Записная книжка охотника Второго. Правдивые истории правдивого охотника

скачать книгу бесплатно


– Мне тоже приятно слышать ваш голос, Второй.

В трубке щелкнуло и пошли короткие гудки, чем-то отдаленно напоминавшие свадебный марш товарища Мендельсона.

Я положил телефонную трубку и мечтательно представил себе женщину с вьющимися светлыми волосами, зелеными глазами березки и нежными губами алого цвета. При чем здесь глаза и волосы, ведь мне же нужно было узнать номер телефона контрольно-диспетчерской службы аэропорта. Второй раз я не могу звонить, потому что окончательно и бесповоротно влюблюсь в этот отчаянно красивый голос, и буду любить его постоянно и безнадежно, но не буду ломать то, что я создавал годами. Лишь тайная любовь может быть чистой, а если она вырывается наружу, то она как ураган начинает сметать все на своем пути. Может быть, кто-то назовет мне людей, которые нашли свое счастье во время цунами или урагана? Да, во время урагана два одиноких человека объединили свои усилия для спасения, спаслись и стали счастливы – они уже не одиноки, они нашли друг друга только благодаря урагану. Да, это так. А, если у этих людей были свои дома, и ураган их уничтожил? И они прыгают от счастья от того, что потеряли своих близких? Так не бывает.

Я попросил своего помощника Сергея позвонить в справочную и испытал легкий приступ ревности, когда Серега заворковал по телефону о разных пустяках. Мне пришлось его остановить, чтобы он сказал мне номер нужного мне телефона, и я ушел звонить с другого аппарата.

С тех пор, как только выдавалось свободное время, Серега висел на телефоне и говорил обо всем, о погоде, о том, как мы ездили на осмотр стад в район, о том, кто и сколько добыл шкурок, а однажды я услышал, как Серега, вероятно забывшись, шептал довольно громким шепотом: «… ты открываешь глаза, а рядом я и целую тебя, пахнущую твоим сном, ты улыбаешься с закрытыми глазами, а спавшая бретелька ночной рубашки…». Я тихонько вышел из комнаты, подумав, что у ребят дело заходит достаточно далеко.

Однажды Серега сообщил, что он пригласил к нам в контору Нину, чтобы познакомиться с ней.

– Знакомься, – сказал я, – а я пойду в райздравотдел поговорить об обезболивающих препаратах, московские умники забыли, что олешки тоже как люди, и им больно, когда приходится оперировать без анестезии.

– Нет, Второй, я хочу, чтобы и ты посмотрел на нее и сказал свое мнение, – настаивал Серега.

– А зачем тебе мое мнение? – спросил я. – У тебя, что головы своей нет, или ты слепой и не видишь, с кем ты имеешь дело. Судя по тому, как ты с ней разговариваешь – это самая лучшая женщина на всей Земле.

– Второй, я тебя прошу, я почему-то боюсь, – продолжал упрашивать Серега.

– Хорошо, – сказал я, – только укрась наш кабинет, чтобы гостья не подумала ничего плохого о тебе. Ты же знаешь, что меня совершенно не беспокоит, что будут думать обо мне.

И вот настал назначенный день. В дверь вошла, предварительно постучавшись, обыкновенная женщина с необыкновенным голосом, а вернее необыкновенная женщина, потому что сразу бы никто не догадался, что у нее такой необыкновенный голос.

Я видел картину Леонардо да Винчи «Джоконда» и не нашел в ней ничего выдающегося. Я, конечно, не такой грамотный и строгий ценитель, как всякие искусствоведы, но Нина была красивее Джоконды. И одета лучше. Правда, она была немного постарше Сереги, который, конечно, ожидал увидеть кого-то не менее Бриджит Бардо, что отчетливо было написано на его физиономии.

Это поняла и Нина. Ее улыбка стала очень похожа на улыбку Джоконды, а большие глаза начали наливаться слезами. Еще секунда может убить эту необыкновенную женщину, которая уже никогда не сможет поверить ни себе, ни другим. А как я узнал ранее, ей еще надо воспитывать прелестную дочурку, которая такая же доверчивая, как и ее мама.

Я не знаю, откуда у меня что взялось, вероятно, я это знал в прошлой жизни, когда я был одним из выдающихся военачальников и дипломатов в Южном Китае где-то в первой половине XIII века.

