скачать книгу бесплатно
– Вы ко мне приставлены, вот и охраняйте, – не без легкого хамства в голосе произнес Голицын. – А как да почему – не ваше дело.
Роальд откинулся на сиденье, недовольно осматривая салон автомобиля.
– Это у вас что, служебная? – ткнул он пальцем в потолок автомобиля.
– Я не служу, – коротко ответила я, подруливая к дому. – Личная собственность.
Теперь Голицын оценивающе посмотрел на меня, как бы прикидывая, сколько я стою.
– Н-да, – хмыкнул он. – Надо сказать, что Симон Аронович человек довольно эксцентричный. Не буду скрывать, что я предполагал нечто иное…
– Десяток автоматчиков и кортеж из «Мерседесов»? – повернулась я к Голицыну, тормозя у подъезда. – Что ж, перезвоните своему Костякову, пусть переиграет. Мобильник у вас имеется?
– Нет, – мрачно буркнул Голицын, приоткрывая дверцу. – Специально с собой не взял, чтобы не беспокоили всякие-разные…
Он вылез из машины и обомлел. Первым желанием Роальда было нырнуть обратно и умотать отсюда как можно скорее, он даже сделал шаг назад – но было уже поздно. Слишком поздно для отступления.
Словно из-под земли возникли три пожилые женщины, одетые в нечто парадно-цветастое. Стоявшая впереди поклонилась и протянула Роальду каравай с солонкой, водруженной на вершину хлеба.
– Милости просим, Ромочка! – хором проговорили стоявшие рядом дамы.
– Хлебушек вкусный, сами пекли, в американской печке! – с гордостью сказала дама с караваем. – Берите, не стесняйтесь!
Роальд Голицын с нескрываемой ненавистью посмотрел на импровизированную делегацию, потом на меня. Уже открыл рот, чтобы смачно послать всех подальше, но, видимо, вспомнил о родителях – ведь им пришлось бы потом извиняться перед соседями.
Да и народ начал понемногу подтягиваться – вокруг нас уже стояло человек десять, включая любопытствующих детей и старушек.
Роальд выдавил из себя улыбку, быстро отщипнул ломоть каравая, запихнул себе в рот и ринулся в подъезд. Я едва успела опередить его, и правильно сделала – дорогу пришлось расчищать.
Голицын сплюнул непережеванный мякиш сразу за дверью и, подняв голову, тихонько завыл, словно зверь, который попался в капкан:
– О-о-о! И зачем я только сюда приехал! Послал бы телеграмму…
Я схватила Роальда за руку и повела его вперед, проталкиваясь между стоящими у стены и у перил людьми. Казалось, встречать Голицына высыпал весь дом, сгруппировавшись в одном подъезде.
Откуда-то сверху свисали головы любопытствующих, вытянувших шеи с верхней площадки, под ногами мельтешили дети и кошки. Роальд шел, втянув голову в плечи, а улыбалась за него я.
Вообще, подобное скопление народа бывает разве что на похоронах – и дверь квартиры открыта, и народ на лестнице тусуется.
Мы достигли площадки пятого этажа, где нас уже ждали с распростертыми объятиями.
Сказав «нас», я отнюдь не оговорилась. Народ, видя, как я буквально тащу за собой Роальда, мгновенно сообразил, что я не абы кто, а его подружка или невеста, и быстро передал по беспроволочному телеграфу эту новость до самого пятого этажа.
Так что матушка Роальда, пышнощекая толстушка лет шестидесяти, обняла меня так же крепко, как свое чадо, и даже трижды чмокнула в щеки.
А от ее благообразного супруга – статного строгого мужчины с седыми бакенбардами – я удостоилась крепкого рукопожатия.
– Иван Абрамович, – сдержанно представился глава семейства. – А это моя дражайшая половина, Василиса Гавриловна.
Он указал чуть дрожащей рукой на супругу, которая от счастья лицезреть своего обожаемого сынка на время потеряла дар речи.
