banner banner banner
Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности
Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности

скачать книгу бесплатно

Таким образом, к началу XVI века Русь подошла в своем новом качестве, готовая осуществить своего рода метаморфозис, как бабочка, вылупившаяся из куколки, – та же самая, что была вчера, но все-таки совсем другая. Уже расставшаяся с коконом, но еще не расправившая крылья. Она была полна надежд и возможностей, которым суждено было так или иначе осуществиться, она готова была заявить о себе миру (Европе), представ в том своеобразии, что сложилось за почти три века относительной изоляции. Давно и прочно оторванная от Европы и уже оторвавшаяся к этому времени также и от Византии, она, наконец, получила уникальную возможность быть самой собой, переплавив то общее, что было у нее и с Западом (до татар), и с Византией (до турок), а теперь уже и с Востоком, – в нечто свое собственное, проявив при этом свои природные свойства и качества, веками таившиеся под спудом.

Русскому национальному государству, сложившемуся в XV веке, устоявшему и укрепившемуся в последующих столетиях, должно было соответствовать, что естественно, русское национальное искусство.

II

МЕЖДУ ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ

1. ВЕЯНИЯ ВОСТОКА И ПРАЗДНИК РУССКОЙ ДУШИ

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Итак, XV век – главное столетие истории Древней Руси, время ее второго рождения – или, если угодно, возрождения из огня и пепла междоусобных войн и татарского владычества.

В этом веке не только миру предстала новая – русская – страна, но и русскому народу довелось заново открывать для себя мир. И в силу ряда обстоятельств это новое открытие, как мы убедились, началось более с Востока, нежели с Запада. В какой-то степени в этом еще сказывалась инерция русско-византийских связей, но по мере поэтапного падения Константинополя (этот процесс, стартовав в 1204 году в ходе крестоносного разгрома, развивался затем практически безостановочно до 1453 года) взгляды и интересы русского общества все чаще обращались к нехристианским странам Востока – Сирии, Египту, Индии, Персии[130 - Напомню, что со времен древних греков в ходу был именно топоним «Персия», который в 1935 году был дружно заменен мировым сообществом на «Иран», по требованию Реза-шаха Пехлеви, тогдашнего властителя страны. Но в науке никакая политкорректность неуместна. Именовать Персию XVI—XVII вв. – Ираном, тем более в соотнесении с русской историей и культурой, представляется мне вопиющим анахронизмом. В русских документах того времени о всем «персидском» нередко говорили как о «кызылбашском», но никогда – как об «иранском».] и Турции. Археологические данные свидетельствуют, к примеру: на территории Древней Руси арабских монет – дирхемов находят в сотни раз больше, чем византийских монет – номисм.

Тесные контакты Руси с Ордой способствовали адаптации русских эстетических взглядов и пристрастий к восточным мотивам в искусстве, особенно прикладном, поскольку взаимодействие Орды с народами Средней Азии, Кавказа и Ближнего Востока всегда было очень интенсивным. Следует помнить, во-первых, что татары появились на Руси, уже разгромив к тому времени хорезмшаха и взяв под контроль его территории. А во-вторых, что в 1313 году татары Улуса Джучи (Золотой Орды), в состав которого входила Русь, приняли ислам как государственную религию. Это сопровождалось, особенно в Поволжье, ростом городов, где стремительно увеличивалось число квартальных мечетей и Джами-мечетей, квартальных бань и медресе. Что, естественно, сопровождалось расцветом типично восточной городской средневековой культуры с преимущественным влиянием сельджукских и среднеазиатских традиций. Орда становится не только проводником мусульманского искусства на Русь, но и его производителем. Сама по себе культура ордынцев не представляла собой чего-то самобытного, самоценного, оригинального, а тем более – уникального, базируясь в основном на труде искусных ремесленников – рабов из покоренных стран и вообще на культурных достижениях Востока[131 - «В силу ориентации ханов на мусульманство и городской быт среднеазиатско-иранского типа, в южнорусской степи, далекой от ислама, вдруг пышно распускается совершенно чуждая номадам яркая урбанистическая восточная средневековая культура… Она была создана руками покоренных народов» (Федоров-Давыдов Г. А. Искусство кочевников и Золотой Орды. Очерки культуры и искусства Евразийских степей и золотоордынских городов. – М., Искусство, 1976. – С. 118).]. Но через Орду на Русь шли ткани, изделия из металла, посуда из Персии, Турции, Индии, Ближнего Востока – шло фронтальное наступление восточной эстетики, происходил транзит представлений о прекрасном.

В связи со сказанным трудно согласиться с мнением академика Д. С. Лихачева, который утверждал, что «культурные связи с Востоком были крайне ограничены, и только с XVI века появляются восточные мотивы в нашем орнаменте»[132 - Лихачев Д. С. О русской интеллигенции. Письмо в редакцию журнала «Новый мир». – Новый мир. 1993. №2. С. 3—9.]. Выше, на примере иконы XIII века «Архангел Михаил» (ГТГ) мы видели, что восточный орнамент, характерный для азиатских ковров, мог уже в то время использоваться в русской живописи. Лишенные возможности изображать людей и животных под страхом обвинения в идолопоклонстве, художники-мусульмане суннитского толка (шииты этот запрет не соблюдали, но они были в меньшинстве, и в Орде, а равно в Средней Азии и Турции, заправляли сунниты) целиком сосредоточились на выразительности линии и цвета, на совершенстве пропорций и композиции, достигнув высот мастерства. Обаяние изощреннейшей восточной орнаментики, выраженной в искусстве каллиграфии, в геометрическом и растительном мотивах, было очень велико. В наиболее полной мере оно проявит себя на Руси в XVI—XVII веках, но его влияние на русские вкусы и предпочтения началось намного раньше.

* * *

Определение места Руси, России на оси Запад – Восток не первое столетие занимает умы историков и культурологов. Наиболее типовых ошибок при этом совершается, на мой взгляд, две.

Во-первых, это попытка определить данное место однозначно, без учета периодических дрейфов в ту или другую сторону. Так, академик Лихачев утверждает: «Для России проблема «Восток – Запад» играет меньшую роль, чем связи «Юг – Север». На это, кажется, никто не обращал особого внимания, но это именно так. Взгляните все на ту же карту Европы, в частности – Восточной Европы. Заметьте: основными путями сообщения в течение долгого времени были реки, в основном текущие по меридианальным направлениям: с севера на юг или с юга на север. Они связывают между собой бассейны Балтийского и Черного морей в конечном счете со Средиземноморьем. Путь «из Варяг в Греки» (я пишу их с большой буквы, так как Варяги и Греки – это не народы, а страны) был главным торговым путем, путем и военным и распространения культуры…

Если определять культуру Руси как соединяющую главные культуры Европы Х-ХII веков, то ее следует определять как Скандовизантию… Кочевники Востока и южных степей Руси очень мало внесли в создание Руси, даже когда оседали в пределах русских княжеств в качестве наемной военной силы»[133 - Лихачев Д. С. О русской интеллигенции… С. 3—9.].

Можно ли вполне согласиться с точкой зрения академика? Все-таки «Восток» – это далеко не только кочевники, а «Скандовизантия» просуществовала слишком недолго: уже печенеги, взявшие в Х веке под контроль «свою» часть пути «в Греки», а затем и русско-половецкие отношения меняют «скандовизантийский» характер Руси, а татарского нашествия «Скандовизантия» просто не пережила. Так что именно кочевники, весьма решительно покончив с феноменом «Скандовизантии», пресекли русскую экспансию в Южную Европу и создали русским предпосылки для разворота на Восток. Стоит чуть подальше выйти за рамки XII века, как мы видим (в том числе именно на примере древнерусской литературы, являющейся основным поприщем Д. С. Лихачева), что уже к XV веку положение заметно, а в XVI и радикально меняется.

