скачать книгу бесплатно
В ответ я просто пожала плечами – не знаю, мол, пока что – и сказала:
– Уголовное дело я, с вашего позволения, потом посмотрю, если потребуется. Вы случайно фотографии с места преступления не принесли?
– А как же! Вот они. – Ершов достал из папки пачку фотографий и протянул мне. – Тут еще и кадры с камеры наблюдения.
Я просмотрела все это и поинтересовалась:
– Кто машину мыл? Вот, смотрите, – я показала им один снимок и объяснила: – Тут лужи воды на земле вокруг машины, а раз она не загорелась, то и тушить ее не надо было, значит, вода могла только после мытья остаться.
– Некто Кефир, бомж, обычно он этим занимается, – сообщил мне Сазонов. – У рынка он крутится, там же и живет, на старом складе, куда всякий хлам складывают. Мебель поломанную и все такое.
– То есть внутри охраняемой территории? – уточнила я.
– Ну да! – подтвердил Михаил Петрович.
– А человеческое имя у него есть? – спросила я. – Документы?
Сазонов и Ершов синхронно пожали плечами.
– Что вы вообще о нем знаете? – настаивала я.
– Да это же алкаш! – презрительно бросил Сазонов. – Правда, исполнительный, тихий, скромный, воды не замутит, глаз ни на кого не поднимет! Шмыгает себе тихонько по двору, подметает, поливает, а за шлагбаум даже нос не высовывает – милиции боится, потому что твои доблестные менты, Юрочка, – и он издевательски улыбнулся Ершову, – его как-то раз так отметелили, что он потом неделю отлеживался.
«Можно подумать, что Андреевы – не алкаши», – мысленно хмыкнула я и спросила:
– И давно он у вас на рынке обитает?
– Да с зимы вроде, – подумав, ответил Михаил Петрович. – Точно, с зимы! – уже более уверенно и поэтому радостно сообщил он. – То-то я помню, что после Нового года у нас во дворе всегда чисто было и лед сколот с асфальта.
– Ну, и где теперь этот Кефир? – спросила я.
– Не знаю, – недоуменно ответил Михаил Петрович. – Мне сейчас как-то не до него.
«И это – начальник службы безопасности! – мысленно возмутилась я. – Да приличные люди такому разгильдяю свой двор подметать не доверили бы! Но он брат жены! Как же его не взять на теплое местечко!»
– Я пытался его найти, но он сразу после взрыва словно сквозь землю провалился, – Ершов развел руками. – Тем более что и установочных данных на него никаких нет. Мы прочих бомжей рыночных отловили и допросили, но они или не знают его настоящее имя – что у них в порядке вещей, – или знают, но молчат.
– Полагаю, искать следует уже его труп, – невесело заметила я. – А тело, скорее всего, перетащили в соседний район – у вас же почти граница, Фрунзенский район совсем рядом. Не думаю, что преступник особо заморачивался и в лес или еще куда-нибудь его отвез: хлопотно это и небезопасно, а вот в соседний район труп подбросить – это да. Так что в морге этот Кефир. Ориентируйтесь на дату последнего покушения, на его возраст и на то, что он – бомж. Если найдутся подходящие тела, надо будет опознатушки провести.
– Считаете, что бомжа уже убили? – спросил Юрий Михайлович.
– Не стоит недооценивать преступника. Судя по тому, как он себе пути отхода с моста приготовил, он мужик битый. Не мог он не понимать, что после подрыва машины все на Кефира подумают, а от него до преступника, сиречь заказчика, – рукой подать. Кефиру ведь всего и надо-то было: присесть, чтобы диски на колесах протереть, мину из-под рубашки вынуть, прикрепить ее, а потом на кнопку нажать, – рассуждала я.
– Преступник мог и сам нажать, – возразил мне Ершов, и я, подумав, согласно кивнула. – И зачем нам, Татьяна Александровна, его труп искать? Ну, откатаем мы его пальчики, а с чем их сравнивать-то? Отпечатков-то у нас вообще ничьих нет. По характеру убийства поймем, кто преступник? Тоже вряд ли. Нам с вами живой Кефир пригодился бы, но я, подумав, соглашусь с вами, что в таковых он уже вряд ли числится.
