скачать книгу бесплатно
Припарковав машину возле остановки восемьдесят третьей маршрутки, я прикинула, что отсюда до Елшанского проезда ехать часа полтора, а то и больше, учитывая количество пробок. Пешком Мария не добралась бы до Елшанки и за сутки, а это значит, она пользовалась услугами такси либо ехала общественным транспортом. Но без денег это весьма проблематично, и как Лисихина ухитрилась проделать такой фокус?
Чем дольше я размышляла над этими вопросами, тем больше склонялась к мысли, что Мария не покидала больницу. Уж не знаю, откуда у нее мой номер телефона и как она достала свой мобильный из сейфа, но, скорее всего, девица либо «остроумно» пошутила, либо у нее малость съехала крыша, вот и стала мне названивать и просить о помощи. Ольга Николаевна ведь сама сказала мне, что пока ее дочери не могут подобрать адекватное лечение, поэтому Мария не может отвечать за свои поступки. Но сейчас я побеседую с лечащим врачом Лисихиной, если получится – то и с самой Марией, удостоверюсь, что больная находится у себя в палате, и поеду домой.
С такими мыслями я отправилась к пятнадцатому отделению, где пациентов лечили от алкоголизма, наркомании и депрессии.
Дверь в отделение была заперта. Я нажала на звонок, и спустя несколько минут дверь открыли. На пороге стояла хмурая женщина в белом халате и зеленых штанах и с неприязнью смотрела на меня. На вид ей было около сорока пяти – пятидесяти, за собой дама тщательно ухаживала. Я отметила ее модную стрижку, грамотный макияж и стильно подобранные очки, которые шли к ее лицу.
– Вам кого нужно? – спросила меня медсестра (скорее всего, это была именно дежурная медсестра, вроде в их обязанности входит встречать посетителей).
– Здравствуйте, – я сочла нужным проявить вежливость. – Я к Марии Лисихиной, мне нужно с ней поговорить.
– Вы ее родственница? – сурово спросила женщина.
– Нет, я ее знакомая, – соврала я. – Близкая подруга.
– В отделение пускаем только родственников, – категорично заявила медсестра. – Больше никого. До свидания.
– Постойте, – запротестовала я. – Тогда я хотела бы поговорить с лечащим врачом Марии Лисихиной, Анатолием Александровичем Корнишенко. Это-то хоть можно устроить?
– Нет, Корнишенко занят, – отрезала моя собеседница. – Всего доброго.
И, не успела я и слова сказать, как медсестра захлопнула дверь. Я снова нажала на звонок, однако дверь мне не открыли. Я выругалась про себя, с трудом поборов желание пнуть дверь ногой.
Звонить снова бесполезно, вредная медсестра не станет мне открывать дверь, а пользоваться отмычками средь бела дня глупо и неэффективно. В конце концов, при необходимости я могу проникнуть в больницу ночью, однако я надеялась, что до этого дело не дойдет. Дождусь звонка Ольги Николаевны и от нее все узнаю – уж ей-то разрешат побеседовать с дочерью…
Я отошла от корпуса, решила немного пройтись и оглядеть территорию больницы. Корпуса лечебницы были старинными, здания показались мне весьма красивыми, но несколько меланхоличными, если можно так выразиться. Оттенок тоски придавали деревья с желтой осенней листвой да моросящий дождь, который и не думал прекращаться. Чуть поодаль от корпуса находилась маленькая деревянная церковь с зелеными куполами, а рядом с ней я увидела озеро.
Подойдя к церкви, я увидела ее название – храм Святой Софии. Внутрь заходить не стала, не сочла нужным это делать. Вряд ли я увижу что-то интересное, помимо икон и зажженных свечей.
Я еще немного погуляла по территории больницы, потом отправилась к своей машине. Рядом с остановкой маршрутки находился еще один корпус, до меня донесся запах тушеной капусты. Видимо, это была столовая и на ужин пациентам полагалось какое-то овощное блюдо. Наверняка несоленое – Ольга Николаевна говорила, что Мария не в восторге от больничной еды. Что ж, тогда я сочувствую пациентам лечебницы, которым не приходится выбирать, что есть.
От размышлений о больничных блюдах я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой. Гоняясь по городу весь день, я совсем забыла о еде, и теперь отсутствие обеда давало о себе знать.