Во-вторых, ошибочной кажется попытка вовсе отринуть парадигму «Запад – Восток» и выдвинуть другую: о тотальной самобытности России и русских. Как это делает, к примеру, интересный историк А. Б. Горянин, автор популярного двухтомника: «Россия. История успеха». В статье, специально посвященной рассматриваемому вопросу, Горянин утверждает: «Уже с первых этапов возвышения Москвы и вплоть до реформ Петра I общественное развитие России шло без сколько-нибудь заметного влияния Запада и Востока… В действительности, за „московский“ период своей истории русские именно благодаря некоторой степени (само) изоляции состоялись как полностью самобытный, адекватный своей географии народ, который не может быть (и не нуждается в том, чтобы быть) частью Востока или частью Запада… Идея нашего душевного родства с Востоком, как и домыслы о „цивилизационном мосте“ ни на чем не основаны»[134 - Александр Горянин. К Востоку или к Западу? https://russkiymir.ru/publications/228711/ (https://russkiymir.ru/publications/228711/). Автор взывает преимущественно к особенностям политического обустройства нашей Родины, видя в нем «плод ее саморазвития, равноценного другим известным моделям», но вольно распространяет эту идею и на русский менталитет вообще, а это, на мой взгляд, неверно.]. Если концепт «цивилизационного моста» я также готов частично оспорить, то в остальном я принципиально не согласен с автором, особенно в части нашего душевного несродства с Востоком. Надеюсь в области искусств наглядно показать прямо противоположное.

В-третьих, если отрешиться от навязанного нашему современнику европоцентризма, то нужно иметь в виду, что до конца XV века вовсе не Запад был лидером в извечной битве цивилизаций, а все еще Китай и стремительно догоняющий и даже обгоняющий его исламский Восток. Именно там рождались передовые технологии. Именно там возникали такие глобальные по тем временам проекты, как монгольские империи Чингисхана и Тамерлана, или арабский халифат, или империи турков-сельджуков и турков-османов. Силу Востока Русь имела несчастье испытать на себе. А стремительное возвышение и победное шествие по миру Западной Европы, обусловленное первой информационной революцией, связанной с именем Гутенберга, было еще далеко впереди, и предсказать его в XI—XIV вв. не взялся бы никто[135 - См. в кн.: Севастьянов А. Н. Битва цивилизаций: секрет победы. – М., Книжный мир, 2013.]. И даже еще в XV—XVII веках Восток был олицетворением силы и культуры, и в этом заключался неотразимый магнетизм его обаяния, в том числе и для русских людей.

Но прежде, чем говорить о влиянии, заимствовании и вообще взаимодействии русской культуры с культурами стран Востока, необходимо дать краткий очерк политических отношений с этими странами, показать мировой политический контекст событий. Это поможет увидеть и осознать историческую неизбежность указанного взаимодействия.

Отношения России с Крымом и Турцией

Какими странами, помимо Орды, Крыма, Индии (очень немного) и Святой Земли, был представлен Восток для средневековой Руси? Это, прежде всего, Персия и Турция, причем последняя в XV—XVI вв. стоит по значению на первом месте.

Отношения с Турцией зависели далеко не только от русско-татарской истории, но во многом и от нее. Воротами в Турцию и Средиземноморье для русских людей были Азовское море и Крым, находившиеся в зоне турецкого владычества (весь Азово-Черноморский бассейн вообще был «внутренним озером» Турции). Однако конкретные условия транзита контролировались татарами, по большей части крымскими, отношения с которыми у Москвы бывали полярного свойства: от союзнических до резко враждебных. Если на Куликовом поле нам пришлось биться, в основном, именно с крымскими татарами, пришедшими с темником Мамаем, то во время Стояния на Угре крымские татары по сговору с московским князем напали на Большую Орду, побудив Ахмата снять свои войска с русского фронта и бесславно отъехать с Руси.

Таким образом, еще в конце XV столетия русско-крымскотатарские отношения бывали вполне благоприятными[136 - Культурное влияние Крыма, если не считать роли в транзите Восток – Запад, было незначительным, как и Золотой, а затем Большой Орды. В истории мирового искусства этот регион отметился, пожалуй, только крымскотатарскими двусторонними вышивками (чадрами, по преимуществу), действительно своеобразными и высокохудожественными, но это уже в более поздние времена. А сама по себе культура вчерашних кочевников, живших набегами, а не ремеслом и торговлей, мало продвинулась по сравнению с Турцией, Персией и Ближним Востоком, откуда на Русь в XVI столетии потоком пошли выдающиеся произведения оружейников, текстильщиков, ковроткачей, керамистов, стекольщиков, ювелиров и т. д.]. Однако их обострение было исторической неизбежностью, в первую очередь потому, что ввиду разгрома крымцами Большой Орды в 1502 году, русско-крымскотатарский союз потерял для Крыма смысл, а русско-крымские противоречия стали нарастать. Ведь на Поволжье одновременно стали претендовать обе стороны: и Бахчисарай, и Москва. В 1505 году умер великий князь Иван Третий, с которым у Менгли-Гирея был еще в 1480 году заключен союзнический договор, и вскоре татары, уже не сдерживая себя никакими обязательствами, обрушились из Крыма на Белев и Козельск. С 1507 года набеги крымских татар на Московскую Русь стали постоянными, а в 1520-1530-е гг. почти ежегодными.

Крымское ханство в 1478 году стало протекторатом Турции (а Керчь-Еникальская область и Южный берег Крыма стали частью непосредственно Османской империи), и крымскотатарские ханы сделались вассалами султана. Вначале это не доставляло Москве забот, но, по мере того, как вынужденное соседство Турции и Московской Руси порождало взаимные разочарования и претензии, наши отношения стали осложняться[137 - См. об этом: 1) Руев В. Л. Турецкое вторжение в Крым в 1475 году. – Симферополь: Антиква, 2014; 2) Veinstein G., Berindei M. [VB 1979] La prеsence ottomane au sud de la Crimеe et en mer d’Azov dans la premi?re moitiе du XVI-e si?cle // Cahiers du monde russe et soviеtique. 1979. V. 20. P. 389—465.]. Под патронатом Турции, а порою и прямо науськиваемые турками, крымские татары избрали походы на Литву, Польшу и Русь, а впоследствии и Украину в качестве основного дохода ханства и вообще образа жизни. Исследователи отмечают, что после распада Золотой Орды в 1441 году они быстро и заметно тюркизируются, утрачивая антропологическую монголоидность и переходя на тюркский язык. Этим этнополитическим обстоятельством зависимость Крыма от Турции только усугублялась.

В 1520 году султаном становится Сулейман Великолепный (правил до 1566 года), сын крымской татарки, дочери Менгли I Гирея. Если его отец Селим Грозный (правил с 1512 по 1520) обращал больше свое внимание на Персию и покоренный им Ближний Восток[138 - В 1514 году Турция разгромила государство Сефевидов, известное нам как Персия (на территории современного Ирана, Ирака и отчасти Закавказья). В 1516 году Турцией была полностью оккупирована Сирия, а через год и Египет. В 1518 году вассалом Турции добровольно признал себя Алжир.], то этот султан повернул свое оружие на Запад, в основном против Австрии, Венгрии и Балкан, хотя вынужден был воевать и с Персией. Внимание Османов к русскому направлению политики ослабло, тем более, что с этой стороны угроз и не наблюдалось: Москва не позволила ни Вене, ни Тебризу втянуть себя в противостояние cо Стамбулом.

В свете этого дипломатические отношения Московской Руси с Турцией обрели новую мотивацию и значение. Вообще они начались еще в 1497 году, когда московский посол Михаил Плещеев был принят султаном Баязидом с неслыханным для представителя христианской страны почетом. Тогда русский посол получил от султана особую грамоту, обеспечившую права и преимущества русских купцов в подвластных Турции землях.

Однако в первый же год правления Сулеймана русско-турецкие отношения были омрачены по инициативе Бахчисарая. В 1521 году турецкий вассал, крымский хан Мухаммед-Гирей, в тесном союзе с казанскими татарами нанес русским тяжелое поражение под Серпуховом и Каширой, лишь 60 км не дойдя до Москвы. Это было первое такое внезапное, стремительное и успешное выступление татар за сорок лет после Стояния на Угре, некоторые историки по масштабу нанесенного ущерба сравнивают его с батыевым нашествием. Царь Василий Третий бежал из Москвы и даже вынужден был прятаться в стоге сена во время бегства. Были убиты десятки и уведены в полон сотни тысяч русских людей, сожжены сотни селений и малых городов. А предводительствуемые ханом Сагиб-Гиреем казанские татары, вновь почувствовав свою силу, продолжили затем разбойничьи набеги и после 1521 года.

