скачать книгу бесплатно
– Ну, что вы, я очень скромный человек, – сказал я, – но я польщен Вашим вниманием ко мне.
– Давайте встретимся завтра, – сказала она, – я буду ждать вас у ресторана «Гранд».
И упорхнула своей грациозной походкой.
Подошедший официант подал счет, посмотрел на мои брови, изогнувшиеся в виде нолей цифр счета, и сочувственно сказал:
– Похоже, что вы и не подозревали, как вас «крутанули»? Лялька это может.
Мне пришлось встретиться с владельцем кафе, оставить у него все мои координаты и дать слово, что к пятнадцати часам следующего дня я возмещу свой долг плюс пять процентов.
Как всегда, когда начинается полоса неприятностей, то она никак не перемежается с белой полосой: просто черная полоса расширяется. Недаром говорят: пришла беда – отворяй ворота. Закрытый банк. Наконец, его открыли. Что-то случилось с моим ключом от банковской ячейки. Вызвали слесаря. Сказали, что если до закрытия банка неисправность не будет устранена, то доступа к моей ячейке сегодня уже не будет. Кое-как открыли ячейку. Достал два полуимпериала. Позвонил нумизмату. Нет дома. Идти к его конкуренту, это значит потерять оба источника сбыта. Утро. Семь тридцать. Звоню нумизмату. На месте. Обрадован, но нет денег. К двенадцати достал деньги. Продал два полуимпериала. Заплатил по счету в кафе.
– Мы так и знали, что вы честный человек, приходите еще, – сказали мне.
Остановился. До встречи в «Гранде» осталось полчаса. Пусть ждет. А что же с тобой-то сделалось, лопух? Запомни, интеллект женщины обратно пропорционален ее внешности. Вчера ты от нее слышал хоть одну умную мысль? Ты не слышал ничего. Ты токовал как глухарь.
Еще раз вспомни, что говорил тебе дядя:
– Не доверяй женщинам.
Научись распознавать опасность, исходящую от женщины. Такую бросай, не раздумывая.
Если от женщины исходит добро, то такой женщине можно верить, потому что уже она, не раздумывая, бросится на твою защиту, хотя ты должен защищать ее. Запомни это.
Есть женщины, которых нужно защищать, и есть женщины, от которых нужно защищаться.
Почитай еще раз Дюма. Ты знаешь, что они делали со вторым типом женщин? Там, куда ты едешь, женщина тебе не нужна, она тебя утянет на дно в любом случае хоть от любви, хоть от злости.
Глава 16
Москва. Останкино. Почему я выбрал этот район? Я не сильно хорошо знаю Москву и ее окрестности. Просто это северная точка столицы. В старые времена здесь была деревенька. Называлась Осташково. Потом стало село и назвали его Останкино.
Говорят, что в этом районе жили люди, которые имеют какие-то сверхъестественные способности. Ведуны. Они-то смогут распознать, что я не из татей и просто помогут добраться до Москвы бедному страннику, неведомо как оказавшемуся в этих краях.
В районном почтовом отделении абонировал почтовый ящик сразу на пять лет. Недорого, удобно и ящик под присмотром. Положил туда в конверте свой паспорт. Возвращаться все равно придется через Москву. Хотя особой уверенности в этом нет. Худо-бедно, но если придется доказывать свою личность, то вот ключик с номером на холщовой веревочке на шее и есть мой паспорт.