– Очень приятно. Женя, – деловито сказала я. – Рада, что у Роальда такие симпатичные родители. И вообще – спасибо вам за теплый прием.
Голицын стоял как в воду опущенный. Первоначальный импульс раздражения, не находивший себе выхода, уже испарился, и теперь Роальд перешел во власть нового чувства – он был растерян и не знал, как себя вести. Еще чуть-чуть – и Голицын окончательно смирился бы с происходящим, махнув на все рукой, стал бы с утра до ночи пить водку с соседями и раздавать автографы.
Я поняла, что пора брать ситуацию под контроль, и немедленно принялась за дело.
Я буквально сгребла в свои объятия Василису Гавриловну и Ивана Абрамовича – взяла их обоих под руки и на минуту уединилась с ними в коридоре квартиры, – предстояло дать им верную установку.
– Роальду очень приятно, что он пользуется таким спросом… я хотела сказать – такой любовью. Но, видите ли, ваш сын очень устал. Сейчас не время для пышных торжеств. Он хотел бы отдохнуть с дороги в кругу семьи, без посторонних. Вы понимаете меня? А большой прием можно было бы устроить потом, как-нибудь на неделе.
– Ой, конечно! – немедленно согласилась со мной Василиса Гавриловна. – Как же это я… Ромочке же отдохнуть надо, ванну принять…
– На диванчике полежать и с мамой-папой побеседовать, – охотно поддакнула я. – Так что тактично рассредоточьте народ, хорошо?
– Вас понял, – по-деловому среагировал Иван Абрамович и приступил к действиям, как заправский военный, тесня народ вон из квартиры.
Я поймала взгляд Роальда и уловила в нем благодарность. Для начала неплохо – контакт установлен, а дальше само пойдет.
Когда коридор опустел, а Голицына с Роальдом еще толклись возле двери, я незаметно прошла в квартиру и придирчиво осмотрела помещение.
Не обнаружив ничего подозрительного, я вернулась к Роальду и, строго-настрого приказав ему никуда не выходить и никого – кроме меня – не впускать, спустилась к машине за вещами.
Под перекрестным обстрелом взглядов оккупировавших лавочки старушек я вытащила из своего «Фольксвагена» голицынские чемоданы и в одиночку доперла их на пятый этаж. Впрочем, они оказались не такими уж тяжелыми, и я начала думать, что носильщик в аэропорту заломил лишнего за доставку вещей к автомобилю. Ну да ладно, дело прошлое. Да и платил ведь Голицын!
Когда я вернулась в квартиру, то с удивлением обнаружила, что мое распоряжение не выполнялось – в гостиной стало на одного человека больше.
– А это кто? – спросила я вполголоса, указывая на грузную женщину, молчаливо сидящую за накрытым праздничным столом.
– Это? – переспросила Василиса Гавриловна. – Это тетя Паша Паршина.
– Тетя Роальда? – поинтересовалась я на всякий случай. – Ваша сестра?
– Нет, просто соседка из квартиры напротив, – ответила Голицына.
– Ну и?.. Может быть, ее тоже переориентировать на другой день?
Голицына замялась.
– Видите ли… В общем… Можно ей остаться вместе с нами?
– Если Ромочка не возражает, – поддакнул супруге Иван Абрамович.
– Да черт с ней, с тетей Пашей, – устало произнес Роальд. – Ой, то есть я хотел сказать: конечно, пускай остается.
– Ну вот и славно! – восхитилась Василиса Гавриловна. – А я сейчас пирог принесу.
Она заспешила на кухню и вскоре вернулась оттуда, неся на вытянутых руках огромный поднос, укрытый – для сохранения тепла – полотенцами.
И началось!
Обед плавно перетек в ужин, блюда сменялись одно за другим, готовка была домашней, а значит – сытной и располагающей к отрешенному созерцанию.
Водку подсластили рябиновым сиропом, и пилась злодейка легко, быстро и весело, так что народ разомлел уже ко второй бутылке. Я чуть пригубила из первой рюмки, да так и отпивала по глотку с каждым тостом, так что напоить меня у хозяев не получилось.
Впрочем, в этом отношении усердствовал лишь Иван Абрамович, а Василиса Гавриловна, наоборот, всячески поддерживала мое трезвое настроение.
– И правильно, голубушка, не надо вам, молодым, пить, – поучала она меня, опрокидывая очередную рюмку. – Это нам, старикам, простительно…
Несмотря на «неформальную» атмосферу, некоторая напряженность все же чувствовалась, и вскоре я поняла, что причиной тому – мое присутствие.
Более того, эта временами витавшая в воздухе гостиной Голицыных неловкость была как-то связана с соседкой тетей Пашей.
Когда, после второго блюда – и перед десертом, который обещал включить в себя торт, варенья, желе, мармелад, конфеты и домашние пряники плюс пирог с курагой и ватрушка типа «лимонник» – мы вышли с Роальдом на балкон покурить, я поинтересовалась у него:
– Чем вызвано такое привилегированное положение тети Паши?
– Так она тут вроде доброго домового, – рассеянно ответил Голицын.
Роальд изрядно нагрузился – и пищей, и водкой, – заметно порозовел, подобрел и как-то вдруг обрюзг. Его хваленые мускулы бывшего качка теперь казались жировой прослойкой – тем более что солидный животик у кинотелезвезды и действительно уже намечался.
– Знаешь, – незаметно перейдя на «ты», продолжал Голицын, – она как бы на все руки мастер. Ну там починить что или в аптеку сбегать. В общем, как бы незаменимый человек…
Я заметила, что Роальд непроизвольно употребляет московское прилипчивое «как бы» буквально через слово, к месту и не к месту.
Раньше на эту роль претендовали словечки «в общем», «так сказать» – у более-менее образованных слоев и традиционное «бля» – у гегемонов.
Теперь времена изменились, и на фоне тотальной «вирты» – виртуальной реальности, – несущей в себе некоторое сомнение в правдивости и достоверности бытия, воцарилось это «как бы».
Казалось бы, ничего особенного. Но на самом деле речь превращалась в некое подобие мерцающей неуверенности в реальном мире, о котором говорил человек: «я как бы пришел», «как бы все получилось», «как бы честный и знающий политик»…
Говорят, что более тонкие на слух люди взбунтовались и теперь пытаются ввести в оборот замену «как бы» на четкое и безоговорочное «на самом деле» или в качестве варианта – «по правде».
Но слова-паразиты не приходят и не уходят по желанию того или иного слоя населения. И пока все шло как бы по-старому.
– Тетю Пашу я как бы знаю с детства, – меланхолически произнес Роальд, стряхивая пепел в пустой горшочек из-под цветка, – и дочку ее Маргариту припоминаю. Такая черненькая… Мы еще с ней играли всяко-разно, пока меня в другую школу не перевели…
«Что ж она с собой дочку-то не прихватила?» – сразу же подумала я.
Тетя Паша, надо сказать, производила впечатление довольно загадочное.
Она чем-то напоминала мне скифскую бабу – каменное грубое изваяние, которое раньше украшало развилки дорог, теперь – залы краеведческих музеев. Такая же грузная, некрасивая, себе на уме, сидела тетя Паша за праздничным столом Голицыных, словно ожившая скульптура из доисторических времен.
Соседка с удовольствием ела и пила, но, казалось, она чувствует себя на порядок выше и значительнее, нежели хозяева. Нет-нет, она была вполне приветливой и довольно говорливой, в ее речи не проскальзывало ничего такого, что бы могло подтвердить мое впечатление. И тем не менее я ощущала это вполне явственно. А своей интуиции я привыкла доверять.
– А-а, вот вы где уединились! – хлопнула балконная дверь, и на пороге появился Иван Абрамович. – Пока суд да дело, пока чаек греется, решил тут с вами поболтать. Не помешаю?
Я слегка потеснилась – балкон был узенький, с какими-то низкими перилами, так что делать резких движений тут не рекомендовалось.