Турция, как и Астраханское ханство, непосредственно не участвовала в походе Мухамммед-Гирея (Сулейман в том году взял Белград, ему было не до Москвы), но дипломатически поддержала создание антирусской коалиции татарских юртов, Крымского, Казанского, Астраханского ханств и ногайских орд. Ведущую роль при этом она предназначила крымским Гиреям, которые посадили своего ставленника в Казани, вопреки Москве, а затем захватили власть и в Астрахани. Султан прислал в поддержку хану многотысячную конную армию и пищальников, чтобы укрепить его власть в Крыму и развязать ему руки для ведения дальнейших военных действий за пределами Крыма, особенно на Руси и в Литве, не опасаясь переворота в Бахчисарае. Сугубое значение имели пищальники, т.к. к этому времени войско татар было уже далеко не передовым и даже отсталым: конница, вооруженная луками и холодным оружием, не могла противостоять пехоте, имеющей пищали и артиллерию, как у русских.

Зачем турки помогали татарам против русских? Дело в том, что Османы не только подчинили своей власти Крым, но и открыто претендовали на роль гегемона во всем пространстве Ислама, в том числе там, где правили наследники Орды, – на Северном Кавказе, на Средней и Нижней Волге. Астраханское и Казанское ханства виделись Стамбулу в перспективе такими же вассалами, каким стало ханство Крымское. На этой почве возникал естественный конфликт интересов с Москвой. Тесная связь султана Сулеймана, крымского татарина по матери, с Крымом также вовлекала его в военные авантюры против московитов, и в дальнейшем турки участвовали-таки в походах крымцев на Москву (1541), Тулу (1552 и 1555) и Астрахань (1556).

Поступи турки с нами так же, как некогда монголы, – кто знает, как сложились бы судьбы мира. К счастью, на этот раз Русь не лежала на пути агрессора в Европу. Русское направление экспансии не было для Османов приоритетным, османо-габсбургские и османо-персидские войны отвлекали все их силы, а Русь оставалась на периферии их внимания. Нам просто повезло, турки не обрушились на нас всей своей мощью, как некогда татаро-монголы, и мы избежали повторного инородческого ига и возможной участи Балкан. Впрочем, Московская Русь, централизованная и монархическая – это уже была не такая легкая добыча, как «русская федерация» перед нашествием Батыя. Безусловно, война с Россией предельно осложнила бы Османам решение их основных задач, и в Стамбуле это хорошо понимали.

По названным причинам с 1523 года мирные отношения и обмен посольствами с Турцией в целом были надолго восстановлены (Сулейман втянулся в войну с Фердинандом Габсбургом и шахами, ему нужно было снять напряженность на русском направлении). Это позволило Василию Третьему успешно противостоять крымскотатарской и казанской угрозе, не допуская повторения ужасного поражения 1521 года. К примеру, когда в 1527 году Ислам-Гирей с 40-тысячным войском подошел к Оке, русское войско во главе с самим Василием III не только не дало татарам переправиться, но само перешло реку и разгромило крымские войска[139 - Татарские набеги продолжались, как известно, почти до самого присоединения Крыма к России. Наиболее опасные из них относятся к 1516, 1537, 1555, 1570, 1572, 1589, 1593, 1640, 1666, 1667, 1671, 1688 годам. Однако исторический перелом, состоявшийся в XV веке, навсегда изменил соотношение сил и векторы развития русского и татарского народов.].

В годы малолетства Ивана IV Васильевича крымские татары (не без поддержки Стамбула) не раз наносили русским немалый ущерб. В 1532 году бывший казанский, а ныне крымский хан Сахиб-Гирей I начал свое правление набегом на Московское княжество. В 1533 году племянники хана Ислам Гирей и Сафа Гирей с ордой разграбили округу Рязани. В 1541 году крымские татары предприняли большой поход на Москву, но русским удалось его остановить у Оки.

Но в 1555 году, уже посадив в Астрахани своего ставленника, русское войско нанесло сокрушительное поражение крымцам, напавшим по наущению султана на русские земли. Были убиты десятки тысяч татар, захвачено множество скота. После чего, воодушевленные как данной победой, так и покорением Казанского и Астраханского ханств, русские стали наносить туркам, участвовавшим в крымскотатарских авантюрах, ответные удары, в чем особо отличился брат приближенного к царю Алексея Адашева, герой взятия Казани – Данила. В 1556—1561 годах он совместно с литовским князем Вишневецким тревожил набегами Очаков, Перекоп и даже побережье Крыма, а в 1559—1560 годы пытался взять Азов. Особенно эффектным был поход по его личной инициативе в Крым 1559 года, когда было взято много пленных турок. Адашев, однако, отослал их восвояси к очаковским пашам, наказав заверить, что царь-де воюет вовсе не с султаном, а только с ханом Девлет-Гиреем, с Сулейманом же хочет мира и дружбы.

Надо сказать, что хотя союза с турками у русских так и не случилось, но стремление к «миру и дружбе» на каком-то этапе было небезуспешным, несмотря на периодические столкновения на фоне русско-крымской затяжной необъявленной войны. Ведь европейцам, как и персам, очень хотелось, но так и не удалось втянуть Россию в войну с Турцией, несмотря на все дипломатические усилия Габсбургов и шахов. А Турция, в свою очередь, не могла себе позволить крупномасштабную войну с русскими, ведь она и без того сражалась на два фронта. В результате Москве удавалось успешно противостоять агрессии Бахчисарая – например, под Тулой в 1552 и 1555 годах, когда в результате кровавых сражений крымским татарам приходилось уносить ноги. Череда побед внушала царю успокоительную мысль о том, что татары уже не столь опасны, как бывало прежде.

Между тем, начавшаяся в 1558 году Ливонская война поставила Русское государство перед необходимостью тоже зачастую воевать на два фронта, поскольку ни Крым, ни Высокая Порта (как именуют турецкое правительство, султанат вообще) не оставляли надежд на восстановление мусульманской государственности в Поволжье под своим протекторатом. И это не было пустой угрозой.

В 1569 году семидесятитысячное татарско-турецкое войско во главе с крымским ханом Девлет-Гиреем и турецким пашой Каффы Насимом отправились в поход на Астрахань, чтобы переподчинить ее себе. К счастью, внутренние противоречия (крымский хан считал эти земли исконно татарскими и вовсе не хотел усиления там турецкого влияния) привели поход к неудаче, ибо крымчане повели войско безводными степями. Янычары подошли к цели совершенно измученными и без припасов, они не захотели ни сражаться, ни зимовать и ушли домой в виду подошедшего стотридцатитысячного московского войска. Урок был турками учтен, и вскоре Поволжье и вообще северное направление выпало из сферы их политических интересов, которые сосредоточились на линии Азов – Кавказ.

Переломным моментом стали 1571—1572 гг., когда русские силы вначале потерпели сокрушительный разгром, а потом взяли столь же сокрушительный реванш, надолго поставившей точку в отношениях Москвы и Бахчисарая. Дело в том, что посаженный Османами на крымский трон в 1551 году хан Девлет-Гирей ненавидел Русь, почти ежегодно тревожил ее набегами, требовал от царя Ивана Грозного восстановить независимость Казани и Астрахани и возобновить выплату ордынской дани, но теперь уже в казну Крыма. В очередной раз он обратился с этим требованием в 1570 году, грозя в противном случае разорить все Московское государство. А через год, воспользовавшись тем, что основные силы русского воинства сплотились на западном фронте под Ревелем, и собрав под свой рукой не менее 40 тысяч воинов, включая не только ногаев и татар-новокрещенцев, но даже и кабардинцев во главе с Темрюком (царским тестем, кстати), неожиданно и стремительно обрушился на Русь. Опричное войско с незначительным земским подкреплением не смогло отстоять Москву, силы были слишком неравны; к тому же часть населения, в том числе влиятельные люди, ожесточенные против царской опричнины, встала на путь измены. Не отважившись на приступ русской столицы, татары подожгли посады и слободы, а поднявшаяся буря мгновенно распространила огненный вихрь по всему граду; взорвались пороховые погреба, упали и расплавились колокола с колоколен, сгорел опричный дворец самого царя. Так и не получив здесь поживы, татары ушли от пепелища обратно в степь. А по дороге Девлет-Гирей «положил впусте у великого князя всю Рязанскую землю», как в батыевы времена, разорив 36 городов к югу от Оки и захватив богатую добычу и множество пленников (историки А. Зимин и Р. Скрынников называют цифру 10 тыс. чел., другие источники – до 60 тыс.), а еще десятки тысяч повсеместно умертвив. Если верить иностранным свидетельствам, до нашествия в Москве жило свыше 100 тыс. чел., а к 1580 году их стало всего не более 30 тыс.