Я решила заехать по пути домой в какое-нибудь кафе или ресторан, до дома все равно добираться долго. Возле остановки было кафе, но я сомневалась, что там мне предложат что-нибудь съедобное, поэтому села в машину и поехала в сторону дома.
Приличное заведение я отыскала довольно быстро. Называлось кафе «Вкусная еда», и готовили здесь и в самом деле хорошо. Я заказала себе обед из трех блюд, с удовольствием умяла грибной суп, запеченную форель и яблочный пирог на десерт.
Времени было пять часов вечера, но от Ольги Николаевны никаких звонков не поступало, поэтому я решила подождать еще немного и самой позвонить ей из дома.
В шесть часов вечера я зашла к себе домой, разулась и направилась на кухню. Работал телевизор, я услышала звуки какой-то передачи о живой природе. Сама я давно не пользуюсь телевизором – сейчас любой фильм можно посмотреть онлайн, но тетя Мила так и не привыкла к экрану ноутбука. Тетушка по старинке покупает программки и смотрит то, что показывают по тому или иному каналу. Мои попытки показать ей, как пользоваться компьютером и смотреть то, что захочешь, не увенчались успехом.
– Тетя Мила, я дома! – крикнула я, однако мне никто не ответил.
Не услышала она, что ли? Однако когда я зашла на кухню, то увидела, что в помещении никого нет, а телевизор включен.
Может, тетушка в магазин вышла? Я открыла холодильник, но все полки были забиты продуктами. Нет, в продуктовый ей не нужно, она вроде собиралась какой-то пирог приготовить или торт, может, за ингредиентами для нового блюда пошла? Вполне могло оказаться, что к тете Миле зашла какая-нибудь очередная подружка и отвлекла ее от готовки. Тетушка на редкость общительный человек, ничего удивительного в том, что она любит гостей.
Я открыла духовку, никакого пирога там не было. Что поделаешь, хорошо, что я заехала в кафе, готовой еды у нас, похоже, нет. В холодильнике лежат овощи, фрукты, какая-то кисломолочная продукция, словом, все, что нужно для кулинарии.
Я налила себе воды и пошла в комнату, размышляя над вопросом, звонить мне Ольге Николаевне или нет.
Чтобы не терять время зря, я решила посмотреть информацию о лечащем враче Марии Лисихиной. Включив ноутбук, я открыла базу данных – на компьютере гораздо проще выполнять эту работу, не нужно тыкать пальцем в клавиатуру сенсорного экрана, ввела имя и фамилию нужного мне человека.
Анатолию Александровичу Корнишенко было сорок семь лет, психиатром он работал двадцать четыре года. Солидный стаж, отметила я про себя. Как водится, Анатолий Александрович отучился в медицинском университете шесть лет, а потом стал работать в больнице номер два психиатром. Спустя три года Корнишенко опубликовал статью, посвященную инновационным методам лечения депрессивных состояний, через год была выпущена книга под его редакцией об алкогольной и наркотической зависимостях во врачебной практике. Анатолий Александрович успешно делал карьеру, перевелся в психиатрическую больницу, где работает до сих пор. В возрасте тридцати пяти лет Корнишенко женился на Жанне Алексеевне Ищенко, которая по специальности была врачом-неврологом, у супругов родились две дочери – Анна и Софья, которым сейчас по двадцать два года. Судим Корнишенко не был, к уголовной ответственности не привлекался – словом, всецело положительный человек, к биографии которого невозможно придраться.
Больше проверять мне было некого – фамилии медсестры, которая якобы издевалась над Марией, я не знала, поэтому я взяла телефон и решила позвонить Ольге Николаевне.
Набрала номер женщины, стала ждать, когда она ответит. Спустя минуту Ольга Николаевна взяла трубку.
– Добрый вечер, – произнесла я. – Это Евгения Охотникова вас беспокоит, мы условились с вами созвониться.
– Ох… простите, мне не до звонков было, но хорошо, что вы первой мне позвонили… – Голос Ольги Николаевны показался мне встревоженным.
– Что-то случилось? – насторожилась я. – Вы были у дочери?
– Да, я ездила в больницу, – тихо проговорила Ольга Николаевна. – До сих пор в это не могу поверить, но… Маша сбежала!
– Сбежала? – переспросила я. – Так, где вы сейчас находитесь? Я подъеду, и мы с вами спокойно поговорим, по телефону обсуждать такие вещи не стоит!