– Оп! – ловко протиснулся между нами Голицын-старший.
Он прикурил длинную папиросу «Три богатыря», предварительно смяв мундштук, и, отщелкнув спичку вниз, с неодобрением посмотрел на собственный балкон. Потрогав перила, он пояснил:
– И строят же, мать иху за ногу! А помнишь, Ромка, когда ты еще маленький был, мы тут загородку ставили, чтоб ты промеж прутьев не свалился? А когда подрос, то после выпускного так, прости Господи, блевал, перегнувшись через перила, что тебя мать схватила сзади за ремень, а то б вывалился на фиг.
– Вы как бы преувеличиваете, папа, – сухо ответил Роальд.
– Да ладно! – Иван Абрамович крепко хлопнул его по плечу. – Ты мне вот что лучше скажи: вы как, расписаны уже или просто?..
– Вы про кого? – нахмурился Роальд, с трудом понимая вопрос отца.
Я пришла ему на помощь.
– Иван Абрамович говорит обо мне, – спокойно вмешалась я. – Думаю, нам пора прояснить эту ситуацию, чтобы не возникало двусмысленности. Дело в том, Иван Абрамович, что я и Роальд не находимся между собой в близких отношениях. Скорее, их можно назвать деловыми. Роальд может рассказать подробнее, если захочет.
– Не захочет, – лениво произнес Голицын-младший. – Во всяком случае, сейчас.
Я намеренно не стала распространяться насчет моего статуса при Роальде. Объяснять папе с мамой, что ее сына может охранять и заботиться о нем кто-то, кроме них самих, – заведомо гиблое дело.
– А-а, так вы, значит, коллеги! – воскликнул Иван Абрамович. – Ну что ж, это в корне меняет дело. Оч-чень даже меняет.
– Это еще почему? – вяло осведомился Роальд. – Тебе-то какая разница?
Иван Абрамович хитро подмигнул и зашептал, оглядываясь на дверь.
– Там старухи сейчас об этом самом судачат, так что я большой тайны не выдам, если скажу, что Маргариту – дочку тети Пашину – тебе обрекли.
– Как? – так же вяло поинтересовался Роальд, но тут же встрепенулся: – Постой-постой, ты что же имеешь в виду, отец? Что значит «обрекли»?
– Ну, – с усилием подбирая слова, объяснял Иван Абрамович, – значит, присмотрели. Понимаешь, она поет здорово, все соседи тебе это подтвердят, да ты и сам скоро услышишь. Она ведь в музыкальную с семи лет ходила, потом в хоре пела…
– В хоре? – с ненавистью повторил Роальд. – Ну и что, что в хоре?
– Так помочь надо! – уверенно произнес Голицын-старший. – Протолкнуть дарование на экраны там, на эстраду. У тебя же связи есть…
– Я не понимаю! – взвился Роальд. – Нет, я просто отказываюсь понимать, почему я должен проталкивать какую-то дочь тети Паши только потому, что она пела в хоре? Может, она еще и плясала?
– А как же! – с готовностью подтвердил Иван Абрамович. – И мазурку, и…
Он не успел договорить.
В воздухе раздался свист, и возле наших лиц пронеслось нечто, вонзившееся в зазор между кирпичами да так и оставшееся там покачиваться.
…Я неоднократно пыталась понять, от чего зависит быстрота реакции в том или в другом случае. Анализируя свой опыт, я поняла со временем, что главное – опередить события на долю секунды. Только так можно предотвратить, казалось бы, неизбежное.
Тут важно не думать, а, лишь почуяв опасность, действовать, повинуясь инстинкту. Который, кстати, врожден лишь отчасти, во всяком случае, у меня. Да-да, оказывается, можно развивать инстинкт, как бы дико это ни прозвучало для ученых.
Во время занятий в разведшколе у нас существовали специальные методики «спуска под воду» – так называли инструкторы полугипнотическое состояние, в которое вводили учениц.
