banner banner banner
Лиропатология свободы. Рифмотексты
Лиропатология свободы. Рифмотексты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Лиропатология свободы. Рифмотексты

скачать книгу бесплатно

будней пожизненной кутерьмы…
Трепещет то ликом ночи, то дня
бытия грубое полотно,
укрывает неизбежно меня —
кого укрывать, ему все равно…
Как укрывать, ему тоже плевать…
Не злись, Бытие, не груби!
Не губи…
Эх, чтоб эту Вечность-мать!
Она мне твердит: «Let It Be…»
Неизбежностью усмиряемы,
с предписанностью неизменной,
в небытие возвращаемся мы.
Все…
Let It Be во тьме безмерной…

    (2021)

Праведность

Иногда поплакать нужно:

Как—никак — проходит жизнь.

    Глеб Горбовский

Смерч времени не утихает… Тело готовится к гробу…

Не слыл мамкиным сыночком

никогда. И всегда, везде подтверждал жизненную пробу.

В раздвоении порочном

воронкой судьбы совращаюсь… Хочу обратно в утробу —

стать головастым комочком

с пуповиной счастливой связи… В слизи, любви и заботе…

Жаль, мама не в силах помочь.

Устал замерзать в перемалывающем круговороте.

То князь, то грязь, то день, то ночь…

В грязь, плача и молясь, снизойдем

и тихо растворимся в ней…

Никто не сумеет помочь… Станем перегноем и пеплом…

А остатки отмеренных дней растают дымно, нелепо…

P. S.

Если есть загробный приют, где душе неприкаянной место,

где в нее никогда не плюют, —

значит, жизнь отступила честно…

Если нет —

тогда конвульсии всплеск в поглощающем жизнь смерче,

ложь

Библий,

Коранов,

Талмудов —

праведность нелгущей смерти…

    (200?)

Одинокие

Быть может, все в жизни лишь средство

Для ярко-певучих стихов…

    Валерий Брюсов

Ночь. Тишина. Новый день не начал расти —
темнота придавила тучным телом
городские лабиринты часов до шести.
А сверху – злобный одноглазый демон —
лунный циклоп вылупил замутненный зрачок
под куполом звездного забвения…
Возьму из лиричного сачка ночной стишок —
бабочку бренного откровения,
грустно трепещущую тревожностью мрака, —
и, как ловкий лепидоптерофилист[4 - Лепидоптерофилист – коллекционер бабочек.],
закреплю на мониторе виденье страха
или распластаю на покорный лист…

Снова в сачке удрученного стихотворца
обреченно бьется бабочка траурница…

Обозревает равнодушно зрачок лунный
галактики мегаполисных окон,
за которыми обыденный и безумный
мир, пожираемый злом и пороком…
Вот пролился в одно окно
луч неземной вековечной прохлады.
Здесь бездна безмолвия стынет давно,
и воздух пропитан печалью утраты.
На старом столе под слоем пыли —
таблетки, флаконы, зыбкие тени.
Омертвевшие черные стрелки застыли
в склепе времени. Бесстрастно олени
смотрят с ковра у подножья заснеженных гор
на ветхую, замызганную кровать.
Валяется брошенный сыном топор,
которым убита мать…
Зверски иссеченная и почерневшая,
взирает усохшими веками в потолок
мумия полуистлевшая.
Здесь и сумасшедший сынок —
под плафонами люстры застыл над паркетом…
Из распахнутой форточки холодит.
Осенью и зимою, весною и летом
пять лет беспризорно парит…

Никого у них нет в этом временном мире,
где жизненной плотью питается смерть.
Одинокие мумии в старой квартире…
Как встретил их тот – неведомый – свет?

P.S.

Обществу мало дела до одиночества.
Пусть не иссякает родник стихотворчества,
до смертельного водопада бурля,
но не все в этой жизни – лишь средство для
ярко-певучих стихов…
А неизбежность грехов —
ныне и присно, и во веки веков…

В мрачной коллекции грустного стихотворца
на булавке стиха – бабочка траурница…

    (2020)

Плата

Она платит сполна за успех и достаток

безжалостному демону городскому.

Тут судьба не жалует приезжих кандидаток

и жестоко склоняет к самообману.

Юность продана любовнику седому,

который, словно покорную путану,

обожает и по-трезвому, и спьяну…

Бесполезны разговоры о разводе —

не оторвать папика от старой стервы.

Обречена к благополучию плоти —

проплачена щедро похотливость владельца.

Лишь

в лесной чащобе пожирают черви

разлагающийся трупик ее младенца…

(2023)

Кормление

Смеется снег, ликует холод.
Весельем праздничных гирлянд
сияет новогодний город —
полночный, захмелевший франт.
Вновь миллионные экраны
голос президентский множат.
Звенят бокалы, бьют куранты.
Времени облазит кожа…

В одной хрущевке неказистой,
веселой тешась кутерьмой, —
семья под елочкой искристой.
А за стеной – сюжет иной.
Здесь рацион зверских кормежек,
ужас горестной пирушки —
десяток истощенных кошек,
томясь в безвыходной ловушке,
объедают труп старушки…