Исключительно удачно сложившиеся обстоятельства привели Девлет-Гирея к исключительному же успеху и породили у него непомерное самомнение и амбиции, так что он похвалялся покорить всю Русь и восстановить в ней былые ордынские порядки. Как свидетельствует немец-опричник Генрих Штаден: «Города и уезды Русской земли – все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе; было определено – какой кто должен держать». В начале июня 1572 года Девлет-Гирей уверенно двинулся с вновь собранным – втрое против прежнего – войском на Русь. Он опирался на политическую поддержку турецкого султана, подогревавшего его устремления и пославшего на сей раз в татарское войско не только своих советников и наблюдателей, но и семь тысяч янычар. Кроме того, агрессора поддержали восставшие по его наущению черемисы, остяки и башкиры, они ударили русским в спину (но были подавлены вооруженными людьми Строгановых).

А между тем Иван Грозный прекрасно усвоил преподанный ему в роковом 1571 году урок. И когда 120-тысячная орда, пройдя по Дону, остановилась у Угры и Оки, ее там уже ждали русские войска, менее многочисленные, но гораздо более боеспеособные, руководимые талантливыми князьями Воротынским и Хворостининым. 30 июля 1572 года у селения Молоди под Серпуховом началось жестокое сражение, в ходе которого дерзкие пришельцы за пять дней были полностью сокрушены, перемолоты, претерпели ужасную катастрофу. В беспощадных битвах нашли свою смерть не только сын, внук и зять Девлет-Гирея, но также и все до одного семь тысяч янычар, присланных султаном. В Крым вернулся лишь каждый пятый из числа участвовавших в походе воинов. Военный потенциал татарского Крыма был непоправимо подорван, у ядовитого змея оказались вырваны его смертоносные зубы. Позор 1571 года был полностью отомщен, а битва при Молодях должна по праву стоять в одном ряду с Куликовской, Полтавской, Бородинской и Сталинградской.

С тех пор сам Девлет-Гирей уже не смел творить набеги на Русь, а его преемники совершали лишь небольшие вылазки, избегая далеко заезжать на русские земли. Одновременно окончательно сам собой разрешился вопрос о принадлежности мусульманского Поволжья. Но что самое важное – надолго была подведена черта под русско-турецким противостоянием. Уже в 1574 году новый турецкий султан Мурад III, едва воссев на престоле, направил в Москву специального посла с извещением о своем воцарении; в истории отношений наших стран открылась новая страница, произошло дипломатическое примирение. Русско-турецкое вооруженное противостояние на несколько десятилетий отошло в прошлое. Все это отражалось на культурных связях, на судьбах русского искусства.

Турция между Европой и Персией

Претензии Османов на мировое господство требовали от Турции постоянного и чрезвычайного напряжения сил. Страна вела по всем направлениям нескончаемые войны, среди которых особо выделяются османо-мамлюкские (здесь они не рассматриваются), османо-габсбургские и османо-персидские. Вот краткий рассказ о них, позволяющий представить себе расстановку политических сил и характер исторического процесса в огромном регионе от Средиземноморья до Закавказья. Ведь России приходилось исходить из этих реалий.

Предпосылка к столкновению Габсбургов и Османов возникла уже оттого, что Карл V, избранный императором Священной Римской империи германской нации в 1519 году, не скрывал своих намерений создать всеевропейскую католическую империю под своим началом. Османы же мечтали о всемирной исламской империи. Война между ними за мировое господство была, таким образом, предопределена.

Османо-габсбургский конфликт впервые возник при Сулеймане Великолепном в 1526 году в результате битвы при Мохаче, когда Османская империя нанесла сокрушительное поражение объединенному венгро-чешско-хорватскому войску. Турки в результате заняли всю Среднедунайскую равнину, захватив «сердце Европы» и добрую треть Венгрии. Здесь, по мысли султана, должен был сложиться плацдарм для захвата господства над миром во имя торжества ислама.

В битве под Мохачем погиб король Венгрии Лайош II; его вдова, сестра будущего императора Фердинанда Первого, бежала к брату. Который, будучи к тому же, в свою очередь, женат на сестре Лайоша, изъявил претензии на его наследство. Так напрямую столкнулись интересы Габсбургов с интересами Османов. В итоге Сулейман в 1529 году овладел Будой и возвел на венгерский трон своего ставленника, а затем осадил Вену. Но измученные четырехмесячным походом турецкие войска были слишком измотаны, и Сулейман увел их, не взяв столицу противника; осажденные австрийцы возблагодарили Бога за чудесное спасение, на которое не могли рассчитывать.

В 1530—1533 состоялась т. н. Малая война, окончившаяся компромиссом, не давшим прочного мира. В 1543—1544 году турки захватили ряд крепостей на Дунае, укрепив свои позиции. Но в 1552 году австрийцы после ряда поражений сумели разбить турок под Эгером. Противостояние продолжилось с переменным успехом. В 1566 году в ходе очередной кампании умер Сулейман, за год до этого потерпевший серьезное поражение от рыцарей Ордена св. Иоанна при попытке завоевать Мальту. В 1571 году созданная рядом европейских держав Священная лига одержала важнейшую победу в морском сражении при Лепанто. Несмотря на то, что Турция быстро построила новый флот и в 1573 году победила в войне, заполучив о. Кипр и большую контрибуцию (Священная Римская империя стала данником Турции), ее военный ореол непоправимо потускнел, миф о непобедимости развеялся. Моральный дух европейцев воспарил высоко. Но до исторического перелома было еще очень далеко, целых сто лет. Весы колебались.

В 1593 году разразилась новая война, продлившаяся до 1606 года и окончившаяся в пользу Турции. В 1648 году военные действия возобновились, началась вялотекущая война, в ходе которой турки захватили Крит (1664).

Наконец, в 1683 году началась и в 1699 году закончилась Великая Турецкая война, в ходе которой могущество Турции было необратимо подорвано, она стала клониться к закату, а значительная часть Центральной Европы освободилась от ее владычества.

* * *

Страна, которая, занимая срединное положение в огромном регионе от Германии до стран Магриба, от Закавказья и Крыма до стран Аравийского полуострова, вела постоянные войны по всему периметру своих границ, – испытывала при этом колоссальные перегрузки. Выдержать которые могла только нация, обладающая огромным потенциалом, биологическим и культурным. И Турция долгое время неплохо справлялась с этим бременем, одерживая многочисленные победы по всем направлениям. К важнейшим из которых относится персидское.

Историки называют в качестве глубинной причины турецко-персидских (османо-сефевидских, а впоследствии османо-каджарских) войн стремление обладать Кавказом и Ираком и контролировать стратегические пути через Месопотамию и Закавказье. Но не будем забывать и субъективный фактор: в 1502 году шах Исмаил, объединив в Орден кызылбашей (красноголовых) ряд тюркских азербайджаноязычных племен шиитского вероисповедания, основал Персидское (Сефевидское) государство в западной части Иранского нагорья. Вскоре он нанес поражение государству Ширваншахов, разгромил Ак-Коюнлу (восточный Азербйджан), завоевал Закавказье и Ирак, а затем и полностью весь Иран, установив столицу в Тебризе. На глазах современников вдруг каким-то чудом возникла новая империя – персидская[140 - С точки зрения этнополитики империя представляла собой химеру: руководящие военные должности в ней исполняли кызылбаши, а административные – персы.].