– Я дома, мне сказали, что сообщат, как что-то узнают…
– Никуда не уходите, я скоро буду!
Ольга Николаевна выглядела осунувшейся и еще сильнее постаревшей. Казалось, у нее добавилось новых морщин, взгляд несчастной женщины был обреченный и потерянный. Глаза покраснели – видимо, она плакала, переживая за свою непутевую дочь.
Некоторое время она недоуменно смотрела на меня, словно вспоминая, кто я такая, потом едва слышно проговорила:
– Проходите, давайте на кухне говорить… Дома не убрано…
Мы прошли на кухню, Ольга Николаевна села на табурет и закрыла лицо руками. Я уселась напротив нее и произнесла:
– Расскажите все по порядку. Мне нужно знать обстоятельства дела, только так я смогу вам помочь! Когда сбежала Мария?
– Я приехала сегодня в отделение, как и договаривались с Машей, к четырем часам, – начала женщина. – Позвонила в дверь, дежурила Лариса Михайловна, она мне сказала, что меня ждет Анатолий Александрович, чтобы поговорить. Я хотела сперва с дочкой пообщаться, попросила Ларису Михайловну, чтобы Машу позвали, но она отказала мне в просьбе. Я решила, что дочка просто не хочет со мной разговаривать – такое с ней бывало, но дежурная медсестра все равно приводила ее на свидание. Уже тогда я подумала, что-то неладное происходит, вспомнила, о чем мы говорили, но потом решила, что я напрасно себя накручиваю. Все это недоразумение – и Машин звонок, и ваша несостоявшаяся встреча… Откуда мне было знать, что все это правда?..
– Вы пошли к лечащему врачу Маши, верно? – Поскольку Ольга Николаевна замолчала, я задала ей вопрос, чтобы восстановить хронологическую цепь событий.
Женщина кивнула:
– Да, я думала, что Анатолий Александрович скажет что-то о лечении дочери, я ведь сама с ним хотела побеседовать… Но, когда я вошла в кабинет, врач предложил мне присесть на стул и налил стакан воды. Я поняла, что с Машей что-то случилось… А он сказал мне не волноваться, хотя глупее фразы и придумать нельзя. Человек, которому говорят «не волнуйся и не переживай», просто с ума сойдет от беспокойства! Я спросила его, что произошло. А Анатолий Александрович сказал, что Маша исчезла, вероятнее всего, она сбежала, хотя, как это случилось, никто не понимает. Все двери всегда закрыты, на окнах решетки, выбраться на улицу без ведома дежурной медсестры невозможно! Но в отделении ее точно нет – проверили все палаты, все помещения – может, она пробралась в столовую или душевую, воспользовалась моментом, когда дверь была открыта… Безрезультатно. Самое главное, что дежурная медсестра не заметила, когда исчезла моя дочь! Лариса Михайловна говорила, что на завтраке Маша была точно, она выдавала больным потом таблетки и помнит, что Лисихина брала свои лекарства. А потом внезапно выяснилось, что Маши в палате нет, более того, ее мобильный телефон отсутствует в сейфе! Врач Анатолий Александрович открыл свой кабинет в десять утра – до этого у него была планерка и кабинет был заперт на ключ. Это просто мистика какая-то, если бы мне кто-то рассказал подобное, я бы не поверила! Но получается, что Маша испарилась просто! Прошла сквозь стену в кабинет врача, вытащила свой телефон из сейфа, который тоже каким-то образом открыла, добралась до Елшанского проезда и стала звонить вам! Я сказала Корнишенко, что так просто все не оставлю, я подключу полицию – пускай разбираются, куда пациенты в больнице пропадают! Анатолий Александрович стал уговаривать меня, якобы произошло недоразумение, Маша обязательно найдется, он сделает все необходимое… Но как только я подумаю, что моя дочь где-то блуждает одна под воздействием препаратов, у которых невесть какая побочка, мне становится жутко! И в полицию сейчас не обратишься – заявление принимают спустя три дня после исчезновения человека, я не верю в наши правоохранительные органы! Тем более если в полиции узнают, что моя дочка лечится от алкоголизма, дело и вовсе пустят на самотек! Женя, я вас умоляю, помогите мне найти Машу! Больше я ни в какую больницу ее не положу, все равно там ей ничего не прописали хорошего… Зря я связалась с этой лечебницей, но если бы я знала!..
