скачать книгу бесплатно
– Не кричите вы так, – спокойно сказал Николаи, – а что вы скажете на то, если мы вам предложим работу, которая нанесёт огромнейший урон противнику, и вы будете живы, но никто не будет знать о том, что именно вы проделали эту работу?
– Я готов выполнить любой приказ на благо Германии, – снова отчеканил я.
– А как вы себе представите, если мы сейчас отдадим приказ по армии, что вы смертью героя погибли на фронте, и ваши родные будут считать вас мёртвым? – снова спросил Николаи.
Этот вопрос поставил меня в тупик.
– Если вы готовы пожертвовать собой во имя Германии, то почему вы не можете пожертвовать своими родными во имя великого дела? – снова задал вопрос Николаи.
– Я готов пожертвовать собой, но своими родными я не буду жертвовать, – твёрдо ответил я.
– Очень хорошо, – сказал Николаи, – мы знаем о вас и о ваших родных всё и хотим предложить вам работу, во имя которой вы на какое-то время исчезнете из Германии. Ваши родные будут знать, что вы находитесь в заграничной командировке, а мы будем помогать им материально. В работе вам потребуется знание русского языка. Я вижу, что вы согласны способствовать победе Германии, но вам ещё придётся много учиться, чтобы вы смогли выполнить возложенную на вас высокую миссию.
Какое-то недоброе предчувствие было у меня на душе, но я сказал, что готов выполнить любое задание на благо Германии. Мне показалось, что полковник Николаи не зря упомянул моего дядю Фридриха. Вероятно, что своим назначением я обязан именно ему и его рекомендациям.
Пришедший со мной капитан проводил меня к выходу из здания Генштаба и рассказал, куда я должен явиться.
– Ваши вещи будут доставлены туда позднее, – сказал мне капитан.
Придерживая левой рукой длинную саблю, я шёл по Унтер-ден-Линден, вдыхая аромат расцветающих лип, чётко козыряя всем офицерам, встречавшимся мне по пути.
По указанному мне адресу я прибыл в небольшую гостиницу. Постучал в номер тридцать два. Дверь мне открыл пожилой господин с черными закрученными усами и пригласил войти в номер. Господин представился мне как майор Мюллер. Раскрыв шкаф, майор сообщил, что здесь находится одежда, сшитая по моим меркам, и предложил переодеться в неё.
– Ваш мундир будет дожидаться здесь, – сказал он без улыбки, – и перестаньте тянуться по струнке, на какое-то время забудьте, что вы офицер.
После того как я переоделся, майор Мюллер обратился ко мне на чистейшем русском языке и сказал, что отныне мы будем разговаривать только по-русски.
С сожалением поглядев на свою форму с лейтенантскими погонами, висевшую в шкафу, мы вышли из номера и сели в небольшой «Мерседес», который доставил нас в пригород Берлина, на одну из вилл, то там, то здесь видневшихся в лесопосадках.
На вилле нас ждал пожилой человек, лет шестидесяти, внешне напоминающий учителя или врача. По-русски он говорил, как настоящий русский. По-немецки – как настоящий шваб. Мне он представился как Густав.
– С вами мы будем видеться очень часто, – сказал Густав, – а господин Мюллер присоединится к нам позже.
Густав предложил говорить только по-русски, попросил рассказать о себе; сказал, что наиболее лестные характеристики на меня дал мой дядя Фридрих, уже подполковник, который работал в каком-то военном ведомстве, и, как мне кажется, в том же, в котором начал работать и я.
В процессе разговора Густав сообщил, что командование планирует поручить мне весьма серьёзное задание, очень высокой секретности и большой сложности, о котором я могу узнать, только дав подписку о сохранении в тайне всего того, что мне станет известно. И протянул мне лист бумаги.
На бумаге типографским способом было отпечатано, что я, лейтенант барон Йохим-Альберт фон Гогенхейм, являясь сотрудником Второго отдела Генерального штаба рейхсвера, обязуюсь выполнять все даваемые мне задания и сохранять в строжайшей тайне все сведения, которые станут мне известными по роду моей службы. Я прочитал и расписался.