Турецкий султанат отреагировал нервно, отношения султана с шахом сразу же приняли напряженный характер. Дипломатическая переписка тех лет между ними полна недипломатических выражений. Баязид II завел у себя напоказ борова по прозванию «Исмаил», а Исмаил у себя – борова по прозванию «Баязид». Назревал неизбежный военный конфликт. Вскоре после смерти Баязида пришедший к власти его сын Селим Грозный, истребив вначале ряд ближайших родственников, решил взяться за персидского шаха.

Важно отметить, что каковы бы ни были истинные причины войны, оформлена она была как «священная война» правоверных (турок, суннитов) против неверных (кызылбашей и персов, шиитов). Шиизм и суннизм в лице своих высших религиозных авторитетов объявили друг друга ересью. Позиции Персии были более шаткими в данном вопросе, поскольку Турция всем мусульманским миром воспринималась как оплот ислама в борьбе с европейцами-безбожниками, и это обрекало Сефевидов на своего рода международную изоляцию среди мусульман, им особо неоткуда было ожидать помощи. Другим важнейшим преимуществом османов было обладание огнестрельным оружием, которого не знали кызылбаши.

В 1514 году Селим разгромил войска Исмаила в Чалдыранской битве, взял и разграбил Тебриз, но самого Исмаила не смог настичь и не убил. Однако попытки последнего найти союзников среди христиан Запада, конфликтующих с турками (венецианцев, венгров, испанцев и т.д., вплоть до папы римского и великого князя московского), были неуспешными.

Завоевав в 1516—1518 гг. Сирию и Египет и заполучив Алжир в качестве вассала, Селим установил торговую блокаду Персии, а шахского посла, присланного с богатыми дарами в надежде на заключение мира, просто казнил без долгих слов. Умирая (1520), Селим наказал главным духовным лицам не прекращать войну против Исмаила.

Через четыре года умер и Исмаил, после чего кызылбашские эмиры принялись делить власть. В условиях разброда и шатания отдельные провинции стали переходить под руку султана, хотя бывало и наоборот.

Тем временем Сулейман Великолепный, подписав в 1533 году перемирие с Фердинандом, направил войска в Персию, вновь взяв Тебриз. Под власть Османов попали также города-святыни ислама: Багдад, Наджаф, Кербели.

Персам пришлось выживать в непростых условиях. А спустя 12 лет, подписав в 1547 году очередное перемирие с Габсбургами, султан Сулейман снова двинул против персов войска. В 1555 году по условиям Амасьинского договора западная Армения и весь арабский Ирак отошли Османской империи.

В 1576 году умер персидский шах Тахмасп I, и вновь в персидских верхах началась грызня за власть. Эмиры разных племен разорвали страну и разграбили ее накопленные немалые богатства. Через два года, в 1578 году Турция вновь напала на ослабленную неурядицами Персию. В 1580 году Сефевиды запросили мира. Но турки в ответ взяли Карс, перестроили Ереван, выстроили ряд крепостей на оккупированном ими западном Кавказе. После чего разбили Сефевидов и в восточной его части. В 1584 году они не только захватили вновь, но и сумели удержать Тебриз. А на юге турецкий губернатор Багдада отхватил у Ирана целых две провинции. Вскоре сефевидская Персия почти прекратила свое существование как государство.

Именно тогда, кстати, с учетом смерти Ивана Грозного, триумфально уверенные в своей мощи турки едва не склонились на предложение узбеков вместе отвоевать у России Астрахань, но к счастью воздержались.

Однако роль личности в истории поистине велика. В 1587 на персидский престол вступил шестнадцатилетний внук шаха Мухаммада – Аббас I, будущий Аббас Великий. И история повернула свое течение. Пожертвовав Закавказьем по Стамбульскому договору 1590 года, Аббас получил передышку, разгромил коварных узбеков, укрепил свою власть и создал регулярную армию. В 1603 году, воспользовавшись благоприятным моментом (Турция завязла в очередной войне с Габсбургами, ею правил молодой неопытный султан Ахмет I, а в самом сердце Турции – в Анатолии – с 1595 по 1609 гг. бушевала крестьянская война, т.н. «джелялийская смута»), Аббас разбивает армию турок у Суфиана, после чего завоевывает Нахичевань, Тебриз, Джульфу, Ереван (вообще восточную Армению), Азербайджан, Луристан, Восточную Грузию и Южный Курдистан. В 1612 году по новому Стамбульскому договору (каков реванш!) Турция признала все персидские завоевания. Армения и Закавказье были разделены между противниками, граница прошла по реке Ахурян.

Попытка турок отыграть все обратно, предпринятая в 1616—1618 гг., кончилась тем, что Аббас разгромил турецкую армию в Серабской долине, а Персия присоединила к себе дополнительные территории.

Новая победоносная война шаха Аббаса в 1623—1624 гг. доставила Персии вновь господство над Ираком (с Багдадом, Неджефом и Кербелой). Но в 1625 году турки вернули себе Месопотамию, а через десять лет после смерти Аббаса[141 - Именно при Аббасе (правил с 1571 по 1629) империя Сефевидов достигла наибольшего расцвета и могущества, простираясь от реки Тигр на западе до города Кандагар (современный Афганистан) на востоке.], в 1638 году – вновь взяли Багдад. В итоге всех перипетий в 1639 году был подписан новый мирный договор, в основном подтвердивший условия 1612 года, после чего наступило долгое затишье, вплоть до 1723 года.

Россия между Турцией, Персией и Европой

Таковы были основные военные и политические обстоятельства, определявшие в XVI—XVII веках жизнь Турции, Персии, Центральной Европы и многих других, так или иначе связанных с ними, государств и регионов. В том числе и России.

В общем и целом можно сказать: весь XV, XVI век и три четверти XVII века были «эпохой Турции», ее неуклонного стратегического возвышения на Западе и на Востоке. Черной меткой и сигналом тревоги всему христианскому миру, включая Русь, были разгром Византии и захват турками Константнополя, а там и Балкан. Западу удалось переломить роковую тенденцию только в последнее двадцатилетие XVII столетия, основательно подорвав могущество векового врага, который и в таком виде еще представлял собою грозную силу.

В то же время Персия, многое (порой почти все) теряя, но многого и добиваясь в противоборстве с Турцией, вступила во вторую половину XVII века в качестве империи, сохраняя завоевания в Закавказье и Прикаспии и имея впереди свыше восьмидесяти лет относительного покоя, так необходимого для плодотворного развития. Чаши весов на Востоке пришли в равновесие.

А что же Россия? Как вела она себя по отношению к Турции и Персии во всех этих могущественных, как стихия, обстоятельствах, превратностях судеб великих стран? Ей нужно было, хочешь не хочешь, определяться в треугольнике Европа – Турция – Персия. Восточным соседям Москвы было трудно. Но ведь и Европе приходилось нелегко: помимо османо-габсбургских войн, в ней с 1494 по 1559 гг. бушевали т.н. «итальянские войны», а с 1618 по 1648 гг. в самом ее центре разверзся настоящий ад – Тридцатилетняя война, в которой было истреблено до 80% немецких мужчин (тронувшиеся рассудком на этой почве женщины потом десятками тысяч сгорали в кострах инквизиции)[142 - В названные войны бывали втянуты едва ли не все европейские государства.].

России приходилось жить с постоянной оглядкой на Турцию: ведь это была главная сила позднего средневековья. Память о четвертьтысячелетнем татарском иге и о падении своей духовной матери – Византии, оказавшейся у турок под пятой, была у русских людей еще очень свежа. Турции следовало бояться, у Турции следовало учиться, с нею нельзя было портить отношения. XVI—XVII века были для России слишком полны собственных тяжелых испытаний, чтобы она могла стать активным участником османо-габсбургских или османо-персидских войн, хотя все противоборствующие стороны всячески пытались втянуть ее в свои разборки.

Не могла Россия полноценно, масштабно участвовать и в кровавых и затяжных внутриевропейских разборках, как по причине нехватки сил, так и потому, что продолжал действовать тот польско-литовско-шведско-немецкий кордон, который установился еще во времена Руси Ордынской и которым Россия была отделена от основных участников «европейского концерта».