– Ольга Николаевна, понимаю, что мои слова звучат для вас нелепо в данной ситуации, но попытайтесь успокоиться! – проговорила я. – Сейчас нужно не паниковать, а как следует подумать, каким образом Мария смогла сбежать из лечебницы. Я ездила в больницу, но меня и на порог не пустили – сказали, что навещать больных могут лишь родственники. Но можете не сомневаться, я найду способ проникнуть в это учреждение и разберусь, что на самом деле там происходит! Скажите, вы помните фамилию дежурной медсестры, которая работала, когда Мария пропала? Вроде ее зовут Лариса Михайловна, а фамилия у нее какая?
– Правдина, – ответила Ольга Николаевна. – У них бейджики висят с именами, я точно помню, что у Ларисы Михайловны фамилия Правдина. Очень легко запоминается…
– Отлично, – заметила я. – А фамилии других медсестер вы помните? Врачей, которые работают? Ведь не один Анатолий Александрович в больнице делами занимается!
– Я каждый день приезжала к Машеньке, – кивнула женщина. – Думаю, видела всех дежурных медсестер. У них смена начинается в семь тридцать утра – так мне Корнишенко говорил, когда я его расспрашивала про специфику лечебницы, – и заканчивается через двадцать четыре часа. Помимо Ларисы Михайловны, есть Наталья Петровна, она вроде самая молодая медсестра и самая приятная. Такая красивая, с длинными волнистыми волосами, добрая. Маша говорила, что ей Наталья Петровна больше всех нравится, она очень хорошо относится к пациентам, не ругается, не орет, разрешала Маше есть на ужин продукты из тех, что я ей передавала. Фамилию вот только не скажу, я забыла. То ли Бурова, то ли Бирюкова – помню, на «Б» начинается, но боюсь соврать… Третья медсестра – Алевтина Федоровна, тоже спокойная, со мной доброжелательно говорила, но в случае чего может и строгой быть. Маше она тоже вроде нравится, в отличие от Ларисы Михайловны. У Алевтины Федоровны фамилия Добронравова, это тоже просто запомнить. И еще есть одна медсестра, которая заведует еще и хозяйственной частью, – Вера Ивановна. Она приходит на работу к девяти, а уходит в три часа дня. Маше Вера Ивановна не особо нравится, она грубоватая, иногда может по-хамски себя вести и не церемонится с больными. Вроде все, больше медсестер там, кажется, нет…
– А врачи? – поинтересовалась я.
Ольга Николаевна наморщила лоб.
– Точно знаю, Анатолий Александрович не один работает, еще второй врач есть, но имени и фамилии не знаю. Он лечит других больных, с ним я не общаюсь, только с Корнишенко.
– Санитарок помните?
– Только внешне, – ответила моя собеседница. – По имени-фамилии их не помню, мельком видела потому что. Одна нерусская девчонка, молодая совсем, другая – пухленькая, розовощекая, кровь с молоком. Больше никого не вспомню…
– Что ж, для начала неплохо, – заметила я. – Выходит, в больнице только две санитарки?
– Да, одна в отпуске, вдвоем они плохо справляются, – пояснила Ольга Николаевна. – Я видела объявление на сайте больницы, что им требуется санитарка, но зарплата настолько мизерная, что туда никто не идет работать. Работа тяжелая, платят копейки – ну откуда тут возьмется идиот, который согласится на такие условия? Думаю, не скоро они найдут третью санитарку, скорее первая из отпуска вернется…
– В больницу пускают только родственников пациентов, верно? – уточнила я.
Ольга Николаевна кивнула.
– Да, документы спрашивают, так просто туда не войдешь… Я же говорю, закрытое лечебное учреждение, вот только, как оказалось, и из такого можно сбежать… Ох, где же моя дочка-то? Если бы я знала, что она сбежит, давно бы забрала ее домой… Видимо, и в самом деле ей тяжко приходилось, раз она пошла на такие меры. А я ведь считала, что Маша сама себе надумала все! Наверняка и в самом деле эта Правдина над ней издевалась, поэтому Маша и сбежала в тот день, когда Лариса Михайловна заступила на дежурство! Не выдержала…
– Вы знаете, кто из медсестер работал в воскресенье? – задала я новый вопрос.
Ольга Николаевна отрицательно покачала головой.
– Нет, я же не приезжала, нельзя… А у Анатолия Александровича не додумалась спросить, не сочла это важным. Вы считаете, что Маша накануне сбежала?