С собой холщовый мешок. В нем ряса, шапочка черная фланелевая, шапочка вязаная. Рубаха косоворотка, джемпер шерстяной, белье армейское хлопчатобумажное «старорежимное», нашел на барахолке, сапоги юфтевые, брюки-шаровары темные (с пуговками, никаких «молний»), рукавички вязаные на всякий случай, шарф тоже на всякий случай. Бутылочка с березовым дегтем сапоги смазывать. Бутылка полулитровая с чернилами «Радуга». Таблетки чернильные. Нашел в комиссионке за сущие копейки. Хотели уже выбрасывать, а мне пригодилось. Нож самодельный универсальный в чехле из кожи. Можно хлеб резать, веток нарезать и для защиты пригодится. Спички в мешочке из прорезиненной ткани без коробков. Терки отдельно. Мешочек с пшеном. Мешочек с перловкой. Мешочек с солью крупной. Котелок медный с ручкой. Нашел на свалке. Никаких клейм производителя. Нашел случайно, как его бомжи проглядели, уму непостижимо. Ложка деревянная. На базаре специально искал, чтобы без росписи хохломской, а просто деревянная ложка. Нашел. Где-то с десяток крючков рыболовных разных, моток лески рыболовной. Таблетки. Аспирин, парацетамол, антибиотики. Стрептоцид в таблетках. Бальзам по Вишневскому. Йод в бутылочке. Ткань белая перевязочная. И главное – пишущий элемент: деревянная палочка, в которую вставляется перо. С перьями пришлось повозиться. Тогда еще не было металлических перьев. Писали либо свинцовыми карандашами, либо перьями гусиными заточенными. Опять же в конторе одной, которую сносить собирались, и попал как раз к ее переезду. Женщине одной пожалился, что для театра нужно ручку перьевую. Дала ручку и еще перьев темного цвета с десяток разных. В палочке сделал вырез, чтобы перо туда вставить, и чтобы видно его не было. Ниткой обмотал. Держится крепко и пишет нормально. Компас маленький. Стрелка и синяя точка на кружочке – север. Лопатка складная. Можно копать. Пилку вставишь, можно пилить. Топорик вставишь – можно рубить. Вещь металлическая, удобная, но может использоваться и как оружие.
В письме старорусском тренировался долго по образцам документов, что в Интернете нашел. Буду писать с ошибками, пусть лучше посчитают неграмотным, чем назовут чернокнижником, да и поступят так, как с ними поступали. А уж не шибко добр был народ в то время.
Приехал я в Останкино. Везде народ. Уединиться негде. Зашел в сквер. Присел на скамеечку оглядеть. Подходят две девчушки:
– Дяденька, развлечься не желаете?
– Я вам сейчас развлекусь! – не успел я достать брючный ремень, как девчонки заверещали. Смотрю, двое парней идут.
– Ты, козел, чего к нашим девчонкам пристаешь? – завели обычную пластинку «про чебурашку». – Не видишь, что они несовершеннолетние? Ну-ка, выворачивай карманы для возмещения морального ущерба.
Ух, и вызверился я. Честно говоря, неужели власти об этом не знают? Милиция не знает? Все знают, да не хотят заниматься этим или крышуют этих грабителей. Педофилы распоясались, малолетние проститутки с сутенерами ходят, деньги вышибают. Выпороть бы всех, начиная от околоточного надзирателя и кончая приставом, враз бы порядок навели. Уж они эту шантрапу знают. Если со злом не бороться, то толку никакого не будет. Поймали чиновника со шлюхой и не чиновник он более и никогда им не будет. Пользование женщинами легкого поведения расценивать как сексуальную эксплуатацию. Было бы желание бороться, а то этого желания и не видно вообще ни у кого, особенно у власть предержащих.
Сунул я руку в мешок свой и ножичек достал. Его и ножичком назвать можно, и кинжалом тоже. Без украшений, кусок легированной стали, хлеборез, но большой. Вид мой ничего хорошего не предвещал, и парни убрались. Сейчас нужно городового ждать. Ага, замаячил на горизонте. Единство государства и народа. Похоже, что во все времена так было. Везде мундиры голубые, под синим зонтиком народ.
С 1651 года прошло 357 лет. Три с половиной оборота налево при нажатом зеленом камушке.
Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от сутенерской крыши тоже ушел… И в глазах сразу потемнело.
Глава 17
Очнулся я в лесу. В середине куста лещины. Кое-как выбрался из него. Прислушался. Тишина. Звенящая тишина. Вы когда-нибудь слышали звенящую тишину? Вряд ли. Все равно, но есть какой-то звук: то ли самолет пролетит, то ли где-то поезд прогудит, то ли где-то высоковольтная линия потрескивает или город шумит, как дальнее море рокочет. А сейчас меня окружала тишина. И лес.
Где нахожусь, представляю очень смутно. По наитию. Определился по сторонам горизонта. Сначала по приметам. Мхи с северной стороны. Проверил компасом – почти точно. Мне нужно идти на юго-юго-запад. Встретится деревня или не встретится, но километров примерно через десять или даже меньше я должен быть в Москве. По самым элементарным правилам мне нужно осмотреться. Выбрал самую высокую сосну и залез. У сосны хрупкие ветки, поэтому нужно соблюдать осторожность. Все правила знаю, а ведь чуть не сверзнулся с довольно приличной высоты, понадеялся на толщину ветви. Тут уж надо ближе к стволу держаться.
Смотрел вокруг и думал, чего же я бинокль с собой не взял. Ага, еще артиллерийскую стереотрубу или лазерный дальномер. Думать головой надо. Появиться с современной техникой, это все равно, что в кипящую смолу сразу прыгнуть. Одни спички чего стоят. Люди кресалом искру высекают на трут, а тут пришел молодец, ширк – и огонь горит. Колдун – и бывай здоров. Хотя, на западе уже начали создавать что-то вроде подзорных труб, но забегать вперед не надо, быстро укорот сделают знающие люди.
Вроде бы где-то в стороне какой-то дымок есть. А, может, то разбойники добычу делят да похлебку себе готовят. А вот в том направлении, куда я иду, в дымке сизой что-то вроде бы виднеется, да испарения от земли все смазывают и не понятно, что это такое.
Не такая уж и большая Москва того времени, но все равно не промахнешься, других городов поблизости нет. Дорог никаких не видел, зато заприметил кое-где поляны большие. Лес смешанный, вот так и пойду от поляны к поляне, периодически высматривая себе путь. Дороги всегда куда-нибудь да приведут. Да ведь только не один ты по дороге пойдешь, не все люди хорошие, постоянно нужно ухо востро держать. Смутное время еще не кончилось, лихие люди не перевелись, а береженого и Бог бережет.
Иду я по лесу и вдруг вижу один гриб, а вот там другой, третий. Крепкие такие подберезовики стоят. Этого не может быть. Ведь только начало лета, а грибы появляются не ранее как во второй половине июля и то при хорошей погоде, теплой и с регулярными дождиками. Набрал я грибов достаточно для варки, а воды-то и нет. И сразу есть захотелось. Продукты есть, а приготовить их не с чем.
Говорил мне один старый охотник, в полдень, в самую жару осмотрись – птицы тебе покажут, где есть вода. Снова пришлось на дерево залазить. Нет ни одной птицы поблизости. Нет, вот там, вдали через одну полянку, какие-то черные точки кружатся. Может, падаль там, а, может, и вода.
Пока шел в то место, и грибы скукожились, выбросил их. Километра три прошел. А идти по лесу, это тебе не по аллейке гулять, красотами природы любуясь и радуясь, до чего же хорошо. Я уже и одежду кое-где порвал, хорошо, что не та, которую я подготовил, а еще та, «цивильная». И жарко, в животе бурчит, злость какая-то за беспомощность свою от незнания обстановки и тревога за то, а что там впереди меня ждет.
Иду и вдруг на краю полянки вспугнул одну птицу. Улетела. Затем другая. Присмотрелся. Никаких гнезд в траве не увидел. Зато увидел небольшие «зеркальца» водички, из которых птицы и пили воду. Значит, где-то рядом есть ручеек и начало его – родничок. И действительно, метрах в пяти от опушки оказалась небольшая низинка, в которой журчал ручеек, и в месте этом была приятная прохлада.
Напился студеной воды и сразу настроение улучшилось. Закурил сигарету и вообще хорошо стало. На опушке насобирал грибов. Ополоснул котелок и промыл перловку. Собрал веток сухих. Нашел рогатинку и крючок. Быстро развел костер. С одной спички любой нормальный человек должен уметь развести огонь. Сначала делаешь «зажигательные палочки». Берешь веточку и ножиком делаешь «юбочку» из стружки, сантиметрах в трех еще одну, еще одну. Каждая веточка становится похожа елочку – «веточки» в разные стороны. Складываешь их одна на одну поперек и подносишь спичку. Костер готов. Потом берешь сухие ветки и кладешь их в огонь крест-накрест. И пламя горит жарко, и дыма почти нет.
Быстро промыл крупу в проточной воде, пока не перестала идти мутная вода от крупы. Около костерка воткнул рогатинку. На нее положил длинную палку, конец которой прижал к земле деревянным крючком – та же рогатинка, только в обратную сторону. На свободный конец палки повесил котелок над костром. Быстро и удобно. Вода закипела быстро, как на газовой плитке. Пошел, помыл грибы, очистил их, нарезал и в подоле рубахи принес к костру. Положил в котелок, а они аж горкой над котелком. Ну, пожадничал. Нет. Быстро уварились и, может, грибков-то нужно было поболее. Посолил варево мое и сдвинул с большого огня, пусть потомится.
Кушанье получилось отменное. Каша с грибами и в лесу. Никогда бы не подумал, что целый котелок каши съем. Съел. Быстро помыл котелок, чтобы потом не возиться, оттирая застывшую еду. Прошелся по котелку илом с песочком из ручья и засиял мой котелок как солнце. Ему приятно и мне хорошо.
Закурил сигаретку и прилег отдохнуть у догорающего костерка. Бросил окурок в костер, и навалилась на меня послеобеденная дрема. Никто меня никуда не торопит. День мой никто не нормировал, как и жизнь мою. Положил я вещмешок под голову и уснул.
Снится мне, что плыву я по морю. Корабль наш качает на крутых волнах. Капитан приказал всем привязаться к койкам, чтобы не свалило на пол, неудобно, но как будто и качка прекратилась. А я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. Кричу беззвучно:
– Шторм кончился, отвяжите меня, – а вокруг голоса, – а это мы тебя поймали, лежи и не дергайся.
Я дернулся и действительно не могу пошевелиться.
Открыв глаза, я увидел усатую физиономию, которая дыхнула на меня чем-то неприятным и сказала:
– Что, кумэ, прийихали?
Глава 18
Около меня стояли пять человек. В причудливых одеждах и с кривыми саблями на боку. Шестой с лошадьми стоял поодаль. Неужто все еще поляцкие банды под Москвой бродят? Вот и я одной в руки попался. Вероятно, варево их привлекло. По одежде-то не разберешь, кто они, может и украинцы, а, может, запорожцы. Вообще-то, похожи на казаков, как их на старинных гравюрах малюют. А, может, и те, и другие. Один из них проворно рылся в моем мешке.
Чуть привстав, я крикнул:
– Эй, ты, козолуп херов, не замай чужие шмотки.
Казаки загоготали:
– Тю, та це ж москаль. Слухай, Козолуп, а тебя и на москальщине многие знают.
Козолуп с красной рожей подошел ко мне и замахнулся ногой, но старшой остановил его:
– Козолуп ты и есть козолуп, ничего в тебе лыцарского нет. Не замай. До батьки свезем. Ему сейчас москали до зарезу треба. А у этого и говор-то господский. Как бы еще хуже не было, если мы ему чего-то сделаем.
Я лежал и матерился про себя, на чем свет стоит. Как я попал сюда? Как матрос Железняк, что шел на Одессу, а вышел к Херсону. Действительно, у кольца есть аномалия. Второе. Как я не успел переодеться? Югославский костюмчик, чешские полуботинки, рубашка «Goleaf», в кармане пачка «Marlboro» и газовая зажигалка. А на руке электронные часы «Nokia». Все это я должен был снять, закопать и переодеться в купленную рясу. Весь план насмарку. Хотя, кто его знает?
– Гляньте, панове, як странно одет цей субъект. Похоже, что из франков или из инглизов. Они там по-всякому одеваются, даже чулки бабские носят с такими же башмаками. Кисель, клади его к себе вьюком и повезем.
Ехали часа два шагом.
Въехали в какое-то село. Хаты-мазанки белые. Кое-где на стенах цветы или петухи нарисованы. Дома огорожены плетнями. Ни дать, ни взять деревенька из какой-нибудь повести Гоголя. Сейчас появится кузнец Вакула с мешками, а из трубы на метле вылетит Одарка, сверкая белозубой улыбкой.
Подъехали к большой хате. У коновязи с десяток коней. Рядом казак прогуливается. Втащили в горницу. Темно. Поставили перед большим столом, за которым сидело с десяток каких-то людей. Только меня отпустили, я как куль упал. Меня поставят, а я падаю. Руки-ноги затекли. Развязали меня. Стал растирать затекшие руки, аж всего по телу как иголками тыкать начали. Боль несусветная. Потом проходить стало. Кое-как встал на ноги.
– Кто таков? – чернявый мужик азиатской наружности с длинными черными усами и с большой металлической рюмкой в руке грозно смотрел меня.
– Никто, – отвечаю я, – иду сам по себе, никого не трогаю, на дороге не мешаюсь, а меня схватали и сюда притащили.
– Не глумись, отвечай пану гетману, как на духу, – приведший казак стукнул меня кулаком по шее.
Ну, не люблю я, когда меня бьют. Как я стукнул его левым локтем в грудь, а потом, равернувшись, кулаком по физиономии куда-то в район носа. Охнув, казак упал. Ко мне бросились несколько человек, но тот, кого называли гетманом, рукой остановил их.
– Хочешь показать, что благородных кровей? – спросил он. – А сам-то ты откуда? И чего здесь делаешь в такой одежде.
– Иду я из московских земель, при монастыре читать-писать научился, потом в земли заморские попал обманом, сейчас вот домой иду обратно. А одежда на мне такая, какую простые франки в дорогу или для работы надевают.
– Да, простых франков мне видеть не приходилось, а во Франции побывать довелось – сказал гетман. – А вот мы тебя сейчас проверим, насколько ты в грамоте понимаешь. А ну, садись сюда, – показал на край лавки. – Эй, принесите сюда мой ларец.
Принесли деревянную шкатулку.
– Ну-ка, почитай вот это, – и гетман передал мне свернутую в трубочку бумагу.
Это было письмо на французском языке, но на старом французском языке, хотя французский язык он и в Африке французский язык. В письме было написано, что граф де Брежи свидетельствует свое почтение генеральному писарю реестрового казачества Зиновию-Богдану Хмельницкому, с которым вместе принимал участие в переговорах по поводу служения казаков во французском войске. Граф извещает господина генерального писаря о своем назначении посланником Франции при польском дворе и имеет надежду на продолжение знакомства с ясновельможным паном Хмельницким. Подписано в феврале года 1646 от Рождества Христова в Париже.
Я перевел.
– Все точно. Мне писано, – сказал гетман, – а ну-ка, налейте пану чару медовухи, пусть посидит с нами, зальет тоску нашу.
Я выпил, поел курятины. Спросил сидевшего рядом казака:
– Пан, а где это я? И какое ныне число?
Казак посмотрел на меня осоловелыми глазами, но довольно твердо ответил:
– Мы сейчас в местечке Паволочь и сегодня с утра было число осьмнадцатое седьмого месяца года 1651 от Христова Рождества. А это пан гетман Хмельницкий празднует свое вызволение из татарского полона. Выкупили мы пана гетмана. Ох, и отольются татарам эти денежки, пан.
Да, стрельнуло меня в сторону. Из Москвы в Москву должен был попасть, а попал на Украину за тысячи верст. Что-то с кольцом происходит. Как будто мне приходится огибать какую-то преграду или препятствие и меня отбрасывает в сторону. Интересно, знал ли мой дядя историю происхождения кольца. Может, это истинный владелец кольца пытается связаться со мной, и мы одновременно перемещаемся, отталкиваясь друг от друга в полете по времени?