Конец XV и XVI век – это время усиленного роста земель Московской Руси, в том числе в результате сведения счетов с Западом – Литвой и Польшей. В 1487—1494 гг. Москва возвращает себе Новосильское, Одоевское, Воротынское княжества и другие западные русские земли, в 1503 г. Чернигово-Северскую землю, в 1510 г. Псков, в 1514 г. Смоленск. В общей сложности в течение XVI века Россия семь раз воевала с Ливонией, Польшей и Литвой, и трижды – со Швецией. Но в результате указанных побед на какое-то время (практически до Ливонской войны) западное направление для русской внешней политики перестает быть первостепенным, а на первое место выдвигаются Восток и Юг, культурно и политически наиболее значимые. Соответственным был и вектор культурного влияния и взаимодействия.

Взаимоотношения с Турцией, Крымом и мусльманским Поволжьем оставались для Москвы приоритетными в течение долгого времени, даже когда уже шла Ливонская война. Наиболее заметными вехами этих взаимоотношений являлись завоевание Москвою Казанского (1552) и Астраханского (1556) ханств, а также кровавое умиротворение Крыма (1572). Эти события непосредственно сказывались и на русско-турецких, и на русско-персидских отношениях.

Для нашего повествования завоевание Астрахани имело особое значение, ибо, как отмечал еще в XVII веке Исаак Масса, Астрахань «всегда была большим и людным торговым городом, куда стекалось для торговли множество купцов из Персии, Аравии, Индии, Армении, Шемахи и Турции, привозивших из Армении – жемчуг, бирюзу и дорогие кожи, из Шемахи, Персии и Турции – парчу, дорогие ковры, различные шелка и драгоценности»[143 - Исаак Масса. Краткое известие о Московии. – В кн.: Россия XVII века. Воспоминания иностранцев. – Смоленск, Русич, 2003. – С. 83.]. Но дело не только в этом. Во-первых, для Персии, изолированной султанами и от арабского Востока, и от Европы, основные надежды на выход из изоляции оказались связаны с Россией. И после присоединения к России Казани и Астрахани в середине XVI века Волга стала торговой артерией, наконец-то связавшей персов с русскими напрямую через Каспий[144 - Вот каким путем шел, например, русский купец Федот Котов, описавший его в своем «Хождении»: из Астрахани он плыл через Низовую до Дербента, оттуда добирался через Шабран, Шемаху, Муганскую степь, Ардебиль, Хапхат, Зенджан, Султанию, Абхар, Казвин, Саве, Кум, Кашан, Натенз до Исфахана. Дальше Исфахана русские купцы обычно не ездили. Но и то нужно было быть смелым, предприимчивым и весьма достаточным купцом, чтобы осилить подобное путешествие в те времена, да и восточные языки надо было прилично знать (Котов знал несколько).]. А во-вторых, Персия судорожно искала союзников в своей борьбе с Турцией – и искала их, естественно, в стане тех, кто и сам был с турками «на ножах». Но христианские страны Запада не захотели пойти ей навстречу, а мусульманские были смущены объявлением шиитского государства еретическим. Оставалась заметно окрепшая Россия, на которую и нацелилась дипломатия Сефевидов.

Активные переговоры с Россией на предмет совместных военных действий против Турции предпринимает в конце XVI в. шах Аббас I. В обмен на помощь он даже предлагает Москве забрать Дербент и Баку, построить ряд пограничных городков в предгорьях Кавказа по Тереку, где проходила официальная граница Русского государства[145 - Краткая история русско-персидских отношений излагается по: Кузнецова К. Предисловие к кн.: Хождение купца Федота Котова в Персию. // Русские путешественники в странах Востока. – М., 1938.]. Россия к этому времени уже в основном решила свои проблемы с Турцией, выстроив с нею вполне сбалансированные отношения, и не хотела без нужды дергать тигра за усы. Но воспользовавшись предложением, она выстроила по Тереку казачьи городки: Моздок, Имерский, Наурский, Аристово, Муратханов, Кизляр, Терский городок и другие[146 - Полиевктов М. А. Экономические и политические разведки Московского государства XVII в. на Кавказе. – Тифлис, 1932. – С. 10.]. И на этот раз недоверчиво напряглись уже сами Сефевиды, заподозрив Русское царство в экспансионистских намерениях…

Впрочем, прозападная и антитурецкая настроенность Бориса Годунова толкала Россию в сторону Персии. Поддавшись на призывы шаха, царь в инструкциях послу и в письме к Аббасу «выражал готовность заключить с шахом антитурецкий союз и выражал надежду на то, что к нему сможет присоединиться и император Рудольф II. В 1602 г. Россия и Иран договорились о совместных действиях, призванных воспрепятствовать проходу турецких войск через Северный Кавказ. В награду за обещания, как следует думать, Аббасом и был подарен царю Борису сказочной красоты золотой трон, усыпанный рубинами, бирюзой и пр. В итоге в 1604—1605 гг. русский отряд под командованием Ивана Михайловича Бутурлина был послан в Дагестан против местного правителя – шамхала, чтобы затем атаковать крепость Дербент, где стоял турецкий гарнизон, однако поход закончился неудачей: почти все семитысячное войско было вырезано (велика оказалась цена шахского подарка. — А.С.). Поражение привело к утрате русскими позиций, ранее завоеванных ими на Тереке, и к переходу контроля над Дагестаном к Ирану»[147 - Дмитриева О. В. Внешняя политика России эпохи Бориса Годунова. – В кн.: Борис Годунов. От слуги до государя Всея Руси. – М., 2015. – С. 46.]. Урок суровый, но заслуженный.

Смута нарушила двусторонние контакты, хотя персы продолжали засылать послов, адресуясь то к Борису Годунову, то к Лжедмитрию Первому, то к Лжедмитрию Второму, то просто ко «всего русского государства повелителю и великому князю Белому царю» или ко «всего крестьянского государства государю и повелителю». По воцарении Михаила Романова шах Аббас поспешил заверить, что будет жить с ним, как с прежними царями, «в братской любви и дружбе», после чего обмен посольствами оживился. В результате блестящих побед над узбеками и турками шах уже перестал так остро нуждаться в союзнике, и теперь на первый план выступили экономические связи. Правда у шахского правительства оставались опасения по поводу дальнейшего продвижения России на Кавказ. Но русские цари той эпохи (в отличие от Николая Первого) не видели никакого смысла ссориться с дружественной и богатой диковинными сокровищами Персией из-за Грузии[148 - Теймураз I, грузинский царь Кахетии и Картли, у которого Аббас замучил мать и двоих сыновей-заложников, целовал в 1637 году крест на верность русскому царю Михаилу, но помощи против персов не получил. В 1639 он подтвердил крестоцеловальную запись, но с тем же результатом. В 1658 году он посетил русского царя Алексея в Москве и вновь просил о помощи, но и тот мудро воздержался.] и закавказских ханств, так что русско-персидские отношения ничто не омрачало.

Упорно не хотели русские цари ссориться и с Турцией по наущению Европы ли, Персии ли. После прибытия в Москву турецкого посольства 1574 года настало долгое замирение, которым дорожили обе стороны. Правда, дипломатическая интрига Годунова способствовала согласным действиям Персии и Габсбургов и отвлечению сил турок и татар на театр военных действий в Молдавии, благодаря чему русские смогли продвинуть свои позиции на юг, в Дикое Поле[149 - Медведева К. Т. Борис Годунов и Рудольф II: дипломатические отношения Русского государства и Священной Римской империи германской нации. имской империи германцуской нацииРР— В кн.: Борис Годунов. От слуги до государя Всея Руси. – М., 2015. – С. 58.]. Но жестокий урок 1605 года пошел русским впрок. Россия неоднократно помогала материально Габсбургам, направляя огромные суммы (серебром или ценными мехами) для содержания войск на границе империи с Турцией. Однако сама от прямых военных действий воздерживалась. И теперь, когда возникали щекотливые моменты – будь то взятие донскими казаками Азова в 1637—1642 гг. или воссоединение Великороссии и Малороссии в 1654 г., царское правительство делало все, чтобы они не превратились в casus belli. Так, в ходе азовского инцидента Москва отправила на Дон 100 пудов пороха и 150 пудов свинца, а также царское знамя, но при этом царь заверял Мурада IV в непричастности России к казачьему походу и называл казаков «ворами», за которых «мы… никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить». Игру поддержали и сами казаки, отписавшие султану: «А се мы взяли Азов город своею волею, а не государским повелением». В итоге, побуждаемые к тому Москвой, казаки добровольно покинули Азов; яблоком раздора между Россией и Турцией этот стратегически важный город в те годы не стал.