– Не факт, – покачала я головой. – Я просто пытаюсь понять, почему ваша дочь решилась на побег. Когда она разговаривала со мной, то была очень напугана, возможно, в воскресенье или в субботу произошло нечто такое, что толкнуло вашу дочь на побег. Вопрос: что именно? Вспомните, в пятницу Маша говорила про то, что боится чего-то или кого-то? Постарайтесь восстановить в памяти, как проходило ваше свидание. О чем вы разговаривали, какое настроение было у Маши, как она выглядела?
– Дочка не хотела со мной общаться, – нехотя призналась Ольга Николаевна. – Дежурила Лариса Михайловна, она мне и сказала, что Маша отказывается выходить. Потом медсестра все-таки заставила дочку встретиться со мной. Я привезла Маше шоколад и бананы, еще йогурты разные, гранатовый сок… В шоколаде и в бананах содержится серотонин, а у Маши на фоне лечения развилась депрессия, поэтому я регулярно привожу ей сладкое. А гранатовый сок полезен при анемии. Маша выглядела очень уставшей и грустной, она не обратила внимания на пакет с передачкой. Я ведь ей еще кружку красивую купила. Маша очень любит кошек, на кружке была картинка с котятами, я вытащила из пакета кружку и дала ее дочери. А Маша взяла кружку в руки, повертела, а потом швырнула ее на пол. Кружка разбилась… Маша сказала, что не нужны ей от меня подарки, что я виновата в том, что она сидит тут, как заключенная, и вообще, я хочу от нее избавиться. Санитарка – нерусская девчонка – убрала осколки, а мне было очень больно и обидно, что дочь такого обо мне мнения. Я эту кружку искала по всему городу, чтобы сделать дочери приятное, а она… она так обошлась с подарком. Потом Маша кинула на пол пакет и сказала, что не нужна ей никакая еда. А когда санитарка убрала осколки, дочь вдруг расплакалась, стала просить у меня прощения и сказала, что ей жалко кружку, что она непременно хочет такую же и что больше она ничего разбивать не будет. Я пообещала, что обязательно привезу ей еще одну, чтоб она не плакала и не расстраивалась. Но дочка никак не могла успокоиться… Лариса Михайловна увела ее, мне сказала, что даст Маше успокоительное, что она слишком разнервничалась из-за кружки, и попросила меня больше не привозить таких подарков. Вроде как состояние у Маши нестабильное, она не понимает, что делает, а потом сама же расстраивается из-за своих импульсивных поступков. Лечащий врач Маши говорил, что многие пациенты не хотят общаться с людьми из внешнего мира, даже с самыми близкими родственниками. Во время лечения в больнице у них образуется свой собственный мир, и никто за пределами лечебницы не может понять пациентов. Это абсолютно нормально – ведь люди двадцать четыре часа в сутки находятся друг рядом с другом, они в одинаковых условиях, у них есть общие темы для разговоров. А вот близкие, которые приезжают в больницу на двадцать-тридцать минут, представляют для пациентов чужеродных существ, с которыми не о чем говорить. Анатолий Александрович говорил, что, когда Маша выпишется и приедет домой, постепенно ее состояние изменится, произойдет адаптация к реальности и о больнице она забудет. А пока даже хорошо, что дочь нашла общий язык с другими больными. У нее ведь там друзья появились… Маша очень переживала, когда в один день выписались четверо ее друзей – она к ним привыкла, а они разом ушли из ее жизни. Это произошло в четверг, и, возможно, в пятницу она поэтому сорвалась – ей было грустно, сперва она осталась одна с новыми пациентами, вот и разбила кружку с котятами. Но после этого Маше стало еще хуже – для некоторых больных вещи приобретают особый смысл, пациенты в этом плане как дети. Все это довольно сложно и непонятно, но, как говорится, психика человека – сложная штука, загадки мозга до сих пор не разгаданы…
– А Маша говорила в пятницу, что чего-то боится? – спросила я.
Ольга Николаевна отрицательно покачала головой.
– Нет, все ее внимание было сосредоточено на разбитой кружке, – сказала она. – Ни о чем другом она не говорила…
– Не знаете, с кем общается Маша? То есть с кем она общалась, когда ее друзей выписали?