А в это время раздался раздраженный голос Хмельницкого:
– Да что мне Москва? Я к Москве со всем сердцем, а что я от нее получил? Одни обещания, которые как насмешку и расценивать нельзя. Берете меня под свою руку или нет? Да? Да. Нет? Нет. Если они будут так ко мне относиться, то соберу войско и пойду разорю эту Московию, как я это делал с Польшей. А, ну, отойди все от меня – порублю!
Совершенно не странно было слышать это от гетмана, находившегося на польской службе. Ладно, завтра постараюсь узнать, что все-таки происходит. Не вдавался я в историю украинско-русских отношений, да придется вдаваться.
Я волей случая оказался за столом украинской старшины. Попросил сидевшего рядом старшину, чтоб приказал принести мой мешок с вещами и определить меня куда-то на постой.
Казак крикнул:
– Пан сотник!
Явился старший группы, схватившей меня.
– Пан сотник, определи-ка пана с собой рядом на постой, да посмотри, чтобы хлопцы его вещи не попотрошили.
– Слухаю, пане полковнику. Пойдемте со мной, пан.
Глава 19
По дороге сотник сказал:
– Я прошу вас обращаться ко мне просто пан сотенный, чтобы не порушить авторитета моего перед казаками. Так-то меня Ондрием кличут по прозвищу Кулик, но мы на службе находимся, да и после службы я над своими людьми начальник. А я вас буду кликать пан писарь, поскольку вы человек грамотный и в заморских языках разумеете. Боюсь я, как бы пан генеральный писарь ревностью к вам не взыграл, так перед очами пана гетмана не мельтешите, пока он вас к себе не призовет, а у меня вы будете под защитой. Хоть и удивляюсь я, как вы Василька с ног сбили, как будто нехотя, а верзила кулем на пол упал.
– А что бы вы сделали, пан сотник, если бы вас ударили как меня по шее? – спросил я.
– Ух, я бы так дал сдачи, – сотник засмеялся и сказал, – вот мы и пришли. Я здесь появляюсь не часто, это дом моих родичей, но они все на войне сгинули, а хозяйкой здесь вдова моего брата, Дарья. Не забижай ее. Да, вот еще, табакокуров не любит пуще крымчаков. Так что в доме не кури. Скажи на милость, что это за странное оружие нашли в твоем мешке?
– Да это и не оружие вовсе, хотя может стать и оружием. В немецкой земле сделано, там знатные мастера по железу. Вот смотри. Прикручиваю эту пластинку и получилась лопата. Как говорят немцы – шанцевый инструмент. Сносу нет. Хоть огород копай, хоть яму какую. Вот это топорик, тоже прикручивается. А это пила. Хочу сделать вам подарок в знак нашей дружбы. Пусть это будет у вас, в ратном деле пригодится.
– Дякую, пане, знатный подарок. Вы мешок свой посмотрите, не пропало ли чего, – предложил сотник.
Посмотрел я в мешок, крупа пропала, соль, котелок и ложка, да и Бог с ними, зато остальное все на месте, особенно чернила и ручка.
– Все цело, пан сотник, казаки люди честные, – сообщил я своему провожатому.
Я достал из пачки сигарету, прикурил от зажигалки и предложил сигарету сотнику.
– Та, ни, спасибо, я люльку покурю, – сказал он, но сигарету взял, прикурил от зажигалки и, глядя на меня, глубоко затянулся. – Знатное кресало иноземцы делают, у нас пока искру вышибешь на трут, да пока раздуешь его, и курить расхочется. А тютюн слабоват по сравнению с турецким, но горло не дерет и курится приятно. У нас такой тютюн не курят, а люльку я вам спроворю вишневую, всем люлькам люлька будет. Ну что, пойдемте до хаты.
Войдя в хату, я перекрестился на красный угол и тут почувствовал на груди холодок от ключика почтового ящике. О кресте я как-то не подумал.
– Пане сотник, крестик куда-то с шеи делся, – трагическим голосом произнес я.