Я подскочил к Нине, поцеловал ей руку, похвалил аккуратно уложенные волосы, пригласил к столу, вручил принесенную мной розу, которую мне подарил мой друг, выращенную в стеклянном стакане в микрооранжерее, и сказал Сереге, что он может идти. И Серега ушел.

Я не верю в вашего Бога, но Боже, что я нес Нине. Что я влюбился в нее с первого звука, что я не знал, как с ней познакомится, что я попросил Серегу пригласить ее, и прочее, и прочее. Нина молча реагировала своим взглядом на то, что я говорил. И я видел, что удивление в глазах сменяется неверием, грусть сменяется весельем, веселье сменяется неверием, неверие грустью. В конце концов, калейдоскоп настроений принял радужную окраску, и Нина заговорила. И как она говорила! Она говорила, как сирена, завлекшая Одиссея, и я сидел и не мог наслушаться ее голосом. Потом к нам постучали в дверь и сказали, что все уже давно разошлись и нужно убирать кабинет.

Зато мы с Ниной встречаемся очень часто. И я знаю, что это прекрасная во всех отношениях женщина. Но об этом знаем только мы с ней.

А Серега больше не работает моим помощником.

Моя первая брачная ночь

Столько лет прошло, а воспоминания так свежи, как будто это было вчера. Хотя давно это было. Больше тридцати лет назад.

Женился я по русскому обычаю. Наши обычаи настолько переплелись с русскими обычаями, что уже совсем непонятно, то ли Чукотка разрослась до размеров всей России, то ли Россия уменьшилась до размеров Чукотки. Шутка. Россия может только расти, но не уменьшаться. Вон, русские уже заполонили весь мир, и я не удивлюсь, что какой-нибудь выходец из Одессы, Черновцов или солнечного Биробиджана не станет очередным президентом Америки.

Сейчас буду рассказывать про свадебную ночь. Бабам можно закрыть глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать, а мужики могут и закурить под это дело.

Ну, отсидели мы за столом. Молодым, конечно, кроме вина ничего не наливали. Да и мы за столом чувствовали себя, как звери в зоопарке, все смотрят, хотят чего-то особенное увидеть. С удовольствием бы встали и у брачной кровати, посмотреть, что и как получаться будет.

А вот я фильм какой-то смотрел, название совершенно не помню, но там молодожены должны были совокупляться прямо в присутствии всех гостей, чтобы никто не мог заподозрить, что это всё понарошку. В какой-то шибко цивилизованной стране это было.

Ну, мы не шибко цивилизованные. Веселье было в самом разгаре, пировали в большой комнате в бараке, а мы с невестой пошли в нашу комнатку, что на краю барака. Хорошо. Гула свадьбы почти и не слышно. Натоплено хорошо было. Пришли мы. Свет выключили, и раздеваться стали. Невеста-то быстрей меня разделась на какие-то доли секунды, и сразу в постель, и я туда же. И получил хороший удар себе по носу ее макушкой. Она от боли аж заплакала, а у меня юшка из носа закапала. Включай, – говорю, – свет-то. Включила она свет, я руку от носа убрал, а кровь-то и потекла, да прямо на простыню, единственную нашу новую простыню. Мы с ней, с невестой-то, уже порядочно вместе жили, а вот с барахлом разным не шибко густо было: снабжение тогда не ахти, а как что скопишь, да покупать начнешь, так сразу общественность и органы интересоваться начинают, а на какие шиши ты это покупаешь?

Ну и страшилка у нас получилась. Затолкал я себе какую-то тряпочку в нос, голову запрокинул, а она меня полотенцем умыла. Рядышком прилегла. И тут свет снова погас.

Освещались-то мы бензоагрегатом. Маленький такой, абэшка. АБ-1, то есть агрегат бензиновый, мощность 1 киловатт, в простонародье – абэшка. И никто с этой абэшкой обращаться не умел кроме меня. Вот поэтому в нашу дверь почти сразу стучать стали, открывай, мол, паразит, абэшку ремонтируй.

И пришлось ведь идти ремонтировать движок. Неисправность-то плевая, бензопровод засорился, трубка такая резиновая. Сняли ее, стали прочищать, а трубка-то, почитай старше меня будет, возьми и порвись. А на улице-то не май месяц, хотя весна уже, градусов так под тридцать, с минусом.

