скачать книгу бесплатно
* * *
Приехав домой, я первым делом достала свои магические косточки и раскинула их, присев на диван. Вот что мне выдали мои маленькие оракулы:
20+25+10 – «Да, действительно жалок тот, в ком совесть не чиста».
Ну что ж, надеюсь, что это камень не в мой огород. Даже если мне и приходилось врать в своей жизни – а мне, каюсь, действительно приходилось это делать, и весьма часто, – никак не могу сказать, что совесть моя нечиста. Видимо, они имеют в виду или судью Антипова, или адвоката Лисицкого, или их обоих, что всего вероятнее. И это еще раз говорит о том, что с ними необходимо встретиться. Нет, все-таки хорошо, что я стала частным детективом, а не пошла работать в народный суд или не осталась в прокуратуре. Не нужно теперь брать взятки и заключать сделки с собственной совестью, оправдывая законченных преступников и упекая за решетку невинных людей. Живу сама по себе, делаю свое дело, которое приносит доход, да еще и удовольствие – что еще нужно?
А еще нужно выпить кофе. Но это уже прямо сейчас, немедленно. Любимый напиток был приготовлен очень быстро – благо, что зерна у меня давно перемолоты, – и, поглощая кофеек, я думала о предстоящих делах.
Итак, дело Гаршина поставило перед Тамарой Шуваловой серьезные проблемы – это однозначно. Неизвестно, правда, они ли стали причиной ее гибели, тут еще надо разбираться. Прежде всего с Антиповым и Лисицким. Кроме того, чтобы ясно видеть всю картину, необходимо составить себе представление о том, что это за такие сердобольные и заботливые родственнички у незадачливого налетчика. Что это за круг? Каковы люди? Хорошо бы познакомиться с материалами «дела» Гаршина, узнать его подробности. Может быть, придется встретиться и с самим подследственным, посмотреть, что там за птица такая. Хотя понятно, что он-то лично не убивал, поскольку из камеры сделать это весьма затруднительно.
Порывшись в своей обширной коллекции визиток, я отыскала номер телефона адвоката Лисицкого Льва Романовича.
Голос человека, привыкшего к публичным выступлениям, был профессионально хорошо поставлен и даже приятен. Он довольно быстро согласился на встречу со мной, предупредив, правда, что очень занят, но минут пятнадцать уделить сможет.
Я снова засобиралась в путь-дорогу. Собственно, контора Лисицкого находилась не очень далеко от моего дома, и я снова решила пройтись пешком.
– Здравствуйте, здравствуйте, – с елейной улыбкой встретил меня Лев Романович. – Присаживайтесь, рассказывайте, что у вас за проблемы.
– Да проблемы, в общем-то, не у меня, – вздохнула я. – Я по поводу дела Гаршина.
Лисицкий понимающе закивал:
– Ну что я вам могу сказать? Дело это неоднозначное весьма… Но вам, наверное, более интересны предположения относительно возможности, скажем так, вовлечения моего клиента в другое дело…
Я кивнула.
– Мне кажется, что это абсолютно друг с другом не связано, – убежденно проговорил адвокат. – Если у нас подследственные будут убирать судей, то сами подумайте, что получится.
– Беспредел, – догадалась я.
– Вот именно! – с жаром воскликнул Лисицкий. – Вот именно! Я незнаком с подробностями убийства Шуваловой, да это меня, собственно, не так уж интересует, – чуть усмехнулся адвокат. – Но я предполагаю, что вам следует искать подозреваемого вне рамок того поля, на котором действую я.
– То есть не в окружении Гаршина? – теперь уже усмехнулась я.
– Конечно, – простодушно согласился Лев Романович. – Конечно.
– Ну а все же, можно полюбопытствовать, в чем обвиняют вашего клиента?
Лисицкий покачал головой, внимательно на меня посмотрел и ответил:
– Покушение на убийство. Но… Понимаете, Таня, в чем дело? Свидетелей того, что именно мой клиент, подчеркиваю – именно мой клиент, действовал в паре с убитым, нет. Пострадавший сначала опознал его, потом изменил свои показания, что он, мол, не совсем уверен, что тогда видел его. Понятное дело – человек находился в состоянии аффекта, испытал шок, поэтому мог ошибиться. Восприятие действительности в момент нападения и уже потом, в более спокойной обстановке милицейского кабинета, – две большие разницы.