Объединение с Малороссией объективно осложнило отношения России с Польшей, но также и с Турцией, которая предприняла попытку, воспользовавшись русско-польским противостоянием, захватить Правобережную Украину, принадлежавшую Польше. В результате турки взяли под свой контроль Подолию. Страх потерять в результате этого недавно обретенную Левобережную Украину заставил Москву объявить войну Стамбулу, а заодно и Бахчисараю. Вялотекущие военные действия велись, однако, лишь на правом берегу Днепра, не переходя на «русскую» сторону. После кратковременных успехов то одной, то другой воюющей страны, они завершились в 1680 году установлением статус-кво, так и не переросши в настоящую войну. Интересы ни Турции, ни России существенно не пострадали.

Крымские походы главного русского «западника» князя Василия Голицына (1687, 1689), невыразимо бездарные и провальные, были преждевременной попыткой воспользоваться сложным положением Турции, ее ослаблением в борьбе с Европой, попыткой влегкую оказаться вдруг в стане победителей. Но эта инициатива кончилась для нас плохо, в основном из-за непригодной к войне личности командующего. Другое дело – успешный второй поход Петра Первого под Азов (1696), обозначивший начало его «славных дел». Этот эпизод стал для Турции частью ее общего поражения в ходе Большой Турецкой войны, а для России стал началом включения в мировую битву цивилизаций на стороне побеждающего Запада, началом новой эры побед и расцвета. Здесь пролегла грань, отделившая Древнюю Россию от Новой, с полной сменой вектора ее развития и международной политики.

В целом же можно сказать, что весь XVII век был благоприятен для не омраченных вооруженной борьбой торговых и культурных связей России с обоими великими восточными соседями. И если с гегемонистской Турцией все-таки возникали изредка моменты напряженности (в основном не по нашей вине), то в отношениях с Персией постоянно царили мир и дружба.

Все сказанное хорошо объясняет тот факт, что дипломатические, торговые и культурные взаимоотношения были особенно активными у России с Турцией уже с последней четверти XV века, а с конца XVI века столь же, а то и более активными стали отношения с Персией. Характерно, что «в Китай-городе – центре московской торговли – было три гостиных двора: Старый, Новый и Персидский. Это были казенные здания с отдававшимися в них внаймы торговыми помещениями. Персидский двор предназначался исключительно для торговли персидскими товарами»[150 - Пересветов Р. Г. По следам находок и утрат. – М., 1961. – С. 39. На старом рынке, по свидетельству Я. Рейтенфельса, торговали русские, на новом же взимались пошлины, а товары хранили и вели торги западные европейцы.], хотя торговали там также армяне и татары.

Почему все же Турция?

Как будет показано в дальнейшем, самое сильное воздействие на русскую культуру, быт, эстетические предпочтения в XVI—XVII вв. оказывала все-таки Турция. Спрашивается: почему?

Уже при Василии Третьем к новому, большому и сильному государству – Московской Руси – стали проявлять интерес на самом высоком уровне помимо Турции и другие страны Востока: Грузия (вообще Кавказ), Ширван, Хорасан, Сефевидское государство (кызылбашская династия, правившая в Персии). И даже далекая Индия: в сентябре 1532 года в Москву прибыл Хозя Усеин – посланец Бабура, основателя династии Великих Моголов; он добирался два года, и прибыл, когда Бабур уже покинул сей мир, так что визит не имел серьезных последствий, но сам прецедент – важный культурно-исторический знак.

Однако до конца XVI века приоритет Турции во внешних связях Руси неоспорим. В течение всего столетия почти монопольное преимущество Турции, обусловленное как военным могуществом, так и расцветом культуры и помноженное на относительную простоту сообщения с Русью, было очевидно.

Об этом отчасти позволяют судить дошедшие до нас изображения русских людей того времени. К примеру, мы видим на гравюре Ганса Бургкмайра, подготовленной для книги «Weissкunig» («Белый Король», создавалась в 1514—1519), делегацию русских бояр, прибывших в Инсбрук на встречу с императором Максимилианом I в 1518 году. На переднем плане – фигуры знатных московитов и посла дьяка Владимира Племянникова в островерхих шапках по хорезмийскому образцу, в сапогах с загнутыми по турецкой моде носами и в шубах, крытых парчою с рисунком явно турецкого происхождения. Надо думать, в основу этой ксилографии художником были положены зарисовки с натуры. К тем же годам (1517, 1526) относятся изображения[151 - Например, гравюра, выполненная А. Хиршфогелем по более раннему рисунку для мемуаров Герберштейна издания 1547 года. Видимо, как раз об этой шубе посол вспоминает: «А когда пора уже было нас [отправить и] отпустить, то нас, как и ранее, [с почетом] пригласили к обеду и проводили во дворец. Кроме того, каждому из нас пожаловано было по почетному платью, подбитому собольим мехом».] посла и известного мемуариста Сигизмунда Герберштейна – в парадной шубе до полу, подаренной ему русским царем Василием Третьим, также угадывается работа турецких ткачей. Это весьма раннее свидетельство «отуреченности» русского художественного вкуса имеет знаковый характер.

В чем был секрет притягательности Турции и приоритетности всего турецкого для русских людей и русских властей в XV—XVII вв.? Понятно, прежде всего, что турецкие артефакты просто нравились, восхищали, поражали, казались прекрасными и вызывали страстное желание ими обладать из чисто эстетических побуждений. Но чтобы полнее ответить на поставленный вопрос, нужно взглянуть на проблему шире: в контексте мирового соперничества цивилизаций. Конкретно – в контексте соперничества цивилизации Запада и цивилизации Ислама, олицетворенной более всего именно Турцией.

Дело в том, что Ближний Восток, переняв в VIII веке у Китая секрет изготовления бумаги, очень быстро продвинулся вперед в плане информатики (передачи и интерпретации знаний), значительно обогнав Европу, продолжавшую изготавливать манускрипты на пергаменте, подготовка которого была весьма трудоемкой и медленной. Прорыву в сфере информатики сопутствовал немедленный прорыв в сфере наук и технологий. Медицина, математика, астрономия и навигация, химия, приборостроение, изготовление оружия, ковроткачество, керамическое и стеклянное производство и многое другое было на Востоке передовым, по сравнению с Западом[152 - Подробнее см. в кн.: Севастьянов А. Н. Битва цивилизаций: секрет победы. – М., Книжный мир, 2013.]. Первоначально цивилизационные достижения, позволявшие соперничать с Китаем и превосходить Европу, делались арабами, но в XI—XII вв. арабы оказались под турками-сельджуками, а в начале XVI века под турками-османами, которые присвоили и освоили эти достижения и стали витринными представителями исламской цивилизации во всем мире.

Превосходство в сфере информатики (а с ней науки и техники) немедленно сказалось на военных успехах мусульманских народов и стран, начиная с грандиозных завоеваний арабского халифата. Напротив, все претендовавшие на некую глобальность европейские инициативы проваливались – и именно в столкновениях с Востоком, и не только исламским. Империя Карла Великого запнулась, не сумев одолеть сарацин и мавров; крестоносная эпопея окончилась бесславным оставлением Иерусалима, вообще Ближнего Востока; Европа дважды трепетала перед нашествием монголоидов, Чингисхана и Тамерлана, ее спасло лишь чудо; Византийская империя все свое достояние отдала арабам, персам и туркам; Венеция должна была напрягать все свои силы, чтобы не попасть во власть турок, как попали Балканы, Трансильвания, Бессарабия, Крит, Кипр и др.; наконец, Священная Римская империя оказалась вынуждена отдать туркам многие территории и у столичных стен Вены дважды защищать от турок самое свое существование.

