Прощай, родная Атлантида!

Сева Балобан

Прощай, родная Атлантида!

Пролог

Осторожно! Двери закрываются!

Наверняка с кем-нибудь из вас бывало нечто подобное: садишься, к примеру, в электричку и едешь за город по личной надобности; маршрут не то чтобы вовсе не знакомый, но много лет не езженый. Разместился ты, значит, у окна на лавочке и от нечего делать наблюдаешь обычные подмосковные картинки, что мелькают за вагонным стеклом: ленты бетонных заборов, пригородные микрорайоны, стройки с башенными кранами, издали похожими на спящих цапель, садовые участки с аляповатыми домами-скворечниками… Ну, кто там ездил, тому эти пейзажи хорошо знакомы. При этом, на всякий случай, ты читаешь название попутных остановок, чтобы свою нужную в задумчивости не пропустить.

Загородные платформы с типичным набором билетных касс, оград и скамеек с урнами большей частью однообразны и не вызывают интереса, пока электропоезд не прибывает к очередной станции под названием, допустим, «Соколовская».

И в тот момент с тобой неожиданно происходит следующее – представляется вдруг малая речка Клязьма. А именно место, где за дачным посёлком низкий берег чуть заболочен и образует мелководную заводь. По бокам этой заводи стоит частоколом густой рогоз, а сам заливчик немного затянут ряской и усеян островами кувшинок.

Необыкновенно тепла там стоячая вода, когда июльское солнце, достигнув зенита, полыхает в лазоревом небе янтарно-жёлтым огнём, пока не выгорит к исходу дня и не свалится в кипящее закатное марево.

В это знойное время редкий ветерок доносит в посёлок запахи нагретого луга и речной воды. Его полуденное дыханье совсем не охлаждает, а только ласкает кожу. Пробегая шалуном вдоль деревенских заборов, он теребит заросли репейников, затем играет астрами и флоксами на хозяйских клумбах, а чуть угомонясь, спускается к реке, где пошептавшись с высоким рогозом, образует в изумрудной заводи красивую серебристую рябь.

Невозможно передать, как же хорошо в этом маленьком уютном мире! Там под бесшумным солнечным дождём шелестят крыльями удивительные стрекозы, из травы выглядывают усатые жуки, а бабочки, покачиваясь на луговых цветах, искрятся перламутровыми блёстками. Там хлещут ослепительные брызги на покатые крыши садовых домиков, на ухоженные цветники и огороды, на разноликие заборы и пыльные дорожки среди гигантских лопухов. И утопает в этом дожде подзаросший осокой дикий клязьминский берег.

Когда жаркое дневное светило гаснет наконец за горизонтом, медленно догорая рыжеватым заревом, и речка Клязьма вместе с кукольными дачными избушками заливается фиолетовыми сумерками, неведомо откуда, выскакивает вдруг золотистый серп луны и на чёрном небе проступает широкая звёздная дорога.

Куда ведёт эта дорога? Может в те затаённые миры, где легка и бесконечна жизнь? где есть ответы на все вопросы? Но туда ещё рано, ведь настоящий рай пока здесь – детский рай, босоногий и голопузый.

И в этом раю двое пацанов лет шести бегут, вернее сказать, – летят, едва касаясь травы, по нисходящему к реке откосу. Их худые фигурки настолько легки, что почти невесомы. Они носятся весь день по дачному посёлку в одних трусах, шлёпая кожаными сандалиями. А иногда и вовсе, ходят босиком по деревенской дороге, погружая розовые ступни в мягкую, как пух горячую пыль.

Изредка дети бегают к речке Клязьме чтобы охладиться. Им разрешается купаться в том месте, что родители называют «лягушатником». На боках у каждого расчёсанные волдыри от укусов слепней, коленки их разбиты, а плечи и носы опалились на солнце.

Оказавшись у реки, пацаны разуваются на ходу, бросают сандалии и, немного увязая ступнями в болотной траве, чавкая выступающей из под ног жижей, осторожно идут к заводи. Распугав лягушек и мелких карасей, они очищают от ряски свой путь и заходят в тёплую пахучую воду, затем плавают по-собачьи в просветах чистой воды, пыхтя и фыркая.

Ощупывая ногами илистое дно, мальчишки достают оттуда раковины перловицы, играют ими «в блинчики», запуская ракушки по воде словно камушки.

Они дурашливы и естественны, как и разноцветные бабочки, как и большие стрекозы со стеклянными крыльями, как весь окружающий их живой мир: шевелящийся, жужжащий, ползающий и плавающий. Эти человечки, в свои шесть, мало чего знают об этом мире и даже не подозревают насколько они счастливы…

В последний момент ты вдруг замечаешь, что чуть не проехал нужную станцию. Оставив растроганную душу у речки Клязьмы и задав физическому телу немыслимое ускорение, ты в секунду оказываешься на асфальтовом перроне ровно в тот момент, когда за спиной хлопают створки автоматических дверей.

Поезд взвывает электромоторной тягой, тужится, набирает скорость и, вильнув зелёным хвостом, исчезает где-то за дальним лесом. С грустной усмешкой ты провожаешь его взглядом. Тебя забавляет театральная символичность происходящего: кажется, вот так и наша жизнь бежит электричкой по своему точному и беспощадному расписанию. Далеко уже позади станции под названием «Детство» и «Юность» и нет возможности купить обратный билет, когда ты находишься на одной из последних остановок.

А есть ли у тебя сомнение, что без всякого обратного билета, кинув на перроне свой немалый багаж, все добытые на жизненном пути узелки и чемоданы, ты удрал бы налегке в прошлое, случись такая возможность? Признайся – махнул бы в то время, в тот маленький уютный мир дачного посёлка, не раздумывая, без оглядки, пусть даже пешком по шпалам?..

«Никогда не возвращайся в прежние места» – советовал поэт. Жутковатое «никогда» звучит в этой строчке трагическим выстрелом, словно исполнение приговора. Грустно всё это, ох как грустно! И всё же тебя радует способность памяти, хоть изредка, выдёргивать из своих закромов такие вот трогательные фрагменты – чаще весёлые, иногда печальные и щемящие до слёз. Всё реже и реже… И только мимолётные фрагменты…

Впрочем, эти мысли стары и банальны. Через минуту ты встряхиваешься словно после пробуждения и нехотя расстаёшься с детскими воспоминаниями о дачном посёлке у станции «Соколовская».

Прощай, дивная ночная тишина под звёздами! Прощай, самая великая на свете река Клязьма! Прощайте, милые деревянные домики и пыльные дорожки в лопухах! Был тот мир сказочно прекрасен! Но другая жизнь забирает тебя из него и поглощает своей заурядной действительностью.

Фрагмент