– Значит, пострадавший изменил показания? – уточнила я.
– Да. Именно поэтому я взялся за это дело. Я, знаете ли, не занимаюсь абсолютно проигрышными делами. А здесь… Гаршин был в приятельских отношениях с убитым на месте происшествия Романовым. Но и все… И еще он похож на того человека, именно похож, – Лисицкий поднял вверх указательный палец, – на того, кто вломился в квартиру пострадавшего вместе с Романовым в тот роковой день.
– И еще, я слышала, он наркоман, – продолжила я.
– Медицинского заключения по этому поводу нет, – парировал Лисицкий. – Так что нет и доказательств. Ну а если даже это и так? Все равно ничего не доказывает. Кроме самого пострадавшего, моего подзащитного Гаршина в районе места преступления в тот день никто не видел. Отпечатков пальцев милиция не нашла.
– Потому что, наверное, они были в перчатках, – с невинным видом предположила я.
– Отпечатков нет, – невозмутимо продолжал Лев Романович. – Пострадавший в конце концов опознать Гаршина не сумел. Обвинение, правда, ссылается на кожаную куртку Гаршина, на боку которой было обнаружено отверстие от пули. Якобы тот самый пострадавший стрелял после Романова еще и в Гаршина, но сумел лишь прорвать куртку на боку, не причинив тому более никакого вреда. Мол, это доказывает вину Гаршина. Но вы же понимаете, Таня, как юрист, что сие не доказательство! Потом, прокурор еще упоминает пистолет. У моего клиента изъяли пистолет. Но из него не было выпущено ни одной пули – баллистическая экспертиза это доказала. То есть пострадавший, возможно, сам открыл стрельбу первым.
– Сыграл на опережение, – пожала плечами я. – А как, вы думаете, должен поступать хозяин квартиры, на которого совершается налет? Ждать, пока налетчики убьют его самого, чтобы потом иметь достаточные основания для самообороны?
Лисицкий еле уловимым движением глаз дал понять, что оценил мою иронию.
– Даже если представить себе, что мой подследственный был на месте преступления, то при наличии пистолета он не стал стрелять! – воскликнул адвокат. – А пострадавший выстрелил в него, хотя прямой угрозы для него тот не представлял.
– Откуда вы знаете, может быть, Гаршин просто не успел выстрелить?
Лев Романович снова покачал головой:
– Таня, наши дискуссии для меня полезны, поскольку я тренируюсь перед процессом, но для вас… Скажите, что вы сами думаете по этому поводу? Ведь дело Гаршина само по себе вас не интересует.
Я не стала вступать со Львом Романовичем в дискуссию. Он, безусловно, знает свое дело и защищает интересы клиента. А как же иначе? Но меня интересовало другое – взаимоотношения в треугольнике подсудимый – адвокат – судья. Лисицкий взялся за это дело не сразу, а после того, как другой адвокат обломал об это дело зубы. Наверное, хорошо запросил за свою работу. И наверняка получил эти деньги, раз так старается. Да, вряд ли Лев Романович сейчас расскажет мне о том, сколько ему заплатили, но это не так уж и интересно для меня.
– Ну а Шувалова придерживалась того мнения, что Гаршин виновен? – спросила я.
Лисицкий выдержал небольшую паузу и чуть склонил голову набок.
– Тамара Аркадьевна, кстати, незадолго до ее трагической кончины признавалась мне, что прямых и убедительных доказательств причастности моего клиента к попытке убийства нет. И я думаю, что она бы изменила свое мнение. Я бы постарался убедить ее…
Я не стала спорить. Хотя Костин убеждал меня совсем в другом – а именно в том, что Шувалова была уверена: Гаршин – отморозок, и место ему, естественно, в тюрьме.
