Осыпь меня золотом

скачать книгу бесплатно

– Как это случилось? – тихо спросила я.

Признаться, мне и самой было отчаянно жалко отличных собак чуть ли не до слез.

Куропаткин ничего не ответил, только налил себе в стакан еще водки и вопросительно посмотрел на Ильичева. Тот тут же замотал головой, и Николай Иванович вылил себе все остатки и так же молча выпил следующую порцию.

– Николай Иванович, – все-таки настойчиво сказала я. – Поверьте, я разделяю ваши чувства и сама расстроена. Но как бы ни было печально случившееся событие, мы должны выяснить его причины. Что случилось? От чего умерли собаки?

– Отравление, – хрипло проговорил Куропаткин, не глядя на меня.

– Чем они могли отравиться? Что ели сегодня? – продолжала допытываться я.

Куропаткин повернулся ко мне. Взгляд его был жестким и суровым.

– Вы что, всерьез думаете, что они могли отравиться своей пищей? Что это случайность?

– А вы уверены, что нет? Тогда объясните, – попросила я.

Куропаткин вздохнул и произнес короткими фразами:

– Псы умнейшие. Обученные. Специальный тренер есть, свой человек. Из чужих рук есть не станут. Только из моих и из его.

– А где он сейчас, этот тренер?

– Только после обеда должен был приехать, – ответил Куропаткин.

– Значит, собак сегодня кормили вы?

Николай Иванович лишь кивнул.

– А где хранится корм?

– В сарае, – он кивнул в сторону кирпичного строения, добротного и аккуратного, которое язык не поворачивался назвать незатейливым и простоватым словом «сарай».

– Значит, возможны только два варианта, – задумчиво проговорила я. – Первый: кто-то проник к вам на территорию двора и отравил корм. Второй – его отравил сам тренер.

Куропаткин нахмурился.

– Исключено, – наконец произнес он. – Насчет тренера.

– Уверены? – сощурилась я.

– Абсолютно. Они для него как дети.

Я не стала разубеждать Николая Ивановича, хотя знала, что хруст купюр порой заставляет людей предавать даже собственных детей. Не говоря уже о собаках.

– Вы сами-то что об этом думаете? – поинтересовалась я у удрученного хозяина дома.

Куропаткин снова немного помолчал, потом заговорил:

– Возможно, я их недооценил. А они, гады, и впрямь всерьез нацелились. Я все думал: я один, у меня никого нет – ни детей, ни жены, ни родственников. А уж за себя-то я постоять сумею. Так что мне они ничего существенного сделать не могут. А они нашли, суки, по чему ударить, нашли-и-и!

Николай Иванович сплюнул и длинно выругался со злобой и тоской в голосе. Я видела, что теперь, после того как трагедия произошла с ним лично, Куропаткин призадумался уже серьезнее. Он уже не отмахивался от версий о жестких намерениях конкурентов завладеть концерном.

– Что вы предлагаете делать дальше? – прокашлявшись, произнес Ильичев не совсем твердым голосом: видимо, он совершенно не был привычен к алкоголю, тем более к порциям размером в стакан.

– Перечирикать бы надо, – сказал Куропаткин. – Всем вместе. Давайте-ка соберемся и обсудим все.

– Сегодня? – спросил Ильичев.

– Нет, Вова. Сегодня нет. Завтра давай. Позвони этому… Забей стрелку.

По слову «этому», произнесенному с неким презрением, я поняла, что Куропаткин имеет в виду Алексея Бабурина.

– А Елене Константиновне? – уточнил Ильичев.

– Да на кой хрен она… – начал Куропаткин с досадой, но не договорил и махнул рукой: – Ладно, хочет – пусть подъезжает. Хотя толку-то от нее…

– Хорошо, я позвоню им обоим, – заверил его Владимир Николаевич.

Я еще при первой встрече с Куропаткиным подметила одну особенность: Ильичев, владелец контрольного пакета акций концерна «Эвита», то есть, по сути, его хозяин, разговаривал с Николаем Ивановичем так, словно тот был старше по положению. Что это – уважение к его жизненному опыту? Или зависимость? Но в чем Ильичев от него зависим? А может быть, это просто банальный страх перед бывшим зэком? Скорее последнее, и природная боязливость Ильичева тут как раз оправданна.

Однако я не стала расспрашивать своего клиента на эту тему. Видя, что Куропаткин поделился своим горем и планами на ближайшее будущее и теперь явно хочет остаться один, я попрощалась с ним и вместе с Владимиром Николаевичем пошла к его машине. Ехали мы молча, удрученные увиденным у Куропаткина зрелищем. К тому же моего клиента явно подташнивало и укачивало – сказывался хлопнутый на голодный желудок стакан водки. И когда я хотела затормозить возле одного из кафе, он протестующее замахал руками. Скрепя зубы, я направила «Тойоту» к Монастырскому проезду…

Дома Ильичев, лицо которого под конец поездки приобрело зеленоватый цвет, моментально скрылся в туалете, совмещенном с ванной, куда стремительно пронесся прямо в ботинках. Некоторое время оттуда доносились характерные звуки, которые не мог скрыть даже шум льющейся воды.

Я тактично воткнула в уши наушники от mp3-плеера и уселась в кресло. Ильичев появился минут через двадцать, уже приняв душ и благоухая каким-то одеколоном. Лицо его еще было бледноватым, но в целом выглядел он гораздо лучше. Смущенно улыбнувшись, он развел руками и произнес:

– Пить надо меньше, надо меньше пить…

– Сочувствую вам, – произнесла я. – Пообедать не хотите?

Ильичев передернулся, словно я предложила ему поучаствовать в каком-нибудь непотребстве.

– Ясно, – вздохнула я. – А что вообще намерены делать?

– Я бы с вашего позволения прилег ненадолго, – виновато проговорил мой клиент. – Думаю, после этого я буду как огурчик.

– Что ж, а я тогда, пожалуй, смотаюсь в магазин, – сказала я. – А домработнице вы в состоянии позвонить? Мне не хотелось бы терпеть вынужденную голодовку.

– Позвоню, – мотнул головой Ильичев.

Видимо, это движение сыграло негативную роль, поскольку он тут же обхватил руками голову и, устремляясь в сторону спальни, проговорил на ходу слабым голосом:

– Позвоню сразу, как только приду в себя.

Заперев двери, я вышла за ворота на улицу и решила пройтись пешком в поисках ближайшего магазина. Идти пришлось недолго: уже метров через двести я увидела двери супермаркета. Не став заморачиваться, купила курицу-гриль, лаваш, салат из корейской моркови в пластиковом контейнере и сразу же поспешила обратно. Дома у Ильичева все было спокойно: ворота заперты, а сам хозяин благополучно почивал в своей комнате, о чем свидетельствовал доносившийся из нее храп.

«Если он и в трезвом виде отличается подобной манерой сна, мне лучше перебраться куда-нибудь подальше от его комнаты», – подумала я, проходя в кухню и разворачивая пакет с промасленной бумагой.

С аппетитом поглощая курицу, я задумалась над создавшейся ситуацией. У меня не было сомнений в том, что между произошедшими в недавнем прошлом событиями есть связь. Наверняка все это направлено против концерна «Эвита» – Ильичев же говорил, что конкуренты выражались более чем конкретно. Но вот почему не трогают его самого как владельца контрольного пакета акций? Если действуют методами устрашения, то Ильичев для них – самая подходящая кандидатура. Не хуже Темниковой. Не в пример Куропаткину, которого не запугаешь наездами мотоциклистов.

Оставили на сладкое? Или им нужен как раз его пакет, и они такими действиями предупреждают – отдай по-хорошему, не то тебя ждет кое-что похуже?

Но предпринимать какие-либо действия по выяснению отношений с представителями концерна «Атлант» для себя лично я считала излишним. В конце концов, я выполняю свою миссию – охраняю Ильичева. А в «Эвите» достаточно мужчин, и завтра они намерены обсудить дальнейшие планы. То есть пока держат ситуацию в своих руках, так что мне нет резона высовываться. А вот если выбранные ими способы не сработают, и моему клиенту станет угрожать реальная опасность, тогда, пожалуй, придется вмешаться. Словом, поживем – увидим.

Ильичев спал до позднего вечера. Он выполз из своей комнаты к половине восьмого, когда я, сидя в гостиной, смотрела второй фильм на DVD – почему-то в комнате, отведенной для меня, не оказалось ни телевизора, ни компьютера. За это время я успела обследовать дом, комната за комнатой. Но ничего угрожающего жизни и здоровью не обнаружила. Ни взрывных устройств, ни даже прослушек не наблюдалось, что, признаюсь, меня порадовало.

Ильичев подавил зевоту и пробормотал:

– Вот это я дал! Теперь ночью не засну…

– Примите снотворное, – посоветовала я.

– Я стараюсь не употреблять никакой химии, – ответил Владимир Николаевич, усаживаясь в соседнее с моим кресло. – Скажите, а… Поесть ничего нет?

– В кухне половинка курицы. Но ее я собиралась оставить себе на ужин, – категорично заметила я. – Вы же так и не удосужились позаботиться о собственной трапезе, как я понимаю!

Ильичев сглотнул слюну.

– Ну, может быть, вы поделитесь со мной? – просительно сказал он. – Я оплачу ваши расходы.

– А я что есть буду? – воспротивилась я. – Ваши банкноты?

– Ну… Вы могли бы еще раз сходить в магазин, – миролюбиво предложил Ильичев. – А я сейчас же позвоню домработнице, она завтра с утра придет и все приготовит! Обещаю! Просто сейчас уже поздно ее беспокоить.

– Ладно, – ворчливо согласилась я, поднимаясь с кресла – фильм оказался откровенным дерьмом, и досматривать его у меня не было никакого желания. А раз уж я пропустила и секцию карате, и бассейн, то можно хотя бы вечерней прогулкой восполнить пробел в физподготовке. Конечно, замена совсем не равноценная, но что поделаешь… Придется завтра утром встать пораньше и сделать несколько кругов вокруг поселковых коттеджей.

К моему возвращению Ильичев уже уплел курицу и остатки лаваша. На сей раз я приобрела сыр, колбасу, хлеб и кое-какие овощи и фрукты у бабушек, торгующих на маленьком самодельном базарчике. Видимо, это был урожай с местных грядок. И хотя их продукты не были сертифицированы, выглядели они куда более натуральными, чем глянцевые помидоры и яблоки на полках супермаркета.

Смастерив себе салат и запивая его апельсиновым соком, я все-таки отправилась в свою комнату. Ильичев маялся, поскольку устроил себе сон во внеурочное время и теперь не знал чем заняться. Увидев, что я тоже покидаю его, он устроился на диване, подложив под голову подушку и, щелкнув пультом, уныло уставился в телевизионный экран…

* * *

Утром, поднявшись в пять часов, я съела большую сочную грушу и сразу же отправилась на пробежку. Дороги в поселке оказались заасфальтированы далеко не везде, и гонять по пыльным выбоинам было далеко не так комфортно, как по ровной, твердой глади стадиона. Но подобного рода препятствия я считала себе на пользу: чем труднее сейчас, тем легче будет потом. Тяжело в ученье – легко в бою, этим золотым принципом Александра Суворова я сама всегда руководствовалась.