Искали, искали трубку, и нашли у нашего доктора. На клизме трубка была. И название у этой клизмы странное какое-то – кружка Эсмарха. Кто такой Эсмарх нам не известно, но извращенец – это точно. Попробуй-ка из этой кружки что-нибудь попить, водки, например. Понемножку так насосешься, что не будешь знать, кто ты, и зачем на этот свет появился.

Трубку поставили, на заводилку ногой, хотя положено по инструкции рукой на нее нажимать, попыхтела машинка, покашляла, чихнула пару раз, потом прочихалась и запела абэшка песню света. Ну, по этому поводу сразу все за стол. Меня во главе стола, как жениха, и невесту привели. Только налили по одной, а тут старуха одна простыню кровавую тащит.

– Во, – кричит, – глядите, невеста-то девка честная была!

Ну, по этому поводу выпили и по первой после возвращения света, и по второй, и по третьей.

А потом парторг наш, дядя Ваня все звали, подошел ко мне в сторонке и говорит:

– Спасибо, Второй. Ты поступил как настоящий мужчина. Честь девки спас, носа своего не пожалел. Не каждый на такое пойдет. В партию тебе надо нашу вступать. Там такие самоотверженные люди нужны.

Ну, я ему в шутку и говорю:

– Вот, когда будет наша чукотская компартия, так я в нее первым вступать буду.

Чего дядя Ваня обиделся, не знаю. Ответь я по-другому, то в первую брачную ночь коммунистом мог бы стать.

Про кита

Поехал я, однако, на разведку в море поискать, где киты ходят и куда надо бригаду засылать, чтобы кита загарпунить и к берегу отбуксировать. Кто не знает, на китов мы охотимся по старинке. Надуваем нерпичьи мочевые пузыри и привязываем к гарпунам. Гарпун впивается в шкуру кита и мешает ему нырять. Чем больше таких вот маленьких шариков, тем труднее и больнее киту нырять, и наступает такой момент, когда кит уже не может нырнуть. Вот тогда мы этого кита и буксируем к берегу. Туша большая, не выживает, когда оказывается на мелководье. Так охотились и на мамонтов: народу много, а мамонт один. Каждый уколет мамонта, и мамонт сдается перед многочисленной маленькой силой. Мамонтов сейчас нет, хотя останки мамонтов находят у нас. Гены нам сами указывают, как нам охотиться на большого зверя.

Вышел я в море на байдаре. Моторчик у меня маленький, «Кама», шипит, тарахтит, а байдару вперед толкает. Тихонько иду, бензина много, долго могу ходить. Вдруг фонтан из воды вижу. Высокий такой. Кит. Иду туда. И точно, кит, лежит на воде, отдыхает, легкие свои продувает, фонтаны пускает. Гренландский кит, самый крупный арктический кит, метров двадцати длиной. У него нет спинного плавника, и он, как ледокол, взламывает тридцатисантиметровый лёд. Киты эти плавают в одиночку, а иногда группами по два-три. Одиночку сопровождает стайка белух, зубатых китов, похожих на крупных морских свиней. Осенью эти киты исчезают в Чукотском и Восточно-Сибирском морях.

Гренландские киты умеют разговаривать. Я сам этого не слышал, но старики, которые всего много повидали, говорят, что его голос похож на «звук гитары в воде». Интересно, как звук слышится?

Я направил байдару к киту, а сам гарпун с пузырем приготовил. И вдруг кит отплыл от меня, развернулся и на меня смотрит. И чувствую я, по глазам вижу, о чем этот кит думает.

– Второй, а я тебя здесь давно поджидаю. Мы с тобой подружиться не можем, потому что я пища, а ты едок, но от этого мы не будем друг друга меньше уважать. Пойдем со мной, я тебе покажу, как живем мы, и как живут морские обитатели. Не бойся, с тобой ничего не случится, мы людей не едим.

Сижу я в лодке и думаю: то ли мне это показалось, то ли я заболел, то ли действительно мы с китом можем мысленно общаться. От этих мыслей я и гарпун в лодку положил, и мотор «Каму» выключил. Надо это, однако, обдумать, обмозговать. Закурил я свою трубочку, а кит ко мне вплотную подплыл. Прямо напротив меня его морда, а он глазами со мной разговаривает:

– Чувствую, что ты меня понимаешь и знаю, что ты не представляешь, как это сделать, вода для тебя шибко холодная, хотя стоит лето. Вытаскивай байдару мне на спину, можешь даже заехать на нее, я сейчас немного погружусь, потом байдару перевернешь, привяжешь к спине ремнями, мне больно не будет – шкура толстая, сядешь в байдаре, как в кабине самолета. У тебя в днище и в бортах байдары вшиты куски прозрачного силикона, это как окна будут на нашей подводной лодке.