– Вы хотите знать, что я сама думаю? – переспросила я. – Хорошо, я вам скажу. Родители Гаршина, насколько я поняла, довольно влиятельные люди. Естественно, они имеют возможности устранить нежелательных людей, мешающих вытащить их отпрыска. К этим людям принадлежала Тамара Шувалова. Поэтому руками неких людей Шувалова и была устранена. А дело было передано судье Антипову, у которого, по моим данным, несколько другое видение обстоятельств дела.
– Это всего лишь совпадение, – парировал Лисицкий. – Может быть, это высшие силы встали на сторону моего клиента.
«О, ну это совсем уже что-то новенькое!» – не могла я скрыть усмешку. Адвокат, опирающийся, как правило, на земные и материальные вещи в своей деятельности, вдруг вспомнил о потустороннем.
Собственно говоря, разговор можно было заканчивать. Пятнадцать минут уже истекли, более того, сверх набежало еще пять. Лев Романович, увлекшись, вроде бы как и не гнал меня, но я, по сути, свою задачу выполнила. Адвокаты вообще, как мне кажется, влюблены в свой голос, в свою манеру говорить, плести словесную вязь, опутывая ею слушателя. А если еще прибавить бархатистый тембр голоса, почти гипнотизирующий и даже убаюкивающий… В общем, Лисицкий был профессионалом и сейчас, по всей видимости, предавался нарциссизму – на моих ушах оттачивал свое мастерство и одновременно любовался им.
Я же заявила о своем присутствии. Нет сомнений в том, что этот факт вскоре станет известен подследственному, а также тем, кто стоит за ним. И если они виновны в смерти Шуваловой, то наверняка от них следует ожидать каких-то действий. А если получится, то их можно и спровоцировать. Но это все дело будущего. А сейчас пора благодарить Льва Романовича и откланиваться.
– Желаю вам удачи, Танечка, – расплылся адвокат в елейной улыбке, едва я заикнулась о том, что собираюсь уходить. – И лучше бы вам, конечно, отработать другие версии.
Я ничего не возразила на это, попрощавшись с Лисицким.
* * *
Я лежала на диване и смотрела телевизор. На часах было уже почти десять вечера, когда раздался телефонный звонок. Я подняла трубку и услышала знакомый мне восторженный голос. Это был Никита Владимирович Костин.
– Татьяна, извините, что беспокою. Но есть кое-какие новости. Нам нужно обязательно встретиться, и желательно прямо сейчас.
В его интонациях чувствовались напор и некая безапелляционность. Он был уверен в том, что собирается делать, и я, судя по всему, должна сейчас подстраиваться под него.
– А что случилось? – все же решила уточнить я.
– Не по телефону, – оборвал меня Костин. – Где мы можем встретиться?
– Давайте лучше у меня дома, – ответила я и продиктовала судье адрес.
Он тут же отключил связь, пообещав быть через полчаса. Я потянулась и прошла на кухню, чтобы сварить кофе.
Насколько я успела узнать Костина, он был человеком эмоциональным и поэтому склонным ко всякого рода импульсивным поступкам. Возможно, этим и объясняется этот его звонок. Но он же судья, и судья опытный, поэтому все же вряд ли отдается эмоциям безоглядно, во всяком случае, в делах. Но звонок этот меня заинтриговал. Ждать, однако, мне оставалось недолго – всего каких-то двадцать минут.
Никита Владимирович явился даже раньше минут на пять. Прямо с порога, едва закрылась дверь, он объявил мне:
– Я нашел нечто важное. У себя в сейфе. Тамара мне передавала кое-какие материалы, но я после того, как она умерла, туда не заглядывал. Просто как-то было не до того. Но сейчас вспомнил.
Я пригласила судью пройти в комнату и поставила перед ним чашку кофе. На нее он не обратил никакого внимания. Был весь сосредоточен на папке, которую вынул из «дипломата».
– Вот здесь есть кое-что относительно судьи Антипова.
– Компромат? – тут же спросила я.
– Да. Видимо, она чувствовала, что от Антипова исходит угроза, и решила подготовиться.
– А что там за материалы?
– Посмотрите, очень интересно. – Никита Владимирович протянул мне папку.