– Нет, об этом дочь мне не рассказывает. И потом, больные постоянно меняются – кто-то лечится неделю, кто-то – чуть больше, в зависимости от тяжести состояния. С диагнозом моей дочери выписывают через неделю, но из-за того, что у Маши странная реакция на препараты, она в больнице находилась столько времени. Понимаете, организм дочери по-другому реагирует на лекарства, у нее возникают побочные эффекты, и поэтому врач никак не может подобрать лечение. Другие пациенты лучше переносят препараты.
– Ясно, – проговорила я. – Анатолий Александрович не говорил вам, территорию больницы уже осматривали?
– Я не знаю, врач сказал только, что Машу ищут…
– Кстати, вы сообщили ему, что Маша позвонила мне и назначила встречу в Елшанском районе города?
– Я не упоминала вашего имени и фамилии, – покачала головой Ольга Николаевна. – Не знала, стоило ли это делать… Единственное, о чем я сказала, что Маша звонила своей знакомой и просила приехать к Елшанскому проезду. Но Анатолий Александрович не поверил – точнее, он заявил, что Маша никак не может оказаться так далеко от больницы. Он уверял меня, что, скорее всего, моя дочь где-то в пределах Алтынского района, она не могла далеко уйти, а денег на транспорт у нее нет. Даже если Маша куда-то смогла уехать, скорее всего, она направится к себе домой, больше некуда. Либо к близким друзьям, но у Маши нет друзей. К Максиму она тоже не поедет – он же ее предал, из-за него она ушла с работы! А больше дочка ни с кем не встречалась, она теперь не доверяет мужчинам…
– Что ж, история действительно странная, – заключила я. – Но я попробую во всем разобраться. Если что-то узнаете, держите меня в курсе дела, я буду разыскивать вашу дочь своими методами…
Глава 3
Когда я уехала от Ольги Николаевны, было уже почти девять вечера. Я намеревалась первым делом пробить по базе данных людей, имена и фамилии которых сообщила мне мать Марии. А именно надо было проверить дежурных медсестер.
Личность Ларисы Михайловны вызывала у меня вопросы – ведь именно в ее смену исчезла Мария, с ней у Лисихиной были конфликты. К тому же я знала, как Правдина выглядит, – она ведь не пускала меня в отделение, поэтому найти ее в базе данных сложности не представляло. Без фотографии поиски в программе затруднительны, так как у многих людей есть полные тезки, и неизвестно, какой однофамилец мне нужен.
На завтрашний день я запланировала посещение магазина, где работала Мария. Мне хотелось опросить людей, с кем общалась молодая женщина, возможно, они что-то знали о том, куда могла отправиться Лисихина. Не мешало бы опросить и Максима Федотова, из-за которого и начались проблемы Марии с алкоголем. Он ведь угрожал Лисихиной, когда та узнала о его семье, вдруг он причастен к исчезновению девушки? Может, именно его Мария боялась?
А что, версия заслуживает внимания: Федотов, который боится, что Мария расскажет его жене об измене мужа, решает устранить Лисихину, запугивает ее, в результате чего несчастная женщина в панике сбегает из больницы. Что это, вообще, за человек, молодой учитель истории? Почему я сразу не навела о нем справки, ведь больше ни у кого пока нет мотива угрожать Марии!
Окрыленная рождением новой версии, я ехала домой, чтобы спокойно все проверить по базе данных. Запоздало вспомнила, что не выключила телевизор, когда уходила из дома, слишком торопилась узнать все об исчезновении Марии Лисихиной. Хотя, если тетя Мила не выключила телевизор сама, значит, она собиралась скоро вернуться домой. Возможно, пришла она сразу после того, как я уехала…
Я припарковала машину возле дома, набрала номер нашей квартиры в домофон. Ключи доставать неохота – они где-то в моей сумке, тетя Мила наверняка ждет моего возвращения. Я обычно звоню ей, если мне нужно остаться ночевать вне дома, чтобы тетушка зря не беспокоилась. У нас с ней давний уговор: когда я на задании, тетя Мила не беспокоит меня по пустякам, так как это здорово отвлекает от расследования. Тетушка не обижается, если я подолгу отсутствую дома – она прекрасно понимает, что я занята и лишний раз тревожить меня не нужно.
Я топталась у подъезда около трех минут, а к двери никто не подходил. Странно, отметила я про себя, тетя Мила так рано не ложится спать… Может, не слышит звонка? Скорее всего, тетушка частенько включает телевизор слишком громко, поэтому и не отвечает ни на телефонные звонки, ни на звонки в квартиру.