Победы турок-османов, стремительный рост их могущества в Азии, Африке и Европе были столь волшебно убедительны! Султан Сулейман Великолепный сделался одной из центральных фигур мировой политики, популярной и обсуждаемой персоной, героем литературы и искусства. Понятно, что всем хотелось учиться у победителей, хотелось перенимать у них все самое лучшее, передовое и интересное в образе жизни и правления, в технологиях и, конечно, эстетике. России чрезвычайно повезло, что основные хищнические устремления Османской империи были направлены не в ее строну. И мы могли, периодически отбиваясь от татарско-турецких агрессивных поползновений, развивать с Турцией нормальные дипломатические и торговые отношения, вести активный культурный обмен, научаясь многому у этой нации – мирового лидера. Так было на протяжении всего XVI века.

Великая Османская империя всегда привлекала большое внимание московских государей – и не только вследствие внезапно приблизившегося соседства и превращения Константинополя в Стамбул. К примеру, в глазах Ивана Грозного император Сулейман Великолепный (он же Кануни, по-восточному) как правитель по рождению, династ, был единственным монархом, которого царь мог признать равным себе в современной Европе и Азии. Политическое устройство жестко централизованной Турции, где при Сулеймане устанавливается режим абсолютизма, подавало московскому царю важный пример, и это осознавалось не только самим царем, но и его наиболее умными, продвинутыми подданными. В данном плане чрезвычайно характерной предстает публицистика Ивана Пересветова, в особенности его «Сказание о Магмет-салтане» и «Большая челобитная», где в пример Ивану Грозному ставится именно турецкий султан, который «хоть и неправославный был царь, а устроил то, что угодно Богу». Советы Пересветова насчет того, что царь должен быть грозен и не давать воли вельможам, были довольно близки Ивану IV Васильевичу.

Разумеется, политическая симпатия к Турции имела в России свою культурную проекцию, но об этом ниже. А здесь пока замечу, что в Европе жадный интерес ко всему турецкому тоже отразился в искусстве XV—XVII веков, проявляясь своеобразно, по большей части в портретах султанов (в том числе вполне апокрифических) и в том, как обряжали художники бесчисленных библейских персонажей. Бросается в глаза тот факт, что на головах как бы древних иудеев и римлян мы видим сплошь и рядом – чалмы, тюрбаны и шлемы а-ля тюрк, на их плечах – восточные халаты, на чреслах – восточные пояса и перевязи, в руках – сабли… Эта традиция в гравюре, например, идет по меньшей мере со времен Мартина Шонгауэра («Большое Несение креста», «Христос перед судом Пилата» и др.), Мастера MZ («Мученичество св. Екатерины», «Идолопоклонство Соломона» и др.), Михаэля Вольгемута («Всемирные хроники»), Альбрехта Дюрера («Казнь 10 тысяч мучеников-христиан», сюита «Большие страсти» и др.), Луки Лейденского («Давид перед Саулом») – и продолжается вплоть до автопортретов и персонажей Бенедетто Кастильоне, Питера Ластмана, Рембрандта ван Рейна, Яна Ливенса и мн. др. Только если в XV—XVI веках турецкие наряды доставались преимущественно отрицательным персонажам, то в XVII веке художники охотно и сами в них рядились не то ради эпатажа, не то под обаянием восточной моды. Так что Россия вовсе не была одинока в своей тяге к «туретчине». Но Россия поистине не знала меры этой тяге.

Между тем, незримый перелом в судьбах мира уже произошел – в 1440-е годы, когда избретение подвижного шрифта Иоганном Гутенбергом подготовило информационную революцию в Европе, заложив основу для цивилизационного рывка и последующего многовекового лидерства Запада. Это одна сторона вопроса; другая же состоит в том, что османский султан Селим Грозный в 1517 году объявил исламское книгопечатание богохульством и под страхом смерти запретил печатные станки на территории всей империи, включая Ближний Восток, Среднюю Азию, Причерноморье, Прикаспий и Закавказье. Запрет, по сути, коснулся всех мусульман вообще (подвластные Османам греки, евреи и армяне под него не попали). В результате первая османская печатная книга выйдет лишь в 1729 году (сравните с Библией Гутенберга, выпущенной в первой половине 1450-х гг.). Преимущество в информатике, двигавшее с VIII по XV вв. прогресс мусульман, оказалось вмиг утрачено. Гутенберг и Селим задали, соответственно, Западу и Востоку разнонаправленные векторы информационного, а с ним и цивилизационного развития. В результате Запад оказался «обречен» на прорыв и победу, а Восток – наоборот, на застой и поражение. Только последствия этого сказались не сразу: до 1683 года, когда соединенные силы Европы сокрушили военную мощь Турции и тем обозначили всемирно-историческую победу Запада над Востоком, было еще далеко. Мы увидим, как это противостояние с постепенным преобладанием Европы и ее конечной победой скажется на судьбах России и русского искусства.

XVII век – это столетие, когда решался исход глобальной битвы цивилизаций, и Запад уже одерживал в ней предварительные победы, неуклонно шел на обгон. Это век «великого перелома», закончившийся крахом турецкого могущества в войне 1683—1699 гг. И перед Россией, со стороны наблюдавшей «кто – кого?», весь этот век стоял вопрос: с кем быть, то есть – с кем побеждать. Борьба Востока и Запада не только за Россию как союзника, но и за русскую душу велась в те годы с переменным успехом. Россия в итоге поставила на «верную лошадь» Запада, это был выбор разума, и он принес нам очевидные и выдающиеся плоды, но душа…

Душа России осталась с Востоком как с первою любовью, которая, как известно, «не ржавеет». Мы в этом со всей очевидностью не раз убедимся в дальнейшем.

Итак, в XV веке мода на турецкое – и шире: на восточное, исламское – искусство пришла к русским людям всерьез и надолго, как минимум на два столетия (а шлейф этого увлечения потянется и далее). Об этом, опять-таки, свидетельствуют как западные гравюры с изображениями московитов, так и коллекции произведений восточного искусства, хранящиеся в России, прежде всего – в Оружейной палате, Историческом музее, Эрмитаже и др. Но главное – эта мода отразилась в образцах собственно русского искусства, созданных под явным влиянием эстетики Востока.

Рассмотрим эти свидетельства по порядку – от иконографии русского народа и памятников материальной культуры до архитектуры.

ИСКУССТВО В ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ

Иконография русских людей. Текстиль и одежда

Самая репрезентативная гравюра XVI века, позволяющая судить о внешнем облике русской знати эпохи Ивана Грозного, – это изображение русского посольства, прибывшего с подарками и верительной грамотой в Регенсбург близ Вены для встречи с Максимилианом Вторым в 1576 году. Огромная, снабженная множеством разъяснительных надписей и подписей, она была вырезана на нескольких досках и содержит изображения трех с половиной десятков персон, стоящих в рост вереницей и ведущих беседы между собою в ожидании приема. Изготовлен этот шедевр в Праге в печатне Михаэля Петтерле (авторство приписывается Йосту Амману[153 - Атрибуция, предложенная парижской Библиотекой декоративного искусства, представляется весьма вероятной, исходя из характера творчества Й. Аммана в целом.], Донату Хюбшманну и др.). Тщательно проработана деталировка костюмов, все персонажи портретны, изображения раскрашены.

Эта первая европейская гравюра со столь детальным и реалистическим изображением многочисленных московитов – посланцев в экзотических, диковинных на вкус европейца одеждах, явившихся с царскими дарами ко двору императора, – заслуженно знаменита. Ее даже не случайно сравнивают порой с плакатом, поскольку пропагандистский элемент усматривается здесь явно: людей Запада знакомили с собирательным портретом как бы заново открываемого народа. Не случайно надпись поверху гласила: «Истинное изображение посольства или послов Великого Князя Московского к Его Императорскому Римскому Величеству; также в каких одеждах и в каком виде каждый явился ко двору…». А пояснительная надпись внизу изображения заверяла: «Когда же послы приехали ко дворцу, они, как я слышал, вышли из экипажей, и попарно пошли в порядке, пешком. И кто пожелает, увидит их представленными здесь воочию, на рисунке. А самые знатные между ними будут названы здесь по именам». И разъясняла подробности: