скачать книгу бесплатно
– Я приехала по делу, – ответила я. – Та девушка, которая ко мне сегодня приходила, забыла у меня свою вещь.
– Покажи.
Он протянул руку, обтянутую медицинской перчаткой. На пальцах темнели кровавые разводы. Внутри все оборвалось.
Чертыхнувшись, Кирьянов сорвал перчатку с руки.
Я достала из сумки браслет и положила на его ладонь.
Наша встреча на минуту отвлекла меня от причины сборища. Правда, кое-что я уже знала наверняка. Недавний разговор с Кирьяновым, его слова о женщине, выпавшей из окна, вызов на место происшествия. Значит, несчастный случай произошел тут.
– А кто так кричал? – спросила я у подполковника. – Родственники?
Он не ответил.
– Этот браслет, говоришь, у тебя сегодня забыла клиентка?
– Да.
– Фамилии совпадают. Погибшая носила такую же, которая указана на браслете – Соломко. Только ее звали Елена.
– А мою клиентку – Виктория.
– Не она?
Кирьянов отошел в сторону. И я увидела Викторию. Она сидела прямо на земле, уронив на колени руки. И на ней не было лица.
Глава 2
– Ее сразу узнали. Елена Соломко, сорока пяти лет. Жила вдвоем с дочерью. Спокойно жили, ни в чем замечены не были. О них в принципе отзываются нейтрально. Те, кого успели опросить, в один голос заявляли, что погибшая близко ни с кем не общалась. Ладно. Похоже, у нас опять какая-то совместная фигня намечается. Отойду. Вечером созвонимся. Но я тебя прошу, Тань, не сильно усердствуй.
– А когда я?…
– Ну, было дело, было, – примирительно сказал Кирьянов. – Просто соблюдай дистанцию. А то у людей произойдет разрыв шаблона. Не поймут, к кому нужно обращаться: к частному детективу или к представителям закона.
Я кивнула. Само собой разумеется, что если наши с Вовкой пути пересекались, то я не лезла вперед. Но на деле выходило иначе. Он был «фасадом», за которым огромную часть работы делала я.
На асфальте темнело влажное пятно. Оно располагалось прямо под окнами дома.
Я задрала голову и не поняла, из какого окна выпала женщина. Половина окон из-за жары были открыты. Из некоторых выглядывали жильцы. Земля под окнами была плотно утоптана до такой степени, что никакой самый упорный росток не смог бы ее пробить.
О доме стоило рассказать отдельно. Он был старым, и, судя по тому, что другие дома тоже не выглядели современно, власти решили не подвергать этот район реновации. Просто привели дома в порядок, насколько это было возможно. Высота потолков в квартирах составляла почти четыре с половиной метра. Плюс толщина перекрытий и размашистые лестничные пролеты. М-да, шансов выжить у Елены не было.
Но меня больше заботила Вика. Рядом с ней на коленях стояла женщина лет сорока пяти в малиновом пиджаке и черной юбке. Она тихо что-то говорила девушке, гладила ее по лицу, по голове, по плечам. Словно смахивала с нее что-то. Я не слышала, что она внушала Виктории, но, когда та, будто бы в очередной раз увидев перед собой какой-то ужас, издала гортанный вой, я второй раз за день ощутила мурашки.
– Это она, Вов, – подтвердила я. – Девушка, которая кричит. Виктория Соломко.
– Дочь погибшей, – резюмировал Кирьянов. – Приехала сюда одновременно с нами. Что тут было – не передать словами. От тела не оттащить было. Пришлось нацепить перчатки и вчетвером ее в сторону отволакивать.
– Господи…
Женщина в малиновом пиджаке поднялась с колен, нашла взглядом Кирьянова и направилась прямиком к нему, на ходу отряхивая юбку.
– Вы тут главный? – спросила она, подойдя к нам.
– Подполковник… – начал было Кирьянов, но женщина протянула ему руку.
– Грузанкова Нина Тимофеевна, – представилась она. – Лечащий врач Виктории Соломко. Вы ее собираетесь допрашивать?
Она разговаривала таким тоном, словно заранее хотела предупредить, что с ней шутки плохи и ни на какие компромиссы она не пойдет.
– Нет, мы ее не будем допрашивать, – спокойно ответил Кирьянов. – В таком состоянии от нее мало толку. Врачи ею займутся.
– Не нужно никаких врачей, – жестко произнесла Нина Тимофеевна. – Я сама ей помогу.
– Простите, но с какой стати? – поинтересовался Кирьянов.
– Мы с Викой давно знакомы, – отчеканила Грузанкова. – Она состоит на психиатрическом учете с семи лет. Я наблюдаю за ней долгие годы. Знала ее маму…
Она посмотрела в сторону «Скорой», в которой, видимо, находилось тело несчастной Елены Соломко.
– Я могу предоставить все документы, касающиеся состояния моей пациентки. Разумеется, по официальному запросу. Историю болезни, мои записи наблюдений за ее состоянием в разные годы, рецепты, карточку учета. Девушку я хотела бы забрать с собой. Как вы уже сказали, от нее мало толку.
Кирьянов колебался. Но выходило так, что мне было известно о Виктории поболее, чем ему.
– Отойдем в сторонку, – попросила я.
– Минуту, – попросил он Нину Тимофеевну.
Она тут же вернулась к Виктории.
Мы отошли буквально на пару шагов. Этого расстояния вполне хватало для того, чтобы нас никто не слышал.
– Она рассказывала мне о том, что всю жизнь лечится у этой Нины Тимофеевны, – подтвердила я слова Грузанковой. – Вику все равно отправят в больницу, ты же понимаешь. Не лучше ли ей будет, если рядом окажется человек, которому не нужно ничего объяснять?
– Я этого человека впервые вижу, – не согласился Кирьянов.
– Кстати, а как она здесь оказалась?
– Мы приехали буквально на пару минут раньше, – ответил Киря. – А после нас на такси прибыли дочь потерпевшей и эта женщина. И началось.
– Значит, Вика зачем-то встречалась с Ниной Тимофеевной после того, как мы расстались. А потом Нина решила привезти ее домой.
– Я не знаю, кто она такая, – не сдавался Кирьянов. – Нина Тимофеевна Грузанкова, психиатр, знакомая Елены Соломко и лечащий врач ее дочери. И все это только на словах.
– Для кого удобно, Вов?
– Не могу пока ничего сказать. Чувствую, что слишком много каких-то совпадений. Все это нужно проверить, а на это необходимо время. Уж слишком складно все выходит.
И не поспоришь ведь. Порядок есть порядок, всему нужно подтверждение. Просто так в чужие руки девушку отдавать нельзя. Правда, руки были не чужими. К тому же я была солидарна с Кирьяновым. Что-то в визите Вики ко мне и последующей смерти ее матери смущало.
– Послушай, Вов, но ведь Виктория не имеет к смерти Елены никакого отношения. Она даже дома не была в тот момент, когда случилась беда. Что она может знать? Но даже если она что-то и знает, то не в состоянии общаться с полицией, перетирать детали случившегося. Она даже протокол подписать не сможет. Вова, она не услышит ни тебя, ни кого-то из медиков или оперов. А вот Нине удалось ее успокоить – смотри, больше не кричит. Знаешь, я видела таблетки, которые она принимает. Это серьезный препарат.
– Где ты их видела? У Вики?
– Она при мне достала упаковку из сумки и приняла пару штук. Тут многое сходится в пользу Грузанковой. Вика о ней очень хорошо отзывалась. Рассказала мне о том, что действительно больна. О лечении, об ощущениях. Нина сейчас подтвердила ее слова. Они действительно давно знакомы, они не чужие друг другу люди. Думаю, Грузанковой можно доверять. Только узнай место, куда она увезет Викторию, и все. Пробей клинику по своим каналам прямо сейчас, уточни, есть ли там психиатр с такой-то фамилией. Я просто уверена, что ты обнаружишь Грузанкову в штате, и вполне официально.
Кирьянов не любит получать советы. Даже в качестве подарка. Но я научилась давать их ему в очень удобной форме: никакой снисходительности в тоне, никакого давления, а еще просящий взгляд и тщательно подобранные слова. Правда, через раз, но работает.
Сейчас – сработало. А все потому, что я была права, и Киря в глубине души с этим был согласен, хоть и не показывал виду.
– Стой тут, – приказал он и пошел к машинам.
Люди стали потихоньку расходиться. Интересного уже не осталось. Вика не плакала, не выла. Эксперты, собрав нужный материал, уже упаковали анализы. Откуда-то появился дворник с ведром песка и стоял в сторонке, терпеливо ожидая конца сходки. Потом, когда Вику увезут, а полиция и «Скорая» отправятся по своим делам, он опорожнит ведро прямо на кровавое пятно, но за его действиями все равно будут наблюдать, а кто-то даже вспомнит, что когда-то сталкивался с похожим ужасом. А через несколько дождей никаких следов этой нелепой смерти на асфальте не останется.
Я встала неподалеку от Виктории и Нины Тимофеевны. Они все так же сидели на земле, женщина обнимала Викторию за плечи. Ее рот не закрывался.
Наши с Ниной Тимофеевной взгляды встретились. Но ни она, ни я не изъявили желания начать разговор. При Вике делать этого было нельзя.
Из-за спины вышел Кирьянов.
– Психиатрическое отделение в центральной городской больнице, – негромко сообщил он. – Нина Тимофеевна Грузанкова там заведующая. Работает почти двадцать лет.
– Вот и славно, Вов. Правда?
Нина Тимофеевна смотрела на нас в ожидании ответа. Одной рукой она непрерывно гладила Вику по плечу.
Кирьянов подошел к ним и присел на корточки.
– Можете выдвигаться, – разрешил он. – Но если нам понадобится побеседовать с вашей пациенткой, то вы обязаны обеспечить нам такую возможность.
– Обещаю сделать все, что в моих силах, – произнесла Нина Тимофеевна. – Однако скажу сразу, что если ей не станет лучше или состояние будет пограничным, то я откажу вам. Придется подождать.
– Я понимаю, – согласился Вовка.
– Позвольте, я объясню, – продолжила Грузанкова. – Если она не стабилизируется, то ваши разговоры с ней могут быть идентичны приказу отправиться в жаркий день на пляж человеку, с которого содрали кожу. Понимаете, о чем я?
Вика охнула и закрыла глаза. Она мало что понимала.
Было похоже, что ее организм бросил все силы на то, чтобы помочь ей выжить. Он как будто бы загнал ее сознание в состояние «куколки», запеленав его так туго, чтобы девушка не смогла осмыслить происходящее.
– Вот так выглядит безумие, – едва слышно, но с напором произнесла Нина Тимофеевна. – Но она сильная. Она придет в себя. Эта девочка пока еще в своем уме, хоть и не понимает этого. Выглядит так, словно в нее влили бутылку самогона. Это – последствия. Я не отдам вам ее. Не сейчас.
Кирьянов распрямился и вытер взмокший лоб. В воздухе стояло марево. Небывалая жара для наших мест.
– Вам выделить машину? – спросил Кирьянов.
– Нет, – покачала головой психиатр, – мы на такси.
– То, на котором вы приехали, уже не догнать, – пробормотал подполковник.
– Понятное дело. Ничего, вызову другое.
– Нужна вам какая-то еще помощь? – растерялся подполковник.
– Например? – усмехнулась Нина Тимофеевна.
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – отрезала Нина Тимофеевна.
Я тронула Кирьянова за плечо и поманила за собой. Мы медленно пошли в сторону полицейской машины.
– Останусь тут, – сообщила я. – Похожу, посмотрю, поговорю. А вечерком свяжемся, хорошо?
– Ладно. Блин, чувствую себя каким-то идиотом.
– Ты чувствуешь себя так потому, что психиатр слишком заносчиво себя ведет. Не бери в голову. Главное, что Вика с ней будет в безопасности. Контакты ее взял?
– Вот черт, совсем из головы вылетело…
Все. Я осталась одна. Подполковнику снова пришлось общаться с Ниной Тимофеевной, и я не горела желанием находиться рядом. Мне тоже было неуютно. Грузанкова имела дело с непростыми пациентами, и работа наверняка значительно прокачала некоторые черты ее характера. Нина Тимофеевна показалась мне человеком жестким и не жалующим компромиссы. С такими людьми всегда сложно общаться. К тому же она заведовала психиатрическим отделением, и руководящая должность, вероятно, заставляла ее быть властной и после окончания работы. «Профнастил» какой-то.
«Скорая», с трудом развернувшись между домами, уехала. Полицейские сновали туда-сюда, но суматохи уже не было.
Я поискала взглядом Кирю и увидела его садящимся за руль машины.
Место происшествия все еще привлекало прохожих, но их уже было меньше. Очевидно, тот, кто видел, как Елена Соломко выпала из окна, уже вовсю делились подробностями случившегося с соседями.
Я пошла к своей машине. Мимо проехало такси. Я посмотрела ему вслед. Очевидно, на нем Вика отправится в больницу.
Как же все-таки правильно – иметь рядом того, кто не отойдет от тебя в самые страшные минуты. Но только в том случае, если тебе действительно необходима поддержка. Просто кто-то, попав в сложные жизненные обстоятельства, предпочитает оставаться в одиночестве. Потому что только так ты сможешь сделать невозможное.
* * *
Я села в машину, достала из бардачка бутылку воды и выпила сразу чуть ли не половину. Вода была теплой, но плевала я на это. Пить хотелось давно, жажда была сильной, и, даже общаясь с Кирьяновым и отвлекаясь на наше дело, я не могла избавиться от желания накатить ведро чего-нибудь живительного. Кваску, например. Или холодного морса без сахара. Минералку. Ледяной чай.
Ладно. Теплая вода совсем неплохой вариант.
Отдышавшись, я закурила. Вот теперь можно и мозгами пораскинуть.
Ситуация была абсолютно киношной. К частному сыщику приходит девушка, жалующаяся на то, что голоса в голове приказывают ей уйти из жизни. Но девушка не хочет, и не потому, что ей нравится такая жизнь. Напротив, она очень устала находиться под медикаментозным кайфом. И она бы, наверное, прислушалась к голосам, но ей жаль маму. Мама для нее много значит. Маму она любит. Сочувствует ей, жалеет ее. И считает себя виноватой в ее тяжелой жизни.
Сыщик предполагает, что никаких голосов в ясной девичьей головушке не существует, что, конечно же, подтверждается ее рассказом о том, что она по жизни не в себе. Таблетки тому подтверждение.
Уяснив, что понятного в исходных данных мало, а сама девушка с трудом выражает свои мысли, сыщик решает свернуть диалог. Девушка уходит, тем не менее не забыв попутно выронить именной браслет с указанными на его внутренней стороне контактами.
Сыщик решает вернуть штуковину. Но что же он видит, когда прибывает по адресу, считанному с браслета? Все верно, он оказывается в фильме ужасов. Горячо любимая мать девушки выпала из окна и подняться на ноги уже никогда не сможет. По воле злого случая девушка оказывается под окнами своего дома сразу же после трагедии. Уже вызваны полиция и медики, но ничего исправить нельзя.