– Да, с этим я, пожалуй, погорячилась, – признала я свою неправоту, хотя и трудно мне было это сделать, не привыкла я свои ошибки признавать. – Труп нам ничего не даст. А вот того, кто Кефира нанял, нужно искать где-то рядом с вами, Семен Иванович, – уверенно заявила я.
Я повернулась к нему и обомлела, потому что все Андреевы, в количестве пяти штук, дружно спали и храпели при этом – утомились, бедняжки, выпиваючи. Семен Иванович изволил почивать на диване, а вот его братья заснули прямо за столом, уткнувшись мордами кто во что. А что я на храп внимания не обратила, неудивительно – уж слишком увлеклась беседой с Ершовым. Неплохой мужик, кстати, оказался, и неглупый, жаль только, что позволяет Андрееву так с собой обращаться.
– Ну, что ж, Михаил Петрович, – вздохнув, сказала я. – Ваш выход! Будите вашего шефа, попытаемся до мотивов докопаться.
Сазонов сначала осторожно, а потом уже без всякого почтения затряс Андреева, желая привести его в чувство, но быстро выдохся и оставил хозяина в покое, чтобы отдышаться. Да, нелегкая это работа – приводить «в сознание» беспробудно пьяного человека. Воспользовавшись этой паузой, я спросила:
– А что же Клавдия Петровна из деревни не вернулась, чтобы за мужем ухаживать?
– Да не была она там, – отмахнулся он.
– Семен Иванович смилостивился и простил ее? – хмыкнула я: недавняя безобразная сцена в больнице до сих пор стояла у меня перед глазами.
Сазонов посмотрел на Андреевых и, увидев, что все они спят беспробудным сном, подошел и присел рядом со мной.
– Беда у нас, Татьяна Александровна, – шепотом сказал он.
– С вашей сестрой что-то случилось? – спросила я.
– Ну… Можно и так сказать, – смущенно ответил он. – Понимаете, она ведь категорически отказалась в деревню ехать. Такой скандалище мне закатила, что перед посторонними неудобно было. А потом заявила, что уходит от мужа. Срамота-то какая! – Он сокрушенно помотал головой.
– Почему же? – заметила я. – Дело-то насквозь житейское.
– Ай, вы не понимаете! – отмахнулся Сазонов. – У Андреевых никто и никогда не разводился. Ни-ког-да! А тут от Семена жена ушла! Позор-то для него какой – перед братьями!
– А он-то тут при чем? Она же от него ушла, а не он от нее! – удивилась я.
– А как же иначе? – тихонько воскликнул он. – Муж всему дому голова, он за все и отвечает. Господи, я чуть со стыда за нее не сгорел, когда Семену все это рассказывал. Вот мы братьям его и сказали: Клава, мол, за границу уехала, хочет в очередной раз себе рожу подтянуть и фигуру подправить. Они и не удивились – любительница она всех этих дел.
– Где же она на самом деле? – спросила я.
– А черт ее знает! – буркнул он. – Она ведь даже вещи свои не забрала, а прямо в том, в чем была, и ушла. Я ее тогда в приемном покое оставил, а сам пошел Семена искать – надеялся уговорить его простить жену, потом, мол, утрясется эта история как-нибудь, одумается Клавка. А он уперся – и ни в какую. Ну, вернулся я к ней, в приемный покой то есть, а ее там нет уже. Кинулся я ее искать, а девчонки мне сказали, что она из больницы вышла, машину какую-то поймала и уехала неизвестно куда.
– Я смотрю, ее судьба вас совсем не интересует, – укоризненно сказала я. – А вдруг с ней беда какая-нибудь приключилась?
– Будь так, она позвонила бы! А раз молчит, значит, все у нее в порядке. Вот я и не волнуюсь за нее, – объяснил он. – Да и не до нее нам сейчас, честно говоря. Сами же видите, что творится.
– Вы сами ей звонить не пробовали? – спросила я.
– И не раз, да только без толку, наверное, она номер телефона сменила, – отмахнулся он.
– А где Иван? – спросила я.
– Где ж ему быть, как не в Германии, вместе с Вандой? – удивился Михаил Петрович. – Семен тогда очень быстро новые документы выправил и загранпаспорта – и ей, и Манане. Я сам по всем этим делам ездил. Ох и покрутиться мне пришлось, да и заплатить, само собой. Вот мы их и отправили, чтобы Ванда долечилась там и с родней познакомилась. А через некоторое время и Иван туда отправился – он же без Ванды дышать не может.
– Ну, это я и сама знаю, – кивнула я. – И как он там?
– А он нам звонит? – обиженно спросил Сазонов. – Когда рядом девчонка любимая, о родителях быстро забывают! Но если бы случилось с ним что-то, нам тут же сообщили бы!
– А что ж вы сами не позвоните? – поинтересовалась я.
– Пробовали, но он, наверное, местную симку купил, так что не поговорить с ним, – объяснил Михаил Петрович. – Я думаю – и к лучшему это. Ну, узнал бы он, что отец ранен. Сорвался бы сюда? А вдруг и сам стал бы случайной жертвой, как моя жена? Нет, это хорошо, что он далеко! В безопасности! – убежденно сказал он.
– Михаил Петрович, дайте-ка мне на всякий случай номера сотовых телефонов вашей сестры и Ивана, – достав и открыв органайзер, попросила я его.
– Конечно, – охотно согласился он и все продиктовал, а я самым аккуратным образом записала. – Только зачем это вам? Вы же до них все равно не дозвонитесь.
– Попробую что-нибудь придумать. А поговорить я с ними хочу, потому что такие покушения, как на Семена Ивановича, в один день не готовятся, – объяснила я. – Иван и Клавдия Петровна могли что-то заметить, но в тот момент не придать этому значения, а ведь вполне может оказаться, что это очень важно для расследования.
– Да что они могли заметить? – Сазонов пренебрежительно махнул рукой. – У Ваньки голова Вандой была занята, а у Клавы… – он скривился. – У нее отродясь, кроме шмоток и побрякушек, других интересов в жизни нет. Вы же ее видели!
Сазонов поднялся, подошел к Андрееву и попытался посадить его, подперев подушкой, желая придать хозяину некое подобие вертикального положения, но у него ничего не вышло. Он, отдуваясь, отступил на шаг, чтобы со стороны оценить реальный объем предстоявшей ему работы, и тяжело вздохнул.
– Знаете, Михаил Петрович, у меня по поводу вашей сестры одна очень нехорошая мысль имеется, – подумав, сказала я.
– Неужели о том, что она к этим покушениям причастна?! – с обалделым видом спросил он, поворачиваясь ко мне.
– А вы сами подумайте, – предложила я ему. – Муж ее оскорбил, побрякушки, как вы выразились, у нее отобрал, она обиделась и ушла в чем была. И поехала она к какой-нибудь из своих подруг. Там она успокоилась и стала вынашивать планы мести.
– Клавка, конечно, редкостная стерва, но на такое у нее ни ума, ни духа не хватит! – возразил Сазонов, но явно заинтересовался и снова присел рядом со мной.
Вот уж чего-чего, а впечатления стервы на меня эта молодящаяся недалекая бабенка вовсе не произвела.
– Семен Иванович говорил, что Клавдия Петровна – большая любительница массажистов и тренеров по фитнесу, так не через них ли она действует? – предположила я. – У этих людей клиентура самая разнообразная, они могли и найти кого-нибудь для такого черного дела.
– Зачем ей это? – удивился Михаил Петрович.
– А почему она на развод и раздел имущества не подала? – спросила я. – Андреев говорил, что они все вместе наживали, так что по закону, как ни крути, половина – ее. А вдруг она захотела не половину, а все? Она же, как жена, наследует мужу?
– Не там ищете! – усмехнулся Сазонов. – У Семена завещание на Ивана написано, как и у нее, кстати. Ну и что она от смерти Семена выиграет?
– Резонно, – согласилась я. – А что вы по поводу развода думаете? Почему она на развод-то не подает?
– Да кто ж ее знает? – Он удивился и пожал плечами. – Может, она выгадывает что-нибудь? Хотя что она может выгадать, со своими-то мозгами!
– Скажите, Михаил Петрович, ваши родители живы?
– Отец с двумя моими старшими братьями утонул, когда я еще совсем мальчишкой был, Клавка вообще тогда в люльке лежала. Поехали они на рыбалку осенью, ветер сильный поднялся, вот лодка и перевернулась. Вода-то уже холодная была, так никто из них и не выплыл, – вздохнул он.
– Грустная история, – посочувствовала я ему. – А ваша мать жива?
– Не знаем мы, – смущенно ответил он.
– Как это? – удивилась я.
– Долгая история, – отмахнулся он.
– А я никуда не тороплюсь, – возразила я.
– Ну, ладно! – согласился он и начал рассказывать: – Мама моя, Зинаида Тимофеевна Сазонова, – женщина совершенно героическая. Когда война началась, ей только-только одиннадцать лет исполнилось. Она тогда в Белоруссии жила, и их деревню фашисты вместе с жителями сожгли, единицы уцелели, среди них и наша мама со своим отцом. Ушли они в лес, к партизанам прибились, и мама связной была между партизанами и подпольщиками в городе, а потом они с армией до самой победы провоевали – дед как-то с командованием договорился, чтобы ее в детдом не отправляли. Так что боевых наград у нее – на пиджаке не помещаются.
– Ого! – невольно воскликнула я.
– А после войны они к родне своей дальней в Салтыковку приехали. Мужиков тогда там было – раз, два и обчелся, вот деда председателем колхоза и поставили, а он маму нашу, когда школу окончила, в сельскохозяйственный институт учиться отправил, на агронома. А когда дед занемог и трудно ему стало по полям да совещаниям мотаться, уговорил он колхозников ее председателем выбрать. И сделала она колхоз наш миллионером! А сама получила орден Трудового Красного Знамени, а потом и Героем Социалистического Труда стала! Как вы думаете, какой характер для этого надо иметь?
– Железобетонный! Или даже титановый! – уверенно ответила я.
– Вот то-то же! – выразительно сказал он. – Такой матерью можно и нужно гордиться, что мы с Клавкой всю жизнь и делаем, а вот жить с ней – нельзя! Ее в колхозе за глаза царицей звали, вот так, – он показал мне сжатый кулак, – она всех держала. Никто и пикнуть не мог!
– Это я понимаю, но как же произошло, что вы теперь даже не знаете, где она живет? – спросила я.
– Видите ли, мама очень не любит Андреевых. Просто ненавидит их всех! Мы все в Салтыковке жили, а потом наш колхоз укрупнили и правление в Расловку перенесли, вот мама туда с Клавкой и уехала, а я из-за Мани в Салтыковке, у деда с бабкой по отцу, остался.
– Это в каком районе? – по привычке уточнила я.
– В Первомайском, – ответил Сазонов и продолжил: – Когда мама узнала, что я на Мане Андреевой жениться собрался, передала мне, чтобы ноги моей в ее доме не было и что знать она меня больше не хочет. Она даже на свадьбах не была – ни у меня, ни потом у Клавы. В общем, отказалась она от нас. Хорошо еще, что не прокляла, ведь материнское проклятье – это такая вещь, что и в могилу можно раньше времени лечь!
– Неужели вы так ничего о своей матери и не знаете? – недоверчиво спросила я.
Сазонов поднялся и вернулся к своему нелегкому труду по очеловечиванию Андреева, попутно объясняя:
– Федор говорил, что в начале восемьдесят пятого года она, выйдя на пенсию, дом наш в Расловке продала и в Тарасов уехала. Мы с Клавой искали ее через адресное бюро, но так и не нашли, – с огромным облегчением выдохнул он, потому что умудрился-таки усадить Андреева, и, со стоном разгибая спину, попросил: – Только, Татьяна Александровна, очень вас прошу: не надо обсуждать с Семеном его отношения с тещей, женой и сыном – орать начнет! Уж очень он на них всех обижен!
– Ну, на меня не больно-то поорешь! Пошлю вас всех куда подальше, и живите себе как знаете! – пригрозила я ему. – А ваши семейные дрязги мне до лампады, сами разбирайтесь! А теперь скажите мне: кто еще занимается этими покушениями? Я имею в виду – в областном управлении.
– Мы подумали, что не стоит людей тревожить, – сказал Сазонов, усиленно глядя в сторону, и я почувствовала, что он чего-то недоговаривает. – Этим занимаются Кировский и Тепл овский райотделы, а теперь еще и вы.
– Почему же здесь из Тепловского отдела начальника нету? – удивилась я.
– А зачем он нам тут? – пожал плечами Михаил Петрович, опять-таки не глядя на меня.
