – описывает незатейливый московский завтрак Окуджава в романе «Упраздненный театр» (1989–1993).
М.К. Кантор в повести «Одного достаточно» (2011) прославляет быт, «устроенный по правилам Маяковского» – «ничего лишнего: книга, стол, стул, чашка чаю».
А еще Национальный корпус приводит сообщения об открытии двух разных ресторанов: «Чашка чая» и «Чашка чаю».
Так где правда?
Конечно, в какой бы форме родительного падежа вы ни поставили соответствующее существительное, сладким чаем вас угостят. Но форма чуть-чуть повлияет на содержание просьбы.
Дайте мне, пожалуйста, чая! – закономерная просьба, когда речь идет о чае вообще, в противоположность, к примеру, кофе или какао, то есть о качестве, а не о количестве напитка (допустим, вкус и аромат чая вам милей). Дайте мне чаю! – здесь уже речь о чашечке или стакане чая, а не обо всем чайнике, не о чае вообще. Когда вам нальют заварки, вы можете попросить добавить кипятку, опять же – не вообще, а столько, сколько вы захотите и сколько вместит стакан или чашка.
Правило, возможно, таково: окончание – у появляется, с присущим этой форме разговорным оттенком, в родительном падеже у существительных, называющих какое-то вещество, если речь идет не об этом веществе вообще (тогда используется форма на – а), а о каком-то его количестве. Например, можно купить килограмм сахару, полагая, что сладость сахара подсластит какую-то горькую жизненную ситуацию. А к чаю и сахару – еще и сыру, медку, миндалю…
Можно запасти керосину и скипидару – на черный день. Достать воску и сделать свечи.
И так далее.
Еще в родительном падеже могут оканчиваться на – у некоторые собирательные существительные, если речь идет о части целого. Когда вы замечаете, что на улицах и в метро много народу, вы явно не имеете в виду весь народ своей страны. Если речь о согражданах вообще, вас скорее будет интересовать положение народа, интересы народа, история и будущее народа…
Окончание – у может быть и в родительном падеже у некоторых отвлеченных существительных, как правило, входящих в устойчивые сочетания типа: наделать шуму, нагнать страху, наговорить вздору…
И, наконец, стоит запомнить множество фразеологических оборотов: без году неделя, без роду и племени, дать маху, задать перцу, прибавить шагу, поддать жару, с глазу на глаз, с миру по нитке, что есть духу, упустить из виду, беситься с жиру, умереть с голоду, танцевать до упаду, ни слуху ни духу.
Но вернемся к нашему чаепитию. И подадим что-то к чаю. Тортик? Пирожное? Давайте что-то попроще, но лингвистически интересное.
Баранки и бублики
Баранка – «обварное хлебное колечко», как написано во многих словарях. В определении уже есть подсказка: баранки пекут из заварного, или, как говорили раньше, «обварного» теста. (Пшеничное тесто сворачивали в кольцо, затем варили в воде и только потом запекали, свидетельствует В.И. Даль.) Когда-то их называли обваранки, потом – обаранки и просто баранки.
Со временем первая гласная отпала от приставки об-. То, что вместо сочетания букв «бв» стали писать просто «б», вполне закономерно: слово обод, например, образовалось когда-то от глагола обводить и звучало как обвод, слово обычай – от глагола обвыкнуться.
Слово баранка впоследствии было переосмыслено под влиянием другого, близкого по звучанию: баран. К тому же многие думали, что хлебные колечки начали так называть потому, что их как будто свернули в бараний рог, а другим они напоминали завитки овечьей шерсти, которые и называли баранками (была и баранка – «шкурка ягненка»). Вначале одно колечко называлось баранок, потом превратилось в баранку (по аналогии с уже существовавшим словом). В привычной нам форме баранка появилась в словарях в середине XVII века.
К столу ее подавали и раньше. Каких только не было баранок: простые, ванильные, сдобные, маковые, сахарные! Это было традиционное угощение к чаю, еще в начале XX века баранки приносили как гостинцы детям. С «конфеток-бараночек» начинается припев к песне «Москва златоглавая».
В переносном смысле баранкой называют разные предметы кольцеобразной формы. Чаще всего баранкой называют автомобильный руль. По всей вероятности, водители позаимствовали это обозначение из говоров: бараном называли дугу из тонкой черемухи, прикрепленную концами к передней части охотничьих саней, к этой дуге привязывали веревку, за которую сани охотники и тянули (ну а от барана до баранки – рукой подать). Но могло сыграть свою роль и внешнее сходство руля с баранкой. Хорошо известны выражения сесть за баранку, крутить баранку.
В разговорной речи баранкой могут назвать и ноль. О спортсмене или команде, не набравших ни одного очка, можно сказать: получили баранку.
Но вернемся к баранкам из обварного теста. В.И. Даль называет их еще мелкими бубликами. Бублики действительно относятся к бараночным изделиям. Это – толстые мягкие баранки. И большие, как сохранивший старинное название краковский аппетитный специалитет – obwarzaniec. В других славянских языках тоже есть слова с основой bubl-: названия пузырей, волдырей. Значит, бублик можно перевести как «вздутый, вздувшийся» хлебец.
А еще есть сушки – маленькие тонкие и сухие (подсушенные) баранки.
Пол-апельсина, пол-лимона, полмандарина
Мы делили апельсин. И лимон. И мандарин. Но не на дольки, а на половинки. И что получилось?
Что-то странное. Несмотря на то, что все это – цитрусовые и различаются они только вкусом и размером долек, поделились плоды не поровну. К мандарину его половинка, вернее символизирующий ее усеченный корень пол-, намертво приклеилась, не отдерешь. Если дефис между двумя корнями попытаешься втиснуть, компьютер тотчас учительским красным карандашом ошибочку подчеркнет. Но если убрать дефис между половинками апельсина и лимона, результат будет тем же. Почему же слова пол-апельсина, пол-лимона пишутся через черточку, а слово полмандарина – слитно?
Потому что есть правило: сложные слова с пол- пишутся с дефисом, если корень слова, которое обозначает то, от чего отнимается половинка, начинается с гласной (как в слове апельсин) или с согласной «л» (как в слове лимон); если же такой корень начинается с любой другой, кроме «л», согласной (как у мандарина), пол- к нему просто приклеивается, дефис в этом случае не нужен. А если в словосложении участвует имя собственное, то с какой бы буквы ни начинался его корень, главное, что она – большая, прописная, в этом случае пол- с этим корнем пишется через дефис: можно объехать пол-Америки, осмотреть пол-Лондона, обойти пол-Москвы.
Это касается не только существительных. Например, порядковые числительные, обозначающие часы, «делятся на половинки» и пишутся по тем же правилам. Если родители хотят уложить вас спать в полдесятого, притворитесь, что вы очень увлечены уроками, – и вам удастся протянуть до пол-одиннадцатого. Конечно, тогда вам придется музыку слушать вполуха и мультик смотреть вполглаза… Но тогда вы выучите еще одно правило: в наречиях с первой частью впол- слитное написание не зависит от последующей буквы.
В 2002 году Орфографическая комиссия РАН, которой в то время руководил выдающийся грамматист В.В. Лопатин, хотела облегчить нам жизнь, предложив делить все на половинки с помощью дефиса. Но нет. Народ (не без влияния черного журналистского пиара) решительно встал на защиту действующих и по сей день правил, заявив: ничего, выучим, тут даже не надо быть семи пядей во лбу!
Семи пядей во лбу – это какая же голова?!