То ли мне снова это показалось, то ли это было на самом деле, но кит погрузился в воду, и встал прямо подо мной. После того, как днище байдары коснулось его спины, кит всплыл, и байдара оказалась на его спине. Я перевернул байдару, достал нож, сыромятные моржовые ремни и стал привязывать байдару к спине. Я не понимал, то ли это мне снится, то ли я сошел с ума и вылез на спину морского гиганта, став практически самоубийцей, так как кит погрузится в пучину морскую, а за ним и я уйду с остановившимся от переохлаждения организма сердцем.

Я сделал надрез в шкуре кита, просунул ремешок и завязал на остове лодке. Я провозился часа два, но крепко привязал лодку к спине кита. Здраво говоря, приготовил себе гроб. Я даже не представляю, что будет дальше, и где я буду находиться через час.

Закончив работу, я подошел к дыхательным клапанам на спине кита и стал кричать в них:

– Эй, я всё сделал, можно ехать.

Сразу все тело кита начало содрогаться. Как будто внутри завелся невидимый двигатель. Я залез в привязанную лодку и стал ждать. Чего я должен ждать, я не знал, но неизвестность уже не пугала меня. Будь что будет. Если мне суждено уйти к верхним людям, то кит прямиком доставит меня к ним.

Находившиеся в байдаре вещи я привязал к лавочкам, как говорят моряки – банкам. Так вот хоронили в старину, чтобы у человека в том мире было все, что необходимо для жизни. Старый отцовский медный чайник привносил спокойствие в перевернутую байдару и говорил, что все будет хорошо.

Кит стал набирать скорость, волны холодной воды хлестали в лодку, прокатываясь по щелям между лодкой и китом, оставляя меня сухим. Не все рыбы холоднокровные, да и кит вообще-то не рыба, но в лодке я чувствовал тепло, смотря в прозрачные окна и прикидывая, куда мы держим путь.

Буквально с первых минут я потерял ориентировку и отдался воле кита. Я никогда не плавал, или, как говорят моряки, не ходил на судах, но, как мне кажется, ни одно судно не сможет сравниться с китом. Я не ощущал качки, только чувствовал скорость. Минут через пятнадцать кит нырнул, и наступила тишина. Не было слышно ни гула ветра, ни ударов волн. Я находился в воздушном пузыре, созданном перевернутой байдарой. Скорость передвижения не ощущалась, но по тому, как прогибались шкуры на байдаре, мы плыли достаточно быстро.

Я сел на лавочку, приподняв ноги на другую лавочку, чтобы не замочить их, и смотрел в прозрачные окна. В стороне я увидел другого кита и постучал прикладом ружья по спине кита. Кит все понял и повернул в ту сторону. Но это был не кит, а большая подводная лодка, по сравнению с которой кит казался мелкой рыбешкой, прилипшей к телу огромного кита.

На корпусе подводной лодки светилось тусклое пятно, оказавшееся иллюминатором. В иллюминаторе я увидел моложавое лицо в военной форме с орлами в уголках песочного цвета форменной рубашки. Глядя на меня, человек покрутил пальцем у виска, и я ему в ответ тоже покрутил пальцем у виска. После этого свет погас, а мы продолжили путь в глубину.

Я вообще-то не подводник и не умею определять глубину, но, судя по тому, как вдавились внутрь стенки байдары, и как повысился уровень воды в лодке, глубина была не маленькой. Светившее солнце было не видно, но свет проникал в толщу воды, и глубина, как мне показалось, была не менее тридцати метров. Показалось дно. В стороне были видны мачты среднего рыболовецкого сейнера, затонувшего два года назад, какие-то рыбы плавали вокруг него.

Посмотрев вверх, я увидел, что над нами плывет какое-то судно. Постучав по спине кита и подумав, что надо бы всплыть и при помощи этого судна добраться до берега, я удивился тому, что кит начал уходить в сторону. Неужели мне показалась мысленная связь с китом?

Немного отплыв в сторону, кит всплыл на поверхность. Воздух в байдаре очистился, стало легко дышать, и я начал думать, каким образом дать знать людям, что мне нужна помощь, чтобы добраться до берега.

Вдруг на носу судна вскипело облачко белого дыма, и сверкнул огонь. Что-то черное стремительно стало приближаться к тому месту, где была привязана моя лодка. Это же гарпун. И судно китобойное. Мысли работали лихорадочно: успею ли я всадить пулю между глаз гарпунёра, и успеет ли кит увернуться от гарпуна?

В это же время в моей голове пронесся крик «Держись!!!», я еле успел схватиться за скамейку, как кит по-самолетному, с переворотом на правое крыло, которое заменял широкий плавник, пошел на глубину. В своей кабине я вместе с моим спутником совершил полный оборот вокруг оси и больно стукнулся головой о деревянное ребро моей лодки. Моряк назвал бы это ребро шпангоутом, но от этого он мягче не станет. Взглянув наверх, я увидел гарпун, идущий ко дну по радиусу, определяемому фалом, соединяющим его с китобойным судном. Я знаю, что в острой части гарпуна привязывается граната, которая взрывается, когда эта огромная стрела попадает в тело кита и пробивает его до позвоночника. Представив все это, я почувствовал жгучую ненависть к тем людям, которые произвели этот выстрел, который мог стать роковым и для кита, и для меня.

Остановись, Второй, – сказал я сам себе, – а не ты ли выехал на разведку мест обитания гренландского кита? А не ты ли вместе с товарищами собирался убить этого кита, чтобы потом полакомиться свежим хрустящим мясом? Чем ты отличаешься от тех людей, которые находятся на китобое, и матерятся почем зря на гарпунёра, сделавшего неверный выстрел.

Не терзайся, Второй, – зазвенело в моей голове, – от законов жизни никуда не денешься. Мы практически повторяем тех, кто живет на земле и называет себя homo sapiens, человеком разумным. Этот человек создает прекрасные рыболовные снасти, плетет крепчайшие сети, для того, чтобы поймать нас и съесть. И мы в ответ позволяем им ставить эти снасти, чтобы во время проверки снастей улучить удобный момент, перевернуть лодку и съесть рыбаков. Если ты не съешь кого-то, то кто-то съест тебя. То, что от нас остается на берегу после пиршества по случаю удачной охоты или рыбалки, поедают птички и разные букашки, и мы удобряем собой землю, создавая условия для произрастания больших деревьев, сохраняющих влагу в водоемах и обеспечивающих условия для существования наших собратьев. То, что остается от вас в воде, поедается разными ракообразными, маленькими рыбками, звездами, актиниями и прочей живностью, размножающейся до тех пределов, пока не наступает момент необходимости искусственно сокращения поголовья, или как говорят ваши ученые – популяции – отдельных видов. Тогда вы говорите о невиданных уловах рыбы, нашествиях в ловушки крабов, больших объемах добычи кальмаров и прочих видов животных, которые снабжают человеческие организмы полезным белком. Если ты не возражаешь, то я тебе покажу те места, где ты живешь, но никогда их не увидишь. И рассказать о них ты не сможешь никому, потому что ты никогда не сможешь доказать то, что ты на самом деле это видел. Поэтому сиди и смотри, если что нужно, то говори мне, хотя я и так понимаю твои мысли, как и ты, но с трудом, понимаешь наши мысли.

Наступила тишина, изредка прерываемая мысленными возгласами: взгляни направо, видишь ледяные сталактиты? Они как бриллианты чистой пресной воды шлифуются и гранятся солёными волнами холодного моря. Если такой кусок безупречного льда всплывает на поверхность, то даже в пасмурную погоду он вспыхивает тысячами ярких лучиков, пробуждая ложащихся спать птиц и привлекая к себе стаи маленьких рыбешек, всегда готовых полюбоваться на что-то светлое и красивое.

Иногда заходящее солнце, собрав в себя все инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, оставляет этому куску льда на поверхности яркий зеленый луч, который виден со всех точек своей необычностью и который все люди считают добрым предзнаменованием. Этот луч, отражаясь от неба, виден даже в теплых морях, где встречаются обломки айсбергов, хотя там они теоретически встречаться не должны. Ты бы мог поверить в то, что мы с тобой будем вместе путешествовать, и обмениваться мнениями при помощи мыслей?

Ты меня можешь понять, Второй, что в наших северных морях намного труднее выжить, чем в теплых морях. Поэтому мы и выживаем только за счёт дружбы и взаимной поддержки. Поедем, я покажу тебе все богатства северных морей.