Опа! Это уже что-то новенькое! Еще совсем недавно и по гораздо более ерундовому поводу – если сравнивать с этим, конечно, – Андреев поднял на ноги всю тарасовскую милицию, а теперь, когда речь идет о его жизни, он вдруг так поскромничал? С чего бы это? Тут я вспомнила, что о покушениях на него ни в одном СМИ ничего не было. И начальника Тепловского райотдела он на помощь не позвал, хотя, по идее, должен был это сделать. Нет, тут явно что-то скрыто-зарыто! Но я легко это выясню у подполковника милиции Кирьянова Владимира Сергеевича, моего давнего и верного друга.
– Водой надо! – раздалось у меня над ухом, и я вздрогнула.
Занятая разговором с Сазоновым и своими размышлениями, я совсем забыла о Ершове, который до этого момента молчал и ни во что не вмешивался и только сейчас дал Михаилу Петровичу единственный уместный в данном случае совет, потому что, даже сидя, Андреев упорно отказывался приходить в чувство.
– А что? Правильно! – поддержала я Юрия Михайловича. – Диван все равно загажен так, что его теперь только на помойку выносить. А сидеть здесь и ждать, когда ваш шеф добровольно очнется, у меня нет ни времени, ни желания. Так что или водные процедуры, или я ухожу, потому что вид вашего спящего и храпящего Семена Ивановича – черт с ними, с остальными! – никак не отвечает моим эстетическим запросам.
Поняв, что я не шучу, Сазонов ушел и вскоре вернулся с ведром воды. Плеснув несколько раз водой в лицо Андрееву, он добился нужного мне результата, то есть клиент открыл глаза. Взгляд его был отчасти осмысленным, но вот настроение после такого неласкового пробуждения – явно не ахти. Предупредив возможный взрыв эмоций с его стороны, я с ходу заявила:
– Семен Иванович! Где-то рядом с вами находится или сам преступник, покушавшийся на вас, или предатель, сливающий убийце информацию. Причем находится он здесь, в вашем доме.
Начало его ответной тирады оказалось столь бурным, что не подлежало публикации даже в самой разнузданной желтой прессе, да и у Даля, я думаю, не хватило бы смелости включить эти выражения в свой словарь. Поняв, что это надолго, я встала, взяла пустую бутылку – а они, как и полные, с водкой, имелись в комнате во множестве, – и с размаху шарахнула ею по столу. Андреев заткнулся, а вот его братья проснулись.
– А теперь повторяю для всех еще раз! – громко объяснила я. – Рядом с Семеном Ивановичем находится предатель! И если сейчас кто-нибудь откроет рот, то следующая бутылка будет полной! И я ее грохну – у вас на глазах!
Я затронула «святое», и тишина установилась мертвая.
– Объясняю доступно! – начала я. – Семен Иванович! Ваши отношения с полковником Ершовым – это именно ваши отношения, и не мне о них судить. Но он – профессионал! Накануне и в тот конкретный день, когда погибла Мария, посторонние в ваш офис не входили. Вывод: бандероль в уже поступившую почту подложил кто-то из своих, причем зная, что там внутри, – будь иначе, он или она оставили бы на бумаге свои отпечатки, а там вообще никаких нет. Второе. Кто-то точно знал, что после первого покушения Семен Иванович садится в машину охраны, и преступник стрелял именно по ней. Откуда он это узнал? Или вы по радио объявление давали? Третье. Если наши с Юрием Михайловичем предположения верны – а я в этом уверена почти на сто процентов – и мину подложил Кефир, то встретить заказчика он мог только во дворе вашего офиса. Не вы ли, Михаил Петрович, совсем недавно говорили, что он носа со двора не высовывал, потому что боялся милиции? А посторонних у вас не бывает, с улицы туда просто так не войдешь! Итак! Преступник где-то очень близко, совсем рядом с вами! Если у вас есть что мне возразить, я вас слушаю!
Андреевы и Сазонов заговорили одновременно, вразнобой, невпопад, не слушая друг друга, но применяя при этом такие «изысканные» выражения, которые сочла бы неприличными даже много чего повидавшая на своем веку старая извозчичья лошадь. Скоро мне это недоело, я решительно взяла полную бутылку водки – и тут же стало тихо.