Я взяла папку и вытащила оттуда листок бумаги. Это было заявление Тамары Аркадьевны Шуваловой, адресованное в прокуратуру. В нем она описывала несколько подозрительных, с ее точки зрения, эпизодов, связанных с деятельностью своего коллеги, судьи Антипова Сергея Владимировича. Я несколько разочарованно пробежала глазами документ. В нем, к сожалению, не содержалось ничего, что могло бы доказательно свидетельствовать о том, что Антипов – коррупционер.
– Вы удивляетесь, почему там прямо не написано, что Антипов – нехороший человек? – прочитал мои мысли Костин.
– Ну да, – согласилась я.
– Потому что он не совсем дурак, – ответил Никита Владимирович. – И документальных свидетельств найти не удалось. Но она все равно решила подстраховаться. К сожалению, ей это не помогло. Но в этой бумаге есть кое-что, что может помочь вам, Татьяна. Видите, там она говорит о контактах между Антиповым и отцом подследственного Гаршина, неким Павлом Николаевичем. Этот бизнесмен, а по некоторым данным, просто бывший бандит, скорее всего предлагал Антипову взятку…
– Но мы-то это доказать не можем! – воскликнула я. – Вы, Никита Владимирович, не можете, как юрист, этого не понимать!
– Доказать не можем, а, например, начать наблюдение за Антиповым можем. Поэтому я и пришел к вам. Мне кажется, частному детективу сделать это сподручнее, чем, скажем, мне.
Я задумалась, и мои размышления скорее были проникнуты скепсисом, нежели энтузиазмом по поводу предложения Костина. Хотя, чем черт не шутит, может быть, и стоит рискнуть.
– Завтра, между прочим, первое заседание с Антиповым в роли главного судьи. Слушается дело Гаршина, – заметил Никита Владимирович.
– Что ж, я, безусловно, приду, – сказала я. – А пока подумаю, что можно сделать с этим.
Я кивнула на заявление Шуваловой. Собственно, юридических зацепок там не было никаких. Были просто подозрения в адрес коллеги Антипова, которые, как известно, к делу не пришьешь. Никита Владимирович это, по всей видимости, тоже понимал. И все равно примчался ко мне поздно вечером.
Почему? Потому что он такой импульсивный? Потому что очень хочет, чтобы я занялась версией Антипова? Только ли потому, что желает отомстить за убитую подругу-коллегу? Или я просто понравилась ему как женщина и он использовал это заявление как предлог? Взгляд, брошенный Костиным на меня в прихожей перед уходом, можно трактовать и таким образом. Но почему тогда не сделал попытку переломить в этом плане ситуацию? Не почувствовал ответных флюидов?
Словом, вопросов насчет Костина было достаточно. Я не могла исключать того, что и он мог быть причастен к убийству своей коллеги. Мало ли что там между ними произошло, о чем не знаю я, о чем не знают ни Ксения, ни другие окружавшие Тамару Шувалову люди!
А с другой стороны, если Костин в чем-то там замешан, то зачем он стал советовать Ксении обратиться к частному детективу? Чтобы окончательно отвести от себя подозрения?
Но если продолжить задавать себе эти вопросы, на которые ответы все равно получить сейчас нельзя, можно сойти с ума. А по идее, мне нужно сейчас просто дождаться завтрашнего утра, чтобы отправиться в суд и познакомиться с другими персонажами дела.
Глава
Придя утром к зданию суда, я заметила на улице необыкновенное оживление. Везде сновали энергичные молодые люди неформальной наружности, в каких-то странных, непонятных простому обывателю одеждах – причудливого фасона кожаных куртках с понавешенными на них фенечками. Головы молодых людей и подруг украшали самые причудливые прически – от полного отсутствия растительности до косичек, а также просто нечесаных и немытых лохм. В толпе мелькали журналисты, знакомые мне по различного рода городским тусовкам. Прибыло даже телевидение.
Неужели дело Гаршина настолько интересно народу, что его прискакали освещать СМИ? Через минуту по разговорам среди собравшейся публики я поняла – конечно же, нет. Народ явился присутствовать при историческом моменте суда над знаменитым писателем, который на старости лет решил поэкспериментировать со своим показным экстремизмом с российской Фемидой. Когда он находился в эмиграции на Западе, его выходки там никого не пугали. Нашу же правоохранительную систему провести не удалось. На всякий случай от греха подальше – в кутузку! И вот – надо же, почему-то в нашем заштатном городе проводится над ним суд. Отсюда и внимание прессы, и присутствие неформалов – это были поклонники неоднозначного таланта писателя.
Что же касается дела Гаршина, то к нему имели отношение, как выяснилось, трое строго одетых людей, явно контрастирующих с пестротой неформалитета. Мордастый мужик, которому более пристал трактор и плуг, облаченный в дорогой костюм, был окружен телохранителями, невозмутимо поигрывающими мускулами. Атмосфера театра абсурда привлекала и отталкивала одновременно.
Тем более что один из телохранителей был мне знаком. Не помню его имени, прошло, наверное, года два, как мы встречались с ним во время одного моего расследования. Но что я точно помню – так это удар моей ноги прямиком ему в пах. Выражение злобы и боли на его лице было последним, что я тогда запомнила. И если бы не друзья из милиции… Но это уже другая история. И вот теперь – он в пиджаке, «шестерка» при мордастом мужике.
Интересно, узнал? Я, впрочем, на всякий случай спряталась за спиной одного из журналюг. А вскоре меня сзади осторожно тронули за локоть. Я обернулась и увидела Костина.
– На массовку внимания не обращайте, – сразу же сказал он. – У нас писателей судят, а это сенсация. Отморозок Гаршин никого не интересует. А вот всяческого рода нестандартные личности с экстремальными наклонностями – это да!
– Меня больше заинтересовали люди, вышедшие из той машины. – Я указала на противоположную сторону улицы. – Они только что проследовали туда.
И я показала уже на двери здания суда.
– Это наши с вами клиенты, – усмехнулся Костин. – Вернее, извиняюсь, ваши… Отец того самого отморозка и его братки.
– Ах, вот как? – подняла я вверх брови. – Ну что ж, тем будет интереснее, наверное, дальше…
И я поведала судье историю, случившуюся со мной два года назад. Никита Владимирович, как мне показалось, посмотрел на меня с уважением и не преминул заметить:
– Вот видите, а вы не верили, что они бандиты.
Я не стала ничего говорить в ответ, а решила поделиться с Костиным планом, который возник у меня ночью во время тихих размышлений. Выслушав мою идею, Никита Владимирович думал недолго. Он почти тут же одобрил мой план. И мне ничего не оставалось делать, как, радуясь ходу событий, устремиться ко входу в суд.
– Подождите, – дернул меня за рукав Костин. – Вот там – ваш следующий подопечный.
Я посмотрела в указанном Никитой Владимировичем направлении и увидела холеного полноватого мужчину, тщательно выбритого, одетого сообразно официальному ритуалу – костюм, галстук, дорогие полуботинки. Слегка переваливающейся, но все же не карикатурной, как ходят толстяки, походкой, держа в руках папку, он направился в здание суда. Игнорируя неформалов, которые что-то выкрикивали в его адрес.
– Это Антипов? – уточнила я.
– Да.
– А он что, ведет дело писателя?
– Нет, но эти молодцы считают нужным обозначить свою поддержку подсудимому перед каждым работником нашей системы, – объяснил Никита Владимирович.
Я это почувствовала на себе очень скоро, поскольку, когда мы с Костиным входили в здание, в наш адрес полетело сакраментальное: «Сатрапы!» А некоторые очень смелые девушки вызывающе смотрели на Никиту Владимировича и показывали ему неприличный жест поднятым вверх средним пальцем. Костин, естественно, оставил все эти демарши без ответа.
Мы прошли на второй этаж и встали возле двери. Перед ней толпилась небольшая кучка женщин, о чем-то озабоченно переговариваясь вполголоса. Отец подсудимого разговаривал с кем-то по мобильнику в дальнем конце коридора под неусыпным наблюдением братков-телохранителей.
– Всех прошу зайти, – бесстрастным голосом сказала какая-то вяловатая женщина среднего возраста с унылым лицом и белыми крашеными, свисающими сосульками волосами.