Удовлетворённо прочитав подписанный мною документ, Густав рассказал о том, чем мне предстоит заниматься во Втором отделе:
– Ваша задача, молодой человек, будет заключаться в выполнении специальных заданий на территории нашего главного противника – России. Я не буду делать секрета из того, что мы изучаем вас с того времени, когда вы гостили у своего дяди и общались с жителями русского приграничного городка, легко усваивая русский язык. Ваш дядя, подполковник фон Гогенхейм, наш давний сотрудник, рекомендовал вас на эту работу, точно оценив ваши деловые качества. Учёба в военном училище позволила вам войти в состав офицерского корпуса Великой Германии и встать в один ряд с прославленными германскими рыцарями.
Вы пока мало представляете то, о чём я вам говорю. Данный вам в училище курс войсковой разведки путём наблюдения на поле боя, захвата военнопленных для дачи показаний – это самое элементарное в нашей работе. Знать противника изнутри, уметь влиять на ситуацию в нужном нам направлении – вот высшая музыка разведки.
В течение сравнительно короткого времени мы будем заниматься изучением обстановки, в которой вам придётся работать. Вы должны вжиться в тот образ, который будете носить длительное время. Периодически мы будем «вытаскивать» вас в Германию для свиданий с вашими родственниками, получения инструкций, обучения новым методам работы, отдыха.
Помните, что Германия будет гордиться вами, называя вас рыцарем плаща и кинжала, хотя прибегать к кинжалу не придётся. Если всё же придётся воспользоваться оружием, то ваша карьера разведчика будет считаться законченной. А сейчас мы перейдём к занятию, которое является, пожалуй, самым опасным в вашей будущей работе.
С этими словами Густав встал и пригласил пройти в соседнюю комнату, в которой кто-то уже звякал посудой, и откуда доносились аппетитные запахи.
Учебная сервировка
В комнате стоял круглый стол, сервированный на двух человек. Каждая тарелочка стояла на подтарельнике, рядками были выложены разнокалиберные вилки и ножи. Перед тарелками стояли хрустальные рюмки и фужеры с узорами и без узоров. На столе в закусочных тарелочках лежали солёные огурцы, порезанные кружочками, солёные грибы, маринованные томаты, нарезанная копчёная колбаса, отварная телятина, отварные языки, жареная до золотистой корочки рыба, копчёная осетрина, в вазочках в виде раковин – красная и чёрная икра, переложенные кусочками сливочного масла. В хрустальном графине разноцветными искрами в электрическом цвете переливалась водка, в другом – янтарно-рубиновым цветом отсвечивал коньяк. Такое в Германии могло только присниться, но не быть увиденным, если ты не являешься владельцем состояния в несколько миллионов марок.
Я остановился, поражённый увиденным изобилием, и обильная слюна плотно забила рот. Я не мог ничего сказать и только вопросительно смотрел на Густава.
– Не удивляйся, мой мальчик, – сказал он, – это обычный набор блюд для человека среднего достатка в России. Это не чёрный хлеб с тонким слоем маргарина и жидкого яблочного повидла, которые являются обычными в большинстве германских семей и даже в военном училище, которое ты только что окончил. Так живёт практически вся Россия. Несколько похуже живут бедные слои населения, но это очень богатая страна, которая не хочет сотрудничать с Германией, несмотря на то, что свергнутого в России императора связывали родственные узы с кайзером Великой Германии.
При таком изобилии в России, русские – обыкновенные свиньи, в чём ты сможешь убедиться сам, сидя с ними за одним столом. Ты должен усвоить их привычки и быть своим, как в образованной среде, так и среди простого народа. А сейчас, мой мальчик, садись за стол и делай всё в точности, как я.
Густав сел за стол, ловко постелил белоснежную салфетку себе на колени, положил в тарелку несколько кусочков колбасы, солёных огурцов и грибов, которые назывались «маслята» и которые очень трудно поддеть на вилку. Из графинчика налил себе и мне по рюмке водки. Приподняв рюмку, посмотрел мне в глаза и залпом выпил, понюхал кусочек чёрного хлеба, степенно закусил колечком огурца, кусочком колбасы и грибочком. Я попробовал сделать также, но у меня сразу обожгло рот, и я бросился запивать водку водой. Затем я взял два кусочка колбасы и с помощью вилки и ножа начал их степенно кушать.
Густав, самодовольно улыбаясь, сказал:
– Обрати на себя внимание, мой мальчик, ты сразу показал, что ты живёшь в стране с европейской культурой и не можешь пить водку, как её принято пить в нормальном русском обществе. Даже в низах водку пьют не для того, чтобы опьянеть быстро, а пьют по какому-либо поводу. Потому что выпивка без повода – это уже болезнь, пьянство.
Прежде чем выпить рюмку водки, нужно выдохнуть воздух, затем выпить одним глотком. После этого нужно понюхать ржаной хлеб, который отбивает запах и даёт почувствовать вкус водки. Водка имеет вкус горечи, приятный только для ценителей этого напитка. Поэтому, кто в России пьёт много, про того говорят, что он пьёт «горькую». Закусить лучше чем-нибудь солёным, например, огурцом или грибами и чем-нибудь мясным или рыбным, колбасой, жареной или отварной рыбой, картофелем. А ковырять вилочкой и ножиком кусочек колбаски, это всё равно, что сразу перейти на немецкий язык и сказать, кто ты такой.
И мы с Густавом повторили. Вторая рюмка была намного приятнее первой, создав некоторое чувство эйфории во всём теле и в моём настроении.
Я был настроен благодушно. Густав казался мне таким милым в обращении и приятным товарищем. Я был бесконечно рад, что попал именно во Второй отдел, и мне придётся работать вместе с такими замечательными людьми.
Потом было подано кушанье из теста и мяса, которое называлось пельмени, и которые я уже пробовал в детстве. Под них водка шла ещё приятнее. В тарелку с пельменями я по примеру Густава добавил перца, масла, каждый пельмень я опускал в тарелочку с разведённым уксусом. Потом мы пили за кайзера, за полковника Вальтера Николаи, за моих родителей, за успехи в моей службе и ещё Бог знает за что.
Чем закончилось застолье, я не знаю, но утром я проснулся со страшной головной болью и сухостью во рту. Всё тело болело, а сердце стучало так, что стук отдавался в голове. Рядом со мной сидел Густав и улыбался. Я выпил из стакана что-то светло-зелёное, отдававшее укропом и какими-то специями, и мне стало лучше.
– Вот мы и провели первое занятие, – сказал мой старший товарищ, – из которого мы сделаем вывод о том, что ты не умеешь пить спиртное и не можешь контролировать себя в пьяном виде.
Первое, что мы сделали, это опохмелили тебя. Ты выпил огуречный рассол, который снимает интоксикацию организма от продуктов переработки алкоголя. При сильной интоксикации можно выпить немного водки и хорошо закусить. В отдельных случаях можно выпить стакан воды с добавлением аммиака, который в аптеке продаётся как нашатырный спирт. Затем надо принять последовательно холодный и горячий душ или растереть тело мокрым жёстким полотенцем, чтобы усилить кровообращение в организме, энергично подвигаться, выпить крепкого чая с лимоном или лимонной кислотой, поесть горячего супа, лучше всего для этих целей подходит русский борщ из квашеной капусты.
Для того, чтобы не пьянеть, необходимо хорошо закусывать, а, если есть возможность, то скушать что-нибудь жирное перед употреблением спиртного. Желательно не смешивать спиртные напитки, а если приходится это делать, то следовать русской поговорке: «Вино на пиво – это диво. Пиво на вино – дерьмо».
Всегда нужно соблюдать шкалу градусов. Градусы должны идти по возрастающей, но не по убывающей. После пива можно пить вино, после вина – водку или коньяк. Но ни в коем случае не наоборот. Иначе будет очень трудно контролировать своё поведение рядом с другими людьми. И не мешай лозу с зерном.
Заметив мой недоумённый взгляд, Густав разъяснил:
– Настоящая водка делается из зерна, а коньяк из виноградного спирта. Виноград ещё называют лозой. Вот от водочно-коньячного коктейля получается очень сильное похмелье, нарушающее работу сердца.
Неделя прошла как во сне. С утра опохмел, душеспасительные беседы с Густавом, разбиравшим по косточкам моё поведение, вечером пьянка. Правда изысканность первого стола сменилась скромностью закусок военного времени и обилием русской водки, из которой лучшими мне казались смирновская и анисовая, имевшая специфический вкус и запах, и от них по утрам не болела голова.
К концу недели, следуя наставлениям Густава, я не так сильно хмелел и более связно поддерживал разговор, обходя ответы на вопросы, почему я пошёл работать во Второй отдел.
В воскресенье мне был предоставлен выходной, без застолий и пьяных бесед. Густав был доволен тем, как я вёл себя за столом, и что у меня нет тяги к употреблению водки и коньяка.
Вообще, эта винно-водочная подготовка больше походила на издевательство, но без неё в России просто не выжить.
Глава 4
На следующий день Густав прочитал мне довольно подробную лекцию об истории и деятельности немецкой разведки и о контрразведке нашего главного противника – России.
Прочитанная лекция показывала, что мне придётся встретиться с достаточно серьёзным противником, от которого не приходилось ждать снисхождения.
Одновременно с теорией Густав организовал мне неплохую практику в деле изучения человеческих отношений, которых мы были лишены в военном училище, да и в самой жизни нашей был пробел в этом воспитании.
Ко мне была прикреплена фрау Ильзе, которая занималась изучением со мной этикета различных классов, начиная с высшего света и заканчивая рабоче-крестьянским сословием современной России.
Фрау Ильзе была из семьи немецких колонистов в Поволжье, но была вынуждена уехать из России, чтобы не быть арестованной военной контрразведкой.
Кроме теоретических занятий по традициям и обычаям поведения семей в России эта дама дала мне практические знания по отношениям между мужчинами и женщинами в интимной обстановке, так же по уровням достатка и сословного положения.
О, фрау Ильзе была великой актрисой, изображая в постели простую крестьянку или пресыщенную дворянку из петербургского света, или проститутку из Гамбургского борделя.
Почему я так пишу подробно о ней? Потому что она была моей первой настоящей женщиной, и я влюбился в неё серьёзно, и на всю жизнь, как это бывает у молодых людей, только вступающих во взрослую жизнь.
Фрау Ильзе исчезла так же внезапно, как и появилась, но воспоминания о ней не стёрлись из памяти и до сегодняшнего дня.
Глава 5
Незаметно летели недели, заполненные изучением России, экономической и политической ситуации в ней. Затем уроки фотографии, криптографии, автотехники. Изучение русских газет, уставов русской армии, правил ношения русской солдатской формы. Тренировки в наматывании каких-то обмоток вместо голенищ сапог (такие я видел на солдатах австро-венгерской армии), курение отвратительного табака – махорки без помощи трубки, папиросных гильз, а при помощи газетной бумаги.
От сворачивания огромных кульков, которые Густав называл «козьими ножками», я перешёл к сворачиванию почти нормальных сигарет, заклеивая бумагу слюной. Указательный и большой палец левой руки и ногти на них пожелтели от никотина. На зубах появился серый оттенок, так как моя зубная щётка и порошок для чистки зубов куда-то таинственным образом исчезли.
Приходящие преподаватели учили меня готовить растворы симпатических чернил на основе фенолфталеина и писать ими на бумаге. Затем на этой же бумаге поверх я писал обычные письма. Далее следовало приготовить щелочной раствор из подручных предметов, например, мыльный раствор или раствор пепла из печки, и проявить ранее написанные тексты, чтобы определить, какие мною были сделаны ошибки.
Фенолфталеин был очень удобным изобретением. Он выпускался в таблетках и использовался в качестве слабительного средства под названием пурген. Кто бы мог подумать, что человек, страдающий запорами, мог являться шпионом?
Палочки апельсинового дерева
Шпионской принадлежностью всегда были палочки из апельсинового дерева, при помощи которых на бумагу наносилась тайнопись. Но после многих провалов из-за этих палочек, какой-то умный человек вдруг воскликнул: а почему мы не можем писать симпатическими чернилами при помощи простой ручки? Почему не можем? Можем и апельсиновые палочки канули в лету вместе с их изобретателем.
Очень интересной, но хлопотливой оказалась фотография. Обращению с фотоаппаратом я научился быстро. Обучение производилось на немецком фотоаппарате «Сонет» фирмы «Контесса Неттели» выпуска 1910 года, который являлся наиболее надёжным и компактным в то время. Для фотографирования использовались пластинки размером четыре с половиной на шесть сантиметров. Вставить в фотоаппарат пластинку, взвести затвор, установить диафрагму, выдержку, навести фотоаппарат на объект и нажать на кнопку сможет даже и обезьяна.
Самое главное, это уметь, чтобы из темной фотопластинки получилась фотография на бумаге. С этим пришлось повозиться в темноте при свете красного фонаря.
В заключение курса фотографии я тренировался с английским фотоаппаратом «Тика», который внешне представляет собой большие позолоченные карманные часы. Там, где находится ручка подзаводки часов, встроен объектив с постоянным фокусным расстоянием, закрываемый крышкой на цепочке, чтобы не потерять. В фотоаппарат вставлялась плёнка шириной 16 миллиметров. На боковой стенке «часов» находились рычаг взведения затвора и спусковая кнопка. Фотографировать надо так же, как стрелять из пистолета, не прицеливаясь. Это была самая современнейшая техника того времени.
Техника техникой, но должна быть и смекалка для того, чтобы сфотографировать военный объект, и чтобы никто не заподозрил в тебе иностранного разведчика.
Как всегда, один русский специалист придумал делать одиночные фотографии без фотоаппарата, но его осмеяли и способ этот из одной из пивных перекочевал в арсеналы немецкой разведки.
Всё очень просто. По размеру спичечного коробка вырезается фотопластинка и в темноте вкладывается в пустой и плотно закрытый коробок. Хорошо подходит спичечный коробок. Подойдя к интересующему объекту, наш человек протыкает иголкой коробок и направляет малюсенькое отверстие на объект съёмки. Чем дольше и неподвижнее держишь в руке коробок с плёнкой, тем качественнее получается снимок.
Мне казалось, что это какой-то фокус, но преподаватель объяснил, что коробок – это камер-обскура, а микроотверстие – это объектив высокого разрешения. Не зря господин Левенгук просверлил маленькое отверстие в медной пластинке, капнул на него каплю воды и получил тысячекратное увеличение, сумев рассмотреть микробы в живых организмах.
Фотоаппарат-часы
Криптограф учил меня составлению шифров, начиная с простейших и заканчивая цифровыми, где цифры указывали положение той или иной буквы в ключевой книге. Книга может быть любой и, не зная, какая это книга, шифр расшифровать практически невозможно. Но и книги должны быть совершенно одинаковы, одного издательства и одного издания, иначе читающий может прочитать совсем не то, что ему хотели написать. Немецкая разведка тогда только-только начинала вводить шифровальные блокноты и меня просто ознакомили с тем фактом, что они есть, и показали принципы их использования
Учили меня и управлению автомобилями. Тренировался я на американском автомобиле «Форд-Т» выпуска 1912 года. Самая массовая автомашина того времени. Как я узнал недавно, всего было изготовлено свыше 15 миллионов таких машин. Естественно, такие автомашины были и в России. Ездила машина очень быстро со скоростью до 65 километров в час. Изучал и русский автомобиль «Руссо-Балт» выпуска 1912 года, выпускавшийся Русско-Балтийским вагонным заводом в городе Риге. Машины практически однотипные. На «Форде-Т» переключение передач осуществляется педалью, а на «Руссо-Балте» при помощи рычага. Навыки вождения, полученные в спецшколе, сохранились у меня на всю жизнь. Так же, как и навыки в фотографии. Техника постоянно совершенствовалась, а принципы фотографии оставались такими же.
Густав учил меня рытью окопов маленькой русской лопаткой, изготовленной из хорошей стали на тульском оружейном заводе, что удостоверялось клеймом завода и двуглавым российским орлом. Этой лопаткой можно было не только рыть землю, но и при необходимости рубить дрова для костра, резать хлеб и мясо и использовать как оружие для рукопашного боя.
Я собирал и разбирал винтовку образца 1891 года системы капитана Мосина, которая была не хуже винтовки системы Маузера, хотя и грубее сделана.
Я всё чаще прихожу к выводу, что если бы русским добавить капельку основательности в их бурлящие гены, то они с полным основанием могли называть себя арийцами и быть примером для всего мира. И такое возможно при большей открытости России для всего мира и впитывания в себя того лучшего, что есть в нём. И русским же не стоит забывать о том, что стоит только им сказать о своей богоизбранности, как на них можно ставить крест – они дошли до своего максимума и покатились вниз.
Одним словом, я учился как простой солдат русской армии, который должен знать устройство винтовки, уметь стрелять из неё, уметь укладывать вещи в вещевой мешок, носить шинель, фуражку, знать всех членов императорской фамилии, и знать, кто есть такой русский солдат – защитник царя и отечества от врагов внешних и внутренних.
Густав часто беседовал со мной по содержанию прочитанных газет, разъяснял суть тех или иных событий, происходящих в России. Специальные сотрудники собирали письма русских солдат, вели записи их разговоров между собой, тщательно анализируя все полученные сведения и делая точные выводы о настроениях русской армии и возможностях воздействия на её моральный дух.
По чтению солдатских писем из плена или найденных в захваченных русских окопах, показаниям военнопленных мы составляли картину условий жизни солдат до армии в городе и в селе.
Вместе с Густавом я учил легенду простого русского паренька, призванного в армию из Пензенской губернии. Реальный прототип раненным был взят в плен. Повреждение лёгких в результате контузии вызвало скоротечную чахотку, от которой солдат скончался.
Парень сирота, не имеет никаких родственников. Значит, трудно проверить его личность. Малограмотный – четыре класса церковно-приходской школы. Где и в каких метриках записан, не известно. С детства побирался по деревням, нанимался в подпаски.
В армию пошёл добровольно. Призван в Энском уезде, где ему по указанию воинского начальника выдали метрику. Возраст определили примерно во время врачебного осмотра. В армию был определён ездовым в пехотный полк, в котором находился в течение месяца, после чего был взят в плен в контуженном состоянии.
Лучшей легенды для легализации в простой армейской среде придумать было невозможно. Всё подтверждалось документально и показаниями солдат, служивших с ним в одном полку. В основном его характеризовали как «придурочного» добровольца 1917 года. И что характерно, его знали только единицы сослуживцев, которые были рядом. Как можно проявить себя за месяц, чтобы приобрести известность? Да почти никак, особенно простому ездовому. Поэтому, любой опрошенный сослуживец даст невразумительный ответ, типа, видел мельком этого парня, а вот говорить с ним не говорил.
Ещё несколько дней ушло на то, чтобы научиться запрягать лошадь в повозку так, как это делают русские, и разобраться в элементах упряжи. Это тоже наука. Спроси кто, для чего полагается тот или иной ремень или верёвка, и кончится всё провалом и контрразведкой.
Наконец настал тот момент, когда мне выдали документы этого солдата, и я в составе команды военнопленных был отправлен в концентрационный лагерь.
Глава 6
Концентрационный лагерь находился в районе города Коблерг. В нём содержалось значительное количество русских пленных солдат и офицеров. Солдаты использовались в качестве подсобных рабочих на строительстве и полевых работах. Офицеры были размещены отдельно от солдат и, как правило, не работали в командах.
Густав должен был проверить мою подготовленность выступать в роли русского человека, способность обжиться среди них, понять, что такое неизведанное скрывается в русской душе. Насколько она отличается от той, что описал русский писатель Ф. Достоевский в романе «Преступление и наказание».
Следуя легенде, как молодой солдатик, ничего и никого не знающий, я устроился у стены барака и стал сидеть на осеннем солнышке, которое пригревало только с подветренной стороны. Густав оторвал хлястик от моей шинели, а обмотки я так и не научился правильно заматывать, и они волочились за мной как две змеи, пытающиеся укусить нескладного хозяина.
Прибывшие вместе со мной солдаты стали подходить к уже находившимся в лагере, выкликать одноземельцев, или, как говорят русские, земляков. В разговоре знакомились, рассказывали о себе. Закуривали, что у кого есть. Кто-то находил знакомых, обнимались, похлопывали друг друга по спине, проявляя радость.
Русские военнопленные
Примерно через час ко мне подошёл пожилой солдат с Георгиевским крестом, присел рядом, стал свёртывать самокрутку. Свернул, закурил и спросил, откуда я буду. Вопроса я не понял. Что буду, чего буду? На всякий случай я сказал, что не знаю. Собеседник удивлённо поднял на меня глаза и спросил, как это я не знаю, где я родился. Вот тебе и буду. Я сказал, что действительно не знаю, где я родился, и кто мои родители.
Один простой вопрос, а чуть было не поставил меня в сильное затруднение. Сказал, что я сирота, ходил туда, куда ветер подует. Это, по-моему, понравилось моему собеседнику, и он улыбнулся.
– Ну, а сюда как попал? – не унимался мой новый знакомец.
– Обстрел был, – сказал я, – рвануло рядом, очнулся, а меня куда-то тащат немцы. Сколько я лежал не знаю, но внутри до сих пор ещё болит.
– Ладно, – сказал пожилой, – пойдём, будешь устраиваться на жительство.
Так я познакомился с тёзкой Иваном Кирьяновичем. Он ввёл меня в солдатский круг, показывал, где и что находится. Был он человек общительный, от него я узнал всё про его семью, где он воевал, за что получил Георгия, отношение его к немцам, как к военным, так и к мирным жителям вообще.