Я вытащила из сумки свои ключи, зашла в подъезд. Поднялась на свой этаж, открыла дверь ключом. По-прежнему работал телевизор, громкость никто не прибавлял. Тогда почему тетя не слышала моего звонка?
– Тетя Мила! – громко позвала я, снимая куртку в коридоре. – Ты что дверь не открываешь?..
Тишина. Никто мне не ответил – только телевизор продолжал свою неутихающую болтовню. Я прошла на кухню.
Свет выключен, по телевизору идет любимая передача тети Милы. Но вот где она сама?
Может, у себя в комнате? Вдруг ей стало плохо, а я об этом ничего не знаю?
Я побежала в комнату тетушки, но и там никого не было. Пустовала и моя комната. В квартире я находилась одна.
Куда тетя Мила могла запропаститься на ночь глядя? Она не имеет привычки ночевать у подружек. Сходить в гости – пожалуйста, но ночует тетушка только у себя дома. В театр и на концерт она сегодня не собиралась, хотя… Мало ли, вдруг ей кто-то внезапно предложил сходить на спектакль или послушать классическую музыку? Тетя Мила обожает подобные мероприятия, а мне она ничего не сказала, потому что я уехала по рабочим делам. Правда, что я панику бью, если представление началось в семь вечера, тетушка будет дома около десяти.
Я посмотрела на часы и нахмурилась. Время уже десять, интересно, во сколько самое позднее заканчиваются культурные мероприятия?..
Я вытащила телефон и набрала номер тети Милы. Заиграла увертюра из «Волшебной флейты» Моцарта, которую так любит тетушка. Я ей сама установила на телефон эту музыку, помню, как она радовалась… Одновременно с увертюрой до меня донеслась другая музыка – мелодия тетиного звонка, тоже какая-то классическая мелодия. Я нахмурилась – мобильный телефон тетя Мила оставила дома, а ведь она берет его с собой даже в магазин! Что за чертовщина творится? Где тетя Мила?!
Я побежала на звук телефона. Мелодия доносилась из комнаты тетушки. Я включила свет, сразу увидела мобильный, который тетя Мила оставила на столе рядом со своим рукоделием. Помимо всего прочего, тетушка обожает вязать и вышивать – если она не готовит, то дома обязательно что-то мастерит…
Я подошла к столу, взяла в руки мобильный. Со стола на пол упала сложенная бумажка. Что это? Записка? Почему тогда тетя Мила не оставила ее на кухне?..
Я взяла бумажку в руки, развернула ее. Это действительно была записка, только вот написана она не от руки, а набрана на компьютере, а потом распечатана.
Текст письма гласил:
«Настало время расплаты. Это только начало – поверь, впереди тебя ждет большая игра, за грехи придется отвечать. Первой умрет твоя тетка, и ее смерть будет на твоей совести. Заявишь в полицию – сильно пожалеешь».
Я несколько раз перечитала записку. У меня дрожали руки – наверно, впервые в моей жизни. Впервые в жизни я была до смерти напугана и не понимала, что мне теперь делать. Бравый телохранитель Женя Охотникова, которая тысячу раз смотрела в глаза смерти, которая не боялась ничего и никого на свете и которая, не раздумывая, подставлялась под пули, дабы спасти чью-то жизнь, сейчас паниковала и была близка к нервному срыву.
Я не могла поверить в то, что вижу. Все это было похоже на какой-то ночной кошмар, на бред, на галлюцинации, но не на реальность. Такое не должно было произойти – в квартире установлены сверхсовременные замки, которые невозможно открыть при помощи отмычек, окна защищены от огнестрельного оружия, пробраться к нам в дом невозможно!
Я прекрасно понимала, что первым делом при моей работе необходимо обезопасить жизнь близких, точнее, близкого мне человека, и позаботилась о том, чтобы тете Миле ничего не угрожало! Будь моя воля, я бы и камеры установила, но тетушка воспротивилась этому, и я пошла у нее на поводу. О чем теперь жалела… Тетя Мила говорила, что ей неприятно жить в квартире, где все снимается на камеру, и очень просила меня не устанавливать никаких камер. Я надеялась на то, что система защиты квартиры сработает, однако на деле оказалось, что все это было бесполезно. Тетю Милу похитили, и я понятия не имею, жива ли она вообще или уже